( e b Z) L x f g k d h ] h . h [ h e v k d”иалог культур и... · В...

$: ( e b Z) L x f g k d h ] h . h [ h e v k d”иалог культур и... · В СОВЕТСКОЙ И СОВРЕМЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ 78 D b y r h \ J. :. ПРИЧИНЫ$

РОССИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

ТЮМЕНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ТОБОЛЬСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ ИМ. Д.И. МЕНДЕЛЕЕВА (ФИЛИАЛ)

ТЮМЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА

В Г. ТОБОЛЬСК

КОМИТЕТ ПО КУЛЬТУРЕ И ТУРИЗМУ АДМИНИСТРАЦИИ ГОРОДА ТОБОЛЬСКА

ГАУК ТО «ТОБОЛЬСКИЙ ИСТОРИКО-АРХИТЕКТУРНЫЙ МУЗЕЙ-ЗАПОВЕДНИК»

ТЮМЕНСКИЙ РЕГИОНАЛЬНЫЙ ОБЩЕСТВЕННЫЙ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ ФОНД

«ВОЗРОЖДЕНИЕ ТОБОЛЬСКА»

ТОРГОВО-ПРОМЫШЛЕННАЯ ПАЛАТА ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ В Г.ТОБОЛЬСКЕ И

ТОБОЛЬСКОМ РАЙОНЕ

Диалог культур и цивилизаций

Материалы XVII Всероссийской научно-практической конференции

молодых исследователей

11 – 12 марта 2016 г.

Тобольск, 2016

2

ББК 63.3(0) -7 Печатается по решению редакционно-издательского

Д 44 совета Тобольского педагогического института им. Д.И. Менделеева

(филиал) Тюменского государственного университета в г. Тобольск

Д 44 Диалог культур и цивилизаций: Материалы XVII Всероссийской научной

конференции молодых исследователей. – Тобольск, 2016. – 182 с.

В сборнике опубликованы материалы докладов участников XVII Всероссийской

научной конференции молодых исследователей, проходившей на базе Тобольского

педагогического института им. Д.И. Менделеева (филиал) Тюменского государственного

университета в г. Тобольск 11–12 марта 2016 г. В работе конференции участвовали студенты,

аспиранты, преподаватели и сотрудники вузов страны (Барнаул, Екатеринбург, Москва,

Нижневартовск, Нижний Тагил, Омск, Тобольск, Тюмень).

Материалы публикуются в авторской редакции. За содержание представленных

материалов редакционная коллегия ответственности не несет.

Редакционная коллегия:

А.И.Татарникова, Е.В. Костецкая, Т.А. Кибардина

ISBN 978-5-85944-343-7

© Тюменский государственный университет, 2016

3

СОДЕРЖАНИЕ

Раздел I. ПРОБЛЕМЫ АРХЕОЛОГИИ И КУЛЬТУРНЫХ ЛАНДШАФТОВ УРАЛО-СИБИРСКОГО РЕГИОНА 5

Акулова Е.А.

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ НА СКАЛЬНЫХ СВЯТИЛИЩАХ СРЕДНЕГО ЗАУРАЛЬЯ 5

Горбунова В.А.

ГЕОАРХЕЛОГИЯ И АРХЕОЛОГИЧЕСКАЯ МИНЕРАЛОГИЯ: ИСТОРИЯ СТАНОВЛЕНИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ 8

Грехов С.В.

ЭКСТЕРЬЕР МАМОНТА ПО ПАЛЕОНТОЛОГИЧЕСКИМ НАХОДКАМ 9

Канаука Н.В.

ИЗДЕЛИЯ НЕУТИЛИТАРНОГО НАЗНАЧЕНИЯ ПАЛЕОЛИТИЧЕСКОГО НАСЕЛЕНИЯ УРАЛА 13

Меньшикова Е.С.

КОСТЯНЫЕ ЗУБЧАТЫЕ ОСТРИЯ НА ТЕРРИТОРИИ СРЕДНЕГО ЗАУРАЛЬЯ 16

Морозова О.В.

МАТЕРИАЛЫ КАМЕННОГО ВЕКА В ПЕЩЕРНЫХ СВЯТИЛИЩАХ РЕКИ ЧУСОВОЙ 18

Назмутдинова Н.В.

ЭНЕОЛИТИЧЕСКИЕ ПОГРЕБЕНИЯ УРАЛА 21

Чеченин А.С.

ДЕРЕВЯННОЕ ВООРУЖЕНИЕ ОХОТНИКОВ КАМЕННОГО ВЕКА 24

Раздел II. ПРОБЛЕМЫ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ И МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ В ИСТОРИЧЕСКОЙ РЕТРОСПЕКТИВЕ 28

Азарова А.А.

«ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ» ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСПАНИСТИКИ В 1930-Е ГОДЫ 28

Горохов А.А.

ЕВРЕЙСКО-ФИЛИСТИМСКИЕ ВОЙНЫ И ПРОЦЕСС ФОРМИРОВАНИЯ ГОСУДАРСТВА В ДРЕВНЕМ ИЗРАИЛЕ (XI–X ВВ. ДО Н.Э.) 31

Ермакова С.К.

РОЛЬ ОБЪЕДИНЕНИЯ «ВАНДЕРФОГЕЛЬ» В ФОРМИРОВАНИИ НЕМЕЦКОГО СКАУТСКОГО ДВИЖЕНИЯ 34

Кожевникова А.И.

ИНСТРУМЕНТЫ ФОРМИРОВАНИЯ ОБРАЗА МОНАРХА В ПЕРИОД ПРАВЛЕНИЯ ЕЛИЗАВЕТЫ I ТЮДОР 36

Лимонова Л.А.

ОФОРМЛЕНИЕ ИНСТИТУТА ЧЁРНОГО РАБСТВА В СЕВЕРОАМЕРИКАНСКИХ КОЛОНИЯХ В XVII–XVIII ВВ. (НА ПРИМЕРЕ КОЛОНИИ

ВИРГИНИЯ)

39

Махортова К.Г.

ТРАДИЦИОННЫЕ И НЕТРАДИЦИОННЫЕ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫЕ КАНОНЫ ФРЕСКИ МИКЕЛАНДЖЕЛО БУОНАРОТТИ «СТРАШНЫЙ СУД 43

Мурзакова А.В.

НОВЫЙ ОБРАЗ КРЕСТОВЫХ ПОХОДОВ В ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ШКОЛЬНЫХ УЧЕБНИКАХ: РЕАЛЬНОСТЬ ИЛИ ПЕРСПЕКТИВА? 45

Полищук А.А.

ОТНОШЕНИЕ К РАЗВОДУ В ХРИСТИАНСТВЕ В I – III ВВ. Н.Э 48

Совраненко Д.О.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ФИНЛЯНДИЕЙ МИРНЫХ ДОГОВОРОВ С ГОСУДАРСТВАМИ АНТИГИТЛЕРОВСКОЙ КОАЛИЦИИ В КОНЦЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ

ВОЙНЫ

51

Сойкин А.А.

ГЕРМАНСКИЙ И СОВЕТСКИЙ ПОДВОДНЫЙ ФЛОТ XX ВЕКА В МИРОВОМ КИНЕМАТОГРАФЕ 52

Раздел III. ПРОБЛЕМЫ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЁН ДО СОВРЕМЕННОСТИ 55

Автаев А.В.

ТРАДИЦИОННЫЙ ЖЕНСКИЙ КОСТЮМ УРАЛЬСКОЙ МОРДВЫ XVIII – ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XX В. 55

Белынцева К.В.

ПРОТИВОРЕЧИЯ И НЕДОСТАТКИ СОВРЕМЕННОЙ НАГРАДНОЙ СИСТЕМЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ 60

Быкова О.А.

САНИТАРНОЕ СОСТОЯНИЕ И УСЛОВИЯ ЖИЗНИ ЗАКЛЮЧЕННЫХ В ТЮРЬМАХ ТОБОЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ В КОНЦЕ XIX – НАЧАЛЕ XX ВВ. 64

Бытко С.С.

СТАРООБРЯДЧЕСКИЕ СБОРНИКИ И ИХ СОСТАВ (АНАЛИЗ ИСТОРИОГРАФИИ) 66

Васильцова А.А.

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ТОБОЛЬСКОЙ УЕЗДНО-ГОРОДСКОЙ РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКОЙ МИЛИЦИИ В ПЕРВЫЕ ГОДЫ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ (1917–

1921 гг.)

69

Герт Е.В.

ОБРАЗОВАНИЕ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ТОБОЛЬСКОГО ОКРУЖНОГО СУДА (1897–1914 ГГ.) 72

Гусенбекова Е.С.

СОТРУДНИЧЕСТВО ХРИСАНФА МЕФОДЬЕВИЧА ЛОПАРЕВА С НАУЧНЫМИ ОБЩЕСТВАМИ 75

Кисленко А.О.

ОТРАЖЕНИЕ ИСТОРИИ РУССКО-КРЫМСКИХ ОТНОШЕНИЙ 1618 – 1632 ГГ. В СОВЕТСКОЙ И СОВРЕМЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ 78

Кияшов Р.А.

ПРИЧИНЫ ПОРАЖЕНИЯ БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ В СИБИРИ В ВОСПОМИНАНИЯХ Д.В. ФИЛАТЬЕВА И К.И. ГОППЕРА 82

Ковалева О.А.

САНИТАРНОЕ СОСТОЯНИЕ ГОРОДА И ПРОБЛЕМЫ ЗДРАВООХРАНЕНИЯ ТЮМЕНЦЕВ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 84

Корельцева М.А..

ОБОЛЬСКИЙ ЛАГЕРЬ ПРИНУДИТЕЛЬНЫХ РАБОТ (1919–1923 ГГ.): СОЗДАНИЕ, СТРУКТУРА, ПОЛОЖЕНИЕ ЗАКЛЮЧЕННЫХ 87

Коровников А.Н.

ЦЕНЗУРА И БИБЛИОТЕКИ: ПЕРМОБЛЛИТ В БОРЬБЕ ЗА ИДЕОЛОГИЧЕСКУЮ ЧИСТОТУ БИБЛИОТЕЧНОГО ФОНДА 90

Кулагина А.И.

К ВОПРОСУ ОБ ОБРАЗОВАНИИ ДРЕВНЕРУССКОГО ГОСУДАРСТВА 92

Нуриева А.Х.

РЕКОНСТРУКЦИЯ ВОЕННОЙ ИСТОРИИ СЕМЬИ БАРИЕВЫХ – НУРИЕВЫХ НА ОСНОВЕ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ ЭЛЕКТРОННЫХ БАЗ

ДАННЫХ

94

Сироткина А.К.

ЦЕРКОВНАЯ РЕФОРМА ПЕТРА I И ЕЕ ЗНАЧЕНИЕ 96

Спичак А.В.

ЭВОЛЮЦИЯ ФОРМУЛЯРА РЕВИЗСКИХ СКАЗОК О СВЯЩЕННО- И ЦЕРКОВНОСЛУЖИТЕЛЯХ, ИХ СЕМЬЯХ В ПРИХОДСКИХ ЦЕРКВЯХ 99

Томилов И.С.

ИНДИКАТОРНЫЕ ОТРАСЛИ ЭКОНОМИКИ ТОБОЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX – НАЧАЛЕ XX ВВ 102

Тоярова М.В.

РОЛЬ СОВЕТСКОГО СОЮЗА В ДОСТИЖЕНИИ ПОБЕДЫ ВО ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ В ОЦЕНКАХ ЗАРУБЕЖНЫХ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ 104

Ханафиева Д.Р.

СОВЕТСКАЯ НАГРАДНАЯ СИСТЕМА В БРЕЖНЕВСКУЮ ЭПОХУ 107

Раздел IV. ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В СОЦИОКУЛЬТУРНОМ КОНТЕКСТЕ 110

Аверьянова Я.О.

СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ КОМПОНЕНТ ПРОФЕССИОНАЛЬНО-КОММУНИКАТИВНЫХ УМЕНИЙ СТУДЕНТОВ-МЕНЕДЖЕРОВ НА АНГЛИЙСКОМ

ЯЗЫКЕ

110

Валиева Л.Р.

НАУЧНЫЕ ПОДХОДЫ К ОПРЕДЕЛЕНИЮ ПОНЯТИЯ ЭКВИВАЛЕНТНОСТИ В ПЕРЕВОДОВЕДЕНИИ 115

Гаврилова Е.Г.

СЕМАНТИКА ГЛАГОЛОВ И ГЛАГОЛЬНЫХ СОЧЕТАНИЙ В АВТОМОБИЛЬНОМ ЖАРГОНЕ 117

Дороднева Н.В., Хабибуллин Н.Х.

ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ С КОМПОНЕНТОМ «BIRD» 120

4

Зульфукарова И.Р.

ИМЕНА СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫЕ СО ЗНАЧЕНИЕМ ПОЛОЖИТЕЛЬНОЙ ОЦЕНКИ ЧЕЛОВЕКА В ГОВОРАХ ТОБОЛЬСКОГО РАЙОНА 121

Коновалова П.С., Медведев Я.Ю.

ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ В ПЕРЕПИСНЫХ КНИГАХ XVIII ВЕКА ЖЕНСКИХ ИМЕН ЖИТЕЛЕЙ ГОРОДА ТОБОЛЬСКА 123

Кошина В.А.

О НЕКОТОРЫХ АСПЕКТАХ ОРФОГРАФИИ ТЕКСТОВ СТАТЕЙ ЖУРНАЛА «ИРТЫШ, ПРЕВРАЩАЮЩИЙСЯ В ИППОКРЕНУ» 126

Лоскутова Е.Н.

СУГГЕСТИВНОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ ПОЭТОНИМОВ КАК ЭЛЕМЕНТ ЛИНГВОКУЛЬТУРНОГО КОДА 128

Медведева С.С., Сигида А.С.

К ВОПРОСУ О ЧАСТЯХ РЕЧИ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ 133

Назмиева Э.А.

ПОНЯТИЕ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА В ЛИНГВИСТИКЕ 135

Окмянская А.В.

ГЕНЕТИЧЕСКИ КОРРЕЛЯТИВНЫЕ РЕФЛЕКСЫ *dj - *tj; *kt - *gt В СКОРОПИСНЫХ ТЕКСТАХ ДЕЛОПРОИЗВОДСТВА Г. ТОБОЛЬСКА XVIII ВЕКА 137

Омарова З.А.

ЭТИКЕТНЫЕ ФОРМУЛЫ В СТРУКТУРЕ ДЕЛОВОЙ МОНАСТЫРСКОЙ ПИСЬМЕННОСТИ г. ТОБОЛЬСКА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII ВЕКА 139

Паршукова М.М.

СТРУКТУРНЫЕ МОДЕЛИ СРАВНЕНИЯ В ТЕКСТЕ РОМАНА ДЖЕКА ЛОНДОНА «МАРТИН ИДЕН» 141

Песчанская Ю.Л.

ЯЗЫКОВЫЕ ОСОБЕННОСТИ ЮРИДИЧЕСКОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ В ДОКУМЕНТАХ ОРГАНОВ СУДА И ПРОКУРАТУРЫ Г. ТОБОЛЬСКА КОНЦА

XVII–XVIII ВВ

143

Потапова О.Ю., Фаттакова Э.Б., Юшкова О.А.

ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ СЛОВОСОЧЕТАНИЙ В РАССКАЗЕ В.ЧАРУШИНА «ТОМКА» 145

Романова К.М.

НАЗВАНИЯ БОЛЕЗНЕЙ ЧЕЛОВЕКА В РУССКОМ ЯЗЫКЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII ВВ. (НА ПРИМЕРЕ ТОБОЛЬСКОГО «ТРАВНИКА XVIII ВЕКА») 148

Савчук И.П.

СИНТАКСИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ЯЗЫКА ЖАНРА ЛЕГЕНДЫ 151

Самойлик А.С.

ТЕМАТИЧЕСКИЕ УРОКИ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА КАК СРЕДСТВО ПОВЫШЕНИЯ МОТИВАЦИИ УЧАЩИХСЯ 155

Сарапульцева К.Н.

ДЕТСКАЯ РЕЧЬ В АСПЕКТЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ (К ВОПРОСУ ОБ ИЗУЧЕНИИ УПОТРЕБЛЕНИЯ ГЛАГОЛЬНЫХ ФОРМ) 157

Телицына Е.Л.

ЭМОЦИОНАЛЬНОСТЬ, ОЦЕНОЧНОСТЬ И ЭКСПРЕССИВНОСТЬ КАК ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ 159

Раздел V. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЮРИДИЧЕСКИХ И СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ НАУК 163

Бакшеева А.И.

ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫЙ ИМИДЖ Г. ТОБОЛЬСКА (ПО ДАННЫМ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ОПРОСА 163

Горяева А.В.

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ В ОБЛАСТИ ОБЕСПЕЧЕНИЯ СОХРАННОСТИ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ 165

Гущина Н.В., Кудинова О.С.

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ЖИЛИЩНО-КОММУНАЛЬНОГО ХОЗЯЙСТВА 167

Замалутдинова Т.Л.

ИСТОРИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ЮВЕНАЛЬНОЙ ЮСТИЦИИ 168

Камалетдинова Р.М.

ОБЗОР ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА И ЛИТЕРАТУРЫ ПО ПРОБЛЕМЕ ИССЛЕДОВАНИЙ ПРАВОНАРУШЕНИЙ В ОТНОШЕНИИ

НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ

171

Кленская Т.П.

ПРОЦЕССУАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ И ТАКТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ ПОДДЕРЖАНИЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО ОБВИНЕНИЯ 173

Турбало И.А.

К ВОПРОСУ ОБ УЧРЕЖДЕНИИ ПЕРВОГО ДЕТСКОГО СУДА В РОССИИ 176

Юрлов А.А.

ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ ПРАВОВОЙ РЕГЛАМЕНТАЦИИ КРИПТОВАЛЮТ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ 178

5

Раздел I. ПРОБЛЕМЫ АРХЕОЛОГИИ И КУЛЬТУРНЫХ ЛАНДШАФТОВ УРАЛО-СИБИРСКОГО РЕГИОНА

УДК 903.7+392.24(470.5)

Е.А. Акулова

Нижнетагильский государственный социально-педагогический институт (ф) РГППУ,

студентка

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ НА СКАЛЬНЫХ СВЯТИЛИЩАХ

СРЕДНЕГО ЗАУРАЛЬЯ

Значительное количество древних уральских святилищ расположено на скальных образованиях – горах, скалах, останцах, шиханах.

Особый интерес представляют культовые памятники со следами человеческих жертвоприношений, три из которых изучены на Шайтанском озере. Человеческие жертвоприношения на скальных святилищах Зауралья отличаются разнообразными методами осуществления обрядов

и связаны с ритуальными практиками и религиозными верованиями местного населения. Исследования подобного феномена позволяют

выявить особенности духовной составляющей жизни древнего населения Урала. Ключевые слова: Среднее Зауралье, скала, гора, святилище, человеческие жертвоприношения, череп, трупосожжения.

E. A. Akulova

Nizhny Tagil state social and pedagogical Institute (f) RSPPU, student

HUMAN SACRIFICES IN ROCK SANCTUARIES IN THE MIDDLE TRANS-URALS

A large number of ancient sanctuaries in the Urals are located on rock formations (mountains, rocks, rock buttes, shikhans). Sanctuaries with

traces of human sacrifice are of particular interest. Three such sanctuaries have been studied near Shaitanskoe lake. Human sacrifices in the rock

sanctuaries in the Trans-Urals differ in rites and forms and they are associated with religious beliefs and rituals of aborigines. Studies of this phenomenon can reveal the features of the spiritual life of the ancient population in the Urals.

Key words: the Middle Trans-Urals, rock, mountain, sanctuary, human sacrifices, cranium, cremation.

В миропонимании и верованиях древнего населения Урала природа всегда занимала значительное место.

Важнейшими культовыми элементами являлись скальные образования – горы, скалы, скальные останцы,

скопления камней. Именно они чаще всего выбирались древним населением в качестве святилищ и культовых

мест.

На большом количестве уральских святилищ найдены следы жертвенных ритуалов, в том числе и

человеческих жертвоприношений. Археологи всё чаще находят подтверждения существованию ритуала

приношения в жертву человека у большинства народов мира, начиная с эпохи неолита до средневековья.

Человеческие жертвы считались самыми эффективными, их приносили как последнее средство, помогающее

преодолеть кризисное положение, стихийное бедствие [8, с. 213].

Особый интерес представляют культовые комплексы на Шайтанском озере. Как минимум на трех

памятниках озера были выявлены следы жертвенных ритуалов – на Шайтанском, Южном и Среднем шиханах.

Шиханы сложены гранитными валунами и представляют собой невысокие каменистые останцы высотой от 7-

ми до 11-ти м. Памятники датируются в диапазоне от мезолита до средневековья [10, с. 64].

На вершине Шайтанского шихана находится гранитная плита длиной около 4-х м. На плите

вышлифовано два углубления, к которым ведут восемь проточенных в граните канавок. Вероятно, данная плита

служила жертвенником. Особый интерес представляет погребально-жертвенный комплекс, обнаруженный в

расселине в северо-восточной части памятника. Там был найден раздавленный и кальцинированный череп

мужчины. Заполнение щели было окрашено в красноватый цвет. В дальнейшем при её расчистке были

обнаружены кальцинированные и раздробленные кости человека. Впечатляет также коллекция обожженных

костяных подвесок в захоронении. Всего на костюме погребенного могло быть более 76-ти подвесок, они все

заглажены от ношения [13, с. 117].

По данным анализа находок на святилище обряд жертвоприношения можно реконструировать

следующим образом: человек (умерший или убитый) был сожжен вместе с костюмом, который украшали

костяные подвески. Затем вместе с землей остатки трупосожжения были помещены в расселину. Сверху

останки человека были засыпаны пластинками серебристого талька (свыше 500 шт.) При засыпке часть костей

и сопровождающего инвентаря съехали в обе стороны от расселины. Возможно, остатки черепа были

захоронены под соседней плитой отдельно [11, с. 120].

В ходе раскопок на культовой площадке также было обнаружено более 800 кальцинированных и

раздробленных костей ребенка и взрослого человека, рассеянных в восточной части святилища [13, с. 117].

Поскольку большая часть находок (около 3 тыс. экз.) принадлежит эпохе раннего железа, жертвенные останки

можно связать с этим временем [2, с. 169].

Шайтанский шихан имеет много общих черт с погребально-жертвенным комплексом Скворцовская гора

V (Шигирский торфяник). Он находится на скалистой культовой площадке Скворцовской горы и содержит

трупосожжение ребенка и богатый сопровождающий инвентарь: костяные подвески, бисер, каменные

наконечники стрел и пр. [18, с. 211].

6

Ритуалы с использованием трупосожжения применялись довольно часто на памятниках различных эпох.

Так, на святилищах ананьинской культуры (VIII–III вв. до н.э.) в Приуралье, например, на Гремячанском

святилище, были обнаружены потревоженные скелеты людей, частично сожженных. Могильные ямы

отсутствуют, а черепа почти всегда разбиты. Ананьинские святилища стали базой формирования гляденовских

костищ. Р.Д. Голдина считает эти костища одновременно и жертвенными местами, и могильниками [8, с. 213].

Последние исследования и находки сырых костей человека подтвердили точку зрения о жертвенном, а не

погребальном характере костищ [6, с. 29]. На некоторых святилищах археологами зафиксировано

разбрасывание человеческих костей по культовой площадке. На могильниках Перми Вычегодской выявлено

множество случаев расчлененного трупосожжения – с черепом в центре могилы [8, с. 214]. На более поздних

памятниках, например, в погребениях Аверинского II могильника (VIII–XIII вв.) сожжение костей могло

производиться на кострищах по соседству с могилами. В некоторых могилах костяки намеренно разрушены и

сопровождаются кальцинированными костями, а в другом случае – необожженным черепом [8, с. 214]. В

дальнейшем языческие пережитки уступили место православной религии, однако у обских угров человеческие

жертвоприношения сохранялись вплоть до XVII в. [8, с. 214].

Ещё одним культовым местом Шайтанского озера является Южный шихан. На святилище представлены

материалы четырех археологических эпох: мезолита (2 экз.), энеолита (28 экз.), ранней бронзы (3 экз.) и

раннего железа (198 экз.). Все находки последнего периода относятся к иткульской культуре [11, с. 291].

К эпохе раннего железного века относятся и следы человеческих жертвоприношений на святилище. В

восточной части памятника под каменной плитой была обнаружена чаша из черепа взрослого мужчины, а ниже

чаши, в расселине между валунами был найден раздавленный череп пожилой женщины со следами воздействия

высокой температуры. Проанализировав данные раскопок, можно утверждать, что голова женщины была

отрезана и сожжена [11, с. 292]. На черепе были остатки налобной повязки, на уровне висков к ней были

прикреплены медные диски диаметром около 4 см с солярным знаком. Недалеко от отрезанной головы

женщины найден медный птицевидный идол [10, с. 64]. Образ парящей птицы возникает в период железного

века и, несомненно, связан с ритуальными практиками [1, с. 242]. Птицы изображались в фас, в профиль и в

геральдической позе – с головой, повернутой в сторону. Их рассматривают как тотемный символ, или как образ

души-птицы [4, с. 78].

Немного ниже черепа в щели между валунами находились кальцинированные фрагменты черепа,

нижних челюстей, зубов, шейных, грудных и поясничных позвонков, ребер, лопатки, бедренной и пястных

костей двух человек. Ю.Б. Сериков предполагает, что останки кремированных людей были принесены с

другого места, так как некоторых элементов скелетов не хватает. Хотя в скоплении представлена большая часть

отделов скелета [14, с. 420].

Череп человека чаще всего являлся элементом культовых действий и ритуалов. Этнографические данные

позволяют определить, что череп служил символом воинской власти, трофеем, амулетом, предметом

поклонения. Человеческие черепа для изготовления ритуальных предметов стали использовать, начиная с эпохи

неолита [15, с. 134]. Большей частью чаши из свода черепа происходят с территории Украины, где относятся к

разным культурам эпохи позднего бронзового века и раннего железа [5, с. 73]. У скифов существовал обычай

делать из черепов побежденных врагов емкости, обтягивать их бычьей кожей и использовать, как чаши. Однако

вряд ли скифы использовали эти чаши как сосуды для питья [5, с. 77].

Интересны сами обряды, проводимые с чашами из черепов. Например, в одном из погребений

могильника Малополовецкое-3 чаша стояла рядом с головой погребенного. В другой могиле (женской) этого

же могильника свод черепа и длинные кости были выложены в позе скорченного погребения, а в еще одном

погребении (мужском) в ногах и головах погребенного стояло по чаше из человеческого черепа. При этом в

могильнике зафиксировано 11 захоронений отдельных чаш из свода черепа [7, с. 123].

В некоторых случаях, в основном, в Европе, череп использовался в качестве ритуальной маски. В России

подобная маска отмечена в таштыкском могильнике Абаканоперевоз (Минусинская котловина), где она лежала

на черепе женщины [9, с. 155, 160, 236].

На Урале такие находки редки и пока встречены только на двух памятниках – в пещере Кумышанской и

на Южном шихане.

В.С. Флеров считает, что ритуальные действия с черепами являлись отражением своеобразных обрядов

обезвреживания погребенных и обрядов перезахоронений [17, с. 157].

Последнее время всё чаще археологами фиксируются обряды, связанные с жертвоприношением на

святилищах отрезанных голов. На энеолитическом святилище Савин I (Курганская обл.) в жертву были

принесены черепа взрослого человека и ребенка. Семь человеческих черепов зафиксировано в основании Усть-

Вагильского холма на неолитическом костище [15, с. 135]. Два человеческих черепа обнаружены у подножья

Больших каменных палаток с нанесенными на них наскальными изображениями (озеро Большие Аллаки,

Южный Урал). Некоторые каменные останцы этого комплекса имеют очертания человеческих черепов [15,

с. 135].

На западной стороне культового озерного центра Шайтанское озеро I находится сложенный гранитными

валунами Средний шихан. Святилище посещалось эпизодически в мезолите и раннем железном веке.

Преобладающее количество находок относится к иткульской культуре раннего железного века. На шихане

присутствуют раздробленные и кальцинированные кости взрослой женщины и младенца. Как и на Южном

шихане, на Среднем обнаружены медный птицевидный идол и обломки медных пластин [12, с. 79]. Идол имеет

7

треугольный выступ на груди. Подобные идолы известны в составе клада на Азов-горе. По мнению

В.Д. Викторовой, выступы овальной и каплевидной формы могли являться «знаками жизни» [2, с. 168]. Идол

мог являться определённым посредником между мирами и служить инструментом для «открывания –

закрывания» границы между ними [14, с. 420].

На вершине останца Старичный (окрестности г. Алапаевск) в культовом комплексе, датируемом

средневековьем, были найдены зуб и обломок бедренной кости человека. Недалеко от останца находится

писаница на скале Старичный Камень. Из трещины под писаницей вместе с каменными орудиями и отщепами

извлекли локтевую кость человека [15, с. 137].

Часто на Урале обожествлялась гора, воспринимаемая как символ мира, своеобразная модель вселенной.

Чаще всего на вершинах гор располагались святилища железного века и средневековья, находились

жертвенные места для подношений духам (богам). Так, в 1909 г. С.Н. Топорковым было открыто жертвенное

место на вершине горы Голый Камень [3, с. 49]. Гора расположена на юго-западной окраине г. Нижнего Тагила

Свердловской области. Согласно статье первооткрывателя святилища, опубликованной в газете «Тагильский

рабочий», на вершине горы Голый Камень «были найдены черепки глиняной посуды с орнаментом,

обожженные кости человека, глиняное украшение...» и т.д. Множество обгорелых костей с жертвенного места,

собранных С.Н. Топорковым, были посланы в 1914 г. в Уральское Общество Любителей Естествознания

(УОЛЕ). Среди обгорелых костей оказались и кости человека [16, с. 4].

Проанализировав данные раскопок и материалы исследований по поводу жертвоприношений человека

на скальных святилищах, можно установить, что совершались подобные действия преимущественно в эпоху

раннего железного века. Причины появления данного феномена остаются предметом исследований этнографов,

антропологов, философов и историков. Несомненно, к таким крайним мерам древние люди прибегали только в

кризисных случаях, когда в опасности была жизнь всего рода. На данном историческом этапе коллективная

психика человека довлела над индивидуальной, восприятие реальности определялось мифологизмом сознания

древнего человека. Обычаи и обряды составляли необходимый уровень норм в обществе. Если говорить о

нравственной стороне вопроса, то жизнь человека в условиях рассматриваемого времени являлась ценностью

только в связи с благополучием данного общества [15, с. 143]. Наиболее ярко проявлялось это правило во время

эпидемий. Например, тунгусы, в периоды эпидемий оспы оставляли больного человека одного, дав ему

немного пищи, а сами уходили как можно дальше [4, c. 22].

Таким образом, человеческие жертвоприношения на скальных святилищах отличаются разнообразными

методами осуществления обрядов, и связаны, несомненно, с местными ритуальными практиками и

религиозными верованиями населения. Местонахождение черепов, разрозненных, раздробленных человеческих

костей, зачастую со следами кремации на культовых площадках и священных местах не позволяет

интерпретировать данные находки как погребения. Преимущественное исполнение обрядов жертвоприношения

в период раннего железного века говорит о крайне неблагоприятной для населения обстановке в этом

временном промежутке, а также связано с расцветом коллективной формы сознания. Кости принесенного в

жертву человека обладали сакральной силой даже после его смерти и могли помогать конкретному обществу

ещё на протяжении некоторого времени.

1. Берс Е.М. Археологическая карта г. Свердловска и его окрестностей // Материалы исследований по археологии СССР. 1951. Вып. 21. С. 182–

248. 2. Викторова В.Д. Клады на вершинах гор // Культовые памятники горно-лесного Урала. Екатеринбург, 2004. С. 158–173.

3. Кипарисова Н.П. Жертвенное место на Голом Камне // Первое Уральское археологическое совещание. Молотов, 1948. С. 49–51. 4. Косарев М.Ф. Основы языческого миропонимания. М., 2003. 352 с.

5. Кузнецова Т.М. Ποτήριον Скифского логоса Геродота // Петербургский археологический вестник. СПб, 1993. № 4. С. 73–80.

6. Лепихин А.Н., Мельничук А.Ф. Изучение жертвенных мест в Среднем Приуралье // Историко-культурное наследие: новые открытия, сохранение, преемственность. Березники, 1999. С. 27–30.

7. Лысенко С.Д. К семантике захоронения свода черепа // Изобразительные памятники: стиль, эпоха, композиции. Материалы тематической

научной конференции. СПб, 2004. С. 122–124. 8. Макаров Л.Д. О человеческих жертвоприношениях (по материалам Прикамья) // Интеграция археологических и этнографических

исследований. Владивосток–Омск, 2000. С. 213–216.

9. Медникова М.Б. Трепанация у древних народов Евразии. М., 2001. 304 с. 10. Сериков Ю.Б. Культовые центры Урала. Пермские финны: археологические культуры и этносы // Материалы I Всероссийской научной

конференции «Пермские финны: археологические культуры и этносы». Сыктывкар, 2007. С. 61–65.

11. Сериков Ю.Б. Южный шихан – новый тип святилища на Шайтанском озере // Труды II (XVIII) Всероссийского археологического съезда в Суздале. М., 2008. Т. II. С. 289–292.

12. Сериков Ю.Б. Скальные святилища Шайтанского озера (Среднее Зауралье) // Археологическое наследие как отражение исторического

опыта взаимодействия человека, природы, общества (XIII Бадеровские чтения): Материалы Всероссийской научной конференции. Ижевск, 2010. С. 79–82.

13. Сериков Ю.Б. Скальное святилище на северном острове Шайтанского озера // НТГСПА. Ученые записки. Общественные науки. Нижний

Тагил, 2011. С. 113–140. 14. Сериков Ю.Б. Человеческие жертвоприношения на скальных святилищах Шайтанского озера // Экономико-правовые, социально-

политические и культурно-исторические аспекты развития регионов: Материалы Международной научно-практической конференции. Березники, 2011.

С. 419-422. 15. Сериков Ю.Б. Использование костей человека в ритуалах и культах древности // Проблемы археологии и древней истории Урала: сборник

научных работ. Нижний Тагил, 2015. С. 134–144.

16. Сериков Ю.Б., Серикова Л.В. Святилище на вершине горы Голый Камень. Нижний Тагил, 2005. 79 с. 17. Флеров В.С. Постпогребальные обряды Центрального Предкавказья в I в. до н. э. – IV в. н. э. и Восточной Европы в IV в. до н.э. – XIV в. н.

э. М., 2007. 372 с.

18. Чаиркина Н.М. Энеолит Среднего Зауралья. Екатеринбург, 2005. 312 с.

8

УДК 55:902

В.А. Горбунова


студентка

ГЕОАРХЕЛОГИЯ И АРХЕОЛОГИЧЕСКАЯ МИНЕРАЛОГИЯ:

ИСТОРИЯ СТАНОВЛЕНИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ

В статье описывается история возникновения новых направлений в археологической науке. Исследования на стыке геологии, минералогии и археологии позволят ученым произвести более детальный анализ найденных артефактов, понять каким образом древний

человек отбирал и использовал различное сырье для обеспечения себя необходимым инвентарем, изучить процессы образования

археологических памятников, понять их пространственные контексты, реконструировать древние ландшафты. Ключевые слова: археологическая минералогия, геоархеология, мультидисциплинарный подход, естественно-научные методы в

археологии.

V.A. Gorbounova


GEOARCHELOGY AND ARCHEOLOGICAL MINERALOGY:

THE HISTORIУ OF FORMATION AND PERSPECTIVES OF DEVELOPMENT

The article describes the history of the emergence of new trends in archeological science. Research at the interface of geology, mineralogy and archeology will allow scientists to perform more detailed analysis of the found artifacts, to understand how the ancient people selected and used

different materials to provide the necessary equipment themselves, to explore the processes of formation of archaeological sites, to understand their

spatial context, to reconstruct the ancient landscape. Key words: archeological mineralogy, geoarcheology, multidisciplinary approach, natural-scientific methods in archeology.

История археологических исследований в нашей стране насчитывает уже более двух столетий. По мере

развития данной науки появляются все более узкие ее отрасли, призванные способствовать всестороннему

изучению обнаруживаемых остатков прошлых эпох. В последние несколько десятилетий в научной среде

прослеживается общая тенденция использования междисциплинарных методов для получения того или иного

знания. Являясь частью мировой науки, археология тесно граничит и с другими науками. Например, при

реконструкции окружающей среды в древности, длительных и кратких климатических изменений эффективно

зарекомендовали себя методы и концепции наук о земле [1, с. 323]. Так зародилось новое направление

исследований в археологии – геоархеология.

Еще одной перспективной отраслью, возникшей на стыке двух наук, стала археоминералогия. Она

занимается изучением минералов и горных пород, а также различных искусственных веществ (строительных

материалов, керамики, стекла, металла, шлаков, и т.д.), которые в древности использовались человеком для

изготовления предметов быта [3, с. 164].

Обращаясь к истории становления данных направлений в российской науке, следует отметить несколько

ключевых событий. Впервые, пристальный интерес исследователей к использованию древним населением

уральских минералов был проявлен еще в 1988 г. на первом Минералого-археологическом семинаре,

проведенном по инициативе академика Н.П. Юшкина в г. Сыктывкар [6]. В следующем году здесь же состоялся

Второй Международный минералогический семинар, на котором была выделена отдельная секция

«Археологическая минералогия», представленная 24 докладами археологов и минералогов [3, с 167.]. Диапазон

затрагиваемых проблем заметно расширился. Общим итогом проведенных семинаров стало определение

предмета исследований археологической минералогии, формулирование ее основных концепций, выявление

актуальных проблем и перспектив дальнейшего развития. В 2005 году на Международном семинаре

«Археоминералогия и ранняя история минералогии» было представлено уже более 50 научных докладов

ученых из разных городов России [4, с. 17]. В 2013 г. на Всероссийской научной конференции с

международным участием «XIX Уральское археологическое совещание» в Сыктывкаре, помимо прочих, была

также организована работа секции «Археоминералогия: проблемы и перспективы» [8, с. 163–169].

Постепенно оба этих направления как компонент археологической науки стали проникать и в

образовательную систему. Появились фундаментальные учебники и учебные пособия [9, с 20]. В их числе

можно назвать вышедшее в 2011 г. учебное пособие «Основы геоархеологии» под редакцией В.В. Зайкова, в

котором показаны возможности применения геологических знаний в археологических исследованиях, описаны

имеющиеся результаты исследований в данной области на примере работ Южно-Уральского университета и

Института минералогии УрО РАН [7].

Кроме того, с целью популяризации данных направлений в среде начинающих исследователей, в 1997 г.

в Сыктывкаре была проведена, ставшая позднее ежегодной, студенческая научная конференция «Геолого-

археологические исследования в Тимано-Североуральском регионе». Традиционно доклады участников были

разбиты по тематическим разделам, один из которых посвящен проблемам археоминералогии [5, с 30]. В

2015 г. вышел 18-й том сборника материалов конференции. Организаторы конференции подчеркивают, что

целью данного мероприятия является единение творческой деятельности научной молодежи в получении новых

знаний и выработке синтетических исследовательских подходов.

9

Социальную задачу ставят перед собой и организаторы Всероссийской молодежной научной школы

«Геоархеология и археологическая минералогия». По их мнению, подобное мероприятие будет способствовать

повышению эффективности многоуровневой подготовки научных специалистов в области геологии и

археологии, а также формированию творческих связей между молодежью различных вузов и научных

организаций геологического и археологического профиля России и зарубежных стран. Школа заимствовала

традиции близких по тематике мероприятий, проведенных в зарубежных странах за последние несколько лет

(Болгария, София, 2008 г.; Германия, Бохум, 2011) [2, с. 3.]. Впервые работа Школы была организована в

2014 г. в г. Миасс на базе Института минералогии УрО РАН. Общая тематика докладов была посвящена

проблеме использования геологических и минералогических данных для целей археологии. В сентябре

следующего года вновь была организована работа Школы. Стоит отметить, что по сравнению с прошлым годом

заметно увеличилось общее число участников – как начинающих, так и опытных ученых, представивших свои

доклады. Все выступления тематически были разделены на четыре секции: «Общие проблемы геоархеологии и

палеометаллургии», «Использование горных пород древними обществами», «Характеристика древних

рудников и продуктов палеометаллургии» и, наконец, «Состав меди, золота и других металлов,

использовавшихся в древности». В целом, в работе конференции приняли участие студенты, магистранты,

аспиранты и авторитетные ученые Среднего и Южного Урала, Сибири, Центральной России, Забайкалья,

Башкортостана, Казахстана и Украины.

Тем не менее, можно отметить, что исследования, проводимые в области геоархеологии и

археоминералогии в России, в настоящее время только набирают обороты. Лидирующие позиции здесь по-

прежнему занимают работы уральских геологов, минералогов и археологов: А.Ф. Бушмакина, Н.П. Юшкина,

В.В. Зайкова, Е.В. Зайковой, А.М. Юминова, А.Д. Таирова, С.А. Григорьева, Ю.Б. Серикова и других.

Возможно, это связано со спецификой археологического материала, с которым приходится иметь дело ученым,

работающим на данной территории. Урал в геологическом плане по праву считают уникальным. Доступность,

распространенность и высокое качество сырья, известного на данной территории, позволяли древним уральцам

успешно её осваивать и заселять. На Урале представлена вся палитра археологических памятников, начиная от

раннего палеолита и заканчивая средневековьем. В каждой из этих эпох имеет место быть использованию

различных минералов, горных пород и полезных ископаемых для изготовления всевозможных предметов

хозяйства и быта. Именно поэтому тема освоения минеральных богатств древним населением вряд ли когда-

нибудь потеряет свою актуальность. А совместная работа археологов и геологов в этом направлении позволит

не только прояснить, как и почему отбиралось и применялось то или иное минеральное сырье, но также изучить

процессы образования археологических памятников, понять их пространственные контексты, реконструировать

древние ландшафты.

Таким образом, мы видим, что на современном этапе развития науки, исследования в области

геоархеологии и археоминералогии являются одним из направлений комплексных исследований в

гуманитарно-естественных науках, значение которых для будущего археологии как всемирной, так и

российской в частности, трудно переоценить. Здесь необходимо отметить, что наибольший интерес в данной

области проявляют минералоги и геологи, а не археологи. Тем не менее, диалог данных направлений с

археологией имеет общенаучное значение. Применение мультидисциплинарного подхода в исследованиях

отворяет новые горизонты для дальнейших научных открытий.

1. Брайан М. Фаган, Кристофер Р. Де Корс Археология. В начале. М., 2007. 592 с.

2. Геоархеология и археологическая минералогия–2014. Миасс, 2014. 176 с.

3. Каздым А.А. Современные проблемы отечественной археологической минералогии // Новые методы технологической минералогии при оценке руд металлов и промышленных минералов. Сборник научных статей по материалам российского семинара по технологической минералогии. Петрозаводск, 2009. C.

164–170.

4. Лысюк Г. Археоминералогия и ранняя история минералогии (итоги семинара) // Вестник института геологии Коми научного центра уральского отделения РАН. № 6. 2005. С. 17–20.

5. Майорова Т.П. Геолого-археологические исследования в Тимано-Североуральском регионе: 9-я студенческая научная конференция // Вестник

института геологии Коми научного центра уральского отделения РАН. № 11. 2006. С. 30–31. 6. Минералы в материальной культуре древних уральских народов. Информационные материалы. Свердловск, 1988. 54 с.

7. Основы геоархеологии: учебное пособие. В.В. Зайков, А.М. Юминов, Е.В. Зайкова, А.Д. Таиров, В.В. Масленников. Челябинск, 2011. 263 с.

8. Переходные эпохи в археологии: Материалы Всероссийской археологической конференции с международным участием «XIX Уральское археологическое совещание». Сыктывкар, 2013. 179 с.

9. Юшкин Н.П. Перспективы археоминералогии // Вестник института геологии Коми научного центра уральского отделения РАН. № 6. 2005. С. 20–21.

УДК 903+56

С.В. Грехов


студент

ЭКСТЕРЬЕР МАМОНТА ПО ПАЛЕОНТОЛОГИЧЕСКИМ НАХОДКАМ

Россия – лидер по находкам замороженных трупов мамонтов. Начиная с конца XVIII века обнаружено много туш различной

степени сохранности. Каждая находка позволяет ученым узнавать новые данные о внешнем виде мамонтов, их среде обитания, способах

10

выживания. В статье представлена обобщенная информация о некоторых найденных на территории России замороженных тушах мамонтов,

а также рассмотрены взгляды ученых, относительно экстерьера мамонта.

Ключевые слова: мамонт, вечная мерзлота, экстерьер мамонта.

S.V. Grehov


EXTERIOR OF MAMMOTH ACCORDING TO PALEONTOLOGICAL FINDS

The majority of frozen mammoth carcasses are found in Russia. Since the end of the XVIII century many mammoth carcasses have been

found in different condition of preservation. Each find allows scientists to find out new details about mammoths, their habitat, and ways of survival.

The article summarizes information on several frozen mammoth carcasses found in Russia, and considered the views of scientists regarding to the exterior of a mammoth.

Key words: mammoth, the permafrost, mammoth exterior.

Что современный человек знает о мамонте? Это слон с шерстью, на которого охотились первобытные

люди. Ещё современный человек может сказать, что кости мамонтов повсеместно находят на территории

Сибири и что ученые собираются мамонтов клонировать. Довольно скудные и противоречивые суждения,

особенно для жителя России.

В переводе с эстонского языка слово «мамонт» означает «земляной крот» (maa – земля + mutt – крот), что

связано с представлением об образе жизни мамонта, поскольку его кости находили торчащими из земли.

Отсюда возникли наивные представления о мамонте как о гигантской крысе, живущей под землей. И там, где

она проходит, земля проседает рвами и ямами [2, с. 20].

Ученые всегда интересовались мерзлыми трупами мамонтов и их частями. Местные жители на

поверхности вечной мерзлоты иногда находили целые туши, нетронутые временем. Но передаче сведений о

находках трупов в Сибири, особенно Якутии, мешает предубеждение местных жителей в том, что трупы

мамонтов приносят горе всем, кто их увидит. Человек, обнаруживший допотопного зверя, должен умереть в

первый же год [2, с. 21]. Поэтому нередко уникальные находки не удавалось сохранить. В считанные дни

огромные туши съедались собаками, волками, песцами и леммингами. Иногда вытаявшая туша на следующий

сезон скрывалась в оползне. Но некоторые находки туш мамонтов все же попадали в музеи, где и хранятся в

настоящее время.

Необходимо добавить, что именно в России обнаружены самые удивительные находки костей, бивней,

скелетов и даже туш мамонтов. Эти находки известны во всем мире, но у нас в стране о них многие даже не

догадываются. Чем можно объяснить данный факт? Возможно, это связано с тем, что издается крайне мало

литературы о мамонтах. Практически нет литературы о морфологических особенностях животного. В целом

информация, касающаяся изучения мамонтов, разрознена и малодоступна, причем не только исследователям,

но и просто интересующимся людям.

Россия обладает богатейший коллекцией останков мамонтов, в частности, замороженных туш. Это

объясняется тем, что 60% (10 млн. км2) её территории занимают многолетнемерзлые толщи [4, с. 175]. Как

известно, вечная мерзлота – самый надежный способ сохранить в первозданном виде тело животного. Именно

поэтому так много уникальных открытий произошло в нашей стране.

Самые ранние данные о находках мёрзлых трупов мамонта в Сибири относятся к XVIII в. В 1799 г.

охотник О. Шумаков в устье реки Лены, на побережье полуострова Быковский, обнаружил переднюю часть

туши мамонта. Через несколько лет он отрубил и продал бивни купцу Р. Болтунову, который позже посетил

место находки и описал тушу. В 1806 г. о находке узнал ботаник Академии наук М.И. Адамс. К тому времени

от трупа остался скелет и небольшие фрагменты мягких тканей, кожи и шерсти. Всё это было собрано и

перевезено в Санкт-Петербург, где скелет был смонтирован и выставлен на обозрение. Таким образом, был

найден первый в мире целый скелет мамонта. Датировка мамонта Адамса показала, что он погиб примерно

35 800 тысяч лет назад [3, с. 17].

Следующая удивительная находка произошла в 1900 г. на берегу реки Берёзовки, правом притоке

Колымы. Она была сделана охотником С. Тарабыкиным, который несколько лет наблюдал за вытаивающей

тушей. Сообщение о найденном трупе дошло до И. Явловского. С его помощью об этом узнали в Академии

наук и в мае 1901 г. экспедиция в составе О.Ф. Герца, Е.В. Пфиценмайера и П. Севастьянова отправилась в

Якутию. На месте обнаружилось, что туша повреждена хищниками, отсутствовала часть хобота. Также были

выявлены переломы костей таза и плеча, произошедшие ещё при жизни мамонта. С большими трудностями

труп был вывезен в Санкт-Петербург и препарирован. В феврале 1903 г. чучело Берёзовского мамонта было

выставлено в Зоологическом музее Академии наук. Дата гибели мамонта – около 44 тысяч лет назад [13, с. 25].

В 1908 г. на берегу реки Санга-Юрях, в Яно-Индигирской низменности был найден труп мамонтихи,

умершей примерно в возрасте 50–55 лет. От него сохранились череп, хобот, куски кожи, волосы, правые

передняя и задняя ноги. Возраст находки по разным определениям составляет от 29,5 до 44 тысяч лет [3, с. 18].

Интересна судьба Ляховского мамонта. Его останки были обнаружены в 1906 г., однако раскопать

мамонта удалось лишь в 1909–1910 г. Это был крупный самец возрастом 50 лет. Сохранился скелет с кусками

кожи и мягких тканей левой стороны, с левым и правым бивнями [3, с. 19]. Нужно сказать, что работы велись

на деньги французского графа А.В. Стенбок-Фермора. Это случилось потому, что Российская академия наук не

дала денег на раскопки (якобы интерес к мамонтам, после находок в Берёзовском и Санга-Юряхе, снизился).

11

А.В. Стенбок-Фермор передал скелет Франции. Сейчас он экспонируется в Национальном музее естественной

истории в Париже.

Начиная со второй половины 70-х гг. XX в. происходит прорыв в области изучения мамонтов. Новой

всемирно известной находкой туши мамонта стало обнаружение в 1977 г. на территории Магаданской области

трупа мамонтенка, известного нам под именем Дима (также его называют Магаданский или Киргиляхский). Во

время работы на бульдозере старатель А.В. Логачев зацепил ковшом труп мамонта. Возраст на момент смерти

мамонтенка составлял 7–8 месяцев. Высота его в холке 97,5 см, масса – около 70 кг. Шерстный покров

сохранился местами на голове, хоботе, туловище, но в результате растаскивания первыми посетителями и

бальзамирования остался только на запястьях и заплюснах [3, с. 23–25]. Сохранились все внутренние органы,

хотя они были сильно обезвожены и сплющены. Погиб мамонтенок примерно 39–40 тысяч лет назад [13, с. 28–

29]. Благодаря сотрудничеству российских ученых и японского исследователя Наоки Сузуки, мамонтенок был

исследован с помощью рентгенограммы, что позволило получить больше данных о внутреннем строении

мамонта.

Также в 1977 г. на реке Большая Рассоха, входящей в бассейн реки Хатанги, были обнаружены останки

крупного самца 55–60 лет. От него уцелел хобот без концевого участка, куски кожи с хобота, головы с левым

ухом и с шеи, левая кисть в коже, правая голень и стопа. Среди сохранившихся волос лба различаются волокна

трех порядков: короткие – 3–6 см, толстые, жесткие, прямые, черной и черно-бурой окраски; длинные – 12–17

см, средней толщины, черно-бурой окраски; короткие – 1–2 см, тонкие, слегка вьющиеся волосы бурой и

светло-бурой окраски. Все волосы на теменной и лобной поверхности направлены вперед. Данная находка

доказала реализм изображений древними художниками палеолита шерсти на голове мамонта в виде

своеобразной «нашлепки» или «прически» – копны черных волос, направленных вперед [3, с. 21–22].

В 1988 г. на реке Юрибетеяха на полуострове Ямал моряками судна «Порог» был найден ещё один

хорошо сохранившийся труп мамонтенка (самочки), погибшего приблизительно в 3–4 месяца. Его высота в

холке 67 см, вес – 40 кг. Ноги короткие, слегка подогнуты. Сохранились два молочных бивня длиной по 5 см.

Кожа сильно разрушена на голове и шее. Волосяной покров, вероятно, эмбриональный, слегка отрастающий,

легко отваливался. Сохранился он отдельными пятнами, островками на голове, шее, запястьях, бедрах, голени,

в промежности [3, с. 25]. Сейчас мамонтенок Маша (так его назвали ученые) находится в Зоологическом музее

Академии наук.

В 2007 г. оленевод Ю. Худи в долине реки Юрибей на Ямале обнаружил вытаявшее тело мамонтенка

почти идеальной сохранности. Интересен тот факт, что мамонтенок чуть не пропал после обнаружения. Его

пытались украсть, ведь на черном рынке туша мамонта стоит больших денег. К счастью для научного

сообщества все обошлось. Мамонтенка назвали Любой (так зовут жену Ю. Худи). Изучив его, ученые

определили, что Люба погибла в возрасте одного месяца, около 40 тысяч лет назад. Окончание хобота, рот,

горло и трахея были заполнены плотными отложениями. Скорее всего, мамонтенок захлебнулся жидкой

грязью. Также любопытно, что Люба, почти год пролежавшая под открытым небом, не была подвержена

разложению. Эту загадку раскрыл палеонтолог Дэн Фишер из университета Мичигана. Он предположил, что

тело было буквально замариновано – и это предохранило его от разложения [8]. В отличие от остальных

находок, которые находятся в Зоологическом музее в Санкт-Петербурге, мамонтенок Люба экспонируется в

Ямало-Ненецком окружном музейно-выставочном комплексе в г. Салехарде.

В 2008 г. жителем поселка Чокурдах И.Лебедевым в нижнем течении реки Хрома в Якутии выявлен труп

детеныша мамонта. Проведенные исследования показали, что Игорь (назван в честь первооткрывателя – Игоря

Лебедева) погиб около 50 тысяч лет назад [9]. Интересно, что туша оказалась заражена сибирской язвой [6]. В 2010 г. на берегу Восточно-Сибирского моря в Якутии обнаружен еще один хорошо сохранившийся

экземпляр мамонтенка. Это оказалась самка, погибшая в возрасте 6–11 лет около 34,3 тыс. лет назад [1]. Юка

(названа в честь первооткрывателей – членов местной родовой общины «Юкагир») уникальна тем, что у нее

прекрасно сохранился мозг. В большинстве случаев от мозга сохраняется кашеобразная масса. Найти такое –

большая редкость.

Сравнительно недавно, в августе 2012 г., неподалеку от полярной станции Сопочная Карга на Таймыре,

11-летним Евгением Салиндером была найдена туша мамонта. Во время охоты мальчик заметил необычный

предмет, возвышающийся над берегом. Евгений сообщил об этом метеорологам, станция которых расположена

неподалеку. Так миру стала известна ещё одна уникальная находка замороженной туши мамонта.

Сопкаргинский мамонт (также его называют мамонтенок Женя) приблизительно погиб в возрасте 13–16 лет в

каргинское время [5]. По последним данным на мамонтенке обнаружены следы охоты, что отодвигает дату

заселения человеком Арктики с 30–35 тыс. лет до 45 тыс. лет [11].

Здесь приведены лишь самые известные факты нахождения замороженных туш мамонтов на территории

России. Помимо этого было ещё много различных менее знаменитых, но не менее интересных с научной точки

зрения находок: скелетов, фрагментов кожи, волосяного покрова и т.д. (Среднеколымский, Шандринский,

Юрибейский мамонты). И кто знает, сколько их ещё лежит в земле. Если следовать подсчетам крупнейшего

знатока мамонтов Н.К. Верещагина, на равнинах северо-востока Сибири обитало приблизительно 28–30 млн.

взрослых особей, плюс 10 млн. разновозрастного молодняка [2, с. 40].

В наше время ученые имеют вполне четкое представление о том, как выглядел мамонт. Но так было не

всегда. Истинный облик мамонта смогли определить лишь во второй половине XX в. Хотя до этого, как уже

12

говорилось выше, были находки останков животного, но все они не могли дать достоверную информацию о

строении мамонта.

Ещё в XVIII в. В.Н. Татищевым была написана интересная статья о мамонте. По каким-то причинам она

была опубликована в Швеции в 1725 г. на латинском языке под названием «Сказание о звере мамонте». В

России же статья была переведена и опубликована лишь в 1979 г. В ней В.Н. Татищев описывает различные

суждения о мамонтах, бытовавшие в то время. В том числе В.Н. Татищев описывает внешний вид мамонта по

рассказам людей и по своему мнению. Вот как он об этом пишет: «Оной зверь живет всегда под землею, с места

на место приходит, очищая и предуготовляя путь себе имущими рогами, якобы некоторыми снастьми, но не

может никогда на свет выттить; когда же так блиско к поверхности земли приближится, что воздух ощутит, то

умрет». «Сей зверь, по сказанию обывателей, есть великостию с великого слона и больше, видом черн, имеет у

головы 2 рога, которые по желанию своему двигает тако, якобы оные у головы на составе нетвердо прирослом

были». «Понеже я прежде прибытия в Сибирь многие различные сказания о сем звере слыхал, но все в таком

состоянии сумнении, что ничего за истинну утвердить и з довольным доводом опровергнуть неудобно было,

того ради возимел великое желание о том подлинно усведомиться и, как скоро в сибирские страны прибыл,

немедленно искал людей сведомых, кто б мог мне что-нибудь подлинно сказать». «Случилось мне видеть в

Тобольске в доме у тогдашняго господина губернатора его сиятельства князя Черкасского часть головы. Сия

часть была верхняя правая четверть лба без морды, при которой за ее великое от гнилости повреждение

приметить более не мог, яко: 1) оная великостию никакой иной от знаемых нам зверей, кроме слона,

примениться не может; 2) пустота внутренняя, где мозг лежал, по подобной мерности других животных весьма

мала; 3) череп над меру толст, и хотя верхняя и внутренняя плоскости того черепа гладки, но междо оными

очень ноздревато; 4) на стороне, где показывали признак рога, было невеликое возвышение или на сторону

кость повыдалась, но понеже очень была обломана, того ради за сущее, чтоб рог был, верить и весьма отрешить

было сумнительно» [12, с. 36–39]. В.Н. Татищев, по сути, является первым человеком в России, описавшем

мамонта по научному. Тем не менее, представление об экстерьере мамонта было довольно туманным.

Е.В. Пфиценмайер, участник раскопок Берёзовского и Санга-Юряхского мамонтов, дает более точное

описание: «Несмотря на свою длинную и густую шерсть, мамонт имел огромное сходство со слоном. Более

всего бросается в глаза голова мамонта. Размеры черепа, с одной стороны, обусловлены чрезвычайно тяжелым

хоботом, с другой же – могучими бивнями, которые несравненно длиннее и тяжелее бивней современного

слона. Ухо было исследовано давно. Длина его равнялась тридцати восьми сантиметрам, наибольшая ширина –

семнадцати сантиметрам. Сохранившиеся на ухе кончики волос показывают, что и оно было покрыто двоякого

рода волосами: длинными щетинистыми и короткими мягкими. Глаза мамонта известны как по адамсовскому

мамонту, так и по трупу, выкопанному нами в 1908 году на реке Санга-Юрах. По своей сравнительно

небольшой величине глаза мамонта напоминают глаза и сейчас живущего его родственника. Хобот отличается

от хобота слона лишь густым волосяным покровом на верхней стороне. Могучая голова переходит в сжатую и

короткую шею. Массивное туловище кажется по сравнению со своей вышиной даже несколько коротким.

Конечности, как это показали березовская и санга-юрахская находки, напоминают конечности современного

нам слона и отличаются от них лишь количеством пальцев (по четыре на передних и задних ногах). Подошвы

передних ног шире, чем подошвы задних, и обладают более широкими и толстыми пальцами. Последние

соединены между собою и находятся в общей оболочке, из которой несколько выступают рогообразные

копыта. Березовская находка впервые дала нам хорошо сохранившийся хвост. Длина его равнялась тридцати

пяти сантиметрам, следовательно, была много меньше размеров хвоста современных слонов. Густо опушенный

он заканчивался кистью тридцатипятисантиметровой щетины. Защитой от холода служил и своеобразный

заднепроходный клапан. Шерсть мамонта состояла из щетинистых и мягких волос, великолепно защищавших

животное от суровых холодов. На груди, шее, спине и боках щетинистые волосы были особенно длинными, но

гривы они не образовывали нигде. Окраска шерсти варьировала от ржавчато-коричневой до блекло-серой, а

подшерстка – от желтовато-коричневой до блекло-желтой. Находившаяся на конце хвоста щетина имела в

разрезе овальную форму в полмиллиметра толщиною. Цвет ее был темно-коричневый. Двухсантиметровая

кожа березовского мамонта сопровождалась девятисантиметровой жировой подстилкой. Бивни достигали

четырех – четырех с половиной метров длины. Вес пары их достигал двухсот пятидесяти килограммов» [10].

Довольно подробное описание, но оно было сделано в первой четверти XX в.

Прослеживая историю находок, можно увидеть, что в течение двух столетий взгляд на экстерьер

мамонта сильно изменился. Сейчас наука располагает более точными сведениями. Итак, что же представляет

собой экстерьер мамонта по современным данным ученых? Мамонт, в отличие от слона, полностью покрыт

шерстью. Шерстный покров состоял из трех типов волос: подшерстка или пуха, промежуточных и кроющих

остевых волос. Голова на лбу и темени несла «шапку» черных, направленных вперед, грубых волос длиной 15–

20 см. На боках длина подшерстка достигала 12–15 см, при кроющих остевых волокнах – от 20 до 100 см. На

хвосте имелся пучок жестких остевых волос длиной до 60 см и более. Весной происходила линька, так как

животное могло погибнуть летом от перегрева [3, с. 29–30]. Цвет шерсти варьировался от бурого до желто-

коричневого. Что касается размеров мамонта, то они в среднем были такие: высота в холке у самцов – 3,0–3,5

метра, у самок – до 2,8 метров. Наибольшая длина бивней у самцов – 3,8–4 м и диаметра 16–18 см у альвеолы,

соответственно у самок – 2,0–2,2 м и 8–10 см. Хобот достигал в длину до земли. Сверху он был покрыт

шерстью, длиной до 7–8 см, а с боков и снизу – до 12–14 см. На нем имелись пальцевидный длинный верхний и

короткий нижний отростки, длиной у первого 9–12 см, у второго 4–6 см. [3, с. 28–29]. Вес – около 5–6 тонн [13,

13

с. 14]. Стоит отметить, что еще в середине XX в. считалось, что бивни располагались изогнутой частью наружу.

На самом деле это нет так. Они загибались вовнутрь и со временем могли даже перекрещиваться. Голова

мамонта в размере больше чем у современного слона. Уши меньше, чем у африканского и азиатского слонов.

Их размер приблизительно составлял 30x15 см. Они полностью обрастали шерстью. Конечности мамонта

напоминают колонны. Туловище горбатое. Долгое время не было понятно, для чего предназначался горб.

Находка мамонтенка Любы показала, что горб у мамонта носил функцию накопителя жира, предназначенного

для суровой зимовки [7, с. 65]. Подошва ног была покрыта ороговевшей кожей толщиной в 5–6 см. Над

внутренней стороной подошвы располагалась эластичная подушка, которая играла роль амортизатора. Над

передним краем подошв имелись маленькие ногтеобразные копытца, по 3 на передних конечностях и по 4 на

задних [13, с. 13–14].

В целом, мамонт представлял собой животное внушительных размеров, хорошо приспособленное к

условиям обитания. Находки костей, останков туш помогают в дальнейшем изучении мамонтов: их образа

жизни, условий обитания, а также мамонтовой фауны. Образ «Сибирского слона» потрясает воображение

людей многие века. Человек не может забыть, что когда-то жил рядом с этим уникальным животным.

1. Боескоров Г.Г. Мамонтенок Юка: история продолжается. // Наука из первых рук. 2013 № 4. URL: http://scfh.ru/papers/mamontenok-yuka-istoriya-

prodolzhaetsya/ (дата обр. – 09.02.16). 2. Верещагин Н.К. Почему вымерли мамонты. Л., 1979. 196 с.

3. Верещагин Н.К., Тихонов А.Н. Экстерьер мамонта. Якутск, 1990. 80 с.

4. Войтковский К.Ф. Основы гляциологии. М., 1999. 255 с. 5. Гусев Е.А., Молодьков А.Н., Деревянко Л.Г. Сопкаргинский мамонт, время и условия его обитания (север Западной Сибири) // Успехи современного

естествознания. 2015. № 1. Ч. 3. С. 432–435. 6. Доронина Н. Бактериологи собираются уничтожить уникального мамонтенка Игоря // URL: http://www.rg.ru/2010/05/11/reg-dvostok/igor-anons.html

(дата обр. – 09.02.16).

7. Мащенко Е.Н. Детёныш мамонта с Ямала // Наука и жизнь. 2010. № 9. С. 62–66. 8. Мюллер. Т. Люба из Сибири // National Geographic Россия. М., 2009, май // URL: http://www.nat-geo.ru/planet/42973-lyuba-iz-sibiri/#full (дата обр. –

23.10.15).

9. Портал мамонтовой фауны. Мамонтенок Юка. URL: http://www.mammothportal.com/passports/5 (дата обр. – 09.02.16). 10. Пфиценмайер Е.Н. В Сибирь за мамонтом. Очерки из путешествия в Северо-Восточную Сибирь. Электронная библиотека Royallib. URL:

http://royallib.com/read/pfitsenmayer_evgeniy/v_sibir_za_mamontom_ocherki_iz_puteshestviya_v_severo_vostochnuyu_sibir.html#0 (дата обр. – 05.02.16).

11. ТАСС. Информационное агентство России. Археологи: люди жили в Арктике уже 45 тыс. лет назад. URL: http://tass.ru/nauka/2587974 (дата обр. – 08.02.16).

12. Татищев В.Н. Сказание о звере мамонте // В.Н. Татищев. Избранные произведения. Л., 1979. С. 36–50.

13. Тихонов А.Н. Мамонт. М.–СПб., 2005. 90 с.

УДК 903.26"632"(470.5)

Н.В. Канаука


студент

ИЗДЕЛИЯ НЕУТИЛИТАРНОГО НАЗНАЧЕНИЯ ПАЛЕОЛИТИЧЕСКОГО НАСЕЛЕНИЯ УРАЛА

В статье рассматриваются неутилитарные предметы палеолитического населения Урала. Их можно разделить на несколько групп:

украшения, скульптуры, изделия с орнаментом и предметы для оформления ритуалов. Все они использовались в символической деятельности древнего человека. По сравнению с европейской частью России такие изделия на Урале очень малочисленны.

Ключевые слова: неутилитарный предмет, ритуал, украшения, орнамент, скульптура.

N.V. Kanauka


PRODUCTS OF NONUTILITARIAN OBJECTS OF PALEOLITHIC POPULATION IN THE URALS

The article deals with nonutilitarian objects of Paleolithic population of the Urals. They can be divided into several groups: decoration,

sculpture, jewelry and ornaments with the items to decorate rituals. All of them were used in the symbolic activity of ancient man. Compared to the European part of Russia such products in the Urals are very few.

Key words: non-utilitarian objects, ritual, decoration, ornament, sculpture.

На территории Урала известно свыше 150-ти верхнепалеолитических памятников. Из них около 50-ти

исследовано раскопками. В результате получена коллекция порядка 30-ти тысяч каменных и 400 костяных

изделий. Большая часть представляет материальную культуру палеолитического населения. Но среди этих

артефактов есть небольшая группа изделий, которые принято относить к неутилитарным.

Появление предметов неутилитарного назначения, необычных камней (кристаллы, конкреции,

окаменелости), просверленных зубов, челюстей, костей животных и людей, предметов необычной формы,

зооморфных и антропоморфных изображений свидетельствуют о существовании деятельности, выходящей за

рамки хозяйственных и производственных задач. По-видимому, предметы неутилитарного назначения являлись

маркерами социального статуса отдельных членов общества [12, с. 33], а также служили в качестве атрибуции

для отправления неких ритуалов. Условно их можно разделить на скульптуры, украшения, орнаментированные

изделия и предметы оформительского характера.

http://scfh.ru/papers/mamontenok-yuka-istoriya-prodolzhaetsya/

http://scfh.ru/papers/mamontenok-yuka-istoriya-prodolzhaetsya/

http://www.rg.ru/2010/05/11/reg-dvostok/igor-anons.html

http://www.nat-geo.ru/planet/42973-lyuba-iz-sibiri/#full

http://www.mammothportal.com/passports/5

http://royallib.com/read/pfitsenmayer_evgeniy/v_sibir_za_mamontom_ocherki_iz_puteshestviya_v_severo_vostochnuyu_sibir.html#0

http://tass.ru/nauka/2587974

14

При отступлении ледника на север древний человек начал осваивать Урал и оставлять «следы» своей

культовой деятельности. Самая ранняя находка возрастом 40–43 тыс. лет происходит из Оренбургской области.

На стоянке Лабазы I обнаружена древнейшая скульптура из кости, изготовленная на основе природной формы.

Такой формой послужила фигурная «катушка» эпифиза плечевой кости благородного оленя. В.Г. Котов

считает, что это скульптура антропоморфа. Размер изделия составляет 6,4×5×5 см. Верхняя часть,

декорированная насечками, соответствует голове, на центральной выпуклой части эпифиза выделены короткие

руки и две округлые груди, на нижней части показаны ноги (возможно, согнутые в коленях) [3, с. 179].

В гроте Безымянном в Свердловской области нашли скульптуру из бивня мамонта. Возраст памятника

составляет 19 тыс. лет. Она выполнена в виде плоского изображения животного. Длина находки – 7,9 см,

толщина – 2 мм. Она склеена из четырех фрагментов, отшлифована, а боковые края заглажены. Скульптура

сильно стилизована, по ней довольно трудно определить вид животного, но можно предположить, что она

изображает присевшего для прыжка хищника семейства кошачьих. О.Н. Бадер приводит в качестве аналогии

скульптуру льва со стоянки Павлов в Чехии [7, с. 72–73].

Также на основе природной формы выполнена скульптура, найденная на Гаринской палеолитической

стоянке (Свердловская обл.). Для ее изготовления был взят межпозвоночный диск мамонта, размером 9,8×8,6

см. Ниже центра диска были пробиты два отверстия с обратной стороны, в результате диск превратился в

личину животного, предположительно, медведя. Возраст находки – 15–16 тыс. лет [9, с. 28].

Скульптуры из камня на Урале появляются несколько позже, возможно, это связано с тем, что камень

труднее обрабатывать. Среди них также присутствуют изделия из природных форм, в данном случае – галек.

На стоянке Сергеевка I (Республика Башкортостан) обнаружена галька в виде головы животного. Данная

галька имеет плоскую подтреугольную форму, выполнена из окремненного желто-коричневого песчаника.

Размеры изделия – 6×5,5×2 см. На лицевой стороне гальки естественные выпуклости образуют подобие головы

животного с вытянутой мордой, выпуклой скуловой частью и круглым выпуклым глазом размерами 1,2×0,7 см.

На поверхности глаза обозначен зрачок, на носу четко выделяется ноздря животного, также прослеживается

пасть. Интересно отметить, что на гальке присутствует отпечаток ракушки. Сомневаться в том, что древний

человек действительно видел в гальке голову животного вряд ли приходится, так как поверхность изображения

с обеих сторон рыла покрыта красно-бордовой минеральной краской (охрой). Возраст памятника составляет

18 тыс. лет [3, с. 181].

Подобная зооморфная галька найдена В.Г. Котовым в пещере Шульган-Таш (Каповой), которая

находится в Бурзянском р-не Республики Башкортостан. Обнаружена она в культурном слое пещеры,

датированным в пределах 14–16 тыс. лет. Выполнена из серовато-зеленого кварцито-песчаника [3, с. 182].

С проводимыми в Каповой пещере ритуалами можно связать найденные в ней полированную гальку из

зеленого серпентинита, а также хрустальную гальку диаметром около 2 см.

Единичной находкой представлена кремниевая скульптура. Найдена она на позднепалеолитической

стоянке Шированово II, в устье р. Иньвы, на правом берегу Камского водохранилища вблизи д. Шированово

(Ильинский р-н Пермского края). Размер скульптуры составляет 6×6 см. Она представляет изображение

мамонта, изготовленное из кремниевой плитки. Двусторонней ретушью показана массивная голова и хобот,

выделена горбатая спина, легко различаются передняя и задняя ноги животного [2].

Следующая и самая большая группа неутилитарных предметов – украшения. Для украшений также часто

использовались природные формы. На стоянке Заозерье найдено две бусины из окаменевшего стебля морской

лилии и заготовка для такой бусины (не просверлена). Стоянка относится к ранней поре верхнего палеолита –

31–35 тыс. лет назад. Интересно отметить, что в плане стебли лилии имеют вид звезды или круга, покрыты

орнаментом в виде лепестков или идущих по кругу рисок [5, с. 14].

Помимо окаменелостей, в палеолите Урала найдены украшения из раковин. На стоянке Заозерье две

перламутровые подвески выполнены из раковин пресноводного моллюска Unio. Одна подвеска имеет два

конических отверстия [5, с. 14]. В Каповой пещере обнаружено свыше 60-ти раковин моллюсков с проткнутым

отверстием. Длина большинства раковин 0,4–0,6 см [12, с. 33].

К природной форме относится и так называемый «куриный бог». Это небольшой камень с естественным

отверстием, который защищает от злых духов. Такая подвеска найдена в палеолитическом слое пещеры

Байсланташ (Челябинская обл.). Также к природной форме можно отнести подвеску из небольшой сланцевой

гальки с просверленным отверстием из Каповой пещеры [7, с. 125].

Украшения из зубов животных в палеолитических комплексах Урала встречаются крайне редко.

Выявлено всего 3 экземпляра. В Игнатиевской пещере (Челябинская обл.) обнаружен зуб бизона с

просверленным отверстием, в Каповой пещере найдена подвеска из зуба марала, а из пещеры Туристов на

р. Чусовой происходит подвеска из резца дикой лошади [7, с. 128].

К украшениям со значительной переработкой относятся: подвески из камня и бусы из кости. В

Смеловской II пещере (Челябинская обл.), обнаружена 31 подвеска. Изготовлены они из серого, коричневатого

и желтоватого талька. Плоскости подвесок выровнены, но края обработке не подвергались (имеют натуральную

форму). Размеры находок варьируются, длина – от 4,5 до 11 см, ширина – от 1,7 до 7,5 см, толщина – от 0,6 до

1,7 см [1, с. 206–207].

Каменные бусы (4 экз.) найдены в Каповой пещере. Они изготовлены из желтовато-зеленого

серпентинита (змеевика). Змеевик мягкий материал и легко поддается обработке [7, с. 137].

15

В четырех пещерах Южного Урала найдены бусины из бивня мамонта – Каповой (2 экз.), Байсланташ

(4 экз.), Бобылек (6 экз.) и Игнатиевской (2 экз.). Диаметр бусин колеблется от 0,3 до 0,9 см. Они имеют

круглую форму с отшлифованной поверхностью и просверленным отверстием. Костяные бусы найдены на

стоянке Талицкого на р. Чусовой (Пермский край). Памятник имеет возраст 18–20 тыс. лет. [7, с. 137–138].

Еще одна группа неутилитарных предметов – это орнаментированные изделия. На территории Урала

древнейшая находка возрастом 34–38 тыс. лет происходит со стоянки Мамонтовая Курья в среднем течении

р. Усы (Воркутинский р-н Республики Коми). На бивень самки были нанесены около 30-ти ритмических

насечек, которые сгруппированы по 2–3 штуки. В.Е. Ларичев видит в насечках древнейший календарь [7,

с. 102].

На стоянке Талицкого найдено семь сланцевых плиток, раскрашенных охрой. На пяти плитках

сохранились только следы краски. Но на двух плитках нанесенные изображения имеют геометрический

характер. На одной плитке изображен круг и идущая от него поперечная полоса. На другой стороне этой же

плитки нанесены две поперечные линии. На второй плитке охрой выполнены идущие под разными углами

линии. [10, с. 86–87].

Также на стоянке Талицкого были найдены два костяных гравированных изделия. На обломке ребра

мамонта, у места слома, нанесена серия поперечных рельефных нарезок. Его длина – 19 см, ширина – 5,2 см.

Десять линий иногда пересекаются или сливаются друг с другом. На расстоянии 1,2–1,3 см от сгруппированных

линий прорезаны три почти параллельные линии. Две гладкие, а одна с короткими поперечными зубцами,

именно в неё втерта красная охра [11, с. 140]. Орнамент выполнен и на обломке кости размером 6,1 × 2,4 см.

Девять глубоких поперечных нарезок располагаются на вогнутой ее части [7, с. 102].

С Гаринской стоянки происходят пять ребер мамонта с орнаментом. На ребре молодого мамонта длиной

35 см насечки нанесены на плоскую и боковую стороны. На плоской стороне находится 17 коротких и длинных

насечек. На обломке ребра длиной 50,5 см также вырезаны ритмичные насечки. Расположены они на

внутренней стороне ребра. Две группы насечек расположены в центре, расстояние между группами 1,7 см.

Ближе к концу ребра, на расстоянии 4,4 см нанесена одиночная риска, а в 1,2 см от нее другая группа насечек.

Все насечки имеют длину 5–7 мм, длина последней достигает 1,6 см. На обломке ребра молодого мамонта на

участке длиной 4 см нанесены 9 насечек.

Оригинальный орнамент выявлен на ребре мамонта длиной 33 см. Нанесен он возле места слома в виде

двух параллельных линий. Первая линия выполнена овальными ямками (10 ямок), а вторая – короткими

насечками (12 шт.). Также интересен фрагмент ребра длиной 16,3 см, на выпуклой стороне которого вырезано

6 зубцов. Их длина к концу ряда уменьшается от 6 до 2 мм [6, с. 60–63].

В гроте Бобылек, расположенном в бассейне р. Уфы (Красноуфимский р-н Свердловской области),

выявлены два орнаментированных изделия. Их датировка составляет 14 тыс. лет. На обломке тазовой кости или

лопатки северного оленя нанесена параболическая линия. Второе изделие – это обломок вкладышевого

кинжала из бивня мамонта. По бокам кинжала нанесены две параллельные линии [7, с. 103].

Интересные находки происходят из Усть-Койвинской пещеры на р. Чусовой (Горнозаводский р-н

Пермского края). Это две мотыги из рога лося. Они имеют минимальную обработку, полностью зашлифованы

только лезвия. Верхняя часть одной из мотыг украшена орнаментом в виде насечек. Длина мотыги – 15,7 см,

ширина и толщина – 3,3 см. Возраст памятника 12,5 тыс. лет [8, с. 156–157].

Все палеолитические изделия оформительского назначения происходят из Каповой пещеры. Святилище

Шульган-Таш (Каповая) открыто в 1959 г., на сегодняшний день в нем известно около 200 рисунков. В

пещерном святилище обнаружено около десяти «карандашей» – кусочков охры со следами скобления и

растирания. В зале Хаоса найдены три окрашенные охрой краскотерки из кусков известняка. Оттуда же

происходит так называемая палитра – плоский кусок известняка, покрытый слоем красного красителя разного

состава [7, с. 143].

Чрезвычайно интересными находками неутилитарного назначения являются обнаруженные в пещере

источники света – так называемые «жировые лампы» – светильники. Все они найдены на 1-ом этаже пещеры в

залах Знаков, Купольном и Хаоса. Глиняная лампа в виде неглубокой чашечки диаметром около 7 см залегала в

культурном слое в раскопе в зале Знаков. Это первое и пока единственное керамическое изделие в палеолите

Урала [12, с. 15]. Вторая лампа происходит из зала Хаоса. Она несколько крупнее глиняной лампы, ее диаметр

доходит до 9 см. Лампа выполнена в виде овальной чашечки с округлым дном и тонкими (до 0,6 см) стенками.

Глубина лампы 3,2 см. Изготовлена она из мягкой разновидности серпентинита – зеленого офита. Третья лампа

обнаружена в щели глубиной до метра, которая расположена в Купольном зале на высоте 4 м. В качестве

светильника служил изогнутый скол сталактита диаметром около 6 см. Вогнутая поверхность обломка

закопчена, а на выпуклой стороне сохранились следы красного красителя [4, с. 65].

Таким образом, разнообразные предметы неутилитарного характера на Урале стали использоваться уже в

начальную пору верхнего палеолита (33–34 тыс. лет назад). Их появление свидетельствует о существовании

деятельности, выходящей за рамки хозяйственных и производственных задач. По всей видимости, данные предметы

имели символическое значение, что свидетельствует о проведении на ряде памятников определенных

неутилитарных действий.

16

1. Бадер О.Н. Смеловская II палеолитическая стоянка в степях Южного Урала // Материалы исследований по археологии СССР. 1971. № 173. С. 200–

208.

2. Котов В.Г. Проблемы верхнего палеолита Урала и концепция Г.П. Григорьева. // URL: http://www.kunstkamera.ru/files/lib/978-5-88431-251-7/978-5-88431-251-7_26.pdf (дата обр. – 09.02.16).

3. Котов В.Г. Скульптуры на основе естественных форм в палеолите Урала // Культура степной Евразии и их взаимодействие с другими цивилизациями:

Материалы международной научной конференции, посвященной 110-летию со дня рождения выдающегося российского археолога М.П. Грязнова. СПб., 2012. С. 179–184.

4. Котов В.Г., Ляхницкий Ю.С., Пиотровский Ю.Ю. Методика нанесения и состав красочного слоя рисунков пещеры Шульган-Таш (Каповой) //

Уфимский археологический вестник. Уфа, 2004. Вып. 5. С. 65–71. 5. Павлов П.Ю. Стоянка Заозерье – памятник начальной поры верхнего палеолита на северо-востоке Европы // Российская археология. 2009. № 1. С. 5–17.

6. Сериков Ю.Б. Гаринская палеолитическая стоянка и некоторые проблемы уральского палеолитоведения. Нижний Тагил. 2007. 138 с.

7. Сериков Ю.Б. Очерки по первобытному искусству. Нижний Тагил, 2014. 268 с. 8. Сериков Ю.Б. Пещерные святилища р. Чусовой. Нижний Тагил, 2009. 368 с.

9. Сериков Ю.Б. Использование природных форм в культовой практике древнего населения Урала // Проблемы археологии и древней истории Урала:

Сборник научных трудов. Нижний Тагил, 2005. С. 26–44. 10. Синицын А.А. Раскрашенные плитки стоянки Теплицкого // Пещерный палеолит Урала. Уфа, 1997. С. 86–87.

11. Талицкий М.В. Палеолитическая стоянка на р. Чусовой // Бюллетень комиссии по изучению четвертичного периода. М.–Л.,1940. № 6–7. С. 136–140.

12. Щелинский В.Е. Палеогеографическая среда и археологический комплекс верхнепалеолитического святилища Шульган-Таш (Каповой) // Пещерный палеолит Урала. Уфа, 1997. С. 29–38.

УДК 903.01(470.5)

Е.С. Меньшикова


студентка

КОСТЯНЫЕ ЗУБЧАТЫЕ ОСТРИЯ НА ТЕРРИТОРИИ СРЕДНЕГО ЗАУРАЛЬЯ

Начиная с эпохи мезолита, на Урале повсеместное распространение получили костяные зубчатые острия. Широко использовались

наконечники гарпунов, наконечники острог и наконечники стрел гарпунного типа. В статье поднимается проблема о функциональном

назначении данных орудий. Ключевые слова: зубчатые острия, наконечник стрелы, острога, гарпун.

E.S.Menshikova


DENTICULATE TOOLS ON THE TERRITORY OF THE MIDDLE URALS

Starting with the Mesolithic, in the Urals have received widespread denticulate tools made of bone . Widely used harpoon heads, arrowheads jail and arrowheads harpoon type. This article raises the problem of the functional purpose of these weapons.

Key words: denticulate tools, arrowhead, spear, harpoon

Наконечники являются самой распространенной категорией орудий. На территории Среднего Зауралья

широко использовались костяные зубчатые наконечники стрел, наконечники гарпунов и наконечники острог.

В литературе существует большой разнобой в этих понятиях, а также в их обозначениях. Многие

археологи считают, что если наконечник с зубцами – это гарпун. Поэтому в литературе появилось новое

обтекаемое понятие «зубчатые острия». Последние различаются между собой типами крепления.

Гарпунами считаются далеко не все костяные орудия с зубцами, а лишь те, которые имели крепление в

виде отверстия диаметром 5–7 мм, выемки или зарубки, с помощью которых они прикреплялись к древку

шнуром или веревкой из кожи, лыка или других волокнистых растений. Наконечник, как правило, плоский и

иззубренный, вставлялся в древко, но соединялся с ним неплотно. После того как был сделан бросок, древко

отделялось от наконечника, вошедшего в тело жертвы. Далеко не всегда животное удавалось убить одним

броском. Раненный зверь пытался скрыться, веревка натягивалась, и древко, которое плавало на поверхности

воды, указывало охотнику направление его движения. Избавиться от засевшего в теле острия жертва не могло:

этому препятствовали боковые зубцы. Считается, что гарпуны предназначались для добычи рыбы (?) и

морского зверя – нерп, тюленей, китов.

С.В. Ошибкина отвергает использование гарпунов для охоты на тюленей, так как кости тюленя, который

обитал до конца неолита в озерах Севера, не найдены [3, с. 73].

С.Н. Савченко и М.Г. Жилин считают, что гарпуны использовались, как правило, при охоте на

водоплавающих животных и крупную рыбу [6, с. 114]. Например, в неолитическом поселении Сахтыш I

(Верхнее Поволжье) найден череп бобра с застрявшим в нем обломком острия костяного наконечника гарпуна

[1, с. 44].

Л.Л. Зализняк отмечает, что гарпун со съемным наконечником мог применяться для битья оленя. По его

мнению, именно это оружие является основным в массовой охоте на животное [1, с. 24].

В отличие от гарпунов наконечники острог не имели приспособлений на насаде для привязывания линя,

их крепление к древку было глухим. Их скрепляли с длинными древками полосками бересты и смолы, а затем

плотно обматывали (фиксировали) место этого крепления шнурами из волокнистых растений. Острога имела

несколько длинных зубьев и не предназначалась для метания. Охотник бил ею рыбу, не выпуская древка из

руки. Наконечник при ударе не отделялся от древка, и добычу извлекали наколотой на острогу. М.Г. Жилин

http://www.kunstkamera.ru/files/lib/978-5-88431-251-7/978-5-88431-251-7_26.pdf

http://www.kunstkamera.ru/files/lib/978-5-88431-251-7/978-5-88431-251-7_26.pdf

17

утверждает, что копья с зубчатыми наконечниками и остроги применялись для битья крупной рыбы. Находки

скелетов щук с наконечниками кундского типа свидетельствует об охоте с острогой, прежде всего, на щуку

[1, с. 56].

С.Н. Савченко придерживается мнения, что следы на колющих концах указывают на втыкание

наконечника в шкуру зверя. Среди прямых наконечников с редкими зубцами выделяются наконечники с

длинным скошенным со стороны зубцов насадом и слегка изогнутым в сторону зубцов острием. Они служили

наконечниками острог [5, с. 98]. Следовательно, острогой охотились и на водоплавающего зверя.

На территории Среднего Зауралья зубчатые наконечники широко распространены, начиная с эпохи

мезолита. Уже В.М. Раушенбах длинные массивные крупнозубые гарпуны из Шигирской коллекции

предположительно продатировала мезолитом.

Самая большая коллекция зубчатых наконечников найдена на Шигирском торфянике. Среди них

имеются гарпуны (30 экз.). Данные изделия имеют длину 20–30 см. Зубцы клювовидной или треугольной

формы достигают высоты 1см [9, с. 127]. Их насады дополнительно снабжены поперечными канавками,

выемками и обратными зубцами. С.Н. Савченко выделяет четыре типа таких гарпунов: с одним зубцом,

однорядные с (двумя) редкими зубцами в верхней половине пера, однорядные с редкими зубцами по всей длине

пера, однорядные с частыми зубцами по всей длине пера. Все наконечники изготовлены из трубчатых костей

копытных животных [6, с. 114–116].

Также три костяных наконечника, которые достоверно относятся к мезолитической эпохе, происходят с

Горбуновского торфяника. Из них один относится к наконечникам гарпунного типа. Длина гарпунного

наконечника 22,3 см. С одной стороны прорезано 15 рельефно выраженных зубцов. 14 зубцов слегка загнуты

книзу и от тела наконечника выступают на 0,6–0,8 см. Пятнадцатый зубец обращен кверху, это сделано для

удобства крепления наконечника к древку.

В 2008 г. С.Н. Савченко и М.Г. Жилиным при раскопках II Береговой торфяниковой стоянки

Горбуновского торфяника обнаружены наконечники гарпунов. В слое раннего мезолита обнаружены гарпуны с

костяными однорядными наконечниками с зубцами клювовидной формы и выемкой на насаде; в среднем слое –

наконечники с обратным зубцом на насаде; в позднем – два длинных однорядных наконечника гарпунов с

редкими зубцами клювовидной формы и выемкой на насаде [4, с. 342–343].

Также обломок верхней части однорядного цельного наконечника гарпуна найден на Кокшаровско-

Юрьинской I стоянке. Это зубчатое острие среднего размера длиной 11,4 см. Поражающую часть составляют

три редко поставленные зубца высотой около 0,5 см. клювовидной формы. Поверхность орудия продольно

выстругана, затем обработана тонкой шлифовкой на мелкозернистом абразиве [2, с. 90]. Аналогии таким

наконечникам гарпунов имеются в Восточной Европе. Они бытуют на протяжении мезолита-энеолита [5, с. 99].

Еще одно изделие из рога лося представлено, возможно, обломком гарпуна на стоянке Кокшаровско-

Юрьинской II. Это изделие длиной 3,7 см. Оно имеет прямоугольное сечение размером 7×7 мм. Три плоскости

изделия хорошо отшлифованы, на четвертой вырезаны зубцы. Они находятся в сломанном состоянии,

сохранились основания четырех зубцов. Три зубца имеют ширину оснований 7×5 мм, один – 7×7 мм [2, с. 110].

Помимо торфяниковых стоянок, зубчатые наконечники обнаружены в пещерных святилищах реки

Чусовой. Так, при раскопках в пещере в камне Дыроватом получена коллекция свыше 3000 костяных

наконечников стрел [7, с. 59]. В том числе наконечники стрел гарпунного типа присутствуют единичными

экземплярами. Их длина 10,5–12 см, один из краев оснащен одним–тремя тщательно выделанными зубцами.

Высота зубцов составляет от 0,4 до 0,7 см. Один игловидный наконечник имеет особенность – на его стержне

вырезаны три небольших зубца [8, с. 74]. Следует подчеркнуть, что все зубчатые острия из пещеры камня

Дыроватого являются, безусловно, наконечниками стрел. Забросить гарпун или острогу на высоту свыше 20 м,

а именно на такой высоте расположен вход в пещеру, – просто невозможно.

Немногочисленны костяные изделия и в пещере Котел. В ней найдены два гарпуна эпохи энеолита.

Первый гарпун сохранился не полностью – отсутствует нижняя его часть. Длина сохранившейся части – 7,4 см.

Гарпун достаточно массивен, его толщина доходит до 1,2 см. Пятисантиметровая головка гарпуна

заканчивается единственным шипом. Изготовлен он из плюсны лося. Второй гарпун сохранился целиком. Его

длина 11,5 см. Относится к типу однорядных с обратным зубцом. Он тщательно обработан строганием. Кончик

острия слегка заужен. Ниже каменным орудием вырезаны два острых зубца длиной 0,7 и 0,8 см. Перед насадом

вырезан обратный зубец длиной 0,4 см, который служил для крепления линя. Сам насад имеет своеобразный

слабо выраженный воротничок [8, с. 131].

Что касается острог, то одна найдена в погребении. Так, в гроте в камне Дождевом в мужском

неолитическом погребении обнаружен костяной наконечник остроги. Он находился под руками на поясе и имел

всего 2 зубца (один сломан). Его длина 8,8 см, изготовлен из расколотой трубчатой кости. Еще один

наконечник остроги найден на Шигирском торфянике В.Я. Толмачевым [9, с. 48].

Остается открытым вопрос: на кого охотились на Урале костяными зубчатыми наконечниками?

Биологи утверждают, что на бобра. Действительно, среди фаунистических остатков одно из первых мест

занимают кости бобра. На Урале много тихих речек, озер, где бобр строит запруды и домики. На него

охотились жители всех регионов. Бобр был мясным зверем. Помимо мяса использовалась бобровая шкура и

сухожилия, а также нижние челюсти бобра. Для охоты на него предназначался гарпун. Но наконечник гарпуна

также найден в скелете щуки.

18

На Урале гарпунные наконечники стрел служили для охоты на крупного зверя – лося, северного оленя,

медведя.

Таким образом, самыми многочисленными из костяных изделий являются наконечники. Среди них

выделяются зубчатые, такие как наконечники острог, гарпунов и стрел. Проблема определения

функционального назначения зубчатых острий до сих пор не имеет своего решения. 1. Жилин М.Г. Природная среда и хозяйство мезолитического населения центра и северо-запада лесной зоны Восточной Европы. М., 2004. 144 с.

2. Жилин М.Г., Савченко С.Н., Сериков Ю.Б., Косинская Л.Л., Косинцев П.А. Мезолитические памятники Кокшаровского торфяника. М., 2012. 214 с.

3. Ошибкина С.В. Веретье I. Поселение эпохи мезолита на Севере Восточной Европы. М., 1997. 203 с. 4. Савченко С.Н., Жилин М.Г. Костяная индустрия мезолитических стоянок Горбуновского торфяника // Труды IV (XX) Всероссийского

археологического съезда. Т. I. Казань, 2014. С. 342–346.

5. Савченко С.Н., Жилин М.Г. Костяные зубчатые острия в каменном веке Среднего Зауралья // IV Северный археологический конгресс: материалы. Екатеринбург, 2015. С. 97–99.

6. Савченко С.Н. Наконечники гарпунов из кости в коллекции шигирских древностей Свердловского областного краеведческого музея // V Берсовские

чтения. Екатеринбург, 2006. С. 114–120. 7. Сериков Ю.Б. Палеолит и мезолит Среднего Зауралья. Нижний Тагил, 2000. 430 с.

8. Сериков Ю.Б. Пещерные святилища реки Чусовой. Нижний Тагил, 2009. 368 с.

9. Чаиркина Н.М., Савченко С.Н., Сериков Ю.Б., Литвяк А.С. Археологические памятники Шигирского торфяника. Екатеринбург, 2001. 196 с.

УДК 903.2"632/634"(470.54)

О.В. Морозова


студентка

МАТЕРИАЛЫ КАМЕННОГО ВЕКА В ПЕЩЕРНЫХ СВЯТИЛИЩАХ РЕКИ ЧУСОВОЙ

В статье анализируются материалы каменного века от палеолита до энеолита. В палеолитических слоях пещер кроме многочисленных костей животных представлены и предметы неутилитарного назначения, что может свидетельствовать об их

использовании в сакральных целях. Среди жертвенных комплексов мезолита – энеолита всегда присутствуют наконечники стрел, кости

животных и остатки расщепления камня (куски, отщепы, чешуйки). Объекты и материалы каменного века свидетельствуют о большом разнообразии культовой практики древнего уральского населения.

Ключевые слова: пещерные святилища, каменный век, культовые комплексы.

O.V. Morozova


STONE AGE MATERIAL IN CAVE SANCTUARIES ON THE CHUSOVAYA RIVER

The article analyzes Stone Age material dated from the Paleolithic to the Eneolithic Period. The Paleolithic cave layers include not only

animal bones but also non-utilitarian objects, which can indicate their usage for sacred purposes. Arrowheads, animal bones and remains of stone

splitting (chunks, flakes, scales) are always found at the sacrificial complexes of the Mesolithic and the Eneolithic Periods. Objects and materials of

the Stone Age show a wide variety of cults of the ancient Ural population.

Key words: cave sanctuaries, stone age, cultic complex.

Река Чусовая – это самая известная река Среднего Урала. В древности она являлась трансуральской

магистралью, что объясняется её уникальным географическим местоположением. Это единственная река,

которая пересекает Уральские горы с востока на запад, исток которой находится в Азии, а устье – в Европе

[4, c. 44–46]. В среднем течении реки зафиксировано 44 пещеры, но перспективными для исследования было

признано 26. Культурные остатки обнаружены в 150ти, причем в двух из них – только кости животных. [9, c. 7–

11].

Незначительные комплексы верхнего палеолита зафиксированы в трех пещерах: Котел, Усть-

Койвинской и Кумышанской. Радиоуглеродные даты показывают, что посещались пещеры в период от

12430+260 до 13245±65 лет назад. Интересно отметить, что все эти пещеры видны с реки.

Наиболее интересный комплекс выявлен в Кумышанской пещере (Лысьвенский р-н Пермского края)

[7, c. 40–42]. Уникальным данное святилище делает найденный в палеолитическом слое вертикально стоящий

череп дикой лошади, обращенный на юг, который был обложен со всех сторон камнями средних размеров.

Череп сохранился почти полностью, за исключением передних резцов, которые обнаружены у входа в пещеру и

нижней челюсти, фрагменты которой были найдены в соседних частях святилища. В 30-ти см к востоку от

черепа лошади было найдено еще 5 зубов, а также часть нижней челюсти северного оленя с тремя зубами, что

может говорить о нахождении здесь черепа северного оленя. В непосредственной близости под остатками

черепа северного оленя в расселине залегала нижняя челюсть новорожденного мамонтенка, внутри которой

находился зуб из верхней челюсти шерстистого носорога. Все эти находки могут говорить о наличии

демонстрационного комплекса, который мог использоваться как в одном крупном обряде, так и во множестве

более мелких обрядовых действий. Подобный демонстрационный комплекс, только с черепом медведя, был

найден в южно-уральской пещере Сикияз-Тамак I [2, c. 33–37].

Сакральный характер могла носить и искусственно заваленная камнями расселина, заполненная

крупными костями. Больше всего костей относилось к северному оленю и дикой лошади (75,5 %). Почти

19

половина всех находок представлена костями головы и конечностей. Причем кости головы и ног северного

оленя составляют 93,2 %, а лошади – 93,3 %. Это свидетельствует об особом отношении не только к

определенным видам животных, но и к определенным частям тела, а именно голове и конечностям [8, c. 106–

112].

Комплекс верхнего палеолита представлен нуклевидным куском, отщепами (28 экз.), осколками (20 экз.),

отбойником и известняковыми гальками (15 экз.).

В пещере выявлен и нижний палеолитический слой, в котором на глубине 1,6–2 м найдено семь

каменных изделий – заготовка листовидного бифаса, нуклеусы, скребок и отщепы. К массивным отщепам

относятся 7 предметов из галечного сырья из южной камеры [9, с. 138–139]. Возможно, именно к этому слою

относится дата по кости шерстистого носорога – 33670±300 лет (ОхА-10929).

Гораздо менее представителен палеолитический комплекс из пещеры в камне Котёл (Пригородный р-н

Свердловской обл.) [5, с. 120–125]. О кратковременных остановках в пещере Котёл в эпоху палеолита

свидетельствуют два очага. В районе первого из них был найден прекрасно выполненный нуклеус из гальки

горного хрусталя. Из других находок можно отметить две ножевидных пластины, отщеп и кремнистую гальку

со сколами. Хрустальные изделия довольно часто использовались в обрядах и ритуалах. Ярким свидетельством

этого является хрустальный комплекс святилища на озере Большие Аллаки, где из 208-ми изделий 164 (78,85%)

изготовлено из горного хрусталя [1, c. 46–53].

Также незначителен палеолитический комплекс и в Усть-Койвинской пещере (Горнозаводский р-н

Пермского края) [9, c. 155–157]. Каменный инвентарь в пещере представлен скребком, ножевидной пластинкой

шестью отщепами. Возле небольшого очага у входа в пещеру найдены две роговые мотыги. Они лежали рядом,

обращенные друг к другу вогнутыми сторонами, в результате чего образовался незамкнутый круг. Обе мотыги

были искусно обработаны с выпуклой стороны: с помощью каменного рубящего орудия им была придана

серповидная форма, затем лезвия мотыг с двух сторон были оформлены шлифовкой. На одной из них на

верхней части по всем четырем плоскостям присутствует орнамент в виде коротких насечек. Так как мотыги

сами по себе являются довольно сложным в изготовлении орудием, скорее всего, они не были забыты, а были

оставлены намеренно. Их расположение, орнамент на одной из них, кусочки охры рядом с очагом могли иметь

определенный сакральный смысл.

Рассмотрев палеолитические комплексы всёх трех пещер можно отметить следующее. Во-первых, в

палеолитических слоях всех пещер присутствует большое количество костей. Преобладающими являются

кости копытных животных: северного оленя, лося и дикой лошади. Кости носорога и мамонта встречаются

очень редко. Во-вторых, во всех пещерах присутствуют предметы неутилитарного назначения, что может

свидетельствовать об их использовании в сакральных целях. Все эти находки показывают, что культовая

практика палеолитического населения была гораздо более разнообразной, чем представлялось ранее.

Самый крупный мезолитический комплекс выявлен в пещерном святилище, расположенном в камне

Дыроватом [9, c. 73–74]. Там найдено около 3700 костяных наконечников стрел и 3670 микропластинок-

вкладышей. Кроме этого единичные находки данного периода отмечены еще в семи пещерах (Дождевой,

Пещера Туристов, Денежный, Котел, Кумышанская, Усть-Койвинская, Большой Глухой). Они довольно

однообразны: нуклеус, микропластинки, иногда каменный или костяной наконечник стрелы. Все эти находки

можно интерпретировать как следы одноразовых посещений на пути к межплеменному святилищу на камне

Дыроватом. При этом, как и на камне Дыроватом, проводились обряды, сутью которых являлись жертвы духам

наконечников стрел или их частей (вкладышей). Возможно, нуклеус являлся своеобразным «знаком»

наконечника, поскольку именно в нем «хранились» еще не сколотые микропластинки-вкладыши.

По всей видимости, в эпоху неолита произошли значительные изменения в духовной сфере местного

населения. Культовые действия в пещерах резко сокращаются, от этой эпохи в них сохраняются единичные

находки. В пещере Туристов найдено 48 фрагментов от неолитических сосудов. Биконический наконечник из

Кумышанской пещеры, как и пластина из грота в камне Дождевом могли быть связаны с разрушенными

неолитическими погребениями. Однако не стоит забывать, что на камне Дыроватом присутствуют по нескольку

сотен каменных и костяных наконечников неолитической эпохи. Видимо, святилище в камне Дыроватом и в

эпоху неолита сохраняло свое значение в культовой практике местного населения.

Большой интерес вызывают две пещеры, в которых обнаружены неолитические захоронения. В

пещерном святилище в гроте Дождевом было найдено два погребения. Погребение женщины (№ 1) находилось

у входа, причем было сильно разрушено, захоронение мужчины (№ 2) было произведено в глубине пещеры и

сохранилось практически полностью.

У входа в неглубокой яме, засыпанной охрой буро-коричневого цвета, была захоронена женщина 35–40

лет. Погребальный инвентарь состоял из скребка на отщепе из зеленой яшмовидной породы и фрагмента

керамики. Одежда погребённой женщины была богато расшита подвесками из зубов животных. Для подвесок

использовались клыки выдры (73 экз.), причем исключительно из нижней челюсти (от 37 особей), зуб и резец

лисицы, два зуба северного оленя и два крупных резца лося.

Второй погребенный – мужчина 40–45 лет лежал на спине в скорченном положении и был также засыпан

охрой, только в большем количестве. Мужчина был убит выстрелом в спину: каменный наконечник стрелы

обнаружен между шейными позвонками. Голова и позвоночный столб обращены на северо-восток, согнутые в

коленях ноги – на северо-запад, руки были сложены на животе. Погребальный инвентарь очень богат. В самом

погребении были найдены клык лисицы, предположительно нашитый на головной убор, наконечник остроги на

20

поясе, там же было нашито 10 резцов бобра. На груди острием вверх лежал каменный шлифованный нож из

туфопорфирита, из того же материала был изготовлен обломок топора, находившийся под коленом левой ноги.

У левой руки располагалось три костяных биконических наконечника и расколотый на две части коренной зуб

лося. Скребок из отщепа халцедона находился в области таза. С левой стороны таза были найдены 14 отщепов

и расколотая надвое заготовка орудия, предположительно находившиеся в сумке. Из погребения также

происходят 10 каменных наконечников стрел различной формы. На берцовых костях с внешней стороны

находились по четыре костяных фигурки, изображающие уточек. Еще одна уточка была найдена под коленом

левой ноги. С внутренней стороны берцовых костей располагались овальные подвески, также выполненные из

кости. На левой ноге их было четыре, на правой – две. Под левой ногой находилась расколотая трубчатая кость

северного оленя, а под ней фрагмент керамики. Возле правой берцовой кости тоже залегала расколотая вдоль

кость копытного животного. Также два фрагмента керамики были найдены у колена правой ноги, на одном из

них по сухой глине был вырезан серповидный знак, на дне могилы найдено ещё три мелких фрагмента

керамики [3, с. 120–143].

Анализ, проведенный автором раскопок, позволил предположить ему, что погребенный мужчина имел

высокий социальный статус и, вероятно, был шаманом, а женщина – его помощницей [6, с. 29–47].

Еще более необычное групповое неолитическое захоронение было найдено в Кумышанской пещере [10,

с. 7–10]. Располагалось оно в южной половине пещеры, специально отгороженной от входа полутораметровой

каменной глыбой. Захоронение было обильно засыпано охрой. Южнее находилось ещё одно небольшое пятно

охры, в центре которого была найдена расколотая черепная крышка годовалого младенца, служившая чашей

для хранения охры. При вскрытии основного погребения были найдены остатки каменного ящика, внутри

которого находились кости четырёх детей: двое из них новорожденные и другие два – плоды 7–9 месяцев.

Также в этом погребении присутствовали кости трех женщин: старше 35 лет, 25 и 20 лет. Все кости

представлены фрагментарно, так как погребение было размыто мощным водяным потоком, о чём

свидетельствуют три ребра, найденные у входа.

К погребальному инвентарю достоверно можно отнести: отщеп, зуб животного, рыболовное грузило из

гальки, локтевую кость бизона, острие из грифельной кости лося, каменную подвеску, нож из плитки кремня,

фрагмент керамики и обломок кости мамонта. Все эти находки найдены в непосредственной близости от

погребения и были обильно окрашены охрой. Чуть дальше от погребения находились фрагменты керамики,

также окрашенные охрой, кости мамонта и носорога. Вне погребения были найдены три мелких фрагмента

керамики от сосуда евстюнинского типа, фрагмент костяного биконического наконечника, каменный

наконечник с ретушью из молочного кварца, резец на углу сломанной пластины.

Появление неолитических погребений в пещерах нельзя считать определенной традицией. Кроме

чусовских погребений на Урале найдено еще четыре погребения в пещерах, которые датируются в широком

хронологическом диапазоне от мезолита до энеолита. По всей видимости, захоронения в пещерах – это

исключительные случаи, каждый из которых может иметь свое объяснение.

Более активно использоваться пещерные святилища стали в эпоху энеолита. Находки данного периода

зафиксированы практически во всех святилищах р. Чусовой.

У подножья пещерного святилища в камне Дыроватом в эпоху энеолита появляется идол, о чём косвенно

свидетельствует столбовая яма с органическими остатками. Возрастает количество энеолитических

наконечников стрел непосредственно под пещерой [8, с. 149]. К некоторым наконечникам крепились кости и

зубы животных или подвески. Одна из таких подвесок была выполнена из халцедона и изображала лосиху.

В Усть-Койвинской пещере в эпоху энеолита использовалась площадка перед пещерой, на которой был

найден энеолитический очаг. Рядом с очагом в небольших ямках были зафиксированы следы ритуальных

действий. В одной ямке были захоронены три черепа белок, а в другой вместе с костями бобра был положен

каменный наконечник стрелы. Также к энеолиту относится 62 наконечника, 210 отщепов, 8 пластин,

3 нуклевидных куска, остриё, кресальный кремень, отбойник, целая колотая галька. Из костяных изделий в

комплексе присутствуют 9 острий, 4 наконечника стрелы, 2 рукоятки, подвеска из клыка волка и чаша из

черепа северного оленя [9, с. 158–162].

В пещере в камне Денежном к данной эпохе относятся около 150-ти фрагментов керамики с гребенчатым

орнаментом. В тесте присутствует большая примесь толченой раковины, что характерно для приуральской

керамики. Комплекс каменных изделий состоит из четырех каменных наконечников стрел, четырех скребков,

ножа и двух ножевидных пластин. Костяные изделия представлены шестью остриями и двумя подвесками из

нижних резцов бобра с выемками для пришивания. Интересны находки трех когтевых фаланг медведя. Также

были найдены единичные кости северного оленя.

Энеолитические остатки в пещере Котел связаны с двумя небольшими очагами, возле которых

находились развалы керамических сосудов, каменные наконечники стрел и кости животных. В целом комплекс

энеолита состоит из более 800 находок. Среди них 45 фрагментов керамики от четырех сосудов, 25 каменных

наконечников стрел, 10 скребков, около 600 отщепов и чешуек. Костяные изделия представлены остриями,

наконечниками стрел и гарпунами (все – по 2 экз.). Редкой находкой является медный наконечник стрелы,

выкованный в виде четырехгранной иглы.

Отдельные находки эпохи энеолита отмечены также в пещере Туристов (каменный наконечник стрелы и

4 фрагмента керамики) и в Кумышанской пещере (21 фрагмент керамики, 4 наконечника стрелы и 2 гарпуна).

21

Анализ энеолитических материалов свидетельствует об усложнении ритуальной практики и

разнообразии проводимых ритуалов.

В целом можно отметить, что среди жертвенных даров на протяжении всего каменного века (за

исключением палеолита) практически всегда присутствуют наконечники стрел, кости животных и остатки

расщепления камня (куски, отщепы, чешуйки). Многие ритуалы являются своеобразными и индивидуальными,

что свидетельствует, с одной стороны, о многообразии обрядов, проводимых в пещерах, с другой, – о

неполноте наших знаний о культовой практике древнего уральского населения.

1. Жилина И.В., Петрин В.Т. Оригинальная индустрия из Кыштымского озёрного края (к проблеме появления культовых мест на Урале) // Технический

и социальный прогресс в эпоху первобытнообщинного строя. Свердловск, 1989. С. 46–53. 2. Житенев В.С. Археозоологические критерии «ритуальных медвежьих комплексов» верхнего палеолита // Святилища: археология ритуала и вопросы

семантики. Материалы тематической научной конференции. СПб., 2000. С. 33–37.

3. Сериков Ю.Б. Исследование грота на камне Дождевом // Вопросы археологии Урала. Екатеринбург, 1993. Вып. 21. С. 120–143. 4. Сериков Ю.Б. Река Чусовая – трансуральская магистраль древности // Пути сообщения, коммуникации, научные достижения народов Евразии.

Материалы Международной научно-практической конференции. Березники, 1997. С. 44–46.

5. Сериков Ю.Б. Новые данные по палеолиту Среднего Урала // Российская археология. 1997. № 3. С. 120–125. 6. Сериков Ю.Б. Шаманские погребения Зауралья // Вопросы археологии Урала. Екатеринбург, 1998. Вып. 23. С. 29–47.

7. Сериков Ю.Б. Новый тип палеолитического святилища на Среднем Урале // Святилища: археология ритуала и вопросы семантики: Материалы

тематической научной конференции. СПб., 2000. С. 40–42. 8. Сериков Ю.Б. Палеолитическое святилище на р. Чусовой (первые результаты исследований) // Проблемы первобытной культуры. Уфа, 2001. С. 106–112.

9. Сериков Ю.Б. Пещерные святилища реки Чусовой. Нижний Тагил, 2009. 368 с.

10. Сериков Ю.Б. Необычное коллективное погребение эпохи неолита в Кумышанской пещере (Средний Урал) // Вестник археологии, антропологии и

этнографии. Тюмень, 2013. № 2 (21). С. 4–10.

УДК 903.5(470.5)

Н.В. Назмутдинова


студентка

ЭНЕОЛИТИЧЕСКИЕ ПОГРЕБЕНИЯ УРАЛА

В статье рассматриваются энеолитические погребения Урала, которые в количестве 11-ти экземпляров выявлены на восьми

археологических памятниках. Все погребения вытянуты вдоль восточного склона Урала от севера Свердловской области до южной части

Челябинской области. Для большинства погребений характерно наличие охры, положение костяка на спине. Чаще всего сопроводительный инвентарь состоял из подвесок и наконечников стрел. Из-за отсутствия радиоуглеродных дат многие погребения датируются эпохой

энеолита условно.

Ключевые слова: энеолит, погребения, охра, подвески, наконечники стрел.

N.V. Nazmutdinova Nizhny Tagil state social and pedagogical Institute (f) RSPPU, student

THE ENEOLITHIC BURIALS IN THE URALS

The article deals with eleven Eneolithic burials revealed at eight archaeological sites in the Urals. All the burials are situated along the

eastern slope of the Urals stretching from the north of Sverdlovsk Oblast to the south of Chelyabinsk Oblast. In the majority of burials skeletons were found lying on the back. The graves often contained ochre. The accompanying inventory often consisted of pendants and arrowheads. The Eneolithic

age of artifacts is hypothetical, as samples have not been radiocarbon dated. Key words: Eneolithic age, burials, ochre, pendants, arrowheads.

Энеолитические погребения на территории Урала являются большой редкостью. На сегодняшний день к

эпохе энеолита отнесено всего 11 погребений на восьми археологических памятниках. В этой связи открытие

любого нового погребения вызывает интерес исследователей.

Самое северное погребение обнаружено на культовом памятнике Усть-Вагильский холм. Расположен он

на левом берегу р. Тавды при впадении в нее р. Вагиль (Гаринский р-н Свердловской обл.). Функционировал

памятник долгое время, с неолита до позднего железного века. Собой он представляет холм высотой до 6-ти м и

диаметром 53 м, насыпанный из культурных остатков разных эпох. Большой интерес на святилище

представляет неолитическая жертвенная площадка с семью человеческими черепами и многочисленными

костями животных. На периферии холма, у его подошвы, в 2009 г. на глубине свыше 5-ти м обнаружено

энеолитическое погребение. Погребенный находился в положении на спине, с вытянутыми вдоль тела руками,

головой на северо-восток, засыпан слоем охры. Сохранность костей очень плохая [5, с. 330–333].

Погребальный инвентарь состоял из двух скребков, шлифованного тесла, ножевидной пластины, двух

фрагментов керамики с гребенчатым орнаментом и десятка сломанных каменных шлифованных наконечников

стрел, среди которых преобладали отломанные острия. Костюм погребенного был украшен 37-ю подвесками из

пирофиллитового сланца (шифера), многочисленными семенами воробейника с отверстиями и резцами бобра.

Кроме этого семена воробейника были равномерно рассыпаны по всему погребению [5, с. 332].

Принадлежность погребения к энеолиту подтверждают подвески из пирофиллитового сланца, которые

имеются практически во всех погребениях этого периода, а также шлифованные наконечники стрел, широко

известные в погребениях Западной Сибири [4, с. 151–162].

22

В 1959 г. на Аятском озере (Невьянский р-н Свердловской обл.) было обнаружено энеолитическое

погребение. Оно было засыпано ярко-красной охрой и углем. Под слоем охры в анатомическом порядке лежали

жженые кости человека, сгоревшие не полностью. Череп отсутствовал. Головой погребенный был

ориентирован на северо-восток. Судя по наличию на дне могилы столбовых ямок, можно предположить, что

над ее дном на невысоких столбиках был сооружен настил, на котором и была произведена частичная кремация

трупа.

Большая часть погребального инвентаря была найдена в слое охры. По всему тулову были разложены

подвески из пирофиллитового сланца (52 экз.) и кости (16 экз.). На 32-ух каменных подвесках присутствуют

зубчики по краю. В области шеи, у ключицы, лежал сломанный пополам полированный каменный диск (бляха)

из зеленокаменной породы. В районе сердца была положена зеркальная пластинка слюды толщиной до 0,5 см и

размером 12–15 см. В области таза лежало скребло из кремня. Также в погребении находились шесть скребков,

два наконечника стрелы (один – листовидной формы, второй – шлифованный), два кремневых отщепа и отщеп

горного хрусталя.

Интересно отметить, что у стенки в жилище № 1 было обнаружено небольшое зольное пятно с

включением кусочков охры. В этом пятне найдено два человеческих зуба и две подвески из шифера

(пирофиллитового сланца) с зубчиками. Автор раскопок Е.М. Берс предполагает, что именно там и была

сожжена голова погребенного.

Весь обряд захоронения, по ее мнению, реконструируется следующим образом: погребенный без головы,

положенный на спину вытянутыми вдоль туловища руками, был засыпан толстым слоем охры, поверх которой

разводился костер [1, с. 190–200].

На Шигирском торфянике (Свердловская обл.) на культовой площадке Скворцовская гора V в процессе

раскопок 2003–2004 гг. было обнаружено два энеолитических погребения. Площадка занимает скальный

выступ Скворцовской горы, которая возвышается над северным берегом Шигирского озера.

Погребение № 1 содержало останки трех человек: двух взрослых и ребенка. Они были помещены в

расселину между двумя скальными грядами. Могильная яма своей формой напоминает очертания лодки,

обращенной носом к югу, в сторону озера. Западная часть ямы была засыпана охрой. Все три скелета были

подвержены воздействию огня. Сохранились фрагменты черепов, элементы верхних частей туловища, кости

грудного пояса, большая часть плечевых костей, а также элементы кистей. Н.М. Чаиркина предполагает, что

погребальный обряд включал придание телам скорченного положения и последующее оборачивание их

множественными пеленами. Затем образовавшийся сверток помещался в могильную яму, где в течение

длительного времени подвергался термической обработке [11, с. 49–95].

Погребальный инвентарь очень богат и разнообразен. Изделия из камня представлены отщепами и

чешуйками, пластинами и микропластинами, плитками со следами обработки, заготовками стрел. Из орудий в

погребении находились тесла, шлифованный нож, наконечник копья, два наконечника дротиков и 25

шлифованных наконечников стрел. Из костяных изделий отметим обломки гарпунов и фрагменты острий или

наконечников стрел. Большой интерес представляет лопаточка для растирания охры. Она выполнена на

фрагменте кости с эпифизом, кальцинирована, окрашена охрой. Также в погребении найдено 98 костяных

подвесок овальной формы и три бусины. Промывка земли из могильной ямы позволила обнаружить мелкий

костяной бисер (9 экз.).

Погребальная яма захоронения № 2 практически полностью была разрушена в раннем железном веке. В

погребении было найдено около 400 мелких кальцинированных костей, в том числе фрагменты черепа,

посткраниального скелета и зубы, которые предположительно принадлежали ребёнку в возрасте 10–12-ти лет.

Остатки скелета также были засыпаны охрой.

Достоверно с погребальным инвентарем можно связать несколько изделий: три наконечника стрелы и

скобель по дереву, выполненный из опала серовато-голубого цвета [11, с. 49–95].

Материалы погребений находят широкие аналогии (прежде всего по подвескам и наконечникам стрел)

среди энеолитических захоронений Урала и Западной Сибири [8; 12]. Любопытно отметить, что захоронение в

лодке известно на энеолитическом могильнике Бузан-3 на юге Западной Сибири (погребение 11) [3, с. 13–17].

Недалеко от Шигирского торфяника располагается Шайтанское озеро. Это священное озеро древности

хорошо известно в археологической литературе своими культовыми объектами [10]. Раскопки 1996 г. на

береговом валу озера выявили на площади 1,5 кв. м необычное скопление находок, в котором находился развал

сосуда (181 фрагмент) и 94 каменных изделия. Среди них имелись 19 наконечников стрел, 15 скребков,

8 ножей, 11 рубящих орудий, 2 молота, 2 абразивные пилы, 9 рыболовных грузил и др. Особо следует отметить

компактное залегание 13-ти подвесок из темно-красного пирофиллитового сланца, двух дисков из

полупрозрачного зеленоватого благородного талька диаметром 4,5–5 см и трех так называемых «утюжков».

Культовый комплекс на береговом валу Шайтанского озера автор раскопок посчитал разрушенным

энеолитическим погребением [7, с. 35–50]. По всей видимости, кости погребенного были уничтожены водой, а

погребальный инвентарь остался лежать практически на месте захоронения. Скопление подвесок из шифера и

двух парных дисков, которые могли закрывать глаза погребенного, косвенно свидетельствуют в пользу данного

предположения.

Здесь следует отметить, что площадь берегового вала оказалась очень насыщенной изделиями

неутилитарного характера. На валу найдено два сосуда, украшенные графическими изображениями уточек; два

сосуда с налепленными на край венчика рельефными головами медведей; выточенные из фрагментов сосудов

23

скульптурные изображения лосихи, уточки и рыбки; 169 сломанных, 147 заготовок и 126 целых наконечников

стрел; 7 гребенчатых штампов; еще 4 «утюжка»; 24 кремневых скульптуры; 43 каменных подвески и 29

нашивок; 6 кусочков охры со стертыми поверхностями, 347 кусочков охры и др. [10, с. 32–36, 46–54].

Второй необычный комплекс также энеолитического времени обнаружен на северном берегу

Шайтанского озера, на святилище Шайтанский шихан. Данный шихан представляет собой скопление

гранитных валунов высотой до 11-ти м и диаметром около 30-ти м. Находки разных эпох (от мезолита до

раннего железного века) залегали в расселинах между валунами. И вот в расселине, образованной пятью

гранитными плитами, одна из которых своими очертаниями напоминает голову медведя, были обнаружены

засыпанные охрой кальцинированные кости человека. Среди них находились фрагменты черепа, позвонков,

ребер, фаланг и трубчатых костей. Все кости принадлежали одной взрослой особи. Кости залегали вперемешку

с обломками костяных подвесок, отщепами, дробленой керамикой, кусочками талька и охры.

В погребении были найдены 76 костяных подвесок, все они обожжены и в большинстве случаев

представлены обломками. По форме они подразделяются на овальные вытянутые, каплевидные укороченные,

каплевидные вытянутые, лепестковые [9, с. 146–147].

Кроме костяных подвесок в погребении выявлены две каменных нашивки из тонких плиток сланца и

обломок сгоревшего (обуглившегося) деревянного изделия. У него были ровные плоскости и обработанные

боковые ребра. Округлая форма изделия позволяет видеть в изделии деревянную подвеску или нашивку.

Представляет интерес находка трех фрагментов двух тонких (0,4–0,5 см) острий. Выполнены они были из кости

и предположительно могли служить заколками для крепления волос [9, с. 146–148].

Из каменных изделий нужно отметить обломок наконечника стрелы из углистого сланца, две чешуйки с

ретушью по краю, плитку серого кварцита и 180 отщепов. Изготовлены они из туфопорфирита – 159 экз.,

углистого сланца – 9 экз., кремнистого сланца – 8 экз. и халцедона – 4 экз. Их размеры варьируются от 1 до 4-х

см.

В расселине было найдено 49 кусочков охры красного и бурого цветов. Зафиксировано также большое

количество (546 экз.) талька серого и светло-серого цветов. Пластинки талька насыщали весь окрашенный

охрой слой, но большая их часть залегала в верхней части заполнения щели. По всей видимости, человек был

сожжен вместе с костюмом, украшенным костяными подвесками. Затем остатки трупосожжения были

помещены в расселину вперемешку с отщепами, кусочками талька, угля и охры. Сверху данные останки были

засыпаны слоем мелких пластинок серебристого талька.

Автор раскопок считает, что по своей сути данные находки вряд ли следует относить к погребениям.

Фактически они являются погребально-жертвенным комплексом [9, с. 150].

В 54-х км к югу от Шайтанского озера находится памятник Палатки I, расположенный на левом берегу

реки Исеть около пос. Палкино Свердловской обл. В 2007–2009 гг. на юго-западном мысовидном выступе был

обнаружен оригинальный погребально-жертвенный комплекс. Его центральным объектом была яма размером

примерно 2×2 м и глубиной до 0,6 м. Яма была заполнена супесью с большим содержанием золы и находками

различных эпох. По мнению автора раскопок, яма могла использоваться для кремации умерших.

С запада, севера и юго-востока яму окружали восемь скоплений кальцинированных человеческих костей.

Предполагается, что они являются остатками погребений, произведенных при помощи кремации. Но учитывая

толщину скоплений косточек (2–3 см), их можно считать и остатками жертвоприношений.

Находки представлены наконечниками стрел листовидной и рыбковидной формы и подвесками (10 экз.).

Все подвески хорошо отполированы, изготовлены из светло-серого туфа, зеленого офита (по 2 экз.) и красного

шифера (6 экз.). У одной подвески в нижней части прорезаны мелкие зубчики [2, с. 64].

Здесь же были найдены два погребения, оформленных по способу ингумации. К сожалению, автор не

указывает позу погребенных, сохранность костей и наличие/отсутствие охры. В первом погребении находилось

орудие на ножевидной пластине. Во втором обнаружены семь сколов с желваков яшмы (?) и украшения:

8 бусин – 7 круглых (одна из них сдвоенная) и 1 цилиндрической формы. Бусины изготовлены из зеленого

камня [2, с. 64–65].

Еще дальше к югу, примерно в 170-ти км от Каменных Палаток, находится озеро Аргази (Челябинская

обл.). В 1978 г. на возвышенной части острова Большой Вишневый были обнаружены два погребения (Березки

V.1). Оба были перекрыты набросом из необработанных камней.

Костяк из первого погребения лежал в вытянутом положении на спине головой на северо-восток и не

имел сопровождающего инвентаря.

Основное погребение находилось в каменном ящике, образованном вертикально врытыми плитами и

сверху перекрытым такими же плитами. Костяк лежал в вытянутом положении на спине головой на запад.

Череп и правая часть костяка частично обожжены.

Погребальный инвентарь представлен 18-ю костяными подвесками и одной из зеленого змеевика

(серпентинита). 17 подвесок составляли своеобразное ожерелье, поскольку находились на уровне грудной

клетки и плеч. Под тазом погребенного найдена заготовка костяного наконечника стрелы. Автор раскопок

относит погребения к доандроновскому времени и датирует их в широком хронологическом диапазоне от

неолита до ранней бронзы [13, с. 68–79].

Самым южным является погребение на многослойном поселении Дружный I, расположенном на правом

берегу р. Верхний Тогузак у пос. Дружный (Варненский р-н Челябинской обл.). Открыто оно в 1977 г.

Погребенный мужчина в возрасте около 25-ти лет лежал в скорченном положении на левом боку. Костяк

24

ориентирован головой на восток с небольшим отклонением к югу. Часть шейных позвонков лежала за головой

и в глиняном сосуде, находившемся у правого плеча погребенного. Сосуд орнаментирован слегка наклонными

оттисками гребенчатого штампа, а также рядами «шагающей» гребенки. Погребальный инвентарь представлен

медными колечками, выполненными из тонкой медной проволоки, а также каменным бруском, который залегал

справа от таза. Следует отметить, что скорченное захоронение встречено на Урале впервые [12, с. 183–188].

Еще в 1991 г. А.Ф. Шорин выделил основные черты погребального обряда доандроновских погребений

Урала [12, с. 74–75]. Во-первых, чаще всего это одиночные захоронения. Во-вторых, наблюдаются необычные

позы погребенных или нарушение анатомической целостности костяка. В-третьих, сильно развитый культ огня,

связанный либо с полным, либо с частичным трупосожжением. В-четвертых, использование в погребальном

обряде охры. В-пятых, среди погребального инвентаря в основном встречаются подвески и наконечники стрел.

Причем чаще всего присутствуют подвески из сланцев красных оттенков. Подвески из шифера

(пирофиллитового сланца) можно считать индикатором энеолита на восточных склонах Урала и в Западной

Сибири [8, с. 103]. Нельзя не отметить, что практически все погребения расположены на восточном склоне

Урала. Так как радиоуглеродные датировки погребений Урала отсутствуют, мнения по поводу их датировки

сильно разнятся. Опираться приходится на датированные погребения в могильниках Западной Сибири

(Чепкуль-21, Второй Перейминский, Бузан-3, Старые Покачи 5. 1) [3, с. 79–81].

Вызывает удивление отсутствие на Урале энеолитических могильников, которые широко представлены в

смежных регионах. Прежде всего, это относится к Западной Сибири, погребения которой обнаруживают

большое сходство с уральскими захоронениями, причем как по погребальному обряду, так и по

сопровождающему инвентарю. Например, в могильнике Большая Умытья-100 зафиксировано не менее 30-ти

захоронений, в могильнике на Большом Андреевском острове – 26 погребений, в могильнике Бузан-3 –

13 погребений, в могильниках Чепкуль 21 и Старые Покачи 5.1 – по 7 погребений, в могильнике Большой

Салым 4 – 6 погребений.

Такое небольшое количество погребений на Урале и в то же время обширное количество аналогичных

захоронений в регионах Западной Сибири и Поволжья невольно вызывает ряд вопросов, на которые у

исследователей до сих пор нет однозначного ответа. А.Ф. Шорин высказал предположение о том, что в

одиночных захоронениях погребались только те члены первобытных коллективов, которые занимали в них

особое место [13, с. 76]. Этой же точки зрения придерживается Ю.Б. Сериков. Он считает, что в древние эпохи

на территории Урала обычным способом захоронения был воздушный (на деревьях, в дупле и пр.). В земле

хоронили только лиц высокого социального ранга – вождей или шаманов [6, с. 29–47].

Таким образом, погребальные памятники эпохи энеолита дают обширный материал для изучения

материальной и духовной культуры древнего населения. Многие вопросы до сих пор являются не решенными и

требуют уточнения и дальнейшей разработки. 1. Берс Е.М. Поздненеолитическое погребение на р. Аять в Среднем Зауралье // Советская археология. 1976. № 4. С. 190–200.

2. Викторова В.Д., Румянцева О.А. Энеолитические погребения на памятнике Палатки I // XVIII Уральское археологическое совещание: культурные

области, археологические культуры, хронология. Уфа. 2010. С. 64−65.

3. Матвеев А.В., Матвеева Н.П., Сериков Ю.Б., Скочина С.Н. Культовые памятники эпохи энеолита. Тюмень, 2015. 156 с.

4. Носкова Л.В., Карачаров К.Г. Энеолитический могильник Старые Покачи 5.1 на реке Аган // Барсова Гора: древности таежного Приобья.

Екатеринбург–Сургут, 2008. С. 146–169. 5. Панина С.Н. Фрагмент сакрального пространства эпохи энеолита у подошвы Усть-Вагильского холма в лесном Зауралье // Труды

IV (XX) Всероссийского археологического съезда в Казани. Том I. Казань, 2014. С. 330–333.

6. Сериков Ю.Б. Шаманские погребения Зауралья // Вопросы археологии Урала. Екатеринбург, 1998. Вып. 23. С. 29–47. 7. Сериков Ю.Б. Энеолитическое погребение с Шайтанского озера // Нижнетагильский государственный педагогический институт. Ученые записки.

Общественные науки. Нижний Тагил, 2002. Т. 2. Часть 2. С. 35–50.

8. Сериков Ю.Б. Подвески и нашивки энеолитической эпохи (по материалам культового центра на Шайтанском озере) // Четвертые Берсовские чтения. Екатеринбург, 2004. С. 100–108.

9. Сериков Ю.Б. Новое энеолитическое погребение с Шайтанского озера (Среднее Зауралье) // Вопросы археологии Урала. Екатеринбург–Сургут, 2011.

Вып. 26. С. 145–150. 10. Сериков Ю.Б. Шайтанское озеро – священное озеро древности. Нижний Тагил, 2013. 408 с.

11. Чаиркина Н.М. Погребальные комплексы эпохи энеолита и раннего железного века Зауралья (по материалам погребально-культовой площадки

Скворцовская гора V). Екатеринбург, 2011. 224 с. 12. Шорин А.Ф. Энеолитическое погребение у поселка Дружный в Южном Зауралье // Волго-уральская степь и лесостепь в эпоху раннего металла.

Куйбышев, 1982. С. 183–188.

13. Шорин А.Ф. Доандроновское погребение могильника Березки V г в горно-лесном Зауралье // Неолитические памятники Урала. Свердловск, 1991. С. 68–79.

УДК 903.22"632/634"

А.С. Чеченин Нижнетагильский государственный социально-педагогический институт (ф) РГППУ,

студент

ДЕРЕВЯННОЕ ВООРУЖЕНИЕ ОХОТНИКОВ КАМЕННОГО ВЕКА

Статья посвящена деревянному вооружению древнего охотника. Из-за плохой сохранности дерева эти виды оружия до нас доходят в единичных экземплярах. Наиболее часто деревянные изделия встречается в торфяниках, реже – в пещерах. Тем не менее, самые древние

находки (рогатины и копья) датируются ранним палеолитом (Леринген, Клектон, Торральба). В статье описываются такие виды оружия как

рогатины, копья, дротики, луки со стрелами, палицы и, предположительно, бумеранги.

25

Ключевые слова: каменный век, охота, деревянное оружие, техника изготовления.

A.S. Chechenin


WOODEN HUNTING WEAPONS OF THE PALEOLITHIC PERIOD

The article deals with wooden weapons for ancient hunting. Due to poor preservation of wood such weapons are very seldom found. In most cases wooden artifacts are found in peat bogs and sometimes in caves. Nevertheless, the most ancient findings (spears and lances) are dated from the

Lower Paleolithic (Luringen, Clacton, Torralba). This article describes such weapons as spears, lances, darts, bows and arrows, maces and

presumably boomerangs. Key words: the Paleolithic Period, hunting, wooden weapons, technique

На протяжении тысячелетий человек создавал и совершенствовал оружие, которое помогало сделать его

охоту более продуктивной, легкой, а главное безопасной. В результате этого появилось много разновидностей

деревянного оружия.

Древесина – весьма распространенный, прочный и одновременно податливый для обработки материал.

Тем не менее, у нее есть весьма весомый минус – подверженность гниению. Поэтому оружие охотников

каменного века дошло до нас лишь в виде единичных экземпляров. Но все же такие находки есть. В частности,

известна находка деревянной рогатины из тиса длиной 244 см, найденной среди костей южного слона в

Лерингене (Германия). Сюда же можно добавить острие деревянной рогатины из Клектона (Англия), а также

три копья из погребения Шенинген (Германия). Эти находки являются наиболее древними из дошедших до нас.

[3 c. 15] На них присутствуют следы тщательной обработки, видимо, строганием [9 с. 102]

Для сохранности деревянных изделий необходимы определённые условия. Такие условия возникают при

залегании изделия в торфяном слое. Торф обладает способностью не пропускать кислород. Без доступа

кислорода деревянные изделия не подвергаются разложению и хорошо сохраняются. Именно поэтому

основными источниками деревянных артефактов являются торфяники, где торф играет роль консерванта.

Наиболее распространенным видом оружия охотника каменного века было копье. Прежде всего, ввиду

своей простоты. Это оружие, появившееся еще на заре развития человечества, становится в верхнем палеолите

гораздо более разнообразным и совершенным. В предшествующую эпоху среднего палеолита применялись, в

основном, тяжелые копья-рогатины. Позднее в обиход входят самые различные типы орудий такого рода. Были

среди них и массивные, предназначенные для ближнего боя. Острия у копий могли быть разными, начиная от

просто заточенного до листовидного с вкладышами из микропластин.

Особой разновидностью и прародителем копья было копье-рогатина. Рогатина была толще копья. Это

обусловливалось особенностью охоты с помощью названного оружия. Копье-рогатина было незаменимо для

охоты на крупного зверя. Если копье предназначалось для кратковременного удара с целью перерубить

сухожилия или повредить какой-либо орган, то копье-рогатина после удара в грудь или брюшину обратным

концом упиралось в землю. Поэтому древко имело двойную заточку. Также с расчетом на то, чтобы рогатина

выдержала большой вес, с которым животное напарывается на острие, древко было толще, чем у обычного

копья. Наиболее древние из обнаруженных рогатин перечислены выше.

Основным способом обработки древесины являлось строгание. Техника эта помогала людям придать

изделию необходимую форму, медленно снимая тонкую стружку. Клектонская рогатина, к примеру, была

остругана с применением кремневого скребла с выемкой. Такие скребла применялись еще в нижнем палеолите.

Скорее всего, они использовались для снятия коры и придания заготовке определенной формы. Затем обычным

кремневым орудием производилось заточка острия в виде конуса. Рогатина из Лерингена обрабатывалась

скоблением. Об этом говорит волнистая поверхность изделия.

Скобление от строгания отличается лишь тем, что инструмент при обработке ставится под углом 75–90°

относительно заготовки и многократно проводится под давлением вдоль изделия. При такой технике с

заготовки снимается не стружка, а волокна древесины. Волнообразные следы обработки появляются вследствие

вибрации заготовки в руках, что приводит к небольшим неровностям. С ускорением движения скобеля

вибрация из-за мелких неровностей усиливается, что, в свою очередь, приводит к образованию еще больших

неровностей [9 с. 101–103].

От копий следует отличать дротики. Если копье было оружием простым и его создание не требовало

особых знаний и умений, то дротики имели особую баллистическую форму, облегчающую метание. Появились

они еще в эпоху верхнего палеолита и имели весьма заметные отличия от копья. Помимо размера их отличала

манера броска. Копье во время броска фиксировалось всей ладонью, а дротик удерживался тремя пальцами. Из-

за веса копья его было намного сложнее метать на большие расстояния, после броска охотник оставался

безоружным. Дротик же наоборот мог быть брошен на расстояние в 20 собственных длин. Благодаря легкости и

компактности, можно было брать с собой сразу несколько дротиков.

Несмотря на появление лука, дротики не были вытеснены и использовались спустя тысячелетия

профессиональными армиями античных государств. Они имели некоторые преимущества, наиболее важным из

которых было то, что дротик имел одинаковую силу удара на всей протяженности полета, в то время как стрела

на своем излете теряла импульс, полученный от лука. Другим несомненным плюсом дротика была

пробивающая способность, которая достигалась за счет большой, по сравнению со стрелой, массой.

26

Со временем появилась копьеметалка – приспособление, позволяющее увеличить бросковый замах.

Выглядело оно как палка с упором на конце, куда устанавливалась тыльная сторона дротика. Другой конец

брался в руку и снаряд после длинного маха в сторону цели вылетал на большей скорости, чем при броске

рукой.

Интересен способ оформления острия дротика. Наблюдается техника асимметричного заострения

изделия, характерная для палеолита. Такая же техника используется и при изготовлении копий и стрел.

Не стоит путать дротики с обычными кольями, находки которых не редки, например, колья со стоянки

Замостье 2 [2, с. 21]. В отличие от кольев дротики обрабатываются полностью. Так как любая неровность на его

поверхности могла нарушить точность броска, необходимо было удалить все эти неровности. С заготовки, судя

по всему, полностью снималась кора, затем с помощью кремневых орудий строганием им придавалась нужная

форма. Заточка острия была намного длиннее, чем на копьях или рогатинах. Важно, что центр тяжести

смещался в переднюю часть дротиков, что помогало предотвратить изменения положения древка в полете.

Довольно простым и эффективным оружием была палица. Для ее изготовления нужна была лишь нижняя

комлевая часть ствола молодого дерева, у которого обрубали корни. В результате нехитрой операции

получалась внушительная дубина. В отличие от обычной палки, палица имела центр тяжести, максимально

близкий к ударному концу. Также из-за густого переплетения растительных волокон древесина на комле была

более прочной, поэтому ее трудно было разбить.

Лук и стрелы также играли важную роль в процессе охоты. Но одновременно были более сложны в

изготовлении и использовании. Главным достоинствами лука с точки зрения охотника были его лёгкость

(можно носить с собой много снарядов). Однако стрела была малоэффективна на больших расстояниях и не

эффективна против крупных животных с толстой шкурой, а главное шерстью.

Очень часто луки усиливали. Добивались этого с помощью обмотки рукояти кожаным ремнем или

оклеивания плеч лука берестой. Также была широко распространена практика накладки костяных и роговых

пластин. Существуют удивительные находки луков, плечи которых обматывались корнем кедра, либо

полностью были созданы из кедровых корней. [5, с. 106–107].

Спорным является вопрос о времени изобретения лука. Сейчас признают, что лук появился в палеолите.

Еще А.П. Окладников говорил о том, что находки каменных острий в позднекапсийских и азиль-тарденуазских

памятниках, которые по своим размерам и форме могли служить только наконечниками стрел, позволяют

датировать возникновение стрел и лука концом палеолита. [4, с. 11]

Также А.П. Окладников приводит гипотезы о возникновения лука. Первая состоит в том, что идею

создания лука могла подать любая гибкая ветвь. Упругость некоторых сортов древесины могла подтолкнуть

человека к мысли о том, что эта сила способна метать предметы на дальние расстояния. Вторая предполагает,

что древнейшим луком был не боевой, а «музыкальный». Вероятно, музыкальному луку предшествовал

древесный пень с наполовину отщепленным от него куском дерева. Если этот кусок дерева отвести в сторону и

отпустить обратно, он издавал громкий звук. Возможно это и натолкнуло человека на мысль об использовании

силы упругости древесины [4, с. 12].

Стрелы имели различные наконечники (каменные, костяные, деревянные или же деревянные с

каменными вставками). Причем интересным фактом является то, что деревянный наконечник мог быть как

единым целым с древком, так и насаживаться на него отдельно и закрепляться в специальном пазу смолой.

Стоит упомянуть о метательных палицах или бумерангах. Изогнутые метательные дубинки появились

примерно в одно время с дротиками и в отдаленные эпохи были очень широко распространены. Бумеранги

присутствуют в числе находок эпохи мезолита на всех континентах. Они были обнаружены на голландских

торфяниковых памятниках. Существуют подобные находки и на Урале. Горбуновские бумеранги, как их

называют, сохранились довольно плохо. Лишь один найден в хорошем состоянии. Это плоская палка длиной

около 40 см, слегка изогнутая посередине [8]. Является ли это изделие бумерангом – вопрос довольно сложный

и спорный.

Древесина, необходимая для изготовления оружия, должна обладать высокой прочностью. Поэтому в

половине известных случаев использовалась смолистая сосна.

Часто спецификой деревянных находок является необходимость их реконструкции. В 1969 г., при

изучении второго захоронения на Сунгире, в парном погребении возле скелета старшего мальчика, О.Н.

Бадером был обнаружен ряд мелких кремневых чешуек и стоящий вертикально диск из бивня с отверстием

посередине. Такой же диск, только меньшего размера, был найден у скелета младшего мальчика. Он был надет

на остриё костяного дротика. Расположение чешуек по прямой линии предполагало наличие какой-то твердой

основы, в которой они были закреплены. Основа эта, по-видимому, была деревянным дротиком. Диски с

отверстиями, по мнению О.Н. Бадера, имели церемониальное значение. Возможно, они одевались на дротик и к

ним уже прикреплялись лоскутки шкур, раскрашенные кусочки кожи, хвосты мелких пушных животных.

Позднее такой же след от деревянного дротика был найден и у скелета младшего мальчика [6, с. 116–118].

Много фрагментов деревянного вооружения обнаружено на мезолитической стоянке Замостье 2

(Подмосковье). Среди находок – четыре наконечника стрел, фрагменты древка стрелы, дротик с массивным

коническим острием. Для слоев позднего мезолита характерны уплощенные острия [2, с. 16].

Богатая коллекция деревянного оружия была обнаружена на Висском торфянике. Прежде всего, это луки

охотничьи ручные длиной до 1,5 м хольмегорского и висского типа Они имели миндалевидный выступ на

конце и отверстие для фиксации тетивы. Там же найдены гиганты-самострелы длиной около 3,5 м,

27

изготовленные из стволов молодых деревьев, с отверстием, перехватом или головкой на комле и зарубкой на

вершине. Сходны по форме с висскими ручными луками лучки размерами 55 и 26 см, предназначенные для

высверливания отверстий и добывания огня [1, с. 26].

Цельнодеревянные стрелы снабжены веретенообразными наконечниками. Есть древки с заострениями, с

расщепом для каменных наконечников, с пазами для вкладышей в виде микропластин. Копья длиной 1,5–2,0 м

изготовлены из стволов деревьев, комлевой конец превращен в пламевидное перо. Метательные дубинки,

разнообразные по форме, скорее всего, применялись для охоты на водоплавающих птиц [5, с. 108–110].

На стоянке Веретье 1 в Архангельской области обнаружено множество деревянных изделий, датируемых

эпохой мезолита. Всего на памятнике найдено 26 стрел. Две из них сохранились полностью. Стрелы делятся на

два типа: с острым наконечником и тупым. По мнению С.В. Ошибкиной, тупые стрелы со скошенной ударной

плоскостью использовались для охоты на птиц и мелких животных, заостренные же – для охоты на более

крупную дичь. На одной стреле острый конец имел сложную двухступенчатую форму: после вытянутого

острия следовало расширение с четырьмя пазами для кремневых вставок. Вероятно, стрела принадлежала к

боевому вооружению.

Наконечников было обнаружено 34 экземпляра. Они, так же как и наконечники из кости или камня,

закреплялись в расщепленном древке с помощью смолы. Доказательством этого служат смоляные следы на

заостренных насадах наконечников. Интересны пять наконечников гарпунного типа. Из 11-ти луков целым

является только один.

Найдено множество дротиков и более массивных копий. Изготавливались дротики из прочной смолистой

сосновой древесины и имели длину 100–120 см. Копья немного превышали дротики по длине и чаше, имели

листовидное острие [5, с. 109].

Помимо редкости находок из дерева можно выделить другие проблемы: условия сохранности и

возможность ее консервации и транспортировки. За время, которое изделие пролежало в грунте, оно изменило

свою форму, деформировалось. Под воздействием влаги древесина подвергается необратимым изменениям,

меняет свои свойства. При высыхании деформация продолжается. Все это, в большинстве случаев, приводит к

проблеме невозможности изучения способов обработки.

Часто деревянные изделия можно реконструировать только по каким-то остаткам, имеющим отношение

к изделиям. Например, дротики в могиле на Сунгире идентифицировали по каменным вкладышам. Луки в

Серовском могильнике реконструированы по наличию костяных обкладок [3, с. 16].

В целом можно заключить, что деревянное вооружение человека каменного века было весьма

разнообразным. Использовались как контактные типы оружия (палицы, копья) так и оружие для

дистанционного поражения цели (дротики, луки, бумеранги). Из этого следует, что человек уже в тот период

времени освоил множество видов и тактик ведения охоты на различную дичь.

У современных специалистов существует множество разногласий на тему того, как все-таки

идентифицировать те или иные типы оружия. Плохая сохранность большинства артефактов не позволяет с

уверенностью говорить о том, каким образом производилась обработка заготовки.

Спорными являются вопросы происхождения типов оружия, о времени и условиях их возникновения, о

том, как древний человек сумел освоить технологию производства и охоты с этим оружием.

На данный момент наблюдается тенденция к удревнению истории вооружения. Например, не так давно

считалось, что лук был распространен в мезолите, а в настоящее время утвердилось мнение, что охотники

пользовались им еще в палеолите [7, с. 39–41].

1. Буров Г.М. Древний Синдор. М., 1967. 220 с.

2. Лозовская О. В. Деревянные изделия стоянки Замостье 2 // Российская археология. 2011. № 1. С. 15–26. 3. Окладников А.П. Неолитические памятники Нижней Ангары. Новосибирск, 1976. 327 с.

4. Окладников А.П. К вопросу о происхождении и месте лука в истории культуры. // Краткие сообщения Института истории материальной культуры.

1940. Вып. 5. С. 17–22. 5. Ошибкина С. В. Веретье 1. М., 1997. 201 с.

6. Позднепалеолитическое поселение Сунгирь (погребения и окружающая среда). М., 1998. 272 с.

7. Праслов Н.Д. О времени появления лука и стрел // Археологическое изучение Центральной России. Тезисы Международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения В.П. Левенка. Липецк, 2006. С. 39–41.

8. Раушенбах В.М. Среднее Зауралье в эпоху камня и бронзы. М., 1956. 149 с.

9. Семенов С.А. Развитие техники в каменном веке. Л.,1968. 376 с.

28

Раздел II. ПРОБЛЕМЫ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ И МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ В ИСТОРИЧЕСКОЙ РЕТРОСПЕКТИВЕ

УДК 930(460)

А.А. Азарова

Омский государственный педагогический университет,

магистрант

«ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ» ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСПАНИСТИКИ В 1930-Е ГОДЫ

В данной статье рассмотрена проблема становления отечественной испанистики в 1930-е годы. Проанализированы труды

испанистов этого периода и выявлены их характерные особенности. В заключение обосновано «второе рождение» отечественной испанистики в данный отрезок времени.

Ключевые слова: отечественная историография, отечественная испанистика.

A.A. Azarova

Omsk state pedagogical University,

First year student on the master program

«THE SECOND BIRTH» OF DOMESTIC HISPANISM IN 1930S

This article considers the problem of formation of the national Hispanism in 30s of the 20th century. The works of Hispanists of this period

are analyzed and their characteristics are identified. As the conclusion the "rebirth" of the domestic Hispanism in this period is justified. Key words: domestic historiography , domestic hispanism.

Отечественная историография прошла ряд этапов изучения истории средневековой Испании, что

обусловлено не только различными историческими периодами отечественной истории, но и различными

теоретико-методологическими основами и источниковой базой, используемыми отечественными испанистами.

Так, этап становления отечественной испанистики приходится на конец XIX века, когда появляются первые

работы по истории средневековой Испании. Основоположником традиции изучения истории средневековой

Испании, по признанию всех историков-испанистов, безусловно, является В.К. Пискорский. Со смертью

В.К. Пискорского в 1910 г. изучение истории средневековой Испании надолго прервалось, чему немало

способствовали также события Первой мировой войны, Февральской и Октябрьской революции.

В итоге, после длительного перерыва интерес к истории испанского средневековья возник только в 30-е

гг. XX в. Это связано с тем, что в 1933 г. были установлены дипломатические отношения со Второй Испанской

Республикой, а всплеск заинтересованности в России к истории и актуальным событиям в Испании связан, в

первую очередь, с Гражданской войной 1936-1939 гг.

А.Е. Кудрявцев стал первым ученым, который обратился к изучению истории средневековой Испании в

советский период. Будучи одним из основателей педагогического института им. А.И. Герцена, заведующим

кафедрой всеобщей истории, первым деканом исторического факультета, он выступал за восстановление

истории как учебного предмета в школах. Кроме того, это был человек с широким культурным кругозором

[7, c. 74].

Первый ректор ЛГПИ им. А.И. Герцена, основатель данного института А.П. Пинкевич, учитывая

широкий научный, педагогический, профессиональный кругозор А.Е. Кудрявцева, поручал ему ответственные

должности в институте. Так, в 1918–1919 гг. А.Е. Кудрявцев занимал должность ученого секретаря совета

ЛГПИ им. А. И. Герцена, в 1918–1923 гг. был профессором по истории Запада на высших учебно-

педагогических курсах, в 1924–1927 гг. заведовал кафедрой методики обществоведения ЛГПИ

им. А.И. Герцена. Учитывая широчайший научный кругозор А.Е. Кудрявцева в области русской

историографии, библиографии и публицистике, в 1919–1924 гг. его назначили главным библиотекарем ЛГПИ

им. А.И. Герцена [7, c. 74]. Кроме этого, к А.Е. Кудрявцеву относились как к высокому авторитету в сфере

изучения истории средневековой Испании, о чем свидетельствует множество писем, в которых преподаватели

из других городов просили совета по поводу испанских сюжетов [13, c. 12].

Когда в Институте истории Феодального общества (ИИФО) ГАИМК решили составить учебник для

вузов по истории средних веков (его так и не издали), то для написания его разделов были приглашены

крупные историки, в том числе А.Е. Кудрявцев. Он должен был написать такие главы, как «Испания и

Португалия в XI–XV вв.» и «Испания и Португалия в XV–XVIII вв.». В итоге, своем отчете о работе, он

отметил: «Мне пришлось строить эти главы буквально заново и преодолевать громадные трудности по

уяснению сущности исторического прошлого Испании. Испания совершенно не разработана» [8, c. 12]. Таким

образом, А.Е. Кудрявцев считал, что он и его приемники должны заново изучать историю средневековой

Испании, так как она была «не исследована в полной мере».

В 1933 г. А.Е. Кудрявцев публично заявил о том, что необходимо серьезно изучать историю

средневековой Испании. В выступлении на пленуме Государственной академии истории материальной

культуры (ГАИМК), посвященном генезису феодализма, он первым из советских историков обратил внимание

29

на своеобразие истории Испании в средние века. Именно он сказал: «Историография…совершенно не

занимается проблемами испанского исторического развития…Особенно плохо знаем мы как раз арабский

период истории Испании, никто не пытался понять этот период во всем его своеобразии и яркости и объяснить

причины столь пышного расцвета феодального способа производства. Осмысливая дальнейший исторический

путь Испании, не можем пройти мимо и многовекового периода так называемой Реконкисты, после которого

Испания одна из первых вступила на путь капитализма, но в том же XVI веке терпит крах и возвращается к

«феодализму второго издания» [15]. Таким образом, А.Е. Кудрявцев вновь указывает на то, что история

средневековой Испании была не изучена.

Пытаясь восполнить имеющийся пробел в области изучения истории средневековой Испании,

А.Е. Кудрявцев в 1937 г. издает обобщающий труд «Испания в средние века», основываясь как на

исследованиях В.К. Пискорского, так и на своих собственных наработках. В данном труде А.Е. Кудрявцев дает

собственное видение истории средневековой Испании с марксистских позиций, что выразилось, в частности, в

периодизации, где особое внимание уделяется социально-экономической и политической истории и

игнорируется культурный и религиозный аспекты.

Испанист И.С. Пичугина в своем сообщении [16, c. 7] отметила, что А.Е. Кудрявцев был первым, кто

попытался создать обобщающий марксистский труд по истории средневековой Испании. Также автор указала,

что к книге тематически примыкает статья А.Е. Кудрявцева «Основные проблемы изучения средневековой

Испании», в которой он стремится обосновать правильность своего подхода к основным этапам исторического

развития Испании и наметить вопросы, подлежащие дальнейшему исследованию. Анализируя работу, она

отмечает не только множество положительных сторон, но и один отрицательный момент: «популярный

характер монографии обуславливает недостаточную научную глубину в анализе изучаемых явлений и

отсутствие развернутой аргументации при доказательстве некоторых положений» [16, c. 69].

По мнению И.С. Пичугиной, особого внимания заслуживает очерк А.Е. Кудрявцева «Городские

движения в Испании в начале XVI в.», посвященный знаменитому восстанию «Сomuneros» 1520–1523 гг.

В данной работе А.Е. Кудрявцев не претендует на полное раскрытие всех особенностей этих восстаний с точки

зрения их движущих сил, так как для этого необходимо несколько специальных исследований [16, c. 75].

И.С. Пичугина отмечает, что, по авторитетному мнению А.Е. Кудрявцева, изучение бегетрий имеет

кардинальное значение для постановки и изучения основных проблем средневековой Испании [16, c. 78].

О.Л. Вайнштейн в «Истории советской медиевистики» также определил свое отношение к работе

А.Е. Кудрявцева «Испания в средние века». Историограф отметил, что в данной книге «подчеркнуто особое

значение Реконкисты как длительного процесса отвоевания испанской земли у арабских завоевателей,

процесса, определившего на века своеобразные черты социально-политической структуры страны и

национального характера испанцев» [6, c. 132].

Дочь А.Е. Кудрявцева – историк Е.А. Андреевская, – останавливается на характеристике его работы

«Городские движения в Испании в начале XVI в» и отмечает, что автор, привлекая яркий и интересный

фактический материал, доступно и занимательно раскрывает тему [6, c. 9]. Кроме этого, она проанализировала

статью «Основные проблемы изучения средневековой Испании», где указала, что ученый дал глубокий анализ

зарубежных, русских и советских работ, посвященных важнейшим аспектам истории Испании в средние века.

Также, отмечает она, Кудрявцев обосновал правомерность своего подхода к основным этапам исторического

развития этой страны и наметил обширный круг тем, которые, по его мнению, должны были стать ориентиром

в изучении истории Испании данного периода.

Все вышеперечисленные работы А.Е. Кудрявцева помогали ему в разработке лекций по истории

Испании XV–XVI веков [6, c. 14]. Он выступал с докладами на эту тему и на научных конференциях, и в Доме

ученых. Е.А. Андреевская также пишет, что по воспоминаниям Н.В. Андреевской, в течение 1939-1941 гг.

ученый работал над статьями «Реконкиста и образование Кастилии» и «Реконкиста при Альфонсе VI» [8, c. 12].

В 1941 году он умер от голода в Ленинграде, так и не успев их закончить.

Важная заслуга А.Е. Кудрявцева заключается не только в том, что он написал работы по истории

средневековой Испании, но и в том, что он много лет был руководителем кружка по изучению испанского

языка и постепенно привлек ее членов к изучению истории средневековой Испании. Огромное значение

А.Е. Кудрявцев придавал воспитательной работе с молодежью. Историк, профессор Ю.В. Егоров дал точную

характеристику этого аспекта деятельности А.Е. Кудрявцева: «Александр Евгеньевич был не только учителем,

но и воспитателем молодежи. Он воспитывал всем своим умственным обликом: ясностью мировоззрения,

глубокими познаниями в области специальности, широким кругозором культурных интересов…» [7, c. 74].

Таким образом, он создал хоть и небольшой, но крепкий ленинградский коллектив историков-испанистов. К

этому сообществу можно отнести таких медиевистов, как А.М. Розенберга, Н.С. Масленникова, И.В. Арского,

Г.Н. Коломиеца, также оставивших после себя учеников, занимавшихся историей средневековой Испании.

Как указывает историк А.Л. Трухин, данные медиевисты успешно защищали кандидатские диссертации

под руководством А.Е. Кудрявцева. Так, накануне войны З.П. Калинина защитила диссертацию на тему:

«Толедо в кастильском движении 1520–1522 гг.», Н.С. Масленников и Г.К. Коломиец также написали

диссертации, посвященные истории средневековой Испании [17, c. 10].

И.В. Арский в 1934–1937 гг. был аспирантом О.Л. Вайнштейна, а позже доцентом кафедры истории

средних веков ЛГУ. Будучи оппонентом на защите кандидатской диссертации И.В. Арского, А.Е. Кудрявцев

также оказывал на него свое влияние. С 1935 по 1940 гг. И.В. Арский исследовал различные аспекты испанской

30

истории VII–XVI вв., в том числе изучил королевства вестготов в Испании [3]. Стремясь определить причины

относительной легкости подчинения арабами почти всего Пиренейского полуострова, он обратился и к анализу

латинских хроник VIII–XIII веках. Когда в 1939 году И.В. Арский вновь приступил к изучению данного

периода [5], то он попытался ответить на вопрос о существовании общины вестготов и ее учреждений в

Испании после их поселения.

В 1936 году исследовательский интерес И.В. Арского переносится на изучение крестьянских войн [1].

Говоря о причинах восстаний, он обращается к изучению проблемы крепостного права в Испании, для чего

выявляет различия в положении крестьян северных и южных областей. В итоге, описывая историю восстаний

каталонских и балеарских крестьян, автор подчеркнул исторически прогрессивное значение крестьянских войн

в средневековой Испании.

В дальнейшем свое внимание И.В. Арский сконцентрировал на средневековой Каталонии. В 1937 году

он защитил кандидатскую диссертацию «Аграрный строй Каталонии IX–XIII веках», а в 1939 году вышли его

«Очерки по истории средневековой Каталонии до соединения с Арагоном» [2]. В них он проследил судьбы

каталонских крестьян со времен Каролингов до XII в. В 1940 году была издана последняя работа И.В. Арского

«Реконкиста и колонизация в истории средневековой Каталонии» [4].

На основе вышеперечисленных работ, можно предположить, что И.В. Арский также мог стать не только

ведущим специалистом по истории Испании, в частности Каталонии, но и одним из основателей испанистики в

советский период. Ученый подавал большие надежды как испанист, но, к сожалению, в 1941 году на

Ленинградском фронте он погиб.

В 1941 году вышла статья Г.Н. Коломиеца (1903–1962), которую он посвятил битве при Лас Навас де

Толоса [11]. Автор обратился к этой битве, так как она была переломным моментом в истории: после нее

начался развал государства Альмохадов и быстрое территориальное расширение испанских государств.

Следует также упомянуть Н.С. Масленникова (1898–1984), который читал курс истории средневековой

Испании в Институте иностранных языков. Для него это вторая тема изучения, так как первоначально он

занимался историей Франции, но под влиянием А.Е. Кудрявцева, ставшего его научным руководителем,

сосредоточился на изучении истории Испании. Его кандидатская диссертация была посвящена Кастильскому

государству при Альфонсе X Мудром. В 1941 году Н.С. Масленников обратился к первому законодательному

кодексу на кастильском языке – своду законов под названием «Семь частей» [14]. В 1946 году

Н.С. Масленников довел до начала XVIII века «Очерки истории Испании», начатые им до войны. Многие годы

Н.С. Масленников с огромным интересом изучал источники и литературу на испанском языке, однако, в

дальнейшем им не было опубликовано ни одной работы.

Еще одним учеником А.Е. Кудрявцева был профессор А.М. Розенберг (1900–1955). В 1941 году им была

опубликована статья «Коннетабль кастильский Альваро де Луна и его борьба с силами феодальной

реакции»[19], где, на основе ряда источников и имеющейся литературы, автор дает образец исторической

характеристики крупнейшего государственного деятеля Испании первой половины XV в. [18]. В сообщении,

посвященном франко-испанским отношениям в первые годы царствования Людовика XI [20], А.М. Розенберг

подробно рассматривает испанскую политику короля Франции в связи с образованием арагоно-кастильского

объединения. В отличие от предшествующих авторов, А.М. Розенбергом было использовано множество

неизвестных раннее источников и литературы.

В итоге, впервые в отечественной историографии начали появляться работы, направленные на изучение

отдельных проблем истории средневековой Испании. Например, посвященные периодизации истории

средневековой Испании, бегетрий, Реконкисте, вестготскому периоду, крестьянским восстаниям, проблемам

крепостного права, истории средневековой Каталонии, Кастилии XIII века, крупнейшим испанским

государственным деятелям. Особое место в работах медиевистов данного периода заняла проблема общины.

Данные авторы позиционировали себя как марксисты, поэтому в своих работах часто ссылались на

К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина и И.В. Сталина. К примеру, И.В. Арский в статье «Крестьянские войны в

Испании в XV веке» обратился к «Собранию сочинений» В.И. Ленина, к «Революционной Испании» К. Маркса

и Ф. Энгельса, к работе Ф. Энгельса «Письмо к Паулю Эрнсту», к сборнику «Маркс и Энгельс об искусстве», к

«Капиталу» К. Маркса, к работе И. Сталина «Беседа с немецким писателем Эмилем Людвигом». А.М.

Розенберг два раза ссылался на сочинения К. Маркса и Ф. Энгельса, а также на их архив. А.Е. Кудрявцев в

своей монографии обращается к работе К. Маркса «Революционная Испания» и его же «Хронологическим

выпискам». Испанисты данного периода не только сами заявляли о том, что они марксисты, но и отмежевывались от

предшествующей традиции изучения истории средневековой Испании. Это, прежде всего, проявилось в

критике работ В.К. Пискорского. На защите кандидатской диссертации И.В. Арского одним из оппонентов

была О.А. Добиаш-Рождественская, которая ему говорила: «У Вас есть в основе здоровые стремления

сразиться с буржуазной литературой и ее отщелкать (что ли) с обычных стратегических пунктов борьбы:

скажем, за идеализацию, за либерализм, за формализм. Не являются ли эти упреки в огромном большинстве

случаев именно формальными … Вообще главной мишенью нападок Вы избираете Пискорского, постоянно

изображая его представителем либерально-буржуазной точки зрения … Пискорский уклонился». Это ведь еще

хуже, чем «непоискал»: он «уклонился». Что же именно «удалось» – как Вы говорите – «собрать» Вам? А

ничего! То есть так-таки решительно ничего! … Если читатель следит за Вами внимательно, то, право же, у

него может получиться впечатление: да что Вы, батенька, морочите ли Вы меня? Вот Вы как изругали

31

Пискорского! Вот Вы что наобещали: и документы, и то, и се, в итоге же ничего» [9, c. 241] … Вы хотели

подать марксизм-ленинизм наспех» [9, c. 243]. Несмотря на статьи и монографии В.К. Пискорского, ранние

советские историки недооценивали это и считали, что имеют «весьма смутное» [12, c. 3] представление о

прошлом средневековой Испании. Кроме этого, они утверждали, что «целый ряд важнейших вопросов

испанской историографии остается неосвещенным и даже не имеет исследователей…над многими проблемами,

без разрешения которых невозможно добиться четкого понимания важнейших этапов исторического развития

Испании, никто еще даже не задумывался…» [12, c. 3]. Данное выступление О.А. Добиаш-Рождественской ярко

свидетельствует о том, что ранние советские историки недооценивали заслуги В.К. Пискорского и имели

весьма смутное представление об эпохе средневековой Испании.

Таким образом, можно с достаточной определенностью сказать, что в 1930-е годы отечественная

испанистика пережила подъем, выразившийся в массовом интересе к проблемам истории средневековой

Испании. Под руководством А.Е. Кудрявцева была создана «школа», благодаря которой появились

отечественные испанисты, желающие заполнить пробелы в этой области знаний. Данные ученые заимствовали

проблематику, которую В.К. Пискорский исследовал в своих работах по истории средневековой Испании, но

при этом критиковали его основные тезисы. То есть формально ранние советские испанисты отреклись от

В.К. Пискорского, но на деле работали на базе его исследований: «Именно отсюда вырастала убежденность в

ошибочности любых научных исследований, если их методологическая база оказывалась недостаточно

марксистской» [21, c. 9]. Немаловажную роль сыграла и публикация монографии «Испания в средние века»

А.Е. Кудрявцева, которая усилила исследовательский интерес других ученых к этой стране.

Все, о чем шла речь выше, подводит к главному выводу: благодаря А.Е. Кудрявцеву и его ученикам в

1930-е годы произошло «второе рождение» отечественной испанистики. Авторы первого тома коллективного

труда по истории Испании, опубликованного в 2012 г., отметили, что А.Е. Кудрявцев является основателем

испанистики наряду с В.К. Пискорским [10, c. 13]. Следовательно, уже в наше время А.Е. Кудрявцева считают

ученым, который в советский период предопределил дальнейшее изучение истории средневековой Испании.

1. Арский И.В. Крестьянские войны в Испании в XV веке // Борьба классов. 1936. № 5. С. 94-109.

2. Арский И.В. Очерки по истории средневековой Каталонии до соединения с Арагоном. Л., 1941. 3. Арский И.В. Последнее десятилетие визиготского государства в средневековых испанских хрониках // Проблемы истории докапиталистических

обществ. 1935. № 5. С. 55 – 75.

4. Арский И.В. Реконкиста и колонизация в истории средневековой Каталонии // Культура Испании. М., 1940. С. 42 – 68. 5. Арский И.В. Сельская община в готской Испании // Учёные записки ЛГУ. 1939. № 39. Вып. 4. С. 192- 215.

6. Вайнштейн О.Л. История советской медиевистики. 1917-1966. Л., 1968. 427 с.

7. Воронцов А.В. Ученый и педагог Александр Евгеньевич Кудрявцев - главный библиотекарь Герценовского института. К 130-летию со дня рождения // Вестник Герценовского университета. 2010. № 11. С. 74-80.

8. Гримм Э.Д. Характеристика на А.Е. Кудрявцева // Профессор Кудрявцев Александр Евгеньевич. СПб., 2007. С. 12.

9. Добиаш-Рождественская О. А. Культура западноевропейского средневековья. Научное наследие / О. А. Добиаш-Рождественская. М. : Наука, 1987. 345 с. 10. История Испании. С древнейших времен до конца XVII века: в 2 т. Т. 1. М., 2012. 696 с.

11. Коломиец Г.Н. Битва при Лас Навас де Толоса. (Из истории Реконкисты) // Учёные записки ЛГПИ им. А. И. Герцена. Л., 1941. С. 108-125.

12. Кудрявцев А. Е. Испания в средние века / А. Е. Кудрявцев. Л. : Государственное социально-экономическое издательство, 1937. 250 с.

13. Кудрявцев Александр Евгеньевич. Переписка: Избранное. Спб., 1994. 12 с.

14. Масленников Н. С. Las siete partidas, как исторический источник // Ученые записки ЛГПИ. Л., 1941. Т. 45. C. 79 – 107.

15. Основные проблемы генезиса и развития феодального общества. Пленум ГАИМК, Ленинград 20-22 июня 1993 г. // Известия ГАИМК. 1934. Вып. 103. // URL: http://pravdaistorii.ru/general-bibliography.html (дата обр. – 02.02.16)

16. Пичугина И.С. Средневековая Испания в советской историографии // Средние века. 1958. № 13. С. 69–78.

17. Профессор Кудрявцев Александр Евгеньевич: сб. ст. / отв. ред. А. Л. Трухин. СПб., 2007. 24 с. 18. Розенберг А.М. Восстания против королевской власти в Кастилии XV в. // Учёные записки ЛГПИ. Л., 1948. Т. 68. С. 25-31.

19. Розенберг А.М. Коннетабль кастильский Альваро де-Луна и его борьба с силами феодальной реакции // Учёные записки ЛГПИ. Л., 1941. Т. 45. C. 37-78. 20. Розенберг А.М. Франко-испанские отношения в первые годы царствования Людовика XI // Вопросы истории. 1946. № 11 – 12. С. 106 – 121.

21. Шарова А.В. Кривые зеркала, или как предвидеть прорицание // Новый исторический вестник . 2001. №4. // URL: http://cyberleninka.ru/article/n/krivye-

zerkala-ili-kak-predvidet-proritsanie (дата обр. – 02.02.16)

УДК 94(3)

А.А. Горохов

Тобольский педагогический институт им. Д.И. Менделеева (филиал)

Тюменского государственного университета в г. Тобольск, аспирант

ЕВРЕЙСКО–ФИЛИСТИМСКИЕ ВОЙНЫ И ПРОЦЕСС ФОРМИРОВАНИЯ ГОСУДАРСТВА

В ДРЕВНЕМ ИЗРАИЛЕ (XI–X ВВ. ДО Н.Э.)

Статья посвящена анализу влияния еврейско-филистимских войн на процесс формирования государства в Древнем Израиле. Внешняя угроза и серия войн стали катализатором социально-политического процесса в Древнем Израиле, что выразилось в консолидации

древних евреев, затем в изменении сегментарного общества у этно-религиозного союза еврейских племен в вождество Саула и далее в

раннее государство Давида. Ключевые слова: филистимляне, Саул, вождество, раннее государство, Давид.

http://pravdaistorii.ru/general-bibliography.html

32

A.A. Gorokhov

The Tobolsk pedagogical institute named after D. I. Mendeleev (branch)

Tyumen state university in Tobolsk, graduate

THE HEBREW–PHILISTINE WARS AND STATE FORMATION IN ANCIENT ISRAEL

(XI–X CENTURIES. TO N. E.)

The article is devoted the analysis of influence the Jewish–Philistines wars in process of formation state in Ancient Israel. External threat

and a series of wars became a catalyst for socio-political process that resulted in the consolidation of the ancient Jews, then in the change of segmental society in ethno–religious union of the Jewish tribes in the chiefdom Saul and next in the early state of David.

Key words: Philistines, Saul, chiefdom, the early state, David.

Достаточно заметить, что, хотя проблема взаимосвязи еврейско-филистимских войн в XI – начале X вв.

до н.э., с одной стороны, отмечается большинством зарубежных и отечественных исследователей, однако, с

другой стороны, отсутствует детальное изучение их влияния на процесс формирования государства в Древнем

Израиле в указанный период. Кроме того, недавние археологические раскопки 2007–2013 гг. в Иудейской

Шефеле (низменности) внесли новые коррективы в изучение данной проблемы.

Сразу следует отметить, что филистимляне являлись народом эгейско-анатолийского происхождения в

составе второй волны так называемых «народов моря», начавших расселяться на юго-западе Прибрежной

равнины страны Ханаан (как тогда именовалась Палестина) во время царствования фараона Рамсеса III (1198–

1166 гг. до н.э.), основав там пять своих главных поселений: Ашдод, Ашкелон, Газу, Экрон и Гат. Сложно

определенно сказать, каковы были взаимные отношения филистимлян с египтянами, которые продолжали в

первой половине XII в. до н.э. сохранять свое влияние в Ханаане. По–видимому, египтянами они

использовались как наёмники, осуществлявшие непосредственную охрану поселений и торговых путей, о чем

можно судить по следам присутствия материальной культуры практически на всех участках северо–запада

Изреельской долины [13, p. 24–25].

После исчезновения египетского контроля во второй половине XII в. до н.э. [1, с. 180], филистимляне

начали активную экспансию на таких территориях, как Шефела [10, p. 1, 15–19] и Западный Негев [12, p. 582–

583], где и столкнулись с древнеизраильскими племенами.

Ученые выделяют несколько причин для филистимского наступления на Древний Израиль. С точки

зрения Й. Аарони [3, p. 274] и Д. Брайта [6, p. 185], причина сводилась к предотвращению расширения Израиля

к прибрежной равнине. В данном случае следует отметить, что до X в. до н.э. Древний Израиль располагался в

центральном нагорье, равнинная территория была почти недоступной еврейским племенам, поэтому вряд ли

можно говорить о том, что Израиль мог выйти к прибрежной равнине, если Шаронская и Изреельская равнины

были недоступны ему до наступления эпохи Давида. Как полагал У.Ф. Олбрайт [4, p. 162], израильтяне заняли

территорию, по которой проходили важные торговые маршруты. Однако также маловероятно, что они могли

проходить по территории Древнего Израиля ранее периода правления Давида и Соломона (1010-931 гг. до н.э.),

ведь центральное нагорье их не имело, а равнинная территория была занята ханаанитскими анклавами либо

самими филистимлянами, во всяком случае находилась под их контролем.

Главным местом военного противостояния филистимлян и древних израильтян была территория

Шефелы, прилегающая к центральному нагорью, где проживали древнееврейские племена. Два из городов

филистимского Пентаполиса – Экрон (Тель Микне) и Гат (Тель эц–Цафи), – располагались как раз в Шефеле.

Другим источником, указывающим на военное противостояние филистимлян и евреев, являются рассказы о

Шимшоне в книге Судей. Израильское племя данитов все–таки не выдержало филистимского натиска и

вынуждено было мигрировать в Верхнюю Галилею.

По-видимому, основная цель филистимлян заключалась в получении от евреев прибавочного продукта

животноводства и земледелия. При этом филистимляне привлекали еврейские людские ресурсы для

вспомогательных целей и могли обложить трудовой повинностью в свою пользу. Необходимо указать, что к

середине XI в. до н. э., по данным Первой книги Царств, внешнее давление на Израиль со стороны

филистимлян усилилось, что выразилось в военном поражении евреев при Евен–Езере, разрушении

религиозного центра в Шило и установлении филистимских гарнизонов в центральном нагорье. Следует

отметить, что историческую картину разрушения Шило в середине XI в. до н. э. подтверждают данные

археологических раскопок поселения [15, p. 1364].

Сегментарный мир древнееврейских племен оказался неспособным противостоять этому филистимскому

наступлению. По-видимому, в борьбе с филистимлянами произошла окончательная консолидация племен и

родов Древнего Израиля и они интегрировались в военно-политическую конфедерацию, объединявшую

центральные (Эфрайима, Менаше) и южные (Бинйамина, Иэхуду, Шимеона) племена и роды, которую

признавали племена Галилеи, а также древнеизраильские племена, жившие к востоку от реки Иордан. Затем

появилась необходимость объединения конфедерации племен под властью одного сильного лидера, которым в

сложившихся условиях мог стать только талантливый военачальник.

Так, просьба израильских племенных старейшин о царе, обращенная к судье и пророку Самуилу,

обнаруживает следующие идеи о том, какова должна быть функциональная роль царя: 1) «будет судить нас

царь наш»; 2) «ходить пред нами» в древнеевр. версии текста “yâṣâ lᵉpânênû” т.е. выступать в поход; 3) «вести

войны наши» (1 Цар.8:20). В общем-то две последние из трех функций сводятся к роли военного вождя (nāgîḏ).

33

Д. Флэнэган отмечает, что слова meˊlek – царь и nāgîḏ – вождь являются по отношению к роли лидера

синонимами [8, p. 311–334].

Во время правления Саула (ок. 1030–1010 гг. до н.э.) существовало уже не только племенное ополчение,

как в предшествующий период сегментарных общественных связей (например, имена вождей ополчения:

Варак, Гидон и т.п.), но и профессиональная военная дружина во главе с родственником Саула Авинером,

который и стал его военачальником. Библейский текст говорит об этом таким образом: «Саул пошел в дом

свой, в Гиву; и пошли с ним храбрые» (1Цар.10:26) и «когда Саул видел какого-либо человека сильного и

воинственного, брал его к себе» (1 Цар.14:52). Таким образом, они пополняли его профессиональную военную

дружину, тем более в Первой книге Царств есть указание на то, что при Сауле было устроено войско (14:48).

Саул опирался преимущественно на соплеменников–бинйамитян, многие из которых являясь членами

родоплеменной аристократии, стали первыми представителями, нарождавшегося социального слоя военно–

служилой аристократии.

Борьба Саула с филистимлянами продолжалась с попеременным успехом весь период его правления.

Первая война с филистимлянами за освобождение центрального нагорья от их контроля начинается с того, что

сын Саула Йонатан со своими людьми, т.е. с дружиной разбивает филистимский гарнизон в Гиве

Бинйаминовой – главном городе Саула, а затем сам Саул во главе племенного ополчения наносит

филистимлянам поражение (1 Цар. гл.13–14).

Во время правления Саула было организовано особое хозяйство правителя. Его необходимость была

вызвана, главным образом, потребностью в обеспечении профессиональных воинов и других слуг правителя

продовольствием. Поскольку нет никакого свидетельства, что царь захватывал частную землю и распределял ее

между своими сторонниками, то весьма вероятным представляется, что основой формирования экономического

сектора при Сауле являлись военные захваты, именно отсюда он раздавал приближенным воинам поля и

виноградники (1 Цар. 22: 7). По мнению И.Р. Тантлевского, «это были земли, отторгнутые от филистимлян и

других соседних народов, так что на них ни одно из колен не могло иметь притязаний» [2, c. 244]. Скотоводство

также было частью царского хозяйства. Возможно и то, что Саул наделял своих пока немногочисленных

gibbôrê hayil – профессиональных воинов (дружинников), – из своих родовых земель, поскольку, с одной

стороны, его отец Киш принадлежал к родоплеменной аристократии, с другой, – почти все его дружинники

были из родичей – бинйамитян. Таким образом, принцип родоплеменной неотчуждаемости земель даже не

нарушался.

Военное противостояние, по мнению А. Фауста, запустило процесс протоурбанизации, так как

«проблема безопасности вызвала отток людей из сельских поселений и их концентрацию в больших центрах.

Некоторые поселения оставлены в XII в. до н.э. (Гилох) или в XI в. до н.э. (Хирбет Раддана, Ай, Шило)» [7, p.

155].

При этом реально Саул мог контролировать небольшую только территорию, включавшую горы Йэхуды

и нагорье Эфрайима, имея признание со стороны других племен и осуществляя при необходимости их защиту,

как это было с жителями Йавеша Гиладского. Строго определенных границ, вероятно, не было и даже не могло

быть, так как филистимляне претендовали на контроль над территорией центрального нагорья, где проживала

большая часть евреев. Сопротивление евреев привело к тому, что весь период Саула характеризуется

постоянным военным противостоянием, перемежающим периодами филистимской оккупации их территории и

короткого освобождения евреев из-под их власти. Кроме того, во время правления Саула по данным

библейской традиции не существует даже малейших намеков на изменение прежней родоплеменной

социально-политической структуры на территориальную, не было при нем и бюрократического аппарата.

Также в библейских рассказах о Сауле ничего не говорится о развитии профессионального ремесла, широкой

торговли, нет данных о распространенности письменности, т.е. непременных атрибутах настоящей городской

жизни. Исходя из этого, правление Саула лучше охарактеризовать как вождество или протогосударство, чем

государство. Хотя, безусловно, оно стало важной вехой в развитии государственности в Древнем Израиле.

Саул погибает в борьбе с филистимлянами, а его дело продолжил Давид, являвшийся его родственником

(зятем). После побед в нескольких войнах с филистимлянами, Давиду удалось развить свой успех, устранить

контроль со стороны филистимлян и продолжить ликвидацию ханаанитских анклавов внутри формирующегося

древнееврейского государства, располагавшихся в Шефеле, Изреельской, Шоронской и Прибрежной равнинах.

Среди них были крупные для того времени города: Мегиддо [14, p. 1016], Бет Шеан [11, p. 1621], Иерусалим (2

Цар. 5: 6-9), Йокнеам [5, p. 808-809], Дор [16, p. 1700]. Эти земли, захваченные царем, рассматривались как его

частная собственность.

Если коснуться развития самой военной структуры в середине XI–первой половине X вв. до н.э., то при

Давиде она претерпевает большие изменения. Было окончательно сформировано профессиональное войско,

возглавляемое военачальником Иоавом (2 Цар. 8: 16). Его частью стали наемники: критяне и филистимляне (2

Цар. 8: 18), которыми командовал Ванея, общеизраильское же племенное ополчение, руководимое царем,

отходит на второй план. Будучи вассалом Ахиша царя Гата, Давид хорошо усвоил военную стратегию и

тактику филистимлян, считавшихся первоклассными воинами. Войско возникло на основе дружины царя,

появившейся из его отряда в Циклаге. Библейский текст именует их «храбрыми» или «сильными Давида» (2

Цар. 23: 8-39). Наравне с евреями там были гефяне, аммонитяне, хетты, то есть дружина была непосредственно

связана с царем, а не племенными структурами. После создания государства она была расширена и стала

профессиональным войском под руководством военачальника Иоава. Оно комплектовалось людьми,

34

принадлежащими царскому социально–политическому сектору, поэтому сохранило верность Давиду в сложное

время внутриполитических смут при восстаниях Авессалома и Савея.

Еще во время правления Саула началось строительство крепостей (Гива Бинйаминова или Саулова (Телл

эл-Фул), Хирбет эд-Даввара). Давид продолжил создание фортификационных сооружений, которые

представляют собой преимущественно казематные стены. Ярким образцом такого строительства является

поселение–крепость Хирбет Кейафа в иудейской Шефеле, раскопанное в 2007–2013 гг. В период правления

Давида она имела важное стратегическое значение, располагаясь между городами Азекой и Сохо у главной

дороги от прибрежной равнины к городам Иерусалиму и Хеврону. Приблизительно в 12-ти километрах

западнее от нее находился один из городов филистимского Пятиградия – Гат [9, p. 25]. Он являлся одним из

самых близких к Иудее геополитических противников до тех пор, пока филистимская опасность не была

ликвидирована Давидом. Однако на определенное время Давид был вынужден укрепить и охранять путь в

Иудею.

План Хирбет Кейафы включал двое ворот, т.е. западные и южные ворота, внешнюю и казематную

городские стены и пояс зданий, примыкающих к казематам, включенных в них, как часть конструкции. Задняя

комната каждого здания – каземат городской стены. Для строительства этих укреплений нужно было 200 000

тонн камня [9, p. 8, 4]. Итак, здесь мы уже видим городской план, город-крепость, а не открытое сельское

поселение. Строительство крепостей также требовало организации общественных работ, а это не могло быть

осуществлено без функционирования бюрократического аппарата. Библейская традиция и материал недавних

археологических раскопок Хирбет Кейафы показывают нам время Давида как исторический период, когда

Древний Израиль уже имел центральную власть правителя в ранге царя, царский сектор в экономике и

политике, административный аппарат, социальное расслоение и рост прибавочного продукта. Поэтому следует

говорить уже о появлении раннего государства.

Таким образом, серия войн древних израильтян с филистимлянами способствовала консолидации родов

и племен Древнего Израиля, появлению одного военного лидера для всех древнеизраильских групп и

изменению социально–политической структуры первоначально в вождество Саула, а затем в раннее государство Давида.

1. Мазар А. Археология библейской земли. Т. 2. Иерусалим, 1996.

2. Тантлевский И.Р. История Израиля и Иудеи до разрушения первого

храма. СПб., 2007.

3. Aharoni Y. The Land of the Bible: A Historical Geography. 2d ed. Philadelphia, 1979.

4. Albright W. F. Samuel and the Beginning of the Prophetic Movement // Interpreting the Prophetic Tradition, Ed. H. M. Orlinsky. Cincinnati, 1969.

5. Ben-Tor A. Jokneam // The New Encyclopedia of Archaeological Excavations in the Holy Land. V.3. Jerusalem, 1993.

6. Bright J. A History of Israel. Philadelphia: Westminster, 1981.

7. Faust A. Abandonment, Urbanization, Resettlement and the Formation of the Israelite // Near Eastern Archaeology. 2003. Vol. 66. № 4.

8. Flanagan J. W. Chiefs in Israel // Community, Identity, and Ideology: Social Science Approaches to the Hebrew Bible / Ed. by C. E. Carter and C. L. Meyers.

Indiana, 1996.

9. Garfinkel Y., Ganor S. Khirbet Qeiyafa. Vol. 1. Excavation Report. 2007-2008. Jerusalem, 2009.

10. Kelm G.L., Mazar A. Three Seasons of Excavations at Tel Batash: Biblical Timnah // BASOR. 1982. № 248.

11. Mazar A. Tel Beth-Shean // The New Encyclopedia of Archaeological Excavations in the Holy Land. Supplementary Vol. 5. Jerusalem, 2008.

12. Oren E.D. Tel Haror // The New Encyclopedia of Archaeological Excavations in the Holy Land. V.2. Jerusalem, 1993.

13. Raban A. The Philistines in the Jezreel Vaalley // BASOR. 1991. № 284.

14. Shiloh Y. Megiddo. The Iron Age // The New Encyclopedia of Archaeological Excavations in the Holy Land. V.3. Jerusalem, 1993.

15. Shiloh // The New Encyclopedia of Archaeological Excavations in the Holy Land. V.4. Jerusalem, 1993.

16. Stern E. Dor // The New Encyclopedia of Archaeological Excavations in the Holy Land. Supplementary Vol. 5. Jerusalem, 2008.

УДК 374 (091)

С.К. Ермакова

Нижневартовский государственный университет, студентка

РОЛЬ ОБЪЕДИНЕНИЯ «ВАНДЕРФОГЕЛЬ» В ФОРМИРОВАНИИ НЕМЕЦКОГО

СКАУТСКОГО ДВИЖЕНИЯ

Статья посвящена истории создания немецкого скаутского движения. Автор выявляет отличия британской и немецкой скаутской

организации. Отдельно рассматривается влияние объединения «Вандерфогель» на формирование особенностей немецкого скаутинга. Ключевые слова: скаутское движение, молодежное движение, Германия, Великобритания, Вандерфогель, Роберт Баден-Пауэлл.

S.K. Ermakova

Nizhnevartovsk state University, student

THE ROLE OF THE ASSOCIATION «WANDERVOGEL»

IN THE FORMATION OF THE GERMAN SCOUT MOVEMENT

The article is sanctified to history of creation of the German Scouting. An author exposes the differences of British and German scout

organization. Influence of association "Wandervogel" is separately examined on forming of features of the German Scouting.

Key words: scouting, youth movement, Germany, Great Britain, Wandervogel, Robert Baden-Powell.

35

В данной статье характеризуются предпосылки, повлиявшие на формирование немецкого скаутского

движения в начале XX века. Скаутское движение (англ. Scouting) – всемирное юношеское движение,

занимающееся физическим, духовным и умственным развитием молодых людей. Скаутская организация

является аполитичной, добровольной и независимой. Основателем движения скаутов считается британский

генерал Роберт Стефенсон Смит Баден-Пауэлл [1].

В 1899 г. полковник Баден-Пауэлл был назначен комендантом крепости Мафекинг в Южной Африке,

которая после начала англо-бурской войны была осаждена армией буров. В гарнизоне было чуть больше

тысячи солдат, и полковник организовал вспомогательную воинскую часть из местных мальчишек, которые

взяли на себя, в том числе, разведку и доставку донесений через позиции врага. На полковника произвел

большое впечатление тот факт, что мальчики на войне проявляли себя не хуже взрослых, отличались отвагой,

хитроумием, исполнительностью. Полковник пришел к выводу, что начинать готовить военных разведчиков

надо с детства.

Вернувшись в 1901 г. в Англию в звании генерала и посвятив себя государственной работе, Баден-

Пауэлл с 1902 по 1907 гг. разрабатывал новую программу по воспитанию гражданского духа в подрастающем

поколении – «скаутинг». В качестве пробного шага в 1907 г. он основал на острове Броунси палаточный лагерь,

в который собрал первых скаутов – 22 мальчика из разных социальных слоев. Начинание оказалось успешным,

и в 1908 г. движение скаутов было признано официально [1].

Новаторство скаутинга заключалось в объединении детей и взрослых в одной организации, в процессе

совместной деятельности. Отношения между взрослыми и детьми строились как равноправные, где взрослый и

ребенок играли каждый свою роль, ребенок добровольно соглашался с позицией и ролью взрослого как

старшего, а значит более опытного и умелого товарища. Взрослый вел за собой младшего. Так в скаутской

организации отчасти была решена проблема антагонизма между взрослыми и детьми. Фактически скаутинг

заложил основы педагогики нового типа, которая впоследствии получила название неформальная педагогика

[2].

Кроме обучения способности выживать в любых жизненных ситуациях, обходясь при этом самыми

скудными средствами, скауты, в соответствии со своими законами и клятвами, обязаны были проявлять

нравственное стремление к «лучшему человеку».

Если скаутское движение в Европе в целом развивалось по принципам, выведенным Робертом Баден-

Пауэллом, то в Германии становление скаутинга шло своим особым путем, под влиянием «Вандерфогель» (нем.

«Перелетная птица»), – «Комитета по организации и проведению путешествий школьников», основанного

4 ноября 1901 г. Пфадфиндеры (нем. «Pfadfinder» – следопыты), как стали именоваться немецкие скауты,

быстро влились в ряды молодежного движения, которое имело аналогичную структуру и значительное влияние

на территории страны. И если скаутство в других странах всегда оставалось в той или иной степени

пробританским движением, то в Германии оно впитало народнический дух, освобождаясь от влияния

центральной организации. Движение «Вандерфогель» возникло в Германии в знак протеста молодежи против

урбанизации и существующей действительности. Стихийная тяга к природе и странствиям предлагала

буржуазной молодежи романтический вариант ухода от брутальной действительности. Перед глазами

основателей зарождающегося молодёжного движения вставали образы странствующих школяров латинских

школ и университетов позднего Средневековья – образы той исторической эпохи, которая предлагала

молодёжи особую жизнь странствующего романтика. Ее характерные черты: пристрастие к народной музыке и

танцам, мифам и мистике, наслаждение природой и неприхотливость во время походов. Томас Манн писал:

«Немцы – народ романтического протеста против философского интеллектуализма и рационализма

просветителей», народ, у которого мистика «взбунтовалась против ясности…»[3, c. 175–177]. И если, согласно

принципам Баден-Пауэлла, от скаутов помимо получения радости от жизни на природе, от жизни, полной

приключений, требовался духовный рост, накопление знаний, умений и навыков, которые должны были

доказываться в испытаниях, то в Германии это проявлялось не так жестко, как в других странах. На переднем

плане у немецких и австрийских скаутов был и остается по сей день поход, в то время как типичная форма

деятельности всех других скаутов – лагерь.[3, c. 179].

В августе 1914 г. во время войны немецкое молодежное движение было уже массовым. Немецкий союз

скаутов насчитывал 90 000 активных членов, Вандерфогель – 30 000, и еще 30 000 являлись членами малых

объединений. Авторитет движения в обществе был высок, ведь о нем знали все, а формы его работы

модернизировались.

В годы Первой мировой войны молодежное движение понесло огромные потери. Из ушедших на фронт

13-ти тыс. «перелетных птиц», 7 тыс. не вернулись. Предпринимавшиеся в послевоенное время немецкой

молодежью попытки объединения оказались провальными. Идеологический раскол и внутренние ссоры

разъединяли молодежь. [4, c. 135].

В других объединениях, в том числе среди представителей скаутского движения, потери были

аналогичными. Заменить павших товарищей могли только молодые, которые и начали фундаментальное

обновление движения. Была усилена дисциплина, принимая зачастую черты, свойственные военизированным

формированиям.

Сегодня скауты – всемирная организация. Это движение в Германии насчитывает около 26 000 детей и

подростков и более чем 130 различных союзов. Одним из самых популярных и многочисленных стал Немецкий

Союз Скаутов Св. Георгия, в который входит более 100 тыс. человек [5, с. 207].

36

Немецкое скаутское движение пользуется особой поддержкой правительства, поскольку в отличие от

многих других молодежных группировок, особенно радикального характера, является эффективным

институтом социализации молодежи.

1. Шободоева А.В. История развития скаутского движения // URL: https://e.mail.ru/message/14552680580000000773/ (дата обр. – 12.02.16) 2. Кордонский М., Кожаринов М. Очерки неформальной социотехники. // URL: http://coollib.com/b/211883 (дата обр. – 10.02.16)

3. К 100-летнему юбилею скаутского движения.// Стратегия и тактика Скаутского Движения нового века: Материалы научно-практической

конференции, посвященной 100-летию Скаутского Движения / Под общ. ред. Д. Солонникова и др. СПб., 2007. 4. Мали И.В. Первое немецкое молодежное движение «Вандерфогель».// Вестник Северного (Арктического) федерального университета. Серия:

Гуманитарные и социальные науки. 2011. Вып. 6. С. 133–135.

5. Попутникова Л.А. Молодежные объединения России и Германии : опыт сотрудничества. // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. Вып. 1. Т. 17. 2011. С. 206–209.

УДК: 94 (410)

А.И. Кожевникова


студентка

ИНСТРУМЕНТЫ ФОРМИРОВАНИЯ ОБРАЗА МОНАРХА

В ПЕРИОД ПРАВЛЕНИЯ ЕЛИЗАВЕТЫ I ТЮДОР

В статье рассматривается проблема формирования образа монарха в период правления Елизаветы I Тюдор. Автор определяет различные

инструменты создания данного образа, а также анализирует их влияние на формирование особого отношения населения к монарху. Ключевые слова: Англия, Елизавета I, образ, «дева нации», народ.

A.I. Kozhevnikova

Omsk state pedagogical university, student

INSTRUMENTS OF CHARACTER OF MONARCH

IN THE PERIOD OF RULE OF ELISABETH I TUDOR

In the article examines problem of forming of character of monarch in the period of the rule of Elisabeth I Tudor. The author defines the different instruments of creation of this character, and also analyses their influence on forming of the special relation of population to the monarch.

Key words: England, Elisabeth I, character, «virgin of nation», people.

Репрезентация королевской власти – это ее публичный имидж, коллективное представление о ней,

которое складывается в обществе. При этом следует учитывать, что «формирование образа монарха в массовом

сознании может происходить стихийно, но может стать и управляемым процессом», результатом

целенаправленных действий со стороны существующих институтов власти [12, с. 3].

В данной статье на основе ряда опубликованных источников (письма, речи королевы Елизаветы I), а

также работ отечественных (О.В. Дмитриева, И.А. Краснов, И.И. Бурова, А.С. Полякова, М.А Сидоренко и др.)

и зарубежных авторов (К. Хейг, К. Эриксон) предпринимается попытка рассмотреть основные инструменты

создания образа английской королевы Елизаветы I Тюдор (1558–1603 гг.), проанализировать их влияние на

формирование отношения населения страны к монарху.

Королева Елизавета I по праву считается одним из самых выдающихся монархов в английской истории.

«Ее правление, – отмечает П.С. Гуревич, – характеризуется экономическим подъемом и становлением Англии

как первой среди всех морских держав мира. Время правления Елизаветы называют «золотым веком Англии»

как в связи с расцветом культуры (так называемые «елизаветинцы»: Шекспир, Марлоу, Бэкон и др.), так и с

возросшим значением Англии на мировой арене (разгром Непобедимой Армады, Дрейк, Рейли, Ост-Индская

кампания)» [11].

Королева Елизавета Тюдор вошла в историю не только как прославленный лидер, принципиальный в

решении многих вопросов, но и как «добрая королева Бесс», любящая свой народ и внимательная к его мнению

[6, с. 64]. Суть ее правления, ее облика, ее натуры, передает присвоенный ей британским обществом титул

«дева нации». Для создания данного образа необходимы были определенные инструменты и механизмы,

которые могли бы закрепить его не только в представлениях современников, а также и потомков.

Елизавета I была из тех правителей, кто с детства прочувствовал на себе все превратности судьбы и

шаткое положение монарха в государстве. Для того, чтобы избежать покушений и возможных переворотов, она

решила проводить пропагандистскую политику, направленную на формирование максимальной народной

любви к ней [13, с. 254]. Ведь именно простые люди могли служить ей защитой от покушений на убийство –

они бы следили за критиками режима и могли бы выдать любого, кто представлял собой угрозу. Существовала

гораздо меньшая вероятность, что преданный народ восстанет в тяжелые времена, и, возможно, он охотнее бы

платил налоги или служил в королевской армии и флоте. Таким образом, возникла острая необходимость

формирования данного образа.

Одним из основных инструментов в выстраивании отношений монарха и подданных, которые обожают

свою королеву, была идея избранности Елизаветы. Начиная с первых шагов своего правления, она

подчеркивала, что является особенной женщиной и выходит за пределы общепринятых стереотипов. Елизавета

https://e.mail.ru/message/14552680580000000773/

http://coollib.com/b/211883

http://cyberleninka.ru/journal/n/vestnik-severnogo-arkticheskogo-federalnogo-universiteta-seriya-gumanitarnye-i-sotsialnye-nauki

http://cyberleninka.ru/journal/n/vestnik-severnogo-arkticheskogo-federalnogo-universiteta-seriya-gumanitarnye-i-sotsialnye-nauki

http://cyberleninka.ru/journal/n/vestnik-kostromskogo-gosudarstvennogo-universiteta-im-n-a-nekrasova-seriya-gumanitarnye-nauki-pedagogika-psihologiya-sotsialnaya

http://cyberleninka.ru/journal/n/vestnik-kostromskogo-gosudarstvennogo-universiteta-im-n-a-nekrasova-seriya-gumanitarnye-nauki-pedagogika-psihologiya-sotsialnaya

37

утверждала, что является женой королевства, матерью англичан и англиканской церкви, тем самым обозначая

свой особый статус. Будучи главой англиканской церкви, она была уверена в том, что ее убеждения

соответствуют воли господа. Королева полагала, что она одобрена Богом на роль правителя и считала себя

праведным монархом, поэтому зачастую подчеркивала данное основание: «Да защитит вас Господь от такого

правителя, который слишком греховен, чтобы управлять вами… ваши любовь и забота не вознаграждаются и

не будут вознаграждены беспечным Монархом, но [будут вознаграждены] таким, который ради вашей доброй

воли проходит мало замеченным для этого мира…» [9].

Эффективность внедрения данной идеи заключалось в том, что Елизавета сама была в этом уверена и

зачастую рассматривала себя как чудо, исключение из правил и поэтому так ее воспринимали и окружающие.

«Риторика всех слоев населения отличалась подчеркнутым уважением и верностью Елизавете», – отмечает А.С.

Полякова. В стране имело место делегирование властных полномочий подданных Англии своей королеве, что

позволяло Елизавете I говорить и действовать от имени всей Англии. «Королева с самого начала своего

правления подтверждала свою готовность защищать Англию и ее жителей. Многочисленные гравюры и

портреты Елизаветы с пеликаном, разрывавшим себе грудь, чтобы напоить своей кровью птенцов, а также

девиз королевы «Прекрасно страдать за Родину» формировали образ заботливой и любящей свой народ

монархини» [6, с. 65]. Пеликан должен был олицетворять безграничную заботу королевы о нации. Выбор

данного символа и его официальное использование также оказывало влияние на создание образа избранности и

жертвенности монарха.

Английский народ, отчасти из-за традиционно сформированных в стране общих интересов сословий, а

также наличия институтов давления сословий на верховную власть, отчасти из-за влияния широко

пропагандируемого образа заботливой королевы, потребовал от Елизаветы осознания ответственности за

судьбу государства и опасности, стоящей за ее возможным браком [6, с. 65]. Следует подчеркнуть, что отказ от

замужества был не характерен для европейских монархов, которые при помощи удачного династического

брака, наоборот, стремились решить множество собственных проблем. Вопрос замужества всю жизнь

доставлял Елизавете I неудобства, но особенно в первые годы ее правления, когда одной из основных задач, как

для приближенных королевы, так и для ее родственников, являлась необходимость подобрать лучшую партию

не только для королевы, но и для страны [14]. Ситуация была крайне противоречивой: по мнению королевы,

выйти замуж за подданного было слишком унизительно, а за иностранного принца – чрезвычайно опасно, так

как это повлекло бы за собой постоянный выбор врагов и союзников и частые трудности во внешней политике.

К тому же, большая часть претендентов на «руку и сердце» правительницы Англии были католиками,

следовательно, могла возникнуть потребность в необходимости определенных уступок в вопросах религии, что,

в свою очередь, вызвало бы недовольство со стороны подданных-протестантов [4, с. 157].

Опыт правления ее отца Генриха VIII и старшей сестры Марии являлись для нее доказательством того,

как выбор супруга может повлиять на внутреннюю политику и международные отношения, поэтому Елизавета

считала, что данный риск нельзя назвать оправданным. Даже в отношениях с Эриком I Шведским, которого она

хорошо знала с самого детства, она так и не смогла ему довериться и в личном письме указала на то, что они

могут быть только «милыми кузенами и добрыми друзьями» [5].

В конце 1570-х – начале 1580-х гг. единая позиция народа, придворного общества, Парламента и

духовенства стала одной из причин отказа королевы от заключения брака с французским герцогом Анжу. В

1581 г. Елизавета заявила французскому посольству, что брак не будет благим делом из-за «чрезвычайного

недовольства подданных этого государства» [6, с. 65]. Таким образом, отказ от замужества был во многом не

запланированной, а вынужденной мерой. При этом именно этот факт во многом обусловил создание образа и

его закрепление в сознании англичан, так как теперь королева была «замужем за Англией».

Вместе с тем, королевой была очень верно использована популярность куртуазных идей в английском

высшем обществе XVI в. Рыцарские традиции требовали служения сюзерену и поклонению прекрасной даме.

Елизавета сочетала в себе два этих основания. Поэтому, как считает И.А. Краснов, возникновение культа

Елизаветы было совершенно закономерно. Елизавете – монарху служили с удвоенной ревностью. Концепции

куртуазной любви высоко ставили отсутствие плотских чувств в отношениях между мужчиной и женщиной.

Поэтому молодые люди придворные могли легко и открыто говорить о своей любви к Елизавете, им можно

было не опасаться, что это будет воспринято как некое нескромное поползновение. Сама же Елизавета с

готовностью предавалась этой куртуазной игре, принимая рыцарское служение как должное [3, с. 246].

Отказ от замужества способствовал возникновению идеи девственности королевы. Ее «девственность»

стала одной из основ пропагандистского мифа о Елизавете. Почитание непорочной девы имело стойкую

христианскую традицию. В противовес женщине-Еве, вкусившей запретного плода и ставшей орудием дьявола,

погубительницей рода человеческого, девственница должна была спасти его. Дева Мария была первой среди

чистых богоугодных созданий, возглавляя целую вереницу средневековых святых мучениц и героинь,

подобных Жанне д’Арк. [2, с. 69]. Таким образом, данная идея еще раз подтверждала избранность монарха, ее

божественное благословление, следовательно, и праведность и справедливость самого правления королевы.

Другим эффективным инструментом формирования образа являлась публичность королевы [13, с. 255].

Она всегда появлялась на публике во время восшествия на престол и всевозможных празднований, к которым

приурочивались процессии по Лондону, а затем великолепные турниры. Несомненно, что королева всегда

производила на своих подданных колоссальное впечатление. Многие отмечали, что на королеве действительно

божье благословление и что на самом деле они тоже благословенный народ [1, с. 281]. Следует отметить, что

38

королева устанавливала отношения не только с лондонцами, но и с другими жителями страны; для этого она

организовывала регулярные летние поездки, когда она и ее двор уезжали из столицы на десять недель.

В поездках Елизавета раздавала милостыню. Когда толпа собиралась вокруг ее кареты; «исцеляла

больных» золотухой при помощи «королевского касания» – все это были практические приемы, при помощи

которых королева старалась продемонстрировать любовь к своим подданным. Зачастую королева также

следовала некоторым обрядам, которые придавали ее образу фактически сакральный характер. На Пасхальной

неделе, в чистый четверг, множество простых людей, обделенных и страждущих, становились участниками

удивительно трогательной церемонии. По примеру самого Христа, не погнушавшегося омыть ноги

собственным ученикам, королева Англии в этот день совершала ритуальное омовение ног такому количеству

бедных женщин, которое соответствовало числу ее лет. [2, с. 70]. Демонстрация данных обрядов, отражающих

представление подлинного христианского смирения и благочестия. Поэтому данные действия добавляли образу

Елизаветы особый внеземной, божественный характер. Это нашло отражение в словах лорда Норта: «Она – наш

земной бог, и если существует совершенство во плоти и крови, это, без сомнения, Ее Величество!» [2, с. 71].

Особое значение в формировании и восприятии образа королевы Елизаветы I играли речи и

официальные выступления. Взаимная любовь между королевой и ее народом была обычной темой в ее

собственных речах и в высказываниях ее советников, которые формировали ее образ. Так, выступая в 1592 г.

перед оксфордскими студентами, она восхищалась мерой народной преданности, заставляя свою аудиторию

прийти к выводу, что они принимают участие в каком-то чуде, ниспосланном свыше. Можно сказать, что

образы королевы, которые предлагались простому народу, сплотились в настоящую преданность ей, но при

этом было тяжело различить, что было спонтанно, а что спланировано. Одной из наиболее известных речей

является «Прощальная речь» Елизаветы, которую она произнесла в 1601 г. на последнем заседании Парламента,

где она присутствовала. Это была достаточно трогательная речь, в которой королева вновь говорила о своем

отношении к подданным: «Я заверяю вас, что нет монарха, который любит своих подданных больше [нас], или

чья любовь может сравниться с нашей». Также она подчеркнула свои черты как хорошего правителя: «я

никогда не была ни жадным крохобором, ни испытывающим нужду монархом, ни расточителем». Помимо

этого королева снова указывала на то, что является уникальным правителем в истории Англии: «вы имели, и,

возможно, будете иметь много более могущественных и мудрых монархов, сидящих на этом месте, но вы

никогда не имели, и не будете иметь ни одного, такого же заботливого и любящего» [8]. Также в данном

аспекте стоит выделить речь королевы, произнесенную перед войсками в Тильбёри, где она также благодаря

своим словам, полными любви к своему народу, смогла поднять дух армии настолько, что они готовы были с

радостью умереть за неё: «Мой возлюбленный народ! …я заверяю вас, что я не хочу жить, не доверяя моему

преданному и любимому народу. Пусть тираны боятся, я же всегда вела себя так, что, видит Бог, доверяла мои

власть и безопасность верным сердцам и доброй воле моих подданных; и поэтому я сейчас среди вас… полная

решимости, в разгар сражения, жить и умереть среди вас…» [10]. Каждая речь королевы еще раз утверждала ее

близкую, неразрывную связь с народом, которая оказывала значительное влияние на формирования образа

правителя.

Культура также являлась достаточно эффективным инструментом формирования образа королевы. Через

стихи, баллады, портреты, проповеди происходило определенное внушение. В каждом из них прославлялась

королева и ее великое правление, что не всегда было обоснованно, особенно в период войны, голода и упадка

уровня жизни. В более поздние годы появлялись баллады, посвященные дню восшествия королевы на престол.

На протяжении всего царствования Елизаветы культивировалась ее связь с простонародьем, намеренно

выставлялось желание и способность заботиться о своих подданных, общаться с ними.

Существуют свидетельства преданности королев, как со стороны отдельных людей, так и со стороны

всего населения страны. К эмоциональным всплескам преданности жителей Британии могло привести

разоблачение реальных или подозреваемых заговоров против королевы. Лондонцы становились на колени на

улицах, когда проезжала королева, воздавая хвалу за то, что она не пострадала. Государство официально

использовало такие обстоятельства, возносило официальные молитвы в благодарность за избавление королевы

от опасности. К тому времени безопасность королевы отождествлялась с безопасностью нации и чувство

облегчения было настоящим. Это являлось результатом очень распространенного образа королевы как

протестантской героини, спасительницы английской религии и защитницы истинной веры. Образ Елизаветы

складывался и под влиянием широкой пропаганды ее как заботливой, любящей королевы среди всего народа

Англии, а также под влиянием внешнеполитических побед Англии (разгром Непобедимой Армады, основание

первых колоний в Америке, поддержка борьбы голландских протестантов против «испанского католического

ига») [7, с. 13].

Таким образом, создание образа английской королевы Елизаветы I представляло достаточно

проработанную систему, которая включала в себя различные элементы. Обстоятельства ее тяжелого детства и

юности, частое нахождение в состоянии стресса и пример нелюбимой народом королевы – сестры Марии

Кровавой, способствовали формированию идентичности монарха, постоянно подтверждающего любовь к

Англии, что гарантировало ей взаимность от народа и безопасность [6, с. 65]. Феномен Елизаветы Тюдор

проявился как результат интенсивного изменения политического мышления английского общества. Были

выработаны новые стереотипы отношений между монархом и подданными, необходимые в изменившейся

ситуации [3, с. 269]. Выбор описанных инструментов был обусловлен как влиянием событий, времени и

окружающих королеву людей, так и желанием самой Елизаветы. Созданный образ был неординарен, но при

39

этом своевременен, а также понятен как для королевы, так и для самой нации, в результате чего был

сформирован культ государыни, считавшейся покровительницей протестантской Англии.

1. Бурова И.И. Две тысячи лет истории Англии. СПб.: Гуманитарная академия, 2001. 544 с.

2. Дмитриева О.В. Елизавета I: семь портретов королевы. М.: Янус-К, 1998. 248 с. 3. Краснов И.А. Елизавета Тюдор: Формирование парадигмы женского правления в Англии //Астарта: Женщина в структурах власти архаических и

традиционных общества. 1999. № 1. С. 244-273. 4. Матвеев В.А. Страсть власти, власть страсти: историческое повествование о нравах королевского двора Англии XVI – XX в. М.: Наука, 2003. 368 с.

5. Ответ Елизаветы I Эрику Шведскому 1560 г. / пер. Филиппов А.Н., ред. Железнов С.К. // URL: http://hrono.ru/dokum/1500dok/eliz1_erik.php (дата обр. –

29.01.16). 6. Полякова А.С. «Прекрасно страдать за Родину»: проект французского брака Елизаветы Тюдор и трансформация общественных настроений Вопросы

истории, международных отношений и документоведения: сборник материалов Российской молодежной научной конференции / под ред. П.П. Румянцева.

Томск: Изд-во Том. ун-та, 2011. Вып. 7. 216 с. 7. Полякова А.С. Елизавета Тюдор и Екатерина Медичи: формирование образа правителя // Вопросы истории, международных отношений и

документоведения: сб. тр. студентов и аспирантов исторического факультета. Томск, 2009. Вып. 4. С. 39–42.

8. Прощальная «Золотая» речь Елизаветы I 1601 г. / пер. Филиппов А.Н., ред. Железнов С.К. // URL:http://hrono.ru/dokum/1600dok/1601gold_rede.htm (дата обр. – 01.02.16).

9. Речь Елизаветы I в 1583 г. «О религии» / пер. Филиппов А.Н., ред. Железнов С.К. // URL:http://hrono.ru/dokum/1500dok/1583eliz1.php (дата обр. –

30.01.16). 10. Речь Елизаветы I войскам в Тильбёри / пер. Филиппов А.Н., ред. Железнов С.К. // URL:http://hrono.ru/dokum/1500dok/1583eliz1.php (дата обр. –

30.01.16). 11. Роль личности в истории // URL:http://iph.ras.ru/uplfile/histan/kruglye_stoly_pdf/rolw_lichnosti_v_istorii_%E2%84%961,_2012.pdf (дата обр. – 05.02.16)

12. Сидоренко М.А. Эволюция форм репрезентации королевской власти во Франции (на материале придворного балета Людовика XVI) // автореф. кан.

ист. наук. Томск, 2013, 24 с. // URL: http://dlib.rsl.ru/01005532700 (дата обр. –05.02.16) 13. Хейг К. Елизавета I Английская. Ростов-н/Д: «Феникс», 1997. 320 с.

14. Эриксон К. Елизавета I. М.: АСТ, 2008. 512 с.

УДК – 94 (73)

Л.А. Лимонова


студентка

ОФОРМЛЕНИЕ ИНСТИТУТА ЧЁРНОГО РАБСТВА В СЕВЕРОАМЕРИКАНСКИХ КОЛОНИЯХ

В XVII–XVIII ВВ. (НА ПРИМЕРЕ КОЛОНИИ ВИРГИНИЯ)

В данной статье автором раскрывается особенность «чёрного» рабовладения, оформившегося в Североамериканских колониях в

XVII–XVIII вв. На примере колонии Виргиния рассматриваются причины возникновения института чёрного рабства на Юге. Уделяется внимание проблемам законодательного регулированиx положения чернокожих невольников, условиям их содержания, организации быта.

Ключевые слова: рабство, африканцы, США, Виргиния, Томас Джефферсон

L.A. Limonova

Omsk state pedagogical University, student

THE DEVELOPEMENT OF THE INSTITUTE OF BLACK SLAVERY IN THE NORTH AMERICAN

COLONIES IN THE XVII–XVIII CENTURIES. (FOR EXAMPLE, THE COLONY OF VIRGINIA)

In this article the author reveals the feature "Black" slavery, took shape in the North American colonies in the XVII-XVIII centuries. For

example, the colony of Virginia considered the cause of the institution of black slavery in the South. Attention is paid to the problems of legal regulation of the position of the black slaves, the conditions of their detention, the organization of everyday life.

Key words: slavery, the Africans, the United States, Virginia, Thomas Jefferson.

Проблема оформления в Североамериканских колониях института чёрного рабства нашла отражение в

ряде трудов зарубежных историков. Часть исследователей, например, Дж. К. Ингрэм, У. Филипс, У.Е. Додд и

К. Итон, А. Конрад, Дж. Мейер, в целом достаточно позитивно отзывались о рабовладельческом обществе.

Негативную оценку системы американского рабовладения можно обнаружить в работах таких зарубежных и

отечественных авторов, как Г. Аптекер, Р. Вивер, Э. Морган, У. Сьюард, М.Н. Захарова, Р.Ф. Иванов,

В.В. Согрин, П.Б. Уманский и др. Они считали «чёрное» рабовладение инструментом торможения развития

американского общества. При этом, несмотря на разность оценок относительно проблемы американского

рабства, практически во всех работах было высказано мнение о том, что сам факт существования бесплатной

рабочей силы чернокожих был обусловлен особенностями развития экономики юга Америки.

Так, У. Сьюард считал системы Севера и Юга «радикально различными» и «антагонистичными». Север,

с его умеренным климатом и относительно однородными природными условиями, благоприятствовал зерновым

культурам, таким как пшеница, кукуруза, овёс, требовавшим сезонного сельскохозяйственного цикла. В

северных штатах использование свободного труда обходилось дешевле, т.к. время, затрачиваемое на обработку,

было относительно небольшим и землевладельцу было целесообразнее нанять свободного работника на

несколько недель, чем держать целый год раба [15, с. 52].

Субтропический климат Юга, с тёплой зимой, жарким и влажным летом, длинным вегетационным

периодом (до 250 дней), позволял выращивать, помимо зерновых культур, плантационные (табак, рис, хлопок,

http://hrono.ru/dokum/1500dok/eliz1_erik.php

http://hrono.ru/dokum/1600dok/1601gold_rede.htm

http://hrono.ru/dokum/1500dok/1583eliz1.php

http://www.hrono.ru/dokum/1500dok/rede_tilbery.html

http://hrono.ru/dokum/1500dok/1583eliz1.php

http://iph.ras.ru/uplfile/histan/kruglye_stoly_pdf/rolw_lichnosti_v_istorii_%E2%84%961,_2012.pdf

http://dlib.rsl.ru/01005532700

40

сахарный тростник, индиго). Для них требовались круглогодичные работы, что вызвало – при недостатке

рабочей силы – применение рабского труда [11, с. 45].

Рабы-негры ввозились на Юг из Африки, где среди негритянских народностей получило широкое

распространение земледелие, а развитие общественных отношений привело к появлению у многих племён

рабства. Использование труда таких рабов в южных колониях было более эффективным. К тому же, как смогли

заметить колонисты, африканцы были сильнее и выносливее индейцев. Таким образом, вскоре они смогли

убедиться, что именно негры из Африки в больше мере удовлетворяют потребностям производства.

Однако система негритянского рабовладения в своем развитии прошла достаточно длительный путь.

В данной статье предпринята попытка выявить причины возникновения и особенности формирования в

Североамериканских колониях института чёрного рабства. Для этой цели используются такие источники, как

автобиография выдающегося американского просветителя, одного из «отцов-основателей» США – Томаса

Джефферсона, а также его заметки о штате Виргиния, уроженцем которого он являлся, труды ряда зарубежных

и российских историков.

К 1610 г. в Виргинию было ввезено около 500 поселенцев, однако к весне этого же года погибло больше

трети населения. Среди поселенцев были те, кто пережил зиму 1609–1610 гг., которая стала известной как

«голодное время». Люди сходили «с ума» от желания поесть, скитались по лесам в поисках орехов и ягод, даже

вскрывали могилы и питались трупами, умирая десятками. Виргинцы отчаянно нуждались в рабочей силе для

того, чтобы вырастить достаточное количество урожая для выживания [7].

В протоколах законодательного собрания Виргинии есть документ, датируемый 1619 г., в котором

рассказывается о первых двенадцати годах существования Джеймстауна (первого поселения англичан на

территории современных США). В этом поселении жила сотня людей, обед которых состоял из маленькой

ложки ячменя. Когда в колонию прибыли новые переселенцы, продовольствия стало значительно меньше [7].

Виргинцам нужна была поддержка в виде рабочей силы, чтобы вырастить кукурузу для пропитания и

отправить табак на экспорт. Жители штата не могли заставить индейцев работать на себя. Поселенцы не могли

захватывать и порабощать индейцев, поскольку те были сильными, изобретательными и непокорными людьми,

чувствовавшими себя дома в местных лесах. Т. Джефферсон пишет о том, что в этот период власти начинают

активно увеличивать своё население за счёт большего прибытия белых иностранцев [1, с. 170]. Однако

сервенты (те самые белые иностранцы), которые должны были приехать на работу по контракту, ещё не

прибыли. Кроме того, они не были рабами и не должны были делать больше, чем было положено по контракту.

Белые же переселенцы, многие из которых были ремесленниками, попросту не хотели работать на земле. [11, с.

33]. Из всех перечисленных проблем, существовавших на данный момент в Виргинии, можно сделать вывод о

том, что население крайне нуждалось в рабочей силе.

Настроения виргинцев пытался представить Э. Морган, отмечая в своем труде: «Если вы были

колонистом, вы знали о своём технологическом превосходстве над индейцами. Вы знали, что вы были

цивилизованным, а они – дикарями... Но вашего технологического превосходства было недостаточно для

практических успехов... И когда ваши же люди стали бежать к ним, это было уже слишком...Тогда вы стали

убивать индейцев, пытать их, сжигать их деревни и кукурузные поля. Это доказало ваше превосходство,

несмотря на допущенные провалы. Подобным же образом вы относились и к тем из ваших людей, кто не устоял

перед образом жизни дикарей. Но вы все равно не смогли выращивать больше кукурузы...» [7]. В связи с этим

становится понятно, почему на Юге начал использоваться труд чернокожих рабов.

История чернокожего рабства в США начинается с 1619 г., когда в колонии Виргиния появились первые

рабы-африканцы. С этого времени естественным стало считать импортированных негров рабами, хотя институт

рабства не был упорядочен и легализован еще в течение многих лет. Беспомощность африканцев упростила

процесс их порабощения. Если индейцы находились на собственной земле, а белых окружала своя же

европейская культура, то чернокожие, в свою очередь, были оторваны от своей земли и культуры и

насильственно были поставлены в такое положение, при котором их наследие – язык, одежда, обряды,

семейные связи, – все подвергалось уничтожению.

Чернокожий писатель Дж. Сондерс Реддинг так описывает прибытие судна в Северную Америку в

1619 г.: «С убранными парусами и опущенным флагом на округлой корме оно пришло вместе с морским

приливом. По словам всех, это и в самом деле было странное, пугающее, таинственное судно. Флаг на корабле

был голландский, а команда – разношерстной толпой. Порт назначения – английское поселение Джеймстаун,

что в колонии Виргиния. Возможно, ни один корабль в современной истории не перевозил более зловещего

груза. Какой же был груз? Двадцать рабов» [7].

К 1670 г. в Виргинии было около 2 тыс. рабов (примерно 5% всего населения). Но уже к 1715 г. рабы

составляли около одной трети населения Виргинии, Северной и Южной Каролины и Мэриленда (46 тыс. из

123-х.). По мере роста плантационного хозяйства шло дальнейшее увеличение ввоза рабов. Причём, как

указывает Т. Джефферсон, количество рабов-негров увеличивается и достигает таких темпов, которых не

достигает и приток белых иностранцев [1, с. 173].

По данным Бюро переписи США, до 1 января 1808 г., когда ввоз рабов был запрещён законом, в

Соединённые Штаты было ввезено около 400 тыс. негров. С начала 1800-х гг. по 1860 г. число рабов с 893 тыс.

увеличилось до 4 млн [7].

Историки полагают, что эти африканцы в Виргинии по статусу считались такими же сервентами, как

белые законтрактованные слуги, привезённые из Европы. Следует сказать, что в итоге рабство быстро

41

превратилось в «нормальный» способ трудовых взаимоотношений чернокожих и белых в Новом Свете. Вместе

с рабством развивалась и особая расовая ненависть, которая сопровождалась унизительным положением

чернокожих в Америке в течение последующих лет, – то самое сочетание низкого статуса и унижающих идей,

которое мы называем расизмом.

Рабы для плантации покупались также на внешнем рынке, а часть «разводили» на самой плантации. А.В.

Ефимов приводит высказывание одного из рабовладельцев того времени, отчётливо подчёркивающее сущность

данного явления: «выгоднее купить женщину, чем мужчину, потому что через пару лет женщину можно

продать с «приплодом» [2, с. 63].

Увеличивающийся приток чёрных невольников, в сравнении с уменьшающимся ввозом кабальных слуг,

привёл к снижению цен на чёрных рабов к концу XVII в. На деньги, за которые белый слуга поступал в кабалу

на десять лет, можно было купить африканца на всю жизнь. В 1672 г. белый, закабалённый сроком на пять лет,

оценивался в среднем в 10 фунтов стерлингов, в то время как чёрный, приобретаемый навсегда, стоил 20–25

фунтов стерлингов [9, с. 75].

Развитие экономики приводило к дифференциации и среди рабов-африканцев. Самыми обездоленными

являлись те из них, кто работал на плантациях и там же жил. Как отмечает Т. Джефферсон, «действительно,

большинство их было принуждено лишь обрабатывать землю, вести жизнь, ограниченную лишь своим домом и

обществом себе подобных. И всё же многие из рабов были обучены ремеслу и в силу этого постоянно общались

с белыми» [1, с. 213].

Например, в более привилегированном положении были домашние слуги. В выгодном положении

оказывались и рабы, овладевшие какой-либо профессией: плотника, кузнеца и др. Таких хозяева часто сдавали

внаём, что вызывало недовольство среди белых ремесленников и наёмных белых рабочих. Сдача чёрных внаём

ещё не означала появления негритянских наёмных рабочих. Следовательно, эти люди так и оставались рабами,

но только у них менялся хозяин. Рабы в данном случае представляли не что иное, как «товар, который может

переходить их рук одного собственника в руки другого» [6, с. 43].

Увеличение численности африканцев привело к тому, что важной задачей стала выработка норм,

регулирующих их правовое положение. Следует заметить, что до 60-х гг. XVII в. положение чёрных рабов не

было специально определено колониальным законодательством. Рабство, относящееся не только к ним, было

узаконено в ряде колоний Новой Англии и раньше: в Массачутсе – в 1641 г.; Коннектикуте – в 1650 г.; Род-

Айленде – в 1652 г. [5, с. 10].

Убийство негра не считалось преступлением для его хозяина. Негр считался рабом на всю жизнь, а

ребёнок, родившейся от рабыни, также, становился рабом, даже несмотря на то, что его отцом был свободный

негр, который смогу откупиться от хозяина.

В 1661 г. законодательное собрание Виргинии приняло первый в американских колониях акт, по

которому африканцы признавались пожизненными рабами. Также, вводились жестокие правила внутреннего

распорядка. В Виргинии нахождение раба после 9-ти часов вечера вне дома наказывалось четвертованием. В

случае попытки бегства рабам отрубали руки, сажали в тюрьму или могли сжечь [2, с. 102].

Таким образом, было установлено различие между чёрными и белыми рабами. Затем был принят ещё ряд

законов о рабах-африканцах и их потомстве. «Кодекс рабов Виргинии» (1705 г.) гласил: «Все рабы из числа

негров, мулатов и индейцев в доминионе... считаются недвижимым имуществом. Если раб сопротивляется

своему хозяину, ... применяющему к таковому рабу исправительные меры, и если в ходе исправления раб

оказывается убитым, хозяин освобождается от всякого наказания... как будто ничего подобного не случилось

вовсе». Этот кодекс также запрещал рабам покидать плантации без письменного разрешения. Он

санкционировал порки, клеймение и нанесение увечий в качестве наказания даже за незначительные

прегрешения [13, с. 10].

В последующие годы кодексы были заимствованы соседними колониями. Эти «чёрные кодексы»

превращали негров в вечную собственность плантаторов-рабовладельцев. Дети рабов принадлежали хозяину их

матери. Кодексы вводили запреты на занятие торговлей, рабам не разрешалось обучаться грамоте, без

разрешения хозяина употреблять спиртные напитки, уходить с плантации, запрещали носить оружие, держать

собак, нанимать лошадей, устраивать собрания. Рабы не имели права давать показания против белого, ездить

группами более семи человек в отсутствии белого.

Важно отметить и тот факт, что по законодательству рабы не считались членами общества и

передавались по наследству и в приданное. Причём лицо, получившее в наследство раба, имело полное право

на распоряжение им как своим имуществом [1, с. 41, 209].

Раб, совершивший побег, считался вне закона, любой белый мог убить его без предупреждения. Хозяин,

освободивший чёрного от рабства, был обязан оплатить его переезд в Африку. В кодексах подробно

регламентировались операции по поимке и возврату беглых рабов их хозяевам. Во всех колониях были изданы

кодексы о мерах наказания для негров и контроля над ними.

Законодательные собрания ставили рабов-африканцев в один ряд с рабочим скотом, домашними

животными, инвентарём, мебелью, посудой, книгами и так далее [12, с. 35]. Рабовладелец рассматривал своих

рабов как товар, имеющий определённую ценность. По этому поводу У. Фостер замечал: «Труд рабов не был

нужен в промышленности и торговле. Капиталистический строй нуждался в другом виде рабства, а именно в

наёмном рабстве: ему требовались «свободные» рабочие» [12, c. 49].

42

Жили рабы, как правило, в небольших дощатых хижинах, без окон, а многие и без дверей, которую

иногда заменяла занавеска, с земляным полом, очагом для обогрева помещения и приготовления пищи,

сбитыми из досок табуретками, охапкой соломы вместо постели, на которой спало шесть, иногда и больше

людей. «Одежда была сшита либо из грубого домотканого полотна, либо из ткани смеси хлопка и конопли,

«специально для негров». Основное питание рабов составляли кукурузные лепёшки. Свинина, чёрная патока

или селёдка являлись добавкой к кукурузе. Нормы потребления напрямую зависели от производительности

труда занятых на плантации рабов – полная норма, три четверти или половина. Самая большая норма

выдавалась тем, кто лучше работал.

Трудовая неделя на плантациях Юга Америки состояла из шести рабочих дней, 12-13 часов осенью и

зимой, 14-15 часов в остальное время года. Иногда невольники были востребованы на сахарных плантациях и

по воскресеньям, когда это считалось необходимым или когда они провинились и подвергались наказанию.

Физическая расправа, жестокое обращение с рабами в дополнение к нищенскому существованию и тяжкому

труду были характерным явлением для рабовладения в США.

Интересным представляется тот факт, что южане создали целую теорию, в которой приводили

множество причин, по которым белый человек вправе поработить чёрного. В этой связи Т. Джефферсон также

писал о том, что у африканцев присутствуют такие психофизиологические особенности, благодаря которым

они, например, могут тратить меньшее время на сон и работать в более жарком климате, что позволяет

использовать их труд на плантациях как основной [1, с. 213–214].

Рабство было мукой не только для мужчин, для женщин оно было ещё страшнее, поскольку она

угнеталась трижды. Во-первых, как рабыня, во-вторых, как чёрная и, в-третьих, как женщина. Рабство, в

принципе, всегда означало тяжёлый труд, но для женщины оно влекло за собой ещё одно страшное последствие

– сексуальную эксплуатацию. В местах большого скопления рабов любовные связи между белыми мужчинами

и негритянками были весьма распространённым явлением. Сексуальные связи с африканками служили

способом самоутверждения белых мужчин, подобно тому, как изнасилование было типичным действием для

армии завоевателей. Одна группа мужчин доказывала своё превосходство над другой путём насильственного

обладания женщинами [14, с. 46].

К 1807 г. ещё сохранялся высокий спрос на рабочую силу. В связи с этим работорговле был положен

конец, однако основным источником богатства рабовладельцев начало становиться воспроизводство «породы».

Происходило принудительное «размножение». Это означало, что рабовладельцы заставляли негритянок рожать

максимально часто, а иногда «спаривали» их с тем или иным рабом.

К сожалению, юные рабыни, не могли защитить себя от посягательств белых мужчин. Большинство

негритянок, иногда даже прислуга работали в поле. Они сеяли, окучивали землю тяжёлыми, неудобными

мотыгами, собирали урожай, находясь под палящим солнцем по 14 часов в сутки. Сборщицы хлопка не

выпускали из рук тяжёлых мешков, их дневная норма составляла 150-200 фунтов; если она не выполнялась, то

их жестоко наказывали. Беременные женщины прекращали работать лишь за месяц до родов и возвращались в

поле уже через месяц после. По вечерам и по воскресеньям женщины тратили последний остаток сил на

домашнее хозяйство.

Однако были и те, кто был недоволен таким положением негров на территории США. Первое

выступление, осуждающее рабство, принадлежит «первому американскому диссиденту» Роджеру Уильямсу,

который изложил свою точку зрения в письме к Джону Уинтропу в 1637 г. [16].

Конечно, были попытки и на законодательном уровне уничтожить институт рабства. Например, в проект

«Декларации независимости США» был внесён пункт, предусматривающий отмену института рабства, однако

богатые плантаторы и арендаторы, которые были представлены большинством в Конгрессе, добились

исключения из окончательного текста Декларации раздела, осуждавшего рабство и работорговлю [1, с. 33].

Постепенно американское общество приходит к выводу о том, что рабство – это пережиток прошлого,

который тормозит развитие и от которого необходимо избавляться. Впоследствии Гражданская война (1861 –

1865 гг.) в Северной Америке уничтожит институт рабовладения, но идеологические основы этой практики,

начавшейся в Виргинии, до сих пор оказывают влияние на политическую жизнь США. Впитав в себя опыт

рабовладельческих устремлений колониального периода, южное общество породило огромное количество

различных расистских теорий.

Обобщая все вышесказанное, можно сделать вывод о том, что система рабовладения – белого и

выросшего на его основе чёрного, негритянского – сыграла огромную роль в экономической истории

североамериканских колоний Англии. В соответствии с потребностями первоначального накопления и генезиса

капитализма оказалось необходимым и целесообразным с экономической точки зрения воскрешение такого

института, каким и явилось рабство. Распространение рабства привело к резкому разрыву в области экономики

между северными и южными штатами. Развиваясь, капиталистические системы Севера и плантационное

рабство Юга выступили как две разнородные, с точки зрения заключённых в них тенденций развития,

общественные системы. Рабство послужило одним из источников обогащения и усиления политической роли

крупных южных плантаторов-рабовладельцев.

1. Джефферсон Т. втобиография. Заметки о штате Виргиния. Л.: Наука, 1990. 317 с.

2. Ефимов А.В. Очерки истории США. 1492—1870 гг. М.: Учпедгиз, 1958. 320 c. 3. Зинн Г. Создание межрасовых барьеров // URK:http://ec-dejavu.ru/s-2/Slavery.html (дата обр. – 13.02.16)

4. Лайтфут К. Права человека по-американски: от колониальных времён до «нового курса» включительно: пер. с англ. / К. Лайтфут. М.: Прогресс, 1981. 287 с.

43

5. Иванов Р.Ф. Борьба негров за землю и свободу на Юге США. М., 1958. 322 с.

6. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Издание 2. Том 06. М.: Политиздат, 1957. 800 с.

7. Негры США: краткий исторический очерк // URL:http://lib7.com/amerika/1017-negru-america-ocherk.html (дата обр. – 13.02.16) 8. Согрин В.В. История США. Учеб. пособ. СПб.: ИД «Питер», 2003. 192 с.

9. Согрин В.В. Политическая история США XVII – XX вв. М., 2001. 400 с.

10. Супоницкая И.М. Анатомия американского Юга: свобода и рабство. М., 1998. 218 с. 11. Токвиль А. Демократия в Америке. М.: «Прогресс», 1992. 265 с.

12. Фостер У.З. Негритянский народ в истории Америки / перевод с английского. М.: Издательство иностранной литературы, 1955. 801 с.

13. Фридман М.Дж. Свободны наконец. Движение за гражданские права в США. U.S. Department of State, 2008. 72 с. 14. Эванс Р. Рожденная для свободы: История американских женщин (начиная с XVI в.). :Пер. с англ. / Р. Эванс . М.: Прогресс, Литера, 1993 . 320 с.

15. Earle C.V. A Staple Interpretation of Slavery and Free Labor, Geographical Review, 1978, Vol. 68, 1, 51-65.

16. Locke M.S. Anti-Slavery in America. From the Introduction of African Slaves to the Prohibition of the Slave Trade (1619-1808). Boston, 1901.

УДК 94(450).071

К. Г. Махортова

Нижневартовский государственный университет, студентка

ТРАДИЦИОННЫЕ И НЕТРАДИЦИОННЫЕ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫЕ КАНОНЫ

ФРЕСКИ МИКЕЛАНДЖЕЛО БУОНАРОТТИ «СТРАШНЫЙ СУД»

В статье анализируется одно из главных произведений выдающего мастера итальянского Возрождения Микеланджело Буонаротти

– фреска «Страшный суд» в Сикстинской капелле Ватикана. Автор акцентирует особое внимание на использовании художником традиционных и нетрадиционных изобразительных канонов.

Ключевые слова: «Страшный суд», фреска, Микеланджело Буонаротти, Сикстинская капелла, Ватикан, Иисус Христос, Джорджо Вазари, Возрождение.

K.G. Makhortova

Nizhnevartovsk state university, student

TRADITIONAL AND NON-TRADITIONAL ARTISTIC CANONS OF MICHELANGELO

BUONAROTTI’S FRESCO «HE LAST JUDGMENT»

The article analyzes one of the main works of Italian Renaissance outstanding artist Michelangelo - fresco “The Last Judgment” in the Sistine Chapel,

Vatican. The author’s special accent has been made on the artist’s usage of traditional and non-traditional artistic canons.

Key words: «The Last Judgment», fresco, Michelangelo Buonarroti, the Sistine Chapel, Vatican, Jesus Christ, Giorgio Vasari, the Renaissance.

«Страшный суд» (итал. Giudizio universale – «Последний суд») – фреска величайшего художника,

скульптора и архитектора итальянского Возрождения Микеланджело Буонаротти на алтарной стене

Сикстинской капеллы (итал. Capella Sistina) в Ватикане. Микеланджело работал над фреской на протяжении

четырех лет по заказу папы Климента VII (1537–1541 гг.); за 25 лет до росписи алтаря капеллы Микеланджело

завершил роспись её потолка и плафонов.

Значительная по своим размерам фреска занимает всю стену позади алтаря Сикстинской капеллы и

является центральной фреской всей капеллы. Главная тема фрески «Страшный суд» – второе пришествие

Христа и Страшный (Последний) суд над живыми и мертвыми.

В центре всей композиции – фигура Христа-Судии с Богородицей Девой Марией, в окружении

проповедников, пророков, патриархов, сивилл, персонажей Ветхого Завета, мучеников и святых. Христос

наделен титанической силой и с гневом вершит правосудие.

В изображении Христа и других персонажей, самой картины Страшного суда Микеланджело во многом

отходит от классических канонов. В традиционных версиях изображения Страшного суда Христос-Судия

представал сидящим на троне, отделяющим праведных от грешных и определяющим их последнее пристанище

– Царство Небесное или Ад. В обычных трактовках средневековой иконописи у Христа правая рука была

поднята в благословляющем жесте, левая – опущена в знак приговора грешникам направляться на вечные

мучения в ад. На его руках Христа просматриваются стигматы. Его фигура – единственная устойчивая,

неподдающаяся общему вихрю движения.

В этом смысле Микеланджело лишь частично следует сложившейся иконографии: его Христос-Судия

изображен на фоне облаков, без алой мантии владыки мира, показан в самый момент начала Последнего Суда.

Некоторые исследователи усматривают в этом влияние античной мифологии: Христос изображён в образе бога

Юпитера, в его атлетической фигуре усматривают стремление художника изобразить в античной традиции

обнажённого героя, обладающего необыкновенной физической красотой, статью и мощью. Его жест, властный

и спокойный, привлекает внимание и в некотором смысле успокаивает волнение зрителя: он дает начало

масштабному и медленному вращательному движению, в которое вовлечены абсолютно все действующие лица

фрески. Это движение, динамика ощущается на плоскости всего изображения. Сами изображения фигур

написаны в трехмерной технике и предстают взору, будто высеченные из камня. Однако этот жест может быть

понят и как угрожающий, об этом пишет известный хронограф и искусствовед того времени Джорджо Вазари.

[1].

Фигуру Христа-Судии Микеланджело писал в течение 10 дней. Его нагота была воспринята

неоднозначно и вызывала зачастую осуждение и критику. Вопреки существовавшей традиции, Микеланджело

http://lib7.com/amerika/1017-negru-america-ocherk.html

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D1%82%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D1%8F%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%8F%D0%B7%D1%8B%D0%BA

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D1%80%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B0

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B8%D0%BA%D0%B5%D0%BB%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D0%B6%D0%B5%D0%BB%D0%BE

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BB%D1%82%D0%B0%D1%80%D1%8C

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B8%D0%BA%D1%81%D1%82%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%BA%D0%B0%D0%BF%D0%B5%D0%BB%D0%BB%D0%B0

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B0%D1%82%D0%B8%D0%BA%D0%B0%D0%BD

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D0%BE%D1%82%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%BA_%D0%A1%D0%B8%D0%BA%D1%81%D1%82%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B9_%D0%BA%D0%B0%D0%BF%D0%B5%D0%BB%D0%BB%D1%8B

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D0%B8%D1%81%D1%83%D1%81_%D0%A5%D1%80%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%81

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BF%D0%BE%D0%BA%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%BF%D1%81%D0%B8%D1%81

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D1%82%D0%B8%D0%B3%D0%BC%D0%B0%D1%82%D1%8B

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BD%D1%82%D0%B8%D1%87%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8C

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AE%D0%BF%D0%B8%D1%82%D0%B5%D1%80

44

изобразил Христа-Судию без бороды; вместе с этим, на многочисленных последующих копиях фрески он

предстаёт в более привычном виде, с бородой.

Рядом с Христом Богородица Дева Мария, которая со смирением и покорностью отвернула лицо: она не

вмешивается в решения Судии, она лишь ждёт результатов вершения правосудия. Богородица уже не в силах

сделать что-либо для спасения грешного мира. Облик Судии исключительно нейтрален: в нем нет ни

сострадания к грешникам, ни радости за праведных, отправленных в Рай; время людей и их страстей сменяется

триумфом божественной вечности и власти Всевышнего.

Микеланджело отказался от традиции, согласно которой художники в Страшном суде окружали Христа

восседавшими на тронах апостолами. Две центральные фигуры окружает кольцо святых, патриархов и

апостолов – всего 53 персонажа. Это не хаотичная людская толпа; ритм их жестов и взглядов приводит в

движение и упорядочивает огромную воронку из человеческих тел, уходящую вдаль. Лица персонажей

выражают различные эмоции: тревога, отчаяние, страх; все они принимают активное участие во вселенской

катастрофе, апокалипсисе, призывая зрителя сопереживать происходящему. Джорджо Вазари отмечал глубину

выражения духа, непревзойденный талант в изображении человеческого тела [1].

Некоторые персонажи на дальнем плане, не предусмотренные в подготовительном картоне, были

нарисованы в технике a secco (по-сухому), без детализации, в стиле свободного рисунка, с подчёркнутым

пространственным разделением фигур: в отличие от фигур, ближайших к зрителю, дальние кажутся более

тёмными, с нечеткими контурами.

У ног Христа Микеланджело поместил святого Лаврентия с решёткой, на которой его сожгли, а также

святого Варфоломея. Последний держит содранную кожу, на которой, как считается некоторыми

исследователями, Микеланджело поместил свой автопортрет. Иногда это принимается за аллегорию

искупления греха. Некоторые исследователи утверждают, что лицо Варфоломея – портрет Пьетро Аретино,

врага Микеланджело Буонаротти, оклеветавшего его в отместку за то, что художник не принял его советов и

пожеланий при работе над «Страшным судом». Выдвигалась и такая гипотеза, получившая широкий

общественный резонанс у современников: Микеланджело изобразил себя на содранной коже в знак того, что

исполнял этот заказ под принуждением. Работа Микеланджело над Сикстинской капеллой (над сводами и

алтарной стеной) на протяжении многих лет была связана с большими внутренними переживаниями

художника; под воздействием уговоров, уступок, угроз он создавал свои величайшие фрески [2].

Некоторые из святых легко узнаются по атрибутам их страстей и мученичества. Слева от Христа –

святой Андрей с крестом, на котором он был распят, а также Иоанн Креститель в меховой шкуре, которого

Даниэле да Вольтерра впоследствии также прикрыл одеждами. Справа стоит святой Пётр с ключами от Рая, в

которых уже нет необходимости. Рядом с ним, в красной накидке, святой Павел и Иоанн Богослов. Персонаж,

стоящий на коленях за Петром, обычно считается святым Марком [4].

Во втором кольце персонажей с левой стороны также изображен ряд фигур – мученики, духовные отцы,

блаженные и девственницы (около 50-ти фигур). С левой стороны почти все персонажи – женщины:

девственницы, сивиллы, героини Ветхого Завета. Некоторые блаженные из числа воскресших устремляются

наверх, вовлечённые в общее вращательное движение. Жесты и выражение лиц персонажей показывают

возбуждение намного большее, чем у тех, кто находится рядом с Христом-Судией [3].

Правая группа второго кольца – мученики, исповедники и другие блаженные; в этом круге преобладают

мужские фигуры (около 80-ти персонажей). Крайний справа физически крепкий мужчина, держащий крест, –

Симон Киринеянин, помогавший нести Иисусу крест на гору Голгофу. Под ним поднимается на облако святой

Себастьян, сжимающий в левой руке стрелы – знак своего мученичества. Фигура святого Себастьяна

рассматривается искусствоведами и историками традиционно как дань уважения Микеланджело традициям

античного эротизма.

Нижняя часть фрески разделена на пять частей: в центре – ангелы с трубами и книгами деяний

человечества возвещают о начале Страшного суда; слева внизу представлено воскрешение мертвых для того,

чтобы предстать перед Судией для свершения последнего суда; вверху – вознесение праведников в Царствие

Небесное; справа вверху – захват грешников дьяволами и Харон, увозящий их в ад на лодке, внизу – сцены ада

[4].

Таким образом, фреска Микеланджело Буонаротти «Страшный суд» является центральным

произведением Сикстинской капеллы, служит воплощением традиций изобразительного и иконографического

искусства итальянского Возрождения. Несмотря на обрушившуюся резкую критику современников, в основном

представителей Святого Престола, фреска «Страшный суд» все же была сохранена, отреставрирована и оценена

уже после смерти великого мастера. Идея начала Последнего суда передана величайшим мастером

Возрождения во всей своей полноте и в некоторых случаях вопреки сложившимся художественным традициям.

1. Вазари Дж. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих// Жизнь Микеланджело Буонаротти, живописца, скульптора и архитектора флорентийского / пер. Б. Грифцова. Ростов н/Дону: Феникс. 1998.

2. Ettore Camesasca. Michelangelo pittore. Milano: Rizzoli, 1966.

3. Pierluigi De Vecchi ed Elda Cerchiari. I tempi dell'arte. Volume 2. Bompiani. Milano. 1999. 4. Pierluigi De Vecchi. La Cappella Sistina. Milano: Rizzoli. 1999.

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B2%D1%8F%D1%82%D0%BE%D0%B9_%D0%9B%D0%B0%D0%B2%D1%80%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%B9

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B2%D1%8F%D1%82%D0%BE%D0%B9_%D0%92%D0%B0%D1%80%D1%84%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%BC%D0%B5%D0%B9

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D1%8C%D0%B5%D1%82%D1%80%D0%BE_%D0%90%D1%80%D0%B5%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%BE

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B2%D1%8F%D1%82%D0%BE%D0%B9_%D0%90%D0%BD%D0%B4%D1%80%D0%B5%D0%B9

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B2%D1%8F%D1%82%D0%BE%D0%B9_%D0%9F%D1%91%D1%82%D1%80

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B2%D1%8F%D1%82%D0%BE%D0%B9_%D0%9F%D0%B0%D0%B2%D0%B5%D0%BB

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D0%BE%D0%B0%D0%BD%D0%BD_%D0%91%D0%BE%D0%B3%D0%BE%D1%81%D0%BB%D0%BE%D0%B2

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B2%D1%8F%D1%82%D0%BE%D0%B9_%D0%9C%D0%B0%D1%80%D0%BA

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B8%D0%B2%D0%B8%D0%BB%D0%BB%D0%B0

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B8%D0%BC%D0%BE%D0%BD_%D0%9A%D0%B8%D1%80%D0%B8%D0%BD%D0%B5%D1%8F%D0%BD%D0%B8%D0%BD

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B2%D1%8F%D1%82%D0%BE%D0%B9_%D0%A1%D0%B5%D0%B1%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C%D1%8F%D0%BD

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B2%D1%8F%D1%82%D0%BE%D0%B9_%D0%A1%D0%B5%D0%B1%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C%D1%8F%D0%BD

45

УДК 94(09)+371.3

А.В. Мурзакова



НОВЫЙ ОБРАЗ КРЕСТОВЫХ ПОХОДОВ В ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ШКОЛЬНЫХ УЧЕБНИКАХ:

РЕАЛЬНОСТЬ ИЛИ ПЕРСПЕКТИВА?

В данной статье на основе анализа изданий, вошедших в перечень учебников, рекомендованных Министерством образования и

науки РФ, рассматривается проблема отражения нового образа Крестовых походов, созданного современной историографией, в школьных

учебниках по всеобщей истории. Ключевые слова: Крестовые походы, школьный учебник, современная англо-американская историография, антропологический

подход, цивилизационный подход, марксистский подход

A.V. Murzakova

Omsk state pedagogical university, undergraduate

THE NEW IMAGE OF THE CRUSADES IN THE DOMESTIC SCHOOL TEXTBOOKS:

REALITY OR PROSPECT?

In this article, on the basis of the analysis of publications included in the list of textbooks recommended by the Ministry of education and

science of the Russian Federation, considers the problem of reflection of a new image of the Crusades created the modern historiography, in school

history books. Key words: Crusades, school textbook, modern British-American historiography, anthropological approach, civilizational approach, Marxist

approach

Школьный учебник по истории – один из важнейших каналов формирования стереотипов исторического

сознания, даже, вероятно, самый важный, так как и СМИ, и художественной литературе сложно соперничать с

теми основами, которые закладываются в детстве в процессе обучения. Школьные учебники в обобщенном

виде отражают существующий уровень исторической науки, те наработки, которые есть в современной

историографии.

Наиболее активно изучение истории Крестовых походов в настоящее время ведется английскими и

американскими исследователями, в результате чего в англо-американской историографии конца XX – начала

XXI в. происходит переоценка целей и содержания Крестовых походов и постепенный отказ от традиционной

точки зрения, согласно которой походы были завоевательными войнами, в основе которых лежали

материальные интересы участников, особенно безземельных младших сыновей феодалов. В результате нового

подхода, предполагающего изучение представлений самих крестоносцев и оценку Крестовых походов с точки

зрения их современников и непосредственных участников, английским историком Джонатаном Райли-Смитом,

его американским коллегой Томасом Мэдденом и другими современными медиевистами была создана новая

концепция, согласно которой Крестовые походы носили преимущественно оборонительный характер и были

вынужденным ответом Запада на завоевание мусульманами почти двух третей Христианского мира, а их

участники были в первую очередь паломниками, желающими покаяться и получить отпущение грехов [2; 3].

Таким образом, в рамках этой концепции появляется новый образ Крестовых походов, отличный от того, что

был свойственен традиционной историографии, и постепенно такой образ находит отражение и в американских

школьных учебниках по истории [1; 4], что позволяет сформировать у населения новые стереотипы

исторического сознания.

Возникает закономерный вопрос: какие представления лежат в основе отечественных учебников по

истории Средних веков, а именно тех разделов, которые посвящены Крестовым походам, какие стереотипы

исторического сознания они в итоге формируют?

В настоящее время перечень учебников, рекомендованных Министерством образования и науки РФ для

использования в 6-х классах при обучении всеобщей истории, включает пять наименований [16]. Опрос,

проведенный нами в январе 2016 г. среди 157-ми участников профессионального интернет-сообщества

учителей на сайте социальной сети «Вконтакте», позволяет распределить эти учебники по степени

использования в современном образовательном процессе.

Наиболее распространенным является учебник по истории Средних веков, написанный школьными

учителями Е.В. Агибаловой и Г.М. Донским (на это указало 58,6% респондентов). Данный учебник был издан

еще в советское время и считался одним из лучших учебников по истории. Учебник переиздавался более

двадцати раз, а его рукопись была удостоена 1-й премии на открытом конкурсе учебников по истории в 1961 г.

В 1973 г. авторы учебника стали лауреатами Государственной премии СССР и, несмотря на то, что в советский

период были изданы и другие учебники по истории Средних веков [10; 14], они не могли составить реальной

конкуренции этому учебнику, фактически остававшемуся единственным учебником по средневековой истории

для учащихся 6-го класса.

Событиям Крестовых походов в данном учебнике как 1963, так и 1981 года издания, отведено два

самостоятельных параграфа, в которых походы описываются как «завоевательные» [6, с. 92] и

«кровопролитные войны» [6, с. 92], целью которых было покорение стран Востока, а крестоносцы называются

46

«захватчиками» [6, с. 92], желавшими разграбить мусульманские города. Авторы приводят исключительно

экономические причины, а в качестве социальной основы этих походов представлены безземельные младшие

сыновья феодалов, при этом другие сословия не упоминаются. Авторы указывают так же и на материальную

заинтересованность Церкви, утверждая, что религия была лишь прикрытием для земных интересов,

«духовенство изображало войну с мусульманами как дело, угодное Богу» [6, с. 96]. Однако авторы признают,

что одной из целей участников было освобождение христианских святынь, но вот идея покаяния фактически не

упоминается.

В качестве последствий Крестовых походов Е.В. Агибаловой и Г.М. Донским выделены опять же

преимущественно социально-экономические: развитие торговли, причем в качестве главной причины авторы

указывают ослабление Византии в результате Четвертого Крестового похода, после чего она уже не могла

соперничать с Венецией и Генуей, усиление угнетения крестьянства, а также взаимное обогащение двух

культур: европейской и восточной [7, с. 94]. Таким образом, созданную в рамках марксистского подхода

концепцию отличает крайне негативное отношение авторов учебника как к самим событиям Крестовых

походов, так и к их участникам, которые представлены в виде «европейских варваров».

В постсоветское время учебник Е.В. Агибаловой и Г.М. Донского был отредактирован профессором

кафедры истории средних веков исторического факультета МГУ А.А. Сванидзе. В издании 2012 г. происходит

сокращение объема материала, все события Крестовых походов теперь излагаются в одном параграфе.

Переработан и текст учебника. Можно отметить, что в нем происходит отход от односторонней оценки

Крестовых походов как грабительских войн, основанных на материальных интересах участников, теперь

признается и даже в некоторой степени подчеркивается идея полного отпущения грехов всем участникам

Крестового похода [5, с. 135–136], но по-прежнему не упоминается просьба византийского императора о

помощи, что не дает возможности рассматривать рассматриваемые походы как борьбу христианского мира с

мусульманскими завоевателями.

В качестве основных участников, как и в предыдущих изданиях, выделяются только младшие сыновья

феодалов, желавшие разбогатеть за счет грабежей и захватить новые земли. Приводимые итоги и значение

Крестовых походов изменены не были. Таким образом, и в новом издании учебника Е.В. Агибаловой и Г.М.

Донского, спустя почти 50 лет после его появления, сложившийся образ Крестовых походов не претерпел

значительного изменения, Они по-прежнему представлены преимущественно в рамках марксистской

историографии как завоевательные войны, в основе которых лежали в первую очередь экономические

причины.

Почти 11% из числа опрошенных школьных учителей ответили, что работают по учебнику, написанному

В.А. Ведюшкиным, старшим научным сотрудником Института всеобщей истории РАН и В.И. Уколовой,

заведующей кафедрой всемирной и отечественной истории МГИМО. Как отмечают сами авторы, данный

учебник написан в рамках цивилизационного подхода, что выражается в наличии почти равноценных разделов,

посвященных Западной Европе и Востоку, и Крестовым походам в нем отведен один параграф в разделе

«Подъем Средневековой Европы». Авторы отказываются от оценки походов как завоевательных войн и делают

упор на религиозные чувства крестоносцев и такие причины, как необходимость помочь Византии в борьбе с

турками-сельджуками, отвоевать Гроб Господень. Указано также и на обещание Урбана II отпустить грехи

участникам Крестового похода. Однако упоминается и о вполне «земных мотивах» [9, с. 52], таких как

стремление крестьян обрести новые земли, рыцарей – богатство, аристократии – новые владения, купцов –

разбогатеть, церкви – расширить свое влияние и распространить христианскую веру. Таким образом, авторы

описывают и весьма широкую социальную базу движения, оно охватывает все слои общества.

Ведюшкин и Уколова сами признают неоднозначность значения Крестовых походов, указывают в

качестве итогов расширение связей между Востоком и Западом и огромный вред, нанесенный Византийской

империи и мусульманскому миру, не упоминая результатов в экономической сфере [9, с. 55]. Фактически

можно сказать, что позиция В.А. Ведюшкина и В.И. Уколовой во многом близка к концепции Крестовых

походов, созданной в рамках антропологического направления: авторы рассматривают походы скорее с точки

зрения их участников, ставят во главу угла религиозные мотивы, а не материальные интересы крестоносцев,

однако указание на экономические причины сближает данный учебник с марксистской историографией.

На третьем месте по степени используемости в современных школах (5,7% учителей) среди учебников

федерального перечня находится учебник М.А. Бойцова, доктора исторических наук, профессора кафедры

истории средних веков исторического факультета МГУ, заведующего научно-учебной лабораторией

медиевистических исследований НИУ ВШЭ и Р.М. Шукурова, доктора исторических наук, доцента кафедры

истории средних веков исторического факультета МГУ. Впервые их экспериментальный учебник,

предназначенный для VII-х классов средних учебных заведений, в котором большое внимание уделялось

культуре Средневековья, был издан в 1994 г. и отличался большим объёмом материала и весьма подробным

изложением событий.

В издании 2000 г., научным руководителем которого стала уже упоминавшаяся В.И. Уколова, события

Крестовых походов излагаются явно в рамках марксистской точки зрения: рыцари и феодалы мечтали о новых

землях, богатстве и были уверены, что исполнение обета принесет им отпущение всех грехов и «вечное

блаженство», а Папа стремился «закрепить свое положение главы христианского мира» [8, с. 138] и желал,

чтобы как можно больше безземельных рыцарей покинуло Европу. Упор делается именно на материальные

интересы крестоносцев, причем в качестве главных участников опять же выступают безземельные рыцари, и,

47

хотя есть указание и на религиозные причины, но они вторичны, складывается впечатление, что освобождение

Святой земли было для крестоносцев отнюдь не главной целью.

Особенностью данного учебника является признание того факта, что Крестовые походы совершались не

только на Восток, их целью становились и язычники Восточной Европы, вынужденные в итоге принять

христианство. Что касается значения Крестовых походов на Восток, то авторы не заостряют на нем внимания, о

культурных заимствованиях европейцев можно узнать из пункта «Не только война», в котором речь идет о

взаимоотношениях христиан и мусульман в Палестине и на Пиренейском полуострове, а об итогах в других

сферах не упоминается.

Еще один учебник, вошедший в федеральный перечень рекомендованных учебников на 2015/2016

учебный год, используют в своей работе 4,5% опрошенных. Данный учебник был написан профессиональным

историком С.Е. Федоровым, являющимся профессором кафедры истории средних веков СПбГУ, и доцентом

кафедры методики обучения истории и обществознанию РГПУ им. А.И. Герцена Л.В. Искровской. Общую

редакцию осуществил академик РАН, доктор исторических наук, востоковед В.С. Мясников. Внимание в

данном учебнике сконцентрировано преимущественно на истории Европы, несмотря на наличие главы «Арабы

в VI–XI века» и отдельных параграфов, посвященных другим народам. Тем не менее, при всей своей

значимости, событиям Крестовых походов отводится лишь несколько пунктов в одном из параграфов,

соответственно, материал изложен кратко и весьма обзорно.

В учебнике подчеркивается освободительный характер Крестовых походов, призванных отвоевать

христианские святыни и спасти «братьев по вере» от притеснений со стороны «неверных», тогда как

возможные экономические интересы крестоносцев совершенно не принимаются во внимание [12, с. 150].

Социальная основа крестоносного движения авторами не рассматривается, а в качестве итогов указаны

исключительно культурные заимствования. Несмотря на весьма краткое описание событий, в целом можно

сказать, что образ походов, созданный авторами, очень схож с тем, что сложился в рамках антропологического

подхода в современной англо-американской историографии.

Меньше всего опрошенных, всего 2 %, указало, что используют учебник, авторами которого являются

М.В. Пономарев и С.В. Тырин, профессиональные историки, однако не столь широко известные, как многие

указанные выше, и А.В. Абрамов, кандидат политических наук. В учебнике названных авторов Крестовые

походы отнесены к главе «Международные отношения в Средние века» и описываются как движение, целью

которого было освободить Святую землю, а его участники «поклялись пожертвовать своей жизнью ради

освобождения Иерусалима» [15, с. 174]. При этом авторы подчеркивают экономические причины Крестовых

походов, особенно желание младших сыновей феодалов обрести на Востоке новые земли [15, с. 175]. Однако

социальная база Крестовых походов в данном учебнике не сводится только к безземельным рыцарям, авторы

пишут так же и о крестьянах, и о духовенстве.

Несмотря на подробное описание событий Крестовых походов в этом достаточно большом по объему, по

сравнению с рассмотренными ранее учебниками, параграфе, итогам и значению походов внимания почти не

уделяется. Авторы указывают лишь на культурные заимствования европейцев и пишут, что это было

«крупнейшее военное столкновение католического, православного и исламского миров» [15, с 184]. В целом

можно сказать, что в данном учебнике образ Крестовых походов совмещает в себе черты обеих концепций:

сложившейся в марксистской историографии и той, что была создана в рамках антропологического подхода.

Любопытным кажется тот факт, что 14,6% респондентов указали учебник, не вошедший в федеральный

перечень. Это учебник, написанный Д.Д. Даниловым, кандидатом исторических наук, и его соавторами –

Е.В. Сизовой и А.В. Кузнецовым, как указано в аннотации, в рамках цивилизационного подхода. Крестовые

походы в нем рассматриваются в главе «Пророки и завоеватели Востока. VII–XIII века». Авторами

рассказывается о призывах Петра Пустынника помочь «молящим о помощи палестинским христианам» [11, с.

123] и освободить Гроб Господень, что указывает на освободительный характер Крестовых походов, но

указывается также и на материальную заинтересованность крестьян и младших сыновей феодалов, слушавших

проповедь. Однако авторы не упоминают об обещании Урбана II отпустить грехи всем участникам Крестового

похода.

Авторы очень подробно описывают события Первого Крестового похода, но фактически опускают

информацию об остальных, лишь кратко упомянув, что они окончились неудачей и падением последней

крепости крестоносцев в 1291 г. В качестве вывода в конце параграфа лишь указано, что «Крестовые походы

позволили западным христианам временно захватить области на Востоке» [11, с. 129].

Итак, проанализировав отечественные учебники по истории средних веков, использующиеся в

современном образовательном процессе, можно сказать, что образ Крестовых походов в них имеет различные

черты при сохранении основной канвы описываемых событий. Во многом образ походов оказывается в

зависимости от того, в рамках какого подхода написан данный учебник. И, так как в настоящее время

Крестовые походы почти не изучаются отечественной медиевистикой, то представление о них создается на

основе трудов советских историков, таких как М.А. Заборов, или на основе зарубежных исследований, в

частности, работ британского медиевиста Джонатана Райли-Смита [13].

Таким образом, в учебниках, написанных в рамках марксистского подхода, на первый план по понятным

причинам выходит экономическая составляющая, Крестовые походы объясняются почти исключительно

материальными интересами их участников, чему религиозная риторика служит лишь прикрытием, так как было

48

фактически невозможно поверить, что люди могли настолько серьезно воспринимать призывы Пап, отмечается

завоевательный характер Крестовых походов.

Под влиянием новых исторических концепций в школьных учебниках происходит отход от

односторонней оценки Крестовых походов как завоевательных войн, в основе которых лежали в первую

очередь экономические интересы участников. При описании Крестовых походов авторы учебников уделяют

внимание как материальным, так и религиозным причинам, однако появляется тенденция к доминированию

религиозного компонента. Крестовые походы описываются как борьба с неверными, одной из целей которой

было распространение католической веры. Так же указывается и на оборонительный характер Крестовых

походов – они были актом помощи христианам Востока в борьбе против мусульманских захватчиков, в их

основе лежало стремление христиан освободить Святую землю.

Однако следует отметить следующее: несмотря на тот факт, что большинство учебников, вошедших в

федеральный перечень, отражают современные тенденции исторической науки, тем не менее, их совокупная

доля применения в образовательном процессе значительно меньше, чем доля более привычного учебника

Е.В. Агибаловой и Г.М. Донского, воспроизводящего стереотипы старого образа Крестовых походов,

сложившегося еще в рамках марксистской историографии. Наиболее соответствует тому подходу, который

утверждается в англо-американской историографии конца XX – начала XXI вв, учебник Л.В. Искровской, С.Е.

Фёдорова, Ю.В. Гурьяновой, однако его минусом является то, что фактический материал изложен в очень

общем виде и весьма кратко, поэтому оптимальным вариантом для использования в образовательном процессе

может являться учебник В.А. Ведюшкина и В.И. Уколовой или учебник М.А. Пономарева, А.В. Абрамова и

С.В. Тырина.

1. Burstein S.M. World History: Medieval to Early Modern Times. Grades 6-8. / S.M. Burstein, R. Shek. Holt, Rinehart & Winston, 2006. 299 p. 2. Madden Th. F. Crusade Propaganda: The Abuse of Christianity Holy Wars / Th. F. Madden // National Review. 2001. Nov. // URL:

http://www.nationalreview.com/articles/220747/crusade-propaganda/thomas-f-madden (дата обр. – 11.01.16)

3. Riley-Smith J. Rethinking the Crusades / J. Riley-Smith // First Things. 2000. March. // URL:http://www.firstthings.com/article/2000/03/rethinking-the-crusades (дата обр. – 16.01.16)

4. Spielvogel J.J. Medieval and Early Modern Times: Discovering Our Past. / J.J. Spielvogel. Glencoe/McGraw-Hill School Publishing Company. 638 p.

5. Агибалова Е.В. Всеобщая история. История Средних веков. 6 класс: учебник для общеобразовательных учреждений / Е.В.Агибалова, Г.М.Донской; под ред. А.А.Сванидзе. М.: Просвещение, 2012. 288 с.

6. Агибалова Е.В. История средних веков. Учебник для 6 класса средней школы / Е.В. Агибалова, Г.М. Донской. М.: Просвещение, 1981. 272 с. // URL:

http://fremus.narod.ru/java/h01/index-book-ist681.html (дата обр. – 20.01.16) 7. Агибалова Е.В. История средних веков. Учебник для 6 класса средней школы / Е.В. Агибалова, Г.М. Донской. М.: Учпедгиз, 1963. 256 с. // URL:

http://fremus.narod.ru/java/h01/index-book-ist663.html (дата обр. – 23.01.16)

8. Бойцов М.А. История Средних веков: Европа и остальной мир. Учебник для 6-го класса основной школы. / М.А. Бойцов, Р.М. Шукуров. 3-е изд., испр. М.: ООО «Торгово-издательский дом «Русское слово-РС», 2000. 328 с.

9. Ведюшкин В.А. История. Средние века. 6 класс / В.А. Ведюшкин, В.И. Уколова. М.: Просвещение, 2014. 112 с.

10. Голин Э.М. История средних веков. Учебное пособие для 6 класса вечерней (сменной) школы / Э.М. Голин, В.Л. Кузьменко, М.Я. Лойберг. М.: Учпедгиз, 1963. 214 с. // URL: http://hist-world.com/istoriya-srednikh-vekov-golin-kuzmenko-lojberg/369-krestovye-pokhody.html (дата обр. – 20.10.15)

11. Данилов Д.Д. Всеобщая история. Средние века. 6 класс. / Д.Д. Данилов, Е.В. Сизова, А.В. Кузнецов. М.: Баласс, 2012. 288 с.

12. Искровская Л.В. История средних веков: 6 класс: Учебник для учащихся общеобразовательных учреждений. / Л.В. Искровская, С.Е. Фёдоров, Ю.В.

Гурьянова; под ред. В.С. Мясникова. М.: Вентана-Граф, 2008. 304 с.

13. История крестовых походов / под ред. Дж. Райли-Смита. Москва: КРОН-ПРЕСС, 1998. 495 с.

14. Косминский Е.А. История средних веков. Учебник для 6-7 классов / Е.А. Косминский. М.: Учпедгиз, 1951. 272 с. 15. Пономарев М.В. Всеобщая история. История Средних веков. 6 класс. / М.В. Пономарев, А.В. Абрамов, С.В. Тырин. М.: Дрофа, 2013. 269 с.

16. Приложение к приказу Министерства образования и науки Российской Федерации «Об утверждении федерального перечня учебников,

рекомендуемых к использованию при реализации имеющих государственную аккредитацию образовательных программ начального общего, основного общего, среднего общего образования» от 31 марта 2014 г. №253.

УДК 94(3)

А.А. Полищук



ОТНОШЕНИЕ К РАЗВОДУ В ХРИСТИАНСТВЕ В I–III ВВ. Н.Э.

Данная работа посвящена рассмотрению вопроса отношения к разводу в христианстве I – III вв. н. э. В раннехристианских общинах

развод допускался в случае измены одного из супругов или по желанию неверующего супруга. В статье рассматривается отношение к разводу христианских авторов.

Ключевые слова: брак, супруги, прелюбодеяние, развод, второбрачие.

A.A. Polishchuk

The Tobolsk pedagogical Institute named after D. I. Mendeleev (branch)

Tyumen state University in Tobolsk, graduate

ATTITUDES TO DIVORCE IN CHRISTIANITY IN I – III CENTURIES. N. Uh.

This work is devoted to consideration of the attitudes to divorce in Christianity I – III centuries AD. In early Christian communities, divorce

is permitted in case of adultery of a spouse or at the request of an unbelieving spouse. The article discusses the attitudes to divorce of Christian authors.

http://www.abebooks.com/servlet/SearchResults?an=Stanley+M.+Burstein&cm_sp=det-_-plp-_-author

http://www.abebooks.com/servlet/SearchResults?an=+Richard+Shek&cm_sp=det-_-plp-_-author

49

Key words: marriage, wife, adultery, divorce, second marriage.

Проблема кризиса семейных ценностей и разводов остро стоит в современном мире. Несмотря на то, что

большое количество людей считает себя христианами, некоторые пытаются вступить во второй или третий

церковный брак. Рассмотрим, какое отношение к разводу и второбрачию было в первые века зарождения

христианства, когда практика разводов тоже не была редкостью для жителей Римской империи, какие причины

считались позволительными для расторжения брака, а какие нет.

Свойством христианского брака считается его нерасторжимость. Климент Александрийский говорил так:

«А что Священное Писание узаконивает брак на условии нерасторжимости его, это открывается из ясного

постановления Господом следящего закона: Не разводись с женой твоей кроме вины преступной связи

(Матфей. 5. 32)» [4, с. 336].

Творец первоначально создал два различных пола (Матфей. 19. 4) и этим самым положил основание

браку, то есть такому тесному жизненному общению двух полов, при котором, по замыслу Создателя, они

должны становиться «одной плотью» (Матфей. 19. 5); «такое общение полов в браке стало коренным законом

человечества и как закон, Самим Творцом вложенный в природу человека, оно не допускает никаких

нарушений со стороны человеческого произвола, то есть раз установленный супружеский союз не должен

разрываться человеком» [6, с. 103].

Отголоски учения Иисуса Христа о нерасторжимости брака можно найти в древней церковной

письменности. Так Афинагор Афинянин пишет: «Кто разведется, говорить (Господь), – с женою своею, и

женится на другой, тот прелюбодействует», не позволяя ни отпускать ту, которую кто лишил девства, ни

жениться на другой. Отступающий от первой жены, хотя бы она и умерла, есть прикровенный прелюбодей, как

потому, что преступает распоряжение Божие, ибо вначале Бог сотворил одного мужа и одну жену, – так и

потому что разрушает самую тесную связь плоти с плотью, происшедшую чрез половое совокупление» [1,

с. 446–447]. Святой Иустин Философ в своей «Апологии» указывает, что «Вступившие по закону

человеческому во второй брак у нашего Учителя считаются грешниками» [1, с. 284].

Подобное учение находим в Постановлениях святых апостолов: «Посему после брака непозволительно

изгонять безукоризненную; ибо сохрани, говорит, духом твоим, и жены юности твоея да не оставиши, яко та

общница живота твоего и останок духа твоего (Малахия. 2. 14.15), ибо Я сотворил ее, а не иной, ибо Господь

говорит: что Бог сочетал, того человек да не разлучает (Матфей. 19. 6); ибо жена есть общница жизни,

соединенная Богом в одно тело из двух, а кто снова разделяет одно на двое, тот враг творчества Божия и

противник Его промысла» [1, с. 115].

Приписывая брачному союзу свойство неразрывности и нерасторжимости, раннехристианские отцы

Церкви указывают на то, что к расторжению брака естественным образом ведет супружеская неверность,

которая в церковно-правовом законодательстве называется прелюбодеянием.

Сам Иисус Христос в Евангелии указывает на одно единственное основание для расторжения брака – это

вина прелюбодеяния: «кто разводится с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот

прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует» (Матфей. 19, 9). Христос, установив в

принципе нерасторжимость брака, признал прелюбодеяние таким обстоятельством, при котором может и

должно быть допущено исключение из этого принципа.

Апостол Павел допускает развод еще в случае, когда неверующий супруг (язычник) об этом просит:

«Если же неверующий хочет развестись, пусть разводится; брат или сестра в таких случаях не связаны; к миру

призвал нас Господь» (Кор. 7, 14).

Ранние отцы и учителя Церкви всегда стремились провести в сознание и жизнь своих современников ту

идею, что брак есть союз неразрывный и неприкосновенный во всех случаях, кроме вины прелюбодеяния.

Климент Александрийский пишет: «Священное Писание узаконивает брак на условии нерасторжимости его,

это открывается из ясного постановления Господом следующего закона: Не разводись с женой твоей кроме

вины преступной связи» [1, с. 336].

Если брак есть взаимный супружеский союз с исключительной принадлежностью брачной пары только

друг другу, то такое понимание логически неотвратимо и материально непоколебимо по евангельскому тексту.

Оно принудительно требует признать, что брачное соединение необходимо и распадается при нарушении

указанного условия. Здесь из-за прелюбодеяния уничтожается брачный союз: блудник выходит из союза

брачного, умирает для него.

О том, что по причине прелюбодеяния уничтожается брак, отцы церкви пишут следующее. Ерм в

«Пастыре» указывает: «Если... кто-нибудь будет иметь жену, верную в Господе, и найдет ее в прелюбодеянии,

то грешит ли муж, если живет с нею?...Доколе не знает греха ее, муж не грешит, если живет с нею. Если же

узнает муж о грехе своей жены и она не покается, но будет оставаться в своем прелюбодеянии, то муж

согрешит, если будет жить с нею, и сделается участником в ее прелюбодействе» [1, с. 187]. Подобное учение

находим в Постановлениях святых апостолов: «кто удерживает растленную, тот нарушает закон естества;

поелику держащий прелюбодейцу безумен и нечестив (Притчи. 18.23).

Вышеприведенные свидетельства доказывают, что прелюбодеяние подрывает и убивает самый корень

брака, и если супруги продолжают жить, то уже живут не в браке, а в греховном сожительстве. С другой

стороны, в творениях святых отцов мы находим свидетельства того, что прелюбодеяние ещё не ведет к

50

бесповоротному разрыву супружеского союза: к нему ведет лишь упорство прелюбодействующего,

закоренелость его в пороке и нежелание возвратить себе расположение поруганного.

Ерм пишет: «Что же... если жена отпущенная покается и пожелает возвратиться к мужу своему, то

должна ли быть принята мужем её?.. Даже если не примет её муж, он грешит и допускает себе грех великий;

должно принимать грешницу, которая раскаивается, но не много раз . Ибо для рабов Божиих покаяние

одно. Поэтому ради раскаяния не должен муж, отпустив жену свою, брать себе другую. Такой образ действия

одинаково относится как к мужу, так и к жене» [1, с. 189]. О том же говорит Климент Александрийский:

«Женщина, повинная в прелюбодеянии, живет уже только для греха; для исполнения же заповедей закона она

умерла. Оплакивающая же свой грех и своим обращением как бы обретающая новое бытие через умерщвление

в себе прежнего непотребства, достигает жизни, которая рождается из покаяния» [4, с. 336].

Только после того, как исчерпаны все средства вразумления, невинный освобождается от своих

супружеских обязанностей. В этом смысле поучителен случай, который приводится св. Иустином Мучеником в

апологии: «Одна женщина, бывшая прежде и сама распутною, жила с распутным мужем. Когда же она, познав

учение Христа, уцеломудрилась, она стала склонять к целомудрию также и своего супруга... Но он, пребывая в

своих непотребствах, постоянно входил в незаконные сношения. Считая нечестивым разделять ложе с мужем,

который предавался плотским удовольствиям вопреки закона природы и сверх всякой меры, она решилась

окончательно порвать с ним всякую (супружескую) связь…она, дав так называемую разводную, отделилась от

него, дабы оставаясь в союзе и разделяя с ним стол и ложе, не оказаться сообщницею в бесчинстве и нечестии»

[1, с. 346].

Итак, только после того, как не остается надежды на возможность примирения между членами брачной

четы, прекратившими сожительство по вине одного из супругов, невинная сторона вправе окончательно

расторгнуть брак, так как союза по сути уже не существует. И здесь уже может быть поставлен вопрос о

возможности повторного брака для невинной стороны.

Традиционно Церковь утверждает: второй брак непозволителен для христианина, но он терпим по

снисходительности к человеческой слабости.

В древности второбрачие понималось как нарушение данного Богом закона об абсолютной верности

мужу или жене. Потому что таинство брака понималось как вечный союз, который требует вечную верность

друг другу, которая не может быть отменена и смертью.

Но Церковь всегда обращена к наличной реальности и не заблуждается на тот счет, что в реальной жизни

идеал редко достижим – только немногие люди могут принять полноту учения о едином браке. Поэтому уже

Апостол Павел повелевает вдовам выходить замуж, потому что иначе происходят гораздо худшие нарушения.

Гораздо хуже, если эти вдовы начнут жить блудной жизнью. Пусть лучше они снова выходят замуж, рожают и

воспитывают детей и живут жизнью семейной.

Свидетельства о том, что отношение Церкви ко второму браку было уже не столь благосклонным, как к

первому, имеются в разных памятниках древнецерковной письменности.

Церковный взгляд на повторяемость брака довольно полно и точно выражен в следующих словах

Апостольских Постановлений: «Вы должны знать, что единобрачие, бывающее по закону, правильно, как

согласное с волей Божией, второбрачие после обета (чистого вдовства) беззаконно не само по себе, а

вследствие неверности (данному обету); троебрачие есть знак невоздержания; сверх же третьего брака – явный

блуд и очевидное распутство. А женщинам молодым, по кончине их первого мужа, да будет позволен и второй,

чтобы не впали в нарекание диавольское» [2, с. 25].

В «Пастыре» Ерма приводится следующий диалог между автором и Пастырем. «Если муж или жена

умрет, и один из них вступит в брак, согрешает ли вступивший в брак? Не согрешает, – отвечает Пастырь, – но

если останется сам по себе, то приобретет большую славу у Господа» [2, с. 191].

Климент Александрийский замечает, что «…муж, вступающий во второй брак и против Писания не

погрешающий, так как закон ему не запрещает этого, уже не может в жизни достигнуть высшего совершенства,

предлагаемого Евангелием» [4, с. 440].

Ориген еще более строго судит о втором браке, и тем более последующих, «Мы знаем, что такие браки

(вторые, третьи и четвертые) изгоняют нас из Царствия Божия…» [3, с. 258].

Итак, свидетельства церковных учителей наглядно убеждают в том, что Церковь дозволяет повторные

браки как «уступку слабости человеческой природы» [6, с. 100].

Таким образом, в ранней церкви развод допускался в случаи измены одного из супругов или по желанию

неверующего супруга. Вступить во второй брак можно было только при строгих условиях и ограничениях:

число дозволенных браков только тремя, четвёртый брак считался противным христианскому целомудрию и

нравственности. Причем повторный брак заключался или в случае смерти одного из супругов, или после

законного развода, когда в брак вступает невиновная сторона. 1. Антология: Ранние Отцы Церкви. Брюссель: "Жизнь с Богом", 1998. 735 с.

2. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета М.: Издательство Московской Патриархии, 2010. 1376 с.

3. Катанский Л.Л. Догматическое учение о семи церковных таинствах в творениях древнейших отцов и писателей церкви до Оригена включительно. М.: Паломник, 2003. 423 с.

4. Климент Александрийский. Строматы. Т. 1 (Книги I-III). Издание подготовил Е.В. Афонасин - СПб: «Издательство Олега Абышко», 2003. 544 с.

5. Постановления апостольские через св. Климента епископа Римского переданные. СПб, 2002. 195 с. 6. Страхов Н. Христианское учение о браке и противники этого учения. Киев, 1995. 205 с.

51

УДК 94(481).083

Д.О. Совраненко

Нижневартовский государственный университет, студент

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ФИНЛЯНДИЕЙ МИРНЫХ ДОГОВОРОВ

С ГОСУДАРСТВАМИ АНТИГИТЛЕРОВСКОЙ КОАЛИЦИИ

В КОНЦЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

В статье рассматриваются особенности заключения мирных договоров союзных держав, входящих в антигитлеровскую коалицию,

и Финляндии, входившей в фашистский блок в конце Второй мировой войны. Ключевые слова: Вторая мировая войны, Финляндия, антигитлеровская коалиция, Германия, СССР, история XX века, Красная

армия.

D.O. Sovranenko


THE CONCLUSION OF THE PEACE TREATIES FINLAND

THE STATES OF AN ANTIHITLERITE COALITION

AT THE END OF THE SECOND WORLD WAR

The article examines the particular features of the peace treaty conclusion of the Allied Powers, which were the

part of anti-Hitler coalition, and Finland, which was part of the fascist bloc at the end of World War II.

Key words: World War II, Finland, anti-Hitler coalition, Germany, the USSR, the history of the XXth century,

the Red Army.

В ходе наступления на северо-западное направление, происходившего с января по февраль 1944 г.,

войска Красной армии вошли в Эстонию. Это повышало угрозу военного проникновения советских войск в

Финляндию, что побудило финское правительство предпринять попытки выяснения условий, при которых

возможен выход страны из военных действий.

Во второй половине февраля 1944 г. к представителю СССР в Швеции А.М. Коллонтай поступило

сообщение от шведского промышленника о том, что в Стокгольм прибыл посол финляндского правительства,

который должен был выяснить, на каких условиях Финляндия может выйти из войны. В скором времени после

визита посла в Москве произошла встреча А.М. Коллонтай с Юхо Кусти Паасикиви – финским политическим

деятелем. Ему были переданы советские условия перемирия. В них содержались требования немедленного

разрыва связей Финляндии с фашистской Германией, интернирования пребывающих на территории Финляндии

и ее верфях немецких войск и кораблей, признания советско-финской границы 1940 г. [1, с. 109].

При условии согласия Финляндии с этими требованиями Советское правительство соглашалось начать

вести переговоры с финскими уполномоченными о заключении мирного соглашения. Но правящие круги

Финляндии, под давлением Германии, не согласились заключить перемирие на выше обозначенных условиях.

Неубедительность этого «аргумента» была очевидна: в советских условиях перемирия было указано, что

если Финляндия не в состоянии собственными силами интернировать немецкие войска, то Советский Союз

окажет ей в этом помощь. Реальный фактор, повлиявший на решение финских правящих кругов заключить

перемирие весной 1944 г., был показан в заявлении Советского правительства от 22 апреля 1944 г., в котором

говорилось, что финское правительство в своих отношениях с немецкими фашистами «зашло так далеко, что

уже не может, да и не хочет, порвать с ними» [1, с. 115].

Новый разрушительный удар Красной армии по финским войскам в июне – августе 1944 г. на

Карельском перешейке и в Южной Карелии ставил финскую армию в критическое положение. Правительство

Финляндии устремилось за военной помощью к Германии. В качестве условия оказания такой помощи

Финляндии немецкое правительство потребовало заключения германо-финского военного союза с обещанием

не заключать сепаратного мира и не вести переговоров по этому вопросу. Правительство Финляндии дало такое

обязательство, а гитлеровцы предоставили Финляндии поддержку для продолжения войны против СССР. Лишь

после того как гитлеровские войска были выбиты из Прибалтики, а военное положение Финляндии ухудшилось

еще больше, ее правительство решилось на разрыв с Германией и выходе из войны.

1 августа 1944 г. президент Финляндии Ристо Рюти ушел в отставку. Новым президентом стал Карл

Маннергейм, главнокомандующий финскими войсками. Сославшись на то, что обязательство, данное Германии

прежним президентом, не было ратифицировано парламентом, новое финское правительство заявило, что

Финляндия не считает себя связанной этим обязательством. К этому времени Германия, потерпевшая новые

поражения на Украине и в Польше, отозвала посланные в Финляндию подкрепления. Ввиду изменения военно-

политической обстановки и требования финского народа заключить мир, правительство Финляндии 25 августа

1944 г. через своего посланника в Стокгольме попросило Советское правительство возобновить переговоры о

заключении перемирия.

29 августа 1944 г. финскому правительству были сообщены следующие предварительные условия, по

выполнении которых СССР согласен был вести переговоры с Финляндией о заключении перемирия:

немедленный разрыв отношений с Германией; вывод немецких войск с финской территории в двухнедельный

52

срок; если немецкие войска не уйдут из Финляндии за это время, финское правительство должно разоружить их

и передать союзникам в качестве военнопленных [1, с. 177].

Эти промежуточные условия были скоординированы правительством СССР с правительствами

Великобритании и США. 4 сентября 1944 г. власти Финляндии объявили об их принятии. [2, с. 201].

По договору о перемирии, подписанному в Москве 19 сентября 1944 г. между СССР, Англией и

Финляндией, восстанавливалась советско-финская граница 1940 г.; Советский союз переставал претендовать на

полуостров Ханко, предоставленный ему мирным договором 1940 г., взамен чего Финляндия предоставляла

СССР права на аренду территории в районе Порккала-Удд; Финляндия обязалась вернуть СССР область

Петсамо (Печенга); также Финляндия возвращала Советскому Союзу убыток, нанесенный военными

действиями и оккупацией территории, в размере 300 млн. долл. со сроком погашения в течение 6-ти лет

товарными поставками. [4, с. 127]

Таким образом, заключение 19 сентября 1944 г. в Москве перемирия на указанных условиях

предоставляло Финляндии возможность выхода из войны с наименьшими издержками.

1. Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны. В 2-х т. М.: Изд-во ОГИЗ, 1944-1946.

2. Юссила О., Хентиля С., Невакиви Ю. Политическая история Финляндии 1809-1995. М.: Весь мир, 1998. 472 с. 3. Тененбаум Б. Карл Густав Маннергейм генерал царской России и маршал Финляндии // URL: //: www.militari.lib.ru (дата обр. – 19.01.26).

4. Барышников Н.И., Барышников В.Н., Федоров В.Г. Финляндия во второй мировой войне. Л.: Лениздат, 1989. 336 с.

УДК 359

А.А. Сойкин

Нижневартовский государственный университет,

студент

ГЕРМАНСКИЙ И СОВЕТСКИЙ ПОДВОДНЫЙ ФЛОТ XX ВЕКА

В МИРОВОМ КИНЕМАТОГРАФЕ

В статье анализируется такой вид источников, как художественные фильмы. Автор рассматривает киноленты, посвященные

германскому и советскому подводному флоту XX века. Ключевые слова: кинематограф, субмарина, СССР, Германия.

A.A. Soykin


GERMAN AND SOVIET SUBMARINES OF THE TWENTIETH CENTURY

IN THE WORLD CINEMA

The article analyzes this type of source as feature films. The author examines films devoted to the German and

Soviet underwater fleet of XX century.

Key words: cinema, submarine, USSR, Germany.

Со второй половины XX в. в зарубежной и российской исторической науке актуализировались вопросы,

связанные с социальным и культурным развитием отдельных стран мира. В результате этого происходит

пересмотр методологических основ исследования, расширяется круг исторических источников. Например, в

настоящее время к источникам относят документальные и художественные фильмы. Это обусловлено рядом

факторов. Во-первых, исследование социальной и культурной жизни человека невозможно без опоры на

визуальные источники. Во-вторых, сегодня кинематограф играет роль одного из более влиятельных

направлений в искусстве. Он в определенной степени влияет на формирование взглядов, убеждений, массового

сознания людей и т.д.

В кинематографе отражаются наиболее значимые проблемы мировой истории. Одной из них является

деятельность германских и советских субмарин в XX в.

Стоит отметить, что фильмов о подводном флоте Германии и СССР достаточно большое количество.

Автором было проанализировано шесть кинолент. Все их можно разделить на две основные группы.

Первая группа представлена картинами, повествующими о деятельности немецких моряков-подводников

в годы Второй мировой и «холодной» войн. Они посвящены описанию реальных событий и демонстрируют,

как в любых жизненных ситуациях, даже в военное время, необходимо оставаться гуманным и сострадающим

человеком.

Одной из таких картин является фильм 2011 г. под названием «1942. Крушение Лаконии» («The Sinking

of the Laconia»). Данный фильм снят совместными усилиями Германии и Великобритании, которые являлись

враждующими сторонами в периоды Первой и Второй мировых войн.

Картина посвящена описанию истории, которая произошла 12 сентября 1942 г. В это время германской

субмариной «U-156» в ходе патрулирования Южной Атлантики было замечено и незамедлительно

торпедировано британское судно «Лакония». После успешной атаки корабля командование «U-156» заметило

на борту «Лаконии» союзников. Тогда с целью спасения людей с терпящего бедствие корабля командование

http://www.militari.lib.ru/

53

подводной лодки приняло решение о всплытии на поверхность вопреки военному конфликту между

Великобританией и Германией [2].

Отдельный интерес вызывает военная картина «Подводная лодка» («Das Boot»), признанная мировыми

кинокритиками. В ней показан весь драматизм и романтизм профессии моряка-подводника. Картина была снята

Германией в 1981 г. «Подводная лодка» была представлена в шести номинациях на премию Оскар.

В основе сюжета фильма лежат воспоминания корреспондента Лотара-Гюнтера Буххайма, которые так

же стали основой для множества книг и рассказов, таких как: «Подводники», «Подводная война», «Победившие

чтобы умереть».

Лотар-Гюнтер Буххайм во время Второй мировой войны был назначен писателем и фотографом на «U-

96» для пропаганды германского военно-морского флота. В фильме показана история всего лишь одного

боевого похода германской подводной лодки «U-96» в Атлантическом океане. На самом же деле субмарина

совершила за 5 лет около 11-ти походов, в которых было потоплено 27 судов разного тоннажа.

В фильме подробно описывается седьмой поход субмарины. Произошел он 31 октября 1941 г. В это

время подводная лодка провела успешную атаку конвоя. В результате пароход «Беннеком» был потоплен. Один

из охранявших конвой британский шлюп попытался контратаковать «U-96», сбросив 27 глубинных бомб.

Однако субмарине удалось успешно уйти от атаки. Через месяц, 30 ноября, командование подводной лодки

предприняло попытку через Гибралтар проникнуть в Средиземное море, чтобы сократить расстояние до

союзнической верфи, где они могли пополнить запасы топлива и продовольствия. Но проход субмарины сразу

же был замечен британским самолетом, который авиаударом нанес повреждения корпусу подлодки. После

этого «U-96» погрузилась на дно. Однако благодаря героизму и мужеству экипажа, сумевшего отремонтировать

пробоины лодки, уже на утро субмарина смогла подняться и продолжить движение на базу Сен-Назер, которая

находилась во Франции [3].

Ко второй группе фильмов относятся киноленты, описывающие деятельность советского подводного

флота. Так, в фильме «Командир счастливой «Щуки»», созданном СССР в 1972 г., описывается история боевой

советской субмарины «Щ-721» («Щука»). В годы Великой Отечественной войны она вела активные боевые

действия против Германского флота, защищая тем самым стратегически важный город Мурманск. Для защиты

использовалась «бесперископная» торпедная атака. По этим причинам Германским военным флотом

организовалась охота на «счастливую» подлодку, которая всегда выпутывалась из, казалось бы, безвыходных

ситуаций благодаря умелым действиям ее капитана А. Строгова. Но в ходе одной из операций по спасению

экипажа с другой поврежденной субмарины вражеским кораблем были нанесены повреждения «Щуке», в

результате чего подводная лодка оказалась без кислорода на дне. Однако ценой собственной жизни

А. Строганов спас субмарину из безвыходной ситуации [6].

Стоит отметить, что образ лодки «Щ-721» и ее капитана А. Строгова является собирательным. В основу

образа были положены истории советских подводных лодок «Щ-421» и «Щ-403» [4].

Еще одним примером фильма о советском военно-морском подводном флоте является художественный

фильм «К-19». Режиссером картины выступил американский кинорежиссер, бывшая жена Джеймса Кемерона,

Кэтрин Бигелоу. Сюжет фильма основан на реальных событиях. В нем показана история первой советской

атомной подводной лодки «К-19». Во время учебного похода 4 июля 1961 г. из-за неисправности системы

охлаждения произошла авария в атомном реакторе [7, с. 31-32, 62-63]. Эта трагедия могла привести к серьезным

последствиям, начиная от ядерного заражения части Северного Ледовитого океана до атомной войны между

СССР и США. Но благодаря героизму, отваге и мужеству, проявленным экипажем подводной лодки, удалось

избежать столь масштабной трагедии и большого количества жертв. Однако авария унесла жизни 9-ти моряков-

подводников, которые получили смертельную дозу радиации в ходе ликвидации аварии [5].

Отдельный интерес представляет зарубежная кинолента, демонстрирующая отвагу советских моряков-

подводников в годы «холодной войны», – фильм «Враждебные воды» («Hostile Waters»). Данная кинолента

снята совместными усилиями Великобритании и США. В основу сюжета так же легли реальные события,

которые произошли в 1986 г., когда должна была состояться первая встреча Рейгана и Горбачева в столице

Исландии – Рейкьявике. Однако в это время возле восточного побережья Америки советская подводная лодка

«К-219», несущая ядерные боезаряды, столкнулась с американской субмариной. В результате этого она

получила серьезные повреждения, из-за которых на борту субмарины вспыхнул пожар. Этот пожар мог стать

причиной детонации ядерных боеголовок и взрыва атомного реактора, что в свою очередь могло привести к

ядерной катастрофе и к началу новой войны между сверхдержавами. Понимая всю опасность сложившийся

ситуации, экипаж подводной лодки принял решение вручную открыть систему охлаждения реактора, во

избежание его взрыва. При ликвидации аварии Н. Беликов и матрос С. Преминин открутили вентили

охлаждения реактора, однако сами получили колоссальную дозу радиации и скончались от удушья паров

ядовитых газов. Оставшийся экипаж подлодки удалось успешно эвакуировать на прибывший к месту аварии

советский крейсер. Другой крейсер – «Красногвардейск», – принялся за буксировку «К-219», однако, по

невыясненным обстоятельствам, трос, которым велась буксировка, оборвался. 6 октября 1986 г. атомная

подводная лодка «К-219» ушла на глубину 5 тысяч метров [1]. Матрос С. Преминин был посмертно награжден

орденом Красной звезды. В 1997 г. ему было присвоено звание Героя Российской Федерации, посмертно.

Таким образом, анализ фильмов позволяет разобраться в том, какой конкретно из периодов представляет

наибольший интерес как для простого человека или любителя кино, так и для человека, чья профессиональная

деятельность связана с подводным флотом. Помимо этого, благодаря кино можно проследить, какими

54

страницами истории подводного флота гордятся, а иногда боятся вспоминать Германия и Россия. Все эти

фильмы помогают лучше представить и увидеть своими глазами все события, происходившие на флоте в

различных мировых конфликтах. На основе художественных фильмов любой человек может ощутить все

переживания, прочувствовать на себе всю опасность и сложность профессии моряка-подводника. Это

становится возможным благодаря тому, что именно кино способно передать всю полноту впечатлений того

сурового военного времени. Кинофильмы помогают разобраться в вопросах, связанных например, со строением

подводной лодки, тактикой подводного боя и т.д. Все эти возможности военного кинематографа привлекают

внимание огромного количества людей, скрашивая их досуг и попутно обогащая их знания о средствах ведения

войны на море.

1. Гибель К-219 – хроника катастрофы // URL: http://web.archive.org/web/20070906094001/http://www.atrinaflot.narod.ru/81_publications/k219.htm (дата обр.

– 02.11.2015).

2. Дёниц К. Десять лет и двадцать дней. Воспоминания главнокомандующего военно-морскими силами Германии. 1935–1945 гг. М.: Центрполиграф,

2004. 495 с. 3. Ровер Ю. Субмарины, несущие смерть. Победы подводных лодок стран гитлеровской Оси. М.: Центрполиграф, 2004. 416 с.

4. Тарас А.Е. Вторая мировая война на море. Мн.: Харвест, 2003. 640 с.

5. Художественный фильм «К-19». // URL: http://voenhronika.ru/news/k_19_2002/2013-10-21-379 (дата обр. – 02.11.2015). 6. Художественный фильм «Командир счастливой «Щуки»» // URL: http://voenhronika.ru/news/komandir_schastlivoj_shhuki_1972/2014-02-11-474 (дата

обр. – 02.11.2015).

7. Черкашин Н.А. Чрезвычайные происшествия на советском флоте. М.: Вече, 2008. 480 с.

http://web.archive.org/web/20070906094001/http:/www.atrinaflot.narod.ru/81_publications/k219.htm

http://voenhronika.ru/news/k_19_2002/2013-10-21-379

http://voenhronika.ru/news/komandir_schastlivoj_shhuki_1972/2014-02-11-474

55

Раздел III. ПРОБЛЕМЫ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЁН ДО СОВРЕМЕННОСТИ

УДК 391

А.В. Автаев

Уральское историко-родословное общество,

Уральское генеалогическое общество,

магистр истории

ТРАДИЦИОННЫЙ ЖЕНСКИЙ КОСТЮМ УРАЛЬСКОЙ МОРДВЫ

XVIII – ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XX В.

В статье идет речь о традиционном женском костюме уральской мордвы. Он отличался самобытностью, красочностью,

сохранением своих особенностей вплоть до 20–30-х гг. XX в. Комплекс одежды включал нижнюю и верхнюю легкую одежду, набор теплой межсезонной и зимней одежды; его составными частями были различные съемные детали и украшения. Народный костюм мордвы

Уральского региона, развиваясь в относительной изоляции, сохранил вплоть до начала XX в. многие архаичные черты. В нем заметна связь

с одеждой коренных жителей первоначальных мест расселения данной группы. Ключевые слова: традиционный костюм, женский костюм, мордва, женская одежда.

A.V. Avtayev

Ural historical and genealogical society, Ural genealogical society,

master of history

TRADITIONAL WOMEN'S COSTUME OF MORDVA URAL

XVIII – FIRST HALF OF XX CENTURY

The article deals with traditional women's costume of the Uralic Mordvins. It was characterized by its originality, beauty, preservation of its

features until the 20-30-ies of XX century clothing Complex included lower and upper light clothes, set of warm interseasonal and winter clothing; its component parts were of different removable parts and ornaments. Folk costume of Mordva Ural region, developing in relative isolation, has retained

up to the beginning of the XX century, many archaic features. It is noticeable in connection with the clothing of the indigenous inhabitants of the

initial resettlement of this group.

Key words: traditional costume, women's costume, Mordovians, women's clothing.

Традиционный мордовский костюм, особенно женский, очень самобытен и красочен. Эти особенности

он сохранял вплоть до 20–30-х гг. XX в. У некоторых групп мордвы традиционный костюм и сейчас

функционирует во время обрядов и праздников. Он включает в себя нижнюю и верхнюю легкую, а также

теплую, межсезонную и зимнюю одежду. Составной частью костюма также были различные съемные детали и

украшения.

Мордовская одежда, будучи в основе своей единой, развивалась по двум направлениям,

соответствующим культуре мокши и эрзи. В соответствии с этим, она подразделялась на эрзянский и

мокшанский подтипы, включавшие не менее полутора десятка разновидностей. Широкое расселение мордвы

способствовало появлению локальных вариантов одежды как у мокши, так и у эрзи. При всем своеобразии

костюмы отдельных групп мордвы имели много общих черт: белый льняной или посконный (изготовленный из

конопли) холст как основной материал одежды; туникообразный (прямой) покрой рубахи и верхней белой

распашной одежды; отделка одежды плотной вышивкой, преимущественно из шерсти красного и черного или

темно-синего цветов; разные украшения из металла, монет, бисера и раковин; плетеная из лыка обувь;

ременные оборы; сапоги со сборами, а также обычай обертывать ноги онучами, ровными и толстыми [6].

Народный костюм мордвы Уральского региона, развиваясь в относительной изоляции, сохранил вплоть

до начала XX в. многие архаичные черты. В нем заметна связь с одеждой коренных жителей первоначальных

мест расселения данной группы. Здесь культура народа продолжила сохранять местные варианты [1].

Расцветка мордовской вышивки включает чёрный цвет с синим оттенком и тёмно-красный как основные

тона, жёлтый и зелёный для расцвечивания узора [9, с. 236].

Девичий (од тейтерень оршамопель, кумаць руця) [2, вкладка] и женский наряд (авань руця) [3, вкладка]

уральского (а отчасти и заволжского) комплекса отличается благородством. Гармоничный пластический образ,

полный женственности и своеобразной грации, создавался в стремлении избегать перегрузки в деталях и их

отделке. Силуэт одежды, носимой почти без напуска, отличался чистотой линий. Строгие формы съёмных

украшений, плотно повязанный кушак, вертикали вышивок подчеркнуто выявляли красоту форм женской

фигуры. Устойчивые понятия о соразмерности всех элементов сохранялись в подвивках костюма – ритуальном,

праздничном, повседневном вплоть до 20-х–40-х гг. XX в. Если о древнем костюме мордвы мы можем говорить

лишь на основе материалов археологических раскопок, не составляя полного и точного представления о

формах и покрое одежды, то в период XVII – XVIII вв. одежда народов России (в том числе и мордвы) не

только изучалась, но и частично собиралась учеными-путешественниками в ходе работы научно-

исследовательских экспедиций. Академик Петербургской академии наук П.С. Паллас в своём труде

«Путешествия по разным провинциям Российской империи» сумел передать своеобразие национальных

56

особенностей костюмов эрзянки и мокшанки, обратил внимание на различия в элементах одежды и украшений

девушек, женщин и старух: «Одеяние мордовских женщин состоит в высокой набитой и пестро вышитой

шапке, у которой назади привешены малые цепочки, небольшая лопасть и балаболочки; также в холстяной

рубахе и в нижней одежде, которую они по своему вкусу вышивают синею и красною шерстяной пряжею.

Потом носят обыкновенно пояс, у которого сзади висит к низу разделенная, разноцветною шерстяною пряжей

вышитая, бахромою, пронизками гремушками обвешанная кожа. Если хотят нарядиться в праздник, то, кроме

того, еще привешивают к поясу спереди и по сторонам всякие пестро вышитые и бахромою обложенные

лоскутья. Тогда же надевают они гораздо больше и красивее рубахи; а к совершенному убранству принадлежит

широкое холщовое верхнее одеяние с короткими, но в пол аршина широкими рукавами, которое по большей

части бывает у них желтое. Обыкновенную верхнюю рубаху застегивают на шее малою, а груди большою

пряжкою, на которой висит столь тяжелая сетка из пронизок и медных пуговиц и сверх того столь много малых

цепочек с шелехами, малыми колокольчиками и с другими погремушками, что все праздничное мордовское

одеяние, по крайней мере, не легче конских шор» [1].

Основной нательной одеждой женщин была рубаха туникообразного покроя. Эрзянская рубаха (панар,

паля, покай) сшивалась из двух полотнищ холста перегнутых поперек. Она имела четыре шва посередине груди

и спины, два по бокам. Рукава были прямые, их длина равнялась ширине холста. Воротника не было, вырез на

груди имел треугольную форму, его глубина колебалась от 20 до 30 см. Края выреза скреплялись кольцевой

застежкой – сюлгамо. Внизу передние полотнища для удобства при ходьбе и работе не зашивались до конца на

12–15 см. Главным украшением рубахи была вышивка, очень плотная. Она окаймляла ворот рубахи, рукава,

подол, располагалась широкой полосой по переднему шву и продольными полосами по спине и груди. В

праздники поверх нижней рубахи девушки и молодые женщины одевали богато вышитую рубаху – покай [6].

«Сравнивая вышеописанное убранство эрзянских жен с мокшанским праздничным одеянием, легко

можно усмотреть разность. У мокшанок одежда несколько великолепнее и красивее. Женская кичка, по их

панга называемая, не высоко набита и на затылке завязана пришитыми лентами. Многие из них носят на голове

одну только повязку, которой концы вышиты и висят на спине. В мокшанской уборе, – пишет П.С. Паллас в

XVIII в., – по обеим сторонам к кичке пришитые и до грудей висящие ремни, по их пилке называемые, которые

унизаны старинными серебряными копейками, а на конец поперек груди связанных повешены малые цепочки с

гремушками. У грудной пряжки пришит щиток, унизанный бисером и балаболочками, и поэтому тяжестью

своею превосходит грудную эрзянскую пряжку. На шее многие носят из разноцветных пронизок снизанное

наподобие сетки ожерелье, по их цивск называемое. От пояса (каркс) висит спереди широкой на четыре лопасти

разделенный и вышитый передник, которого лопасти вместе застегнуты пряжечками, а на конце висят долгие

кисти с пронизками и змеиными головками. Позади вместо запона висят от пояса на шнурках длинные и

короткие кисти, сделанные из черной шерсти. К рубахе, как на груди, так и на спине обыкновенно пришивалось

много пряжечек с колокольчиками и шелехами, бренчание умножающие. В наряде мокшанских женщин за

отменное почитается, что на голове у них мотаются большие волосяные хохлы с короткими деревянными

спицами, которыми они притыкают концы хохлов, заплетенным со шнурками головным волосам. Эти хохлы

(еюка) ныне уже не употребительные и носят их только одни старухи. У мокшанских жен еще то отменное, что

они если хотят нарядиться великолепно, то ноги свои обвивают не холщовыми повязками, но ремнями» [1].

В XVIII в. в полной мере утвердилась в декоре одежды мордвы вышивка. В мокшанской рубахе она

сочеталась с металлическими пряжками с шумящими привесками вдоль швов. Вероятно, узоры вышивки,

настойчиво отмечавшие отдельные участки одежды, первоначально приняли знаковой смысл древних

украшений. Дополняя и обогащая их, вышивка включила новые мотивы, связанные с обозначением форм

предметного мира.

Сравнивая одежду мордвы с русской, татарской, чувашской и других народов, живущих по соседству, в

ней можно найти много сходных элементов. Так, на наличие общих истоков одежды финно-угорских народов,

на близость их культур, указывает ряд деталей национального костюма, приемы его оформления. К ним

принадлежит туникообразная рубаха, не имеющая плечевых швов. Рассматривая рубахи – элемент женского

костюма народов Поволжья, современные этнографы отмечают, что «более древний для Поволжья тип

сохранился в чистом виде лишь у мордвы-эрзи. Остатки его видны в расположении вышивок всех мордовских

рубашек, как эрзянских, так и мокшанских». Показательно также применение фибул – застёжек. У мордвы

сохранились сюлгамо, близкие по конструкции к древним фибулам. Общность обнаруживается в составе

нагрудных, поясных, набедренных украшений, способа их декора. Очевидна близость между верхней

распашной одеждой из холста мордвы и старинными туникообразными халатами удмуртов и марийцев.

Имеются параллели в форме и составе украшений высоких головных уборов на твердой основе.

Тюркское влияние проявлялось, прежде всего, в комплексе мокшанского костюма, в котором

обязательным элементом была такая деталь поясной одежды, как длинные штаны из холста, также разного рода

летние приталенные длинные жилетки и курточки с меховой оторочкой, обычай дополнять украшения

монетами, жетонами, более свойственный башкирам и татарам [1].

О тесном общении с русским населением свидетельствуют заимствования покроя и оформления

элементов мужского костюма (штаны (понкст)), близость форм верхней мужской и женской одежды. Это же

отмечается в дополнении одежды традиционного покроя новыми деталями, такими, как воротники, манжеты, в

появлении нехарактерных для мордовского костюма фартуков с рукавами или с грудкой, платья с оборками.

57

Некоторые группы крепостного крестьянства в XIX в. перешли на русский тип одежды, включающий сарафан,

рубаху с подставой, кофту-душегрею, которые позже стали восприниматься как национальные формы одежды.

Повсеместно в Уральском регионе имела распространение рубаха – панар, в покрое которой рано

появились черты усовершенствования. Рукава, ворот и подол рубахи украшались вышивкой или тканьем. По

конструкции её можно отнести к одежде с квадратной проймой, применявшейся в рубахах мордвы-мокши и

верхней холщёвой одежде эрзян. Однако, по традиции с архаичными формами эрзянского панара, в его

усовершенствованном варианте устойчиво сохранялось определённое расположение вышивки: спереди по

центру вдоль основного полотнища, обрамляя разрез на подоле, спускаясь от плеч по рукавам, окаймляя подол.

Подобное расположение было присуще декору рубах других эрзянских регионов.

Качество материала рубахи, особенности её оформления определяли назначение рубахи. Повседневные

рубахи, сшитые из посконного холста, вышивались в технике полукрест шерстяными или гарусными нитками.

Более тонкие рубахи из полубумажного или бумажного холста украшались стёжками вышивки гурьзе. С

изнанки соответственно количеству полос они назывались нилеве гурьзе панар (вышитая в 4 полосы), котува

гурьзе панар (вышитая в 6 полос), кавкосо гурьзе панар (вышитая в 8 полос). С увеличением количества полос

рубаха становилась более нарядной. Мужские рубахи были без воротника, с косым разрезом ворота, надевались

навыпуск и подпоясывались [11].

В праздничных рубахах сохранялись приёмы вышивки рельефными дорожками в технике эрзянских

швов. Характерно, что шерстяные нити домашнего приготовления женщины окрашивали вплоть до XX в.

растительными красителями, используя корни подмаренника, кору ольхи. Соответственно патриархальному

укладу жизни мордовского населения в Заволжье сохранялись старинные обряды и обычаи и связанные с ними

формы одежды. К категории ритуальных относилась верхняя рубаха-покай, необычайно богато украшенная

вышивкой Она плотно закрывала холст, превращая его в ткань с нарядной ковровой фактурой. Богатый арсенал

технических приемов (эрзянская звездочка, мордовский полукрест, шитьё в ёлочку, косая стежка, набор) делал

поверхность вышивки рельефной, где немалую роль играл светотеневой эффект.

В комплексе уральского костюма распашная одежда из холста представляла тип праздничной одежды.

Она называлась в большинстве районов руця, и лишь в местностях, где национальный костюм был рано

вытеснен русским, старинную распашную одежду, подобно руце, именовали оршамка. Покрой этой одежды

был аналогичен покрою рубахи с квадратной проймой. Из передней половины центрального полотнища

вырезалась широкая продольная полоса, образуя полы руци. Они были довольно узкими, так как их не

расширяли за счет боковин [1].

Рубаха мокши (панар, щам) несколько отличалась от эрзянской. Она шилась из трех полотнищ холста:

перед и спинку составляло полотнище, перегнутое поперек, а бока делались из двух более коротких полотнищ.

Рукава пришивались к центральному холсту, были прямыми и достигали кистей рук. Грудной вырез имел

овальную форму. Спереди на подоле делали разрез длиной 12 см., рубаху богато вышивали. Расположение

вышивки в основном соответствовало эрзянской рубахе, но здесь не было широкой передней полосы, зато

имелась вышивка на лопатках. Мокшанки носили рубаху с большой пазухой (пов) и значительно выше, чем

эрзянки – она лишь немного прикрывала колени. Под рубаху мокшанки одевали штаны длиной до щиколоток.

Они также шились из белого холста и оторачивались внизу кумачом или красной тканой полоской. В XX в. у

мокши появилось платье, которое шилось из фабричных тканей. Это платье было на кокетке, к подолу

пришивалась оборка шириной 20–30 см. Рукава были длинные с обшлагами, присборенные на плечах. Вырез

головы – круглый, иногда с невысоким стоячим воротником. Прямой разрез на груди или спине застегивали на

пуговицы. Это платье вначале надевали на нижнюю холщовую рубаху, а затем стали носить и без нее [1].

Лучшего качества посконнобумажные или хлопчатобумажные холсты для руци вышивались тонко

спряденными шерстяными нитями с добавлением золотой нити мишуры. Вышивка напоминала тесьму и

располагалась на спине, вдоль рукавов и на подоле (по-эрзянски «кудо конят» [4, вкладка]). В западных

районах Башкирии и Оренбуржья руця вышивалась узкими рядами косых стежек, часто заменявшихся

нашивками чешуйчатых рядов блесток.

Безрукавки носили поверх рубахи и мокшанки, и эрзянки. Их шили из фабричной ткани черного цвета,

длиной несколько выше колен. Покрой был в талию с большим количеством оборок сзади. Шейный вырез –

круглый, отороченный кумачом. Такая безрукавка у эрзи Теньгушевского района называлась шубейкой. Ее

шили из красного или синего сатина, кашемира или атласа. Подол, проймы, воротник и полы оторочивались

мехом сурка и украшались потоками разноцветной материи, лентами, пуговицами и блестками [1].

Эрзянки подвязывали платье передниками без нагрудника (запунка, покрышка), мокшанки – закрытым

передником с рукавами.

Старинный тип передника без грудки, называемый покрышка, в конце XIX в. входил в состав свадебного

костюма с рубахой покай. Его украшали рядами плотной вышивки, обрамляли подвесками из кисточек и

раковин – каури, нашивками низок бисера. В комплексе с такими передниками аналогично украшались боковые

полотенца [11].

С середины XIX в. в костюм эрзянок Уральского региона входит новый тип передника с грудкой – запон.

Его составляли из тканей и шили из красного кумача, а подол из белого холста. Специфика оформления грудки

наиболее старых вариантов передников была в нашивке бисера, лент, пуговиц, также ее выделяли цветом. Это

говорит о том, что в прошлом, вероятно, в данной одежде соединились традиционный передник без грудки и

58

нагрудное украшение, наподобие бытовавшей в регионе колодки. Позднее запон шили из сатина, объединяя

контрастные по цвету ткани [1].

К концу XIX в. в традиционный костюм мордовок вошел передник (мокш. – запон, сапоня, сапоне, эрз –

запон, запун, икельга паця). Его носили как в обычные, так и в праздничные дни. По форме и покрою передники

подразделялись на три группы: без нагрудника, с нагрудником и закрытые с рукавами. Их шили из холста,

фабричных тканей, причем часто разных цветов. Украшались передники вышивкой, полосками цветной

материи, лентами, кружевом и т.д. [6]

Юбка являлась нетрадиционной одеждой мордвы. Однако эрзянки Белебеевского уезда Уфимской

губернии с конца XIX в. надевали юбки из домотканой шерсти оранжевого, серого, коричневого и других

цветов с отделкой на подоле из двух цветных полос или нашитых полосок плиса [9, с. 339].

Для традиционного женского костюма уральской мордвы характерны многочисленные украшения.

Сохранившие долгое бытование в комплексе костюма разнообразные украшения создают яркое

представление о многих компонентов эрзянских украшений, рано утраченных в других регионах.

Глубокий нагрудный разрез рубахи скалывался характерной фибулой – сюлгамо (мокш. сюлгам),

являвшейся декоративным центром нагрудных украшений. Ее основа была типичной для эрзянской нагрудной

застежки, т.е. представляла овальной формы пряжку с подвижной иглой. Проволочный овал на сомкнутых

концах был украшен вставками глазков из цветного стекла. Праздничный вариант фибулы декорировался

длинными цепочками, на которых был подвешен небольшой щиток из луба или картона, покрытый тканью и

зашитый рядами бисера, пуговиц, галуна и других материалов. Они были двух видов: овал с незамкнутыми

концами и подвижным стержнем, характерный для эрзи,и трапециевидной формы у мокши.

Разнообразными были нагрудные украшения. Они представлены многочисленными бусами (мокш.

крганят, эрз. эрыть), ожерельями (эрз. колодка, камышка). Одним из самобытных элементов в комплексе было

украшение колодка или камышка, представляющее род нагрудника. Декоративная верхняя часть его в виде

сетки из стекляруса, бус, монет дублировалась на твердую основу, отчего украшение называлось колодка (или

по-эрзянски човалянь ды сиянь кулон) [5, вкладка]. Красный или коричневый цвет дублирующего материала, а

также форма камышки-нагрудника вошли в практическую деталь нагрудника с грудкой.

Наряду с нагрудником в ансамбль украшений органично входили круглые воротники на твердой основе

– борок, гагатка, лыинимкат – украшение, дополненное подвесками из разноцветных лент. Форму древних

гривен сохраняли проволочные украшения – сият и сия – наряд, где витые спирали из проволоки имитировали

бронзовые пронизки.

Грудь украшалась также бусами, гайтаном из серебряных монет и бисера, сложным нагрудником кргань-

пирьф (у мокши). К бисерному нагруднику прикреплялась сетка из мелких разноцветных бусин, шерстяных

кисточек и монет, более крупные из которых располагались ближе к шее, а мелкие – на периферийной части

украшения.

На уши надевали серьги с подвеской – серебряной монетой, бусинкой или в виде шариков из гусиного

пуха.

Украшения – серьги, браслеты, перстни, кольца изготавливались из меди и её сплавов, реже из золота и

его сплавов, а также из сплава золота с серебром [10, с. 236].

У мокши было множество вариантов бисерных воротников и нагрудных сеток (цифкс, комбоне). У них

имелись и чересплечные украшения (кичкор, крескал), состоящие обычно из двух полос ткани или кожи с

нашитыми на них цепочками, пуговицами, стеклярусом и т.п. Они одевались на плечи крест накрест.

Своеобразие местных вариантов уральского костюма отмечалось в форме и декоре набедренных

украшений. На большей территории здесь был распространен набедренник так называемого облегченного вида.

В его основе лежал прямоугольный или трапециевидный щиток, уплотненный вышивкой и подкладкой из

картона, луба или кожи. От нижней части щитка спускался ряд черных или черно-зеленых кистей,

дополненных в праздничном варианте набедренника подвесками из цепочек, малых щитков, декоративных

кисточек. Будучи обязательной принадлежностью женского костюма, повседневный вариант набедренника

каркс пуло (или каркспуло) выполнял практическую роль предохранения одежды от загрязнения.

Декор праздничных украшений (рисьме вельде каркс и дразнимкат каркс) отличался лишь составом

нашивок и подвесок, который был богаче и разнообразнее. Самый красочный, искусно отделанный

набедренник – паро каркс (досл.: хороший пояс), входивший в состав ритуальной одежды – покай, имел особую

многоярусную конструкцию и оформление.

В восточных районах региона имело место специальное набедренное украшение (пулай, лапкат, пулагай,

пулокаркс, пулами) [12, вкладка], которое носили с женской рубашкой. Состояло оно из бисерного пояса и

пышной черной бахромы, известное под названием пулакш (задняя часть пояса) [12, вкладка], а также из

прямоугольного куска холста, орнаментированного раковинами каури, цепочками, медными пуговицами,

бляшками, бисером [11]. Они были двух видов: с валиком и без. Основу украшения составлял прямоугольный

кусок холста с зашитым в середину картоном или войлоком. Лицевая сторона пулая украшалась вышивкой,

ниже которой нашивались ряды цветного бисера, пуговиц, позумента. Далее почти до колен шла бахрома из

шерсти, как правило, черной, но на праздничных пулаях она могла быть красной или зеленой. Шерсть

дополнялась медными цепочками, а по бокам прикреплялись кисти из бисера.

Первый раз девушки надевали его в день совершеннолетия, после чего он считался обязательным

элементом женского костюма вплоть до глубокой старости. Особенно богато украшался раковинами каури,

59

цепочками, медными пуговицами, бляшками, снизками разноцветного бисера праздничный пулай. Он

встречался только у эрзи, и, видимо, являлся реликтом какой-то чрезвычайно архаичной формы женской

поясной одежды, превратившейся позднее в украшение [10, с. 236].

В качестве височных подвесок мордовки носили различные подвески из монет, бисера, раковин и пуха,

которые прикреплялись к головному убору. Из налобных украшений были распространены бахрома из перьев

селезня, пришитых к тесьме или узкой полоске холста. Употреблялись также узкие полоски материи с

нашитыми на них бусами, пуговицами, бисером или просто вышитые. Девушки носили накосники из

разноцветного бисера, шелка, раковин. Наушными украшениями были серьги (мокш. пилькст, эрз. пилекст) и

специальные наушники, которые представляли собой кружки из картона или бересты, обтянутые материей. На

них нашивались цветы из ткани, бусы, бисер. Чересплечное украшение (ожа нучка) имелось и у теньгушевской

эрзи [6]. Наручные украшения были представлены браслетами (мокш. кятькст, эрз. кетькст) и перстнями

(морш., эрз. суркст). У теньгушевской эрзи поясное украшение (цекс сыр гаркс) состояло из полукруглой

выстеганной подушечки с утолщением в части, прилегающей к пояснице. Лицевая сторона ее украшалась

вышивкой, раковинами, монетами и бисером. Например, у некоторых групп эрзи Пензенской и Саратовской

областей поясное украшение имело вид пояса с подвесками и кистями (мукороцек) или полосками ткани

(лапкат). Поясными украшениями были также полотенца, которые затыкали за пояс (мокш. кеска руцят, эрз.

бока пацят) Поясными украшениями мокшанок были разнообразные подвески, которые носили парами.

Основу подвесок составлял металлический каркас из нескольких рядов медной проволоки; или узкий плетеный

поясок. На них прикреплялись бубенчики, жетоны, раковины, на концах как правило была бахрома из

шелковых ниток [1].

Головные уборы эрзянских и мокшанских девушек и женщин Урала, как и повсеместно, незначительно

отличались друг от друга. Такие уборы включали налобную повязку в виде обруча из дуба, обтянутую тканью и

украшенную вышивкой, с бисером или позументом (мокш. завязка, ашкоркс, ашкотор, пурдавкс, эрз. паця

коня, пря сюкс, коня лента). Налобная повязка могла быть и мягкой. Обруч делался из дуба, бересты или

картона, обтягивался тканью; венок – из бус и искусств, цветов [11]. Причёски замужних мокшанок

представляли собой два закрученных на висках пучка волос, которые также походили на рога [10, с. 236].

Девушки заплетали волосы в несколько кос и убирали их лентами и монетами [8, с. 255–256], «и, чтобы сделать

оные (т.е. волосы) долгими и крепкими, то кладут в добавки черную овечью шерсть» [7, с. 88]. Головные уборы

замужних женщин должны были полностью скрывать волосы. У мокши бытовали мягкие головные уборы типа

полотенца или покрывала с вышитыми концами. Терюханки носили венец-шапочку из монет и раковин-каури,

но в отличие от девичьего головного убора он был закрыт сверху. С венцом женщины одевали плетни –

длинные полоски холста или кожи с нашитыми серебряными монетами. У теньгушевской эрзи в праздники

взрослые девушки одевали специальную шапочку – пехтим. Ее очелье было украшено бумажными цветами,

бубенчиками, бахромой из бисера [6].

Замужние эрзянки носили высокую шапку из грубого красного холста с закругленным очельем и

длинной вышитой лопастью, спадающей на спину (соряка): мокшанки – трапециевидной формы чепец из

холста с лопастью, спускающейся сзади на шею и спину (панга или панго) Чепец делался на твердой основе

конической, прямоугольной и твердой формы и украшался вышивкой, бисером и медными цепочками [11].

Тюрбанообразные повязки [10] были распространены в основном у эрзи. Налобную ленту, украшенную

гофрированными оборками, розетками из лент, нашивками пуговиц и блесток, носили девушки как

самостоятельный головной убор и в комплексе с головным убором молодухи. На праздник-ритуал девичьего

совершеннолетия тейтерень ливань кудо (девичий пивной дом), девушки наряжались соответственно обычаю в

костюм, включавший рубаху – покай и головной убор – кокол паця, представлявший красный платок на твердой

высокой основе. Кокол паця носила молодая женщина в первый год замужества. Для восточных районов

характерно было повязывать на молодую белую косынку, которая сверху закреплялась повязкой – коня лента

[1].

Старинным женским головным убором был чепец-сорока с высоким очельем, носившийся на твердой

основе. Плотно вышитый красно-коричневыми и черными нитями, он декорировался позументом, рядами

блесток, цепочек. Длинный позатылень, спадавший на спину, был композицией вышивки, единой с покаем,

дополнялся рельефом подвесок из кисточек, цепочек с жетонами [11]. В Казанской губернии, по свидетельству

М. Лаптева, у женщин получили распространение головные уборы, которые состояли из повязки, унизанной

монетами и бляхами [8, с. 255-256].

Сложные головные уборы типа сороки бытовали на всей территории расселения мордвы. Молодые

женщины носили декорированный убор. Постепенно с возрастом его оформление упрощалось. Этот головной

убор в форме колпака или чепца служил как бы подкладкой верхнего головного убора, но пожилые женщины

носили их самостоятельно, покрывая сверху платком. Убор пожилых – бабань сорока (сорока коня, сорока

пуло) [12, вкладка], – был мало вышит и почти не имел в качестве украшения нашивок из лавочных материалов.

Традиционной обувью эрзянских и мокшанских женщин Урала были, как и в Поволжье, лапти (мокш.

карьхть, эрз. карть) из липового или вязового лыка. В.М. Черемшанский отмечал, что мордовские лапти «по

форме совершенно не похожи на все другие лапти»: для них характерны косое плетение, трапециевидной

формы головки, низкие борта, и петли с боков и сзади для обор. Оборы, которыми прикреплялся лапоть к ноге,

были конопляными, льняными или хлопчатобумажными из крученых ниток. Из более широких лык плели

ступни, которые служили для работы во дворе или около дома. Эрзянки из д. Каменка (Башкирия) носили в

60

будни шерстяные черные оборы из 12–14 ниток длиной до 4 м. Праздничным видом обуви были кожаные

сапоги со сборами и острыми носками (мокш. кемот, эрз. кемть). Их шили из коровьей или телячьей

сыромятной кожи. Сапоги имели массивный задник. Зимой носили серые и черные, иногда белые валенки из

овечьей шерсти осенней стрижки. У эрзян и мокшан, живших в Башкирии и Оренбургском крае, встречались

красные или розовые валенки с узором – пиманы [9, с. 339].

Ноги обертывали портянками. Их было две пары: нижние (мокш. алдонь пракста, эрз. пильгалга) – для

обертывания ступней, и верхние (мокш. ланга пракста, эрз. верьга пракста) – для икр. В холодное время года

поверх портянок носили белые или черные онучи (мокш., эрз. сумань пракстат) из сукна. У теньгушевской

эрзи и терюхан женщины носили более узкие, чем портянки, обмотки. Мокшанки носили обмотки красного

цвета с желтыми, зелеными и черными полосами по праздникам. Чулки вошли в быт мордвы довольно поздно,

их вязали иглой или крючком. Мокшанки носили полосатые наколенники (цюлкат), позднее их узор стал

геометрическим [6].

Кожаные сапожки мордовок имели наглухо закреплённые сборы и острые носы, верх их обшивался

красным сафьяном. Повседневной обувью служили, как правило, лыковые лапти. Мокшанки носят и теперь

полосатые наколенники с геометрическим орнаментом, вязанные из шерсти [10, с. 236].

1. Асеретова А. Мордовский народный костюм Волго-Уральского региона. URL:http://www.pedsovet.alledu.ru/forum/631/432/5759/3 2. Досл.: молодой девушки наряд // Эрзянь-рузонь валкс. Мордовской ССР-нь Правителиствасо килень, литературань, историянь

ды экономикань научно-исследовательской институтось; Редакциясь академикенть Б.А. Серебренниковонь, филологической наукань

доктортнэнь Р.Н. Бузаковань, М.В. Мосинэнь (Эрзянско-русский словарь/ НИИ языка, литературы, истории и экономики при Правительстве Мордовской ССР; Под ред. Серебренников Б.А., Бузаковой Р.Н., Мосина М.В.). М.: Рус.яз., Дигора, 1993. Вкладка.

3. Досл.: женская рубаха // Эрзянь-рузонь валкс. Там же. 4. Досл.: конёк дома. Зд.: крупный узор на груди руци // Эрзянь-рузонь валкс. Вкладка.

5. Досл.: золотой и серебряный кулон (Нагрудное украшение из серебра и бисера) // Эрзянь-рузоньвалкс. Вкладка.

6. Гаушева С. Национальный костюм эрзи и мокши. URL: http:// www.torama.ru/valda/index 7. Георги Г. И. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. СПб., 2007.

8. Лаптев М. Материалы по географии и статистике России, собранные офицерами Генштаба. Казанская губерния. СПб.: Военная

типография, 1861. С. 255–256. 9. Мордва // Народы Башкортостана. Уфа, 2002.

10. Мордва // Народы России: энциклопедия. М., 1994.

11. Мурзабулатов М.В. Мордва //URL:http: www.bashedu.ru/encikl/mmmm/mordva.htm (дата обр. – 15.01.16) 12. Эрзянь-рузоньвалкс. Вкладка.

К.В. Белынцева


студентка

ПРОТИВОРЕЧИЯ И НЕДОСТАТКИ СОВРЕМЕННОЙ НАГРАДНОЙ СИСТЕМЫ

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Наградная система РФ, принятая в 1994 г. и дополненная в 2010 г., все еще находится в стадии становления. До сих пор не решены вопросы старшинства отдельных наград. Отсутствует единый стиль наградной системы, а преобладание в ней креста, как символа

православия, крайне противоречиво. Сохраненные полководческие ордена не востребованы в современной наградной системе.

Значительная часть орденов связана с военными заслугами, что косвенно может свидетельствовать о милитаризации современного общества. Большое количество ведомственных наград подрывает значение общегосударственной наградной системы.

Ключевые слова: наградная система, ведомственные награды, военные заслуги, орден, медаль.

K.V. Belyntseva


CONTRADICTIONS AND DISADVANTAGES OF THE CURRENT SYSTEM

IN THE RUSSIAN FEDERATION

The current system of giving orders and medals, which was adopted in 1994 and was supplemented in 2010, is still under development. In

addition, some issues of the priority queue haven’t been solved yet. There is no united style of the orders. What is more, they include orthodox cross as a detail and it creates a contradiction. Preserved orders of the generals are not demanded in the current system of giving military orders. The main

part of the orders is connected with war merits and it can be an evidence of militarization of the modern society. A great amount of department orders

and medals undermine the value of the nation-wide system of giving military orders and medals.

Key words: system of giving military orders and medals, department orders, war merits, order, medal.

Так уж исторически сложилось, что существование любого государства немыслимо без наличия в нем

особых наград, знаков отличия и наградной системы. Сегодня в научной литературе часто отмечается, что

наградная система – один из объектов государственного (народного) суверенитета, а право государства на

учреждение и функционирование наградной системы – одно из самых уникальных и значимых [11, с. 178–179].

Наградная система – важная часть всей государственной и общественной жизни любой страны. В каждой из

наград запечатлен определенный этап развития государства и общества, многие особенности их исторического

развития. По особенностям награждения в тот или иной период развития государства можно проследить его

политическую и культурную жизнь.

Наградные системы Российской империи, Советского Союза и Российской Федерации в этом отношении

http://www.pedsovet.alledu.ru/forum/631/432/5759/3

http://www.bashedu.ru/encikl/mmmm/mordva.htm

61

не являются исключением. После распада Советского Союза в 1991 г., образовалось новое государство –

Российская Федерация, а это значит, что наступил новый этап развития наградного дела в нашей стране.

Стоит отметить, что первым правовым актом о наградах в Российской Федерации стал Указ Президиума

Верховного Совета Российской Федерации от 2 марта 1992 г. № 2424-1 «О государственных наградах

Российской Федерации». Верховный Совет РФ 20 марта 1992 г. своим постановлением № 2557-1 утвердил

данный указ [5]. Именно этот правовой акт следует считать «первым шагом» в процессе становления и

формировании наградной системы современной России. Данным указом было установлено использовать в РФ

для награждения некоторые ордена и медали бывшего Союза ССР, а также предписывалось восстановить

отдельные ордена Российской империи [5]. Последние серьезные изменения в наградной системе нашей страны

состоялись 7 сентября 2010 г. Указ Президента РФ № 1099 «О мерах по совершенствованию государственной

наградной системы Российской Федерации» [12] включал в себя положение о государственных наградах РФ,

измененные формы наградных листов, образцы различных бланков и рисунки этих наград.

Нужно сказать, что существующая ныне наградная система РФ к настоящему времени окончательно не

устоялась. Возможно, это связано с тем, что изначально создание новой наградной системы несло в себе идею

определенной преемственности двух предшествующих – дореволюционной российской системы наград и

советской. Сегодня наградная система современной России – это ордена, знаки отличия, медали и почётные

звания трёх исторических периодов – восстановленные награды Российской империи, сохранённые и

модифицированные награды Советского Союза, наградные знаки Российской Федерации. Однако,

недостаточно профессиональный, а зачастую просто дилетантский подход к решению столь важного вопроса

привёл к тому, что некоторые заимствования из опыта предшественников вышли крайне непоследовательными

и привели к серьезной путанице.

В начале 1990-х гг. в дополнение к основному советскому символу – пятиконечной звезде, – в

отечественную наградную систему вернулся православный крест. Дополнительно из разнообразных форм

крестов был выбран и восстановлен георгиевский равноконечный четырёхлучевой крест. Возникшее смешение

имперского и советского «стилей», сохранившееся и сегодня, можно считать первым существенным

недостатком в наградах Российской Федерации. Ведь нагромождение, с одной стороны, креста как наиболее

распространенной формы христианских наград и пятиконечной звезды как основы наград советских дает в

результате механический набор контрастов, разрушающий единство системы и стиля.

По мнению кандидата исторических наук, автора книги «Наградная система Российской Федерации»

А.И. Гончарова, который сегодня активно изучает историю становления, развития и функционирования

государственной наградной системы Российской Федерации, очевидный недостаток государственных эмблем и

наградной символики Российской Федерации сегодня – это отсутствие новаторских идей и должного

профессионального руководства в сфере наградного творчества. Также историк отмечает то, что у современных

российских орденов нет девизов, призванных отражать заслуги, за которые они вручаются. Исключение

составляют восстановленные ордена Российской империи, а также орден «За заслуги перед Отечеством», девиз

которого «Польза, честь и слава», был заимствован у дореволюционного ордена Святого Владимира.

В целом нагромождение православного креста в государственной наградной системе Российской

Федерации многие исследователи считают недостатком. Этой же точки зрения придерживается народный

художник Российской Федерации, автор современного Государственного герба Российской Федерации,

Е.И. Ухналёв. Орден Святого Георгия и знак отличия – Георгиевский крест, – имеют форму креста, что

свидетельствует о христианской религии. А что будет, если награжденный окажется мусульманином?

Согласится ли он принять столь противоречивую награду? Ведь Святой Георгий – это, в первую очередь,

христианский святой.

Отметим, что в Российской империи вопрос это был решен. 19 августа 1844 г. император Николай I

подписал указ об учреждении в русской императорской армии специального Георгиевского креста для лиц

нехристианского исповедания. Таким орденом награждались горцы, отличившиеся в отрядах русской армии на

Кавказе. На этой награде вместо Святого Георгия, поражающего змея, изображался двуглавый орёл – символ

государства [10].

Сегодня особенно хочется обратить внимание на ряд исторических ошибок, которые присутствуют не

только на медалях, но и на орденах. Если внимательно взглянуть на орден и медаль Жукова, можно увидеть,

что в верхней части медальона по окружности золоченая надпись: «Георгий Жуков». На медальоне –

серебряное с золочением погрудное рельефное изображение маршала в мундире с четырьмя звездами Героя

Советского Союза [7, с.107].

В чем ошибка? Дело в том, что к четвёртому званию Героя Советского Союза Г.К. Жуков был

представлен в декабре 1956 г., а парадный мундир, в котором изображён маршал (со стоячим воротником),

действовал в Красной армии лишь до апреля 1945 г.

Поэтому в 1956 г., когда маршалу вручили четвертую звезду, изображенного на ордене и медали

мундира просто не существовало. Впоследствии, когда автору эскиза ордена указали на данное несовпадение,

он заявил, что таковым является его художественное видение образа Маршала Победы, после чего исправлений

ошибки не последовало.

Подобная невнимательность автора к истории отечественной фалеристики говорит нам о недостаточном

профессионализме как самого художника, так и тех руководителей, которым было поручено осуществление и

разработка проекта этой государственной награды.

http://www.rusorden.ru/?nr=law&nt=2424-1




62

Неразбериха в современной отечественной наградной системе усугубилась еще и тем обстоятельством,

что в Советском Союзе существовали лишь государственные ордена и медали, а ныне появилось множество

негосударственных наград [2, с. 291]. Так, Министерство обороны учредило ряд собственных наград. Затем

появились наградные медали и в отдельных родах вооруженных сил России. То же самое произошло в МВД,

ФСБ, Министерствах юстиции, транспорта, культуры и науки, а также других государственных и

негосударственных учреждениях [3, с. 511].

Рекордсменом в учреждении собственных наград является Министерство обороны Российской

Федерации. На сегодняшний день министерством учреждено 55 медалей и 25 знаков отличия. На втором месте

Федеральная служба безопасности Российской Федерации: 21медаль и 2 знака отличия. Интересно взглянуть на

награды Министерства образования Российской Федерации, где учреждены лишь одна медаль, Почетная

грамота и благодарность [9].

Неожиданно для всех, без видимых причин, возродился интерес к масонскому ордену Иоанна

Иерусалимского. Сегодня многие носят знак этого ордена, в том числе получил его и Б.Н. Ельцин [3, с. 512].

Появилось одновременно несколько орденов Андрея Первозванного. Кроме федерального светского

ордена, с таким же названием орден учрежден Русской православной церковью. Еще один орден Андрея

Первозванного был учрежден фондом его имени [3, с. 512].

Можно еще долго перечислять аналогичные примеры, однако эти ордена не являются государственными.

Поэтому вопрос, насколько все они законны и как соотносятся с государственными наградами, остается не

решенным.

Наградная система Российской Федерации – «живой организм», а любой организм иногда дает сбои.

В нашей наградной системе таким сбоем можно считать нарушение статута орденов при награждении ими.

Рассмотрим на конкретном примере. Награждение орденом «За заслуги перед Отечеством», согласно

указу «О государственных наградах Российской Федерации» 1992 г., должно происходить от низшей степени

(начиная с 4-й) к высшей. Кроме того, награждаемый должен иметь медаль ордена «За заслуги перед

Отечеством» [14, с. 389]. Тем не менее, Президент России Б.Н. Ельцин стал сразу награждать орденом не в

очередности степеней, что впоследствии привело к неразберихе среди награжденных. Эту неразбериху не

удалось разъяснить и сегодня [3, с. 513].

На сегодняшний день большинство высокопоставленных государственных деятелей и представителей

творческой элиты награждены сразу II степенью ордена, минуя награждения IV и III степенью. Многие из

произведённых награждений были приурочены к юбилеям награждаемых лиц.

Звание кавалера ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени в нарушении его статута получили

конструктор-оружейник М.Т. Калашников, музыкант М.Л. Ростропович, балерина М.М. Плисецкая.

Целым рядом нарушений установленного статута были отмечены награждения губернатора Орловской

области Е.С. Строева орденом «За заслуги перед Отечеством». Являясь Председателем Совета Федерации РФ,

2 мая 1996 г. Е.С. Строев был награждён орденом «За заслуги перед Отечеством» III степени. Через десять

месяцев, к 60-летнему юбилею и вновь с нарушением действующих правил, Е.С. Строев был удостоен

II степени ордена.

5 декабря 2001 г. «За выдающийся вклад в укрепление и развитие российской государственности и

парламентаризма» Е.С. Строеву была присвоена I степень ордена «За заслуги перед Отечеством». 25 февраля

2007 г. к 70-летию со дня рождения губернатор был награждён орденом IV степени.

Подобные нарушения, которые в настоящее время, к сожалению, участились, вызывают у большинства

граждан России противоречивые чувства.

К тому же многие ордена, перешедшие в современную наградную систему из Российской империи, несут

в себе элементы сословности: Орден Святого Георгия, Орден за «Заслуги перед Отечеством» обычный

гражданин получить не может. Возможно, именно поэтому многие уверены, что награда – это уже не знак,

отмечающий высокие заслуги перед государством и народом, а свидетельство близости награждённого к

власти.

Быть «великой державой», на статус которой Россия претендует сегодня, значит быть готовым отразить

удар внешнего врага не только современной военной техникой, но и психологически.

Возможно, именно поэтому в последнее время все чаще не только полководческие ордена выдаются за

военные заслуги, но и гражданские. А такие факты свидетельствуют о милитаризации государства и общества в

целом. Рассмотрим на конкретном примере – ордене Святого Апостола Андрея Первозванного.

Указом Президента Российской Федерации от 1 июля 1998 г. учрежден новый высший орден России –

орден Святого Апостола Андрея Первозванного. В статуте ордена прописано, что им «награждаются

выдающиеся государственные и общественные деятели и другие граждане Российской Федерации за

исключительные заслуги, способствующие процветанию, величию и славе России [3, с. 528–529].

Всего за период с 1998 г. по сегодняшний день было произведено как минимум 15 награждений данным

орденом (на основании опубликованных указов).

Последним кавалером ордена является С.К. Шойгу, который по странному стечению обстоятельств

получил награду на основании неопубликованного указа. Журналисты ИТАР-ТАСС рассмотрели новую

награду на кителе генерала армии во время парада победы 9 мая 2014 г. Таким образом, Сергей Шойгу стал

первым кавалером Ордена Святого Апостола Андрея Первозванного с мечами. В соответствии с


63

дополнительным указом президента России, данной наградой могут награждаться выдающиеся

государственные деятели за отличия в боевых действиях [4].

И тут возникает несколько вопросов, ответы на которые пока получить не удалось: 1) почему указ о

награждении министра не был опубликован официально, а орден стал сюрпризом для всех журналистов и

гостей; 2) орден имеет формулировку «за отличия в боевых действиях», т.е. тем самым Российская Федерация

признает о существовании внешнего военного конфликта сегодня, в котором министр обороны принимает

активное участие. Следующий недостаток касается «полководческих» орденов, которые изначально являются

милитаризированными: Суворова, Ушакова, Кутузова, Нахимова, Александра Невского. Они сохранены в

наградной системе РФ и по сей день [5]. Суть проблемы состоит в том, что в Российской Федерации сегодня

выбрана политика мирного урегулирования военных конфликтов, а статут орденов Суворова, Ушакова,

Нахимова несет в себе идею «борьбы с внешним врагом» и тем самым не подразумевает награждение орденами

в мирное время. Неизвестно также, в каком порядке носить данные награды тем, кто удостоен их в былые годы,

то есть в годы Великой отечественной войны. Получается, что эти ордена существуют только на бумаге, их

можно назвать «спящими». К тому же данные награды не выпускает ни один монетный двор Российской

Федерации.

Медалью Ушакова награждаются военнослужащие Военно-морского флота и морских частей [3, с. 542].

Всего в России было совершено более 3,5 тыс. награждений данной боевой медалью. В настоящее время

медалью награждаются ветераны Великой Отечественной войны, участники спецопераций или боевых походов.

Сравнительно малое количество награждений объясняется тем, что российский флот не вел никаких активных

боевых действий на морском театре военных действий со времен Великой отечественной войны.

К сожалению, для медали этой же серии, предназначенной для награждения солдат и офицеров

сухопутных войск, – медали Суворова, – в современной российской истории нашлось гораздо больше поводов

для вручения [4]. С марта 1994 по июнь 2000 гг. в России было произведено более 20-ти тысяч награждений

военнослужащих, которые принимали участие в боевых действиях на Северном Кавказе. При этом стоит

отметить один существенный недостаток: подробной статистики по числу вручений медали Суворова и

Ушакова не существует, что вызывает ряд вопросов к награжденным. Следует отметить, что Суворов, прежде

всего, был гениальным стратегом и награждать медалью его имени рядовых военнослужащих – значит

предполагать в их действиях какие-то стратегические заслуги.

Обладателям медали Суворова, для того, чтобы подтвердить право владение наградной, нужно пройти

сложные бумажные проверки. А большинство награжденных – это участники двух военных кампаний в

Чеченской Республике, отражения вторжения боевиков в Дагестан в 1999 г. Поэтому в большей степени это

инвалиды по здоровью, а также члены семьей погибших солдат: матери, вдовы, дети [4].

Таким образом, суммируя все имеющиеся недостатки, можно с уверенностью сказать, что современная

наградная система Российской Федерации далека от идеала и до настоящего времени пребывает в состоянии

хаоса. На вопрос о том, как можно исправить сложившуюся ситуацию, точного ответа пока дать нельзя.

Сейчас становится понятно одно: изменения нужны, и, в первую очередь, они должны быть направлены

на устранение ошибок в старшинстве наград и их описании. Нужно прекратить пренебрегать статутом награды

при ее вручении.

Ведь награда, будь то орден или медаль, – это не просто знак отличия. Награда – это признание заслуг

человека, его полезной для страны деятельности, совершенных им благородных поступков. Конечно, бывает,

что награда не всегда находит достойных и иногда может быть незаслуженной. Поэтому и отношение у людей

к наградам разное: одни их и не ищут, а просто выполняют свою работу, а другие только наград и ждут.

Но все же награда была, есть и останется особым и выразительным памятником нашей истории,

напоминающим о славных страницах борьбы с врагами, о великих преобразованиях и трудах во благо России. 1. Балязин В.Н., Дуров В.А., Казакевич А.Н. Самые знаменитые награды России. М., 2000. 416 с.

2. Балязин В.Н., Казакевич А.Н., Кузнецов А.А., Соболев Н.А. Символы, святыни и награды Российской державы. М., 2005. 336 с.

3. Балязин В.Н., Кузнецов А.А., Соболева Н.А. Символы и награды Российской держав. М., 2005. 591 с. 4. Военное образование // URL:http://topwar.ru/42796-boevye-nagrady-rossiyskoy-federacii-medal-suvorova.html (дата обр. – 06.02.16)

5. Государственные награды Российской Федерации // URL: http://www.award.gov.ru (дата обращения 5.11.15).

6. Государственные награды Российской Федерации // URL:http://www.rossimvolika.ru/gos-nagrady/medaliRF/otvaga (дата обр. – 05.11.15). 7. Кушер Ю.Л. Государственные символы и награды Российской Федерации. М., 1999. 272 с.

8. ОНАГРАДАХ.РУ // URL:http://onagradah.ru (дата обр. – 05.11.15).

9. ОНАГРАДАХ. РУ: Ведомственные награды. // URL:http://onagradah.ru/category/vedomstvennye-nagrady (дата обр. – 20.01.16). 10. Проза.Ру // URL: http://www.proza.ru/2013/08/31/2082 (дата обр. – 06.02.16).

11. Сердобинцева Е.В. Наградная система Российской Федерации. Российский юридический журнал. 2010. № 2. С. 178–179

12. Указ Президента Российской Федерации от 7 сентября 2010 г. //URL:http://N 1099http://www.rg.ru/2010/09/15/nagrady-dok.html (дата обр. – 18.01.16).

13. Халин К.Е. Ордена и медали России. М., 2007. 429 с.

14. Чепурнов Н.И. Наградные медали Государства Российского: Энциклопедическое иллюстрированное издание. М., 2000. 767 с.

http://topwar.ru/42796-boevye-nagrady-rossiyskoy-federacii-medal-suvorova.html

http://www.award.gov.ru/

http://www.rossimvolika.ru/gos-nagrady/medaliRF/otvaga

http://onagradah.ru/

http://onagradah.ru/category/vedomstvennye-nagrady

http://www.proza.ru/2013/08/31/2082

http://e-notabene.ru/lr/article_393.html#15

64

УДК 351.74 (28-8тоб)

О.А. Быкова


Тюменского государственного университета в г. Тобольск,

студентка

САНИТАРНОЕ СОСТОЯНИЕ И УСЛОВИЯ ЖИЗНИ ЗАКЛЮЧЕННЫХ

В ТЮРЬМАХ ТОБОЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ В КОНЦЕ XIX – НАЧАЛЕ XX ВВ.

(ПО ДАННЫМ ТЮРЕМНОЙ ИНСПЕКЦИИ)

В статье характеризуется санитарное состояние тюрем Тобольской губернии и условия жизни арестантов, содержащихся в них. На

основе фондов губернской тюремной инспекции анализируется численный состав заключенных и их обеспечение продовольствием и

одеждой. Ключевые слова: тюрьма, Тобольская губерния, арестанты, условия жизни, санитарное состояние.

O. A. Bykova


Tyumen state university in Tobolsk, student

SANITARY STATUS AND LIVING CONDITIONS OF PRISONERS

IN THE PRISON OF TOBOLSK PROVINCE IN THE LATE XIX – EARLY XX CENTURIES.

(ACCORDING TO A PRISON INSPECTORATE)

The article characterizes the sanitary condition of the prisons of Tobolsk province and the living conditions of the prisoners therein. On the

basis of funds provincial prison Inspectorate analyzed the composition of prisoners and their food and clothing. Key words: prison, Tobolsk province, prisoners, living conditions, sanitary condition.

Сибирь в имперский период истории России традиционно была местом каторги и ссылки, куда царская

власть отправляла лиц, совершивших уголовные, политические и иные преступления. В этой связи количество

тюрем и содержащихся в них заключенных в сибирской провинции было весьма внушительным. К примеру, по

подсчетам историка О.Н. Бортниковой, в дореформенный период пенитенциарная система Тобольской

губернии включала 370 мест постоянного и временного лишения свободы и была способна одновременно

принять до 50 тыс. человек [1, c. 10].

В данной статье охарактеризуем санитарное состояние тюрем Тобольской губернии и условия жизни

заключенных в них на основе материалов местной губернской инспекции, целью деятельности которой было

осуществление надзора за тюрьмами, их материальным обеспечением, соответствием санитарным требованиям,

а также за положением осужденных.

Анализ архивных материалов показал, что к 1 января 1899 г. численность заключенных в тюрьмах,

подконтрольных Тобольской губернской тюремной инспекции, составляла 2281 человек. В их число входили:

– подсудимые и подследственных – 537 человек (мужчин – 487, женщин – 50);

– срочные – 1578 (мужчин – 1492, женщин – 86);

– ссыльных – 29 (мужчин – 25, женщин – 4);

– пересыльные – 90 (мужчин – 83, женщин – 7);

– другие категории – 1 (мужчина);

– добровольно следовавшие за ссыльными – 5 (все женщины);

– дети при арестантах – 41 (мальчиков – 20, девочек – 21) [4, л. 126].

Архивные документы фонда Тобольской губернской исполнительной инспекции показывают, что

поведение арестантов, дисциплина в тюрьмах отличались в зависимости от местонахождения пенитенциарных

учреждений. Более строгая дисциплина между арестантами поддерживалась в губернских тюрьмах именно

потому, что они всегда находились на глазах у чинов тюремной инспекции. Более дисциплинированной

тюрьмой считалась Ишимская, самой же слабой в плане дисциплины – Ялуторовская.

В Тобольской губернии лучшим в санитарно-гигиеническом отношении считался Туринский тюремный

замок, в наихудших санитарных условиях находился Ялуторовский тюремный замок [2, с. 114]. Однако даже к

Туринской тюрьме у тюремного инспектора были замечания: «больница размещена в отдельном ветхом

здании... Здание бани обветшало и угрожает падением. В мыльной и парильне стены настолько прогнили, что в

моем присутствии старший надзиратель протыкал их шашкой. Прачечная как угрожающая падением закрыта,

арестанты стирают во дворе» [2, с. 114]. Данные проведенной в 1888 г. ревизии Ялуторовской тюрьмы

показали, что «камеры мужского и женского отделения содержатся более или менее чисто по наружности. При

тщательном же осмотре найдено, что арестанты живут чуть ли не собственным хозяйством: чайники, различная

посуда целыми кучами ржаной хлеб и калачи, тряпки, шейные шарфы, одеяло, заткнутое за стол, коробки из

под спичек, рукавицы и грязь под нарами и прочее были заурядным явлением» [3, л. 24]. Инспекторы также

отметили ветхость бани для арестантов: «потолочные балки поддерживаются деревянными стойками, а пол

местами проваливается» [4, л. 24].

Неудовлетворительное состояние Ялуторовской тюрьмы объяснялось так: «Тюрьма эта до сих пор носит

отпечаток старого, дореформенного времени и свидетельствует о полном незнании и непонимании со стороны

65

смотрителя тех новых требований, какие предъявляются сейчас к лицам, поставленным управлять местами

заключений» [4, л. 25].

В 1897 г. чиновники побывали с проверкой в Ишимской тюрьме. Общая численность арестантов,

содержащихся в ней, составляла 285 человек. Это число арестантов размещалось в тюрьме «вполне свободно»

[4, л. 21].

Проверяющие отмечали, что камеры арестантов-мужчин содержались, в общем, довольно чисто, хотя и

требовали новой побелки. Оконные рамы, косяки и подушки, нары и полы, часть печей, крыша и наружные

стены требовали немедленного ремонта. За неимением при тюрьме особой столовой, в камерах хранились

жестяные чайники, посуда и хлеб. Обедали арестанты также в камерах. При тщательном осмотре камер каких-

либо посторонних и запрещенных вещей, а равно собственной арестантской одежды не находилось. Все

заключенные были одеты в казенную одежду, частью новую, частью старую, но починенную и вполне

приличную. При опросе претензий, жалоб арестанты не заявили. Постельные принадлежности ежедневно

проветривались и хранились в особой комнате, чистой, светлой и просторной. Женское отделение тюрьмы и

больницы помещалось на первом этаже и по числу содержащихся женщин было «вполне достаточно».

Помещения эти находились в образцовой чистоте. Ни побелки, ни каких либо других исправлений не

требовалось. Претензий арестантки не заявляли – говорилось в материалах по результатам проверки [3, л. 22].

Кухня, пекарня и квасоварня были темные и «сильно закоптелые» от дыма. Их, по замечанию

инспектирующих чинов, следовало выбелить [3, л. 23].

При осмотре Курганской тюрьмы в 1888 г. было найдено, что она как с наружной стороны ограды, так

равно и с внутренней освещена достаточно. Лестницы, коридор и жилые камеры также хорошо освещены .Все

арестанты заперты по камерам и каждый занимается своими делами: одни метением пола и приведением в

порядок своих помещений, другие – «собрались около одного арестанта, читавшего вслух, третьи заняты

починкой одежды» и т. д. Почти все женщины шили. Из камер чувствовался тяжелый, спертый воздух, что

повторилось и в больнице [3, л. 23] .

Такая идиллическая картина, описанная в отчете тюремной инспекции, вызывает скептическое

отношение. Многочисленные источники разного происхождения (письма арестантов родным, сообщения,

время от времени появлявшиеся в местной периодической печати и т.п.) рисовали совершенно иную

обстановку в тюрьмах: сырость, плесень, недостаточное освещение, наличие клопов, тараканов, вшей.

Очевидно, что тюремное начальство знало о предстоящих проверках со стороны представителей инспекции и

потому наводило силами самих заключенных более-менее сносный порядок до приезда инспекторов. После

отъезда проверяющих все возвращалось в прежнее антисанитарное состояние.

Основной причиной аварийного состояния мест заключения был традиционный недостаток средств. Так,

в 1909 г. на ремонт трех уездных тюрем Тобольская администрация запросила у Главного тюремного

управления 33 040 руб., а фактически получила только 5 000 руб. В этих условиях проводимый ремонт не

соответствовал требуемым нормам [6, с. 5]. Не все места заключения соответствовали противопожарным

нормам. В случае пожара прогнившие потолки и лестницы создавали угрозу для жизни арестантов.

Обеспечение заключенных одеждой и обувью было неполноценным, качество одежды – очень низким.

Некоторые арестанты имели на себе собственные рубашки и почти все поголовно имели на ногах собственные

пимы, бродни и другую обувь, казенные же обувь и шапки были как исключение. Прочая казенная одежда –

бушлаты и штаны, – в большинстве случаев, была неопрятная, старая и рваная. Женщины получали казенные

суконные юбки и другие принадлежности туалета. Также одеждой должно было обеспечиваться

сиропитательное заведение, где воспитывались дети заключенных [5, л. 47]. С целью экономии средств,

Главное тюремное управление предписало изготавливать одежду заключенных исключительно их трудом, а

сырье подыскивала администрация. Отсутствие профессионализма в изготовлении одежды снижало качество

изделий, а ограниченность средств не позволяла обеспечить ею всех заключенных. Все вещи шились в

мастерских тобольских губернских тюрем. При складах имелся особый закройщик и 3 надзирателя для охраны

имущества и работ по складу [3, л. 150].

Обувь должна была изготавливаться качественной и удобной. Сапоги было рекомендовано шить из

черной юфты, то есть из гладкой кожи. В зимний период арестанты должны были носить меховую обувь –

«коты». Однако на практике заключенные были лишены возможности пользоваться такой обувью. Юфтовые

сапоги и «коты» не выдерживали положенного срока носки из-за неумелой обработки кож местными

сибирскими кожевниками, а поставлять их из европейской части страны было дорого [2, с. 119].

Питание заключенных на территории Тобольской губернии также было неудовлетворительным и с

трудом поддерживало их физическое существование. Несмотря на то, что в 1880-е гг. финансирование питания

постепенно увеличивалось, это не могло сделать его полноценным.

Согласно циркуляру Главного тюремного управления, «здоровые арестанты должны получать

ежедневно: обед из двух блюд (щи или суп с куском мяса в скоромные дни и каши из пшенной или гречневой

крупы) и ужин из одного блюда; на ужин варится жидкая кашица из крупы пшенной, гречневой или ячневой.

Больные получают улучшенную пищу и чай на завтрак. Всем по два фунта хлеба черного в день. Во время

Великого Поста пища должна была быть совершенно постная. В посты мясо заменяли тем же количеством

мелкой соленой или свежей рыбой или половинным количеством сушенной соответствующее мясу стоимости.

Крупа на кашу заменялась одна другой» [5, л. 179].

66

При отсутствии мяса или рыбы, подавался горох. С развитием арестантских работ, которые давали

заключенным возможность покупать дополнительные продукты, государство сократило финансирование даже

такого питания. По воспоминаниям самих осужденных, в горохе, каше и щах нередко встречались черви.

В первые годы XX в. в Тобольской губернии практически все места заключения нуждались в

капитальном ремонте, а многие находились в аварийном состоянии, что неблагоприятно сказывалось на

здоровье и жизни арестантов.

В целом условия жизни заключенных, содержащихся в тюрьмах Тобольской губернии, были тяжелыми.

Большинство мест лишения свободы требовало ремонта. В каждой уездной тюрьме существовал свой общепит,

баня, больница. Но санитарно-гигиенические условия содержания арестантов, качество их питания и

обеспечения одеждой, обувью зачастую не выдерживали никакой критики. 1. Бортникова О.Н. Развитие пенитенциарной системы Тобольской губернии в конце XIX – начале XX вв. : автореф. дис… канд. ист. наук. Омск, 1998. 15 с.

2. Бортникова О.Н. Сибирь тюремная: пенитенциарная система Западной Сибири в 1801–1917 гг.: монография. Тюмень: Тюменский юридический

институт МВД РФ, 1999. 304 с. 3. ГБУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 331. Оп. 6. Д. 46.

4. ГБУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 331. Оп. 6. Д. 404.

5. ГБУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 689. Оп. 1. Д. 18. 6. Луговский Л. Заметка об устройстве церквей при тюрьмах № 1 и № 2. Тобольск, 1891. 7 с.

УДК 930.1

С.С. Бытко



СТАРООБРЯДЧЕСКИЕ СБОРНИКИ И ИХ СОСТАВ

(АНАЛИЗ ИСТОРИОГРАФИИ)

Статья посвящена изучению создания и структурного устройства старообрядческих сборников в контексте отечественной

историографии XX-XXI вв. Автор систематизирует знания об устройстве кириллических компиляций, накопленные учеными последних

десятилетий. Рассматриваются характерные принципы составления сборников и взаимодействия их отдельных глав. Ключевые слова: старообрядцы, старообрядческие сборники, историография

S.S.Bitko

Nizhnevartovsk state university, graduate student

OLD BELIEVERS ' COLLECTIONS AND THEIR COMPOSITION

(ANALYSIS OF THE HISTORIOGRAPHY)

The article is devoted to the study of the creation and the structural design of the old believers ' collections in the context of the Russian

historiography of XX-XXI centuries the Author systematizes the knowledge about the structure of the Cyrillic compilations gathered by scientists in

recent decades. Considered characteristic the principles of drawing up compilations, and the interaction of their individual chapters. Key words: old believers, old believers ' collections, historiography

Старообрядческие компиляции играли важную роль в жизни староверия, столь прославленного своей

развитой книжной культурой. Сборник сопровождал своего владельца на протяжении всей его жизни и

определял его отношение к государству, церкви и обществу. Книга пользовалась безукоризненным авторитетом

староверов, что в последующем привело к формированию её культа в среде некоторых «древлеправославных»

общин. В представленной работе автор попытается рассмотреть актуальную для современной историографии

проблему комплектования старообрядческих сборников. Обратившись к работам исследователей, мы

установим основные факторы, регулировавшие состав старообрядческих сборников на этапе их построения, а

также степень освещенности этой проблемы в современной исторической науке.

Можно полностью согласиться со словами И. М. Грицевской в том, что старообрядческая книга является

«литературным сверх-произведением, с присущей только ему художественной нагрузкой» [3, с. 288].

Множество исследований новосибирской археографической школы указывает, что вся подборка сочинений

внутри сборника должна была доказывать конкретную авторскую позицию. Части сборника при этом

дополняют друг друга и воспринимаются как единый текст [4, с. 3; 6, с. 43; 9, с. 196]. В оценке Н.С. Гурьяновой

«любой из включенных в книгу текстов должен был вносить свой вклад в доказательство незаконности

нововведений» [5, с. 193]. Этот вывод развивает И.Н. Никаноров, указывая на то, что в задачу «конвоя» текстов,

представленных в сборнике, входил, по всей видимости, ещё и ориентация читателя на определенный вариант

мышления [26, с. 64]. Л.В. Титова, в свою очередь, доказывает наличие взаимосвязи частей сборников ввиду

существования устойчивых компиляций в рукописной традиции [34, с. 4]. Наиболее ценными в данном

контексте необходимо считать результаты исследований Ю.Д. Рыкова. По его мнению, структура сборников

XIX в. определяла всю их эсхатологическую направленность [31, с. 149]. Ещё дальше заходит О.Д. Журавель,

определившая обратную зависимость данного явления: именно задачи композиции наиболее всего диктуют её

построение [13, с. 222].

А.И. Плигузов проследил тесную зависимость выговских сборников от нужд конкретного составителя.

Он также признает сильное влияние на подборку текстов общей идеологической доктрины согласия, к

67

которому причисляет себя автор [20, с. 103, 108]. Л.И. Журова разделяет эти представления, устанавливая

зависимость принципов создания сборника от нужд составителя (или заказчика) компиляции [14, с. 11].

Интересна позиция Е.Е. Дутчак, противопоставляющей религиозные и социальные мотивы комплектования

сборников. По её мнению, на выборку старообрядческих книг в ряде случаев преобладающее влияние

оказывали социально-политические обстоятельства, нежели вероучение. Интересны и выводы Е.Е. Дутчак о

тесной зависимости книжных собраний от региональных условий.

Обратимся к конкретным принципам составления сборников, выявленным археографами прошедших

десятилетий. По мнению А.И. Мальцева, части компилятивных произведений «связаны между собой сюжетно,

но посвящены каждая отдельному вопросу» [21, с. 170]. Его рассуждения уместно дополнить выводами

Н.С. Гурьяновой, указывающей на то, что новые сюжетные вставки в старообрядческой книжности делали

основной текст более понятным [8, с. 186]. Наиболее подробно данная тема раскрыта в работе

Н.Д. Зольниковой, посвященной старообрядческим нравоучительным сборникам непостоянного состава. Она

приходит к выводу, что каждое произведение «работает на общий контекст» сборника. Исследовательница

также выясняет механизмы склонения читателей книги к старообрядческим вероисповедным позициям. Она

называет одной из основных задач составителя удержание внимания читателей, а чередование многообразных

жанров в данном случае позволяет снизить риск монотонного изложения. Центральным же выводом

исследования Н.Д. Зольниковой можно считать заключение о том, что сочетание разнообразных произведений

внутри подборки «усиливает психологический эффект воздействия» [15, с. 199, 201, 202].

Л.В. Титова отмечает существование компиляций, основой которых становились произведения одного

автора [34, с. 3]. Как было установлено прежде, характерным признаком старообрядческих сборников была их

«энциклопедичность», т.е. отражение в тексте максимального числа возможных аргументов. По всей

видимости, создание сборников, включавших тексты единственного автора, имели своей задачей создание

выборки, полноценно раскрывавшей всю массу богословских представлений выдающихся представителей

старообрядческого протеста. В продолжении исследовательница отмечает, что желание староверов создать

«единый текст, который содержал бы ”реферат” основных положений старообрядческой доктрины», зачастую

приводило к соединению в рамках компиляции трудов дьякона Федора и протопопа Аввакума, известных

своим взаимным противостоянием [34, с. 4].

Е.А. Агеева уместно замечает, что в сборниках могли быть представлены различные точки зрения на

одну и ту же проблему [1, с. 195]. Н.С. Гурьянова добавляет, что расположение текстов в таких случаях могло

указывать на желание составителя обозначить эволюцию взглядов старообрядческого вероучения [7, с. 124].

Однако более вероятной, ввиду стремления старообрядцев доказать неизменность православной веры и,

соответственно, свою прямую преемственность от Апостольской Церкви, представляется позиция

М.В. Першиной. Она пишет, что расположение текстов должно было указывать на то, какой из позиций автор

отдает наибольшее предпочтение [29, с. 23]. А.И. Мальцев и вовсе говорит, что часть сочинения могли не

включать в сборник, если она противоречила его общей концепции [21, с. 168].

Крупный пласт работ советских и российских исследователей посвящен проблематике редактирования

старообрядческих сборников и входивших в их состав отдельных сочинений. По заключению М.В. Починской,

исследовавшей книгопечатание XVIII – первой четверти XIX вв., «нет практически ни одного

старообрядческого издания, абсолютно точно копирующего ту книгу, ссылка на которую даётся в выходных

данных» [28, с. 67]. Подобная тенденция вполне характерна и для весьма широкой категории сборников,

выделявшейся в рамках кириллического книгопечатания. Этот вывод доказывается и Ю.А. Лабынцевым, также

ссылающимся на факты внесения изменений в ходе перепечатки сборников [24, с. 211].

М.В. Починская впервые обращает внимание на мотивы редактирования произведений староверами. По

её мнению, книгоиздатели выступали непосредственными фиксаторами происходивших в староверии

изменений и «подстраивали» издания под требования нового времени [28, с. 64]. Эти выводы не раз

подтверждались другими видными исследователями. Н.Д. Зольникова указывает, что исправление книг

свидетельствовало о желании старообрядцев сделать их более востребованными на современном рынке [17,

с. 64]. Одним из факторов «успешности» произведений следует считать выделенную Л.К. Куандыковым

зависимость сборников от развития новых, интересных публике литературных жанров [22, с. 34]. Другим

значимым показателем «успешности» публицистического произведения Н.С. Демкова и Л.В. Титова

определяют его соответствие происходившим изменениям идеологии согласия, на аудиторию которого оно

ориентировалось. При этом издатели были вынуждены изменять жанровую направленность книг, жестко

связанную с радикальностью их полемического стиля [9, с. 191; 2, с. 48].

Исследователи предыдущего поколения считали непосредственным мотивом редактирования книжных

памятников уже упомянутую их «энциклопедическую» направленность. А.И. Плигузов отмечает стремление

составителей авторских сборников посредством их регулярного редактирования наиболее точно отразить в

структуре собственные догматические «интересы» [20, с. 108]. В дополнение к этому А.Т. Шашков, обращаясь

к памятникам XVII столетия, указывает, что внесение смысловых правок и добавление в компиляции

дополнительных текстов делалось, чтобы составить наиболее полные сведения о предмете обсуждения [19,

с. 61]. Одной из задач при составлении сборников, по утверждению Н.С. Демковой и Л.В. Титовой, являлось

сокращение общего объема фрагментов [11, с. 192]. Это, по всей видимости, было необходимо для увеличения

количества в компиляции аргументов взамен их качественного доказательства. Однако, как ещё ранее указала

68

О.К. Беляева, подобный метод комплектования приводил к декларативному характеру изложения материала и,

соответственно, утере книгой полемической остроты [2, с. 49].

Большое внимание исследователи уделяют непосредственным методам переработки, применявшимся

при создании старообрядческих сборников. На значительную продолжительность процессов редактирования

трудов староверов указывает С.В. Сироткин. По его мнению, отдельные сочинения последовательно

дополнялись и изменялись в течение нескольких столетий [32, с. 290]. Выводы С.В. Сироткина в данном случае

вполне применимы и по отношению к компиляциям текстов. В частности, Н.С. Гурьянова говорит о

возможности рассмотрения цельных произведений в качестве сборников [4, с. 4].

Весьма незамысловатым являлся установленный Л.Д. Демидовой способ связки текстов компиляции

путем изменения их заглавий [10, с. 44]. Подобный прием, по всей видимости, был необходим для вписывания

разнородных произведений в единую канву. Е.М. Юхименко выделяет более трудоемкий вариант составления

тематической компиляции: некоторые произведения изначально создавались как дополнения для других

[36, с. 230]. Интересны выводы Н.А. Старухина о том, что указанием на подобную связку являлось наличие в

сочинениях взаимных ссылок друг на друга. Наличие же повторов в текстах произведений, по мнению

исследователя, напротив, указывало на создание их без планов сведения в единый сборник [33, с. 114].

Н.С. Гурьянова высказывает сходную мысль, утверждая, что староверы зачастую приспосабливали тексты к

задачам целой книги, так что целые циклы сочинений создавались для включения в конкретный сборник

[4, с. 5]. Л.В. Титова обратила внимание на то, что текст произведений мог подвергаться правке в зависимости

от соседних глав. Исследовательница приводит пример, согласно которому сочинение могло дополняться

исторической концовкой в случае отсутствия в соседних главах исторических мотивов [34, с. 4].

По наблюдению Е.М. Юхименко, за подтверждением своего мнения староверы обращались к

историческим свидетельствам [36, с. 230]. Р.Г. Пихоя также обращает внимание на использование

старолюбцами исторических произведений и замечает, что их удельный вес в книжных подборках особенно

возрастает в XVIII в. [27, с. 110]. И.Н. Никаноров, развивая идеи Е.М. Юхименко, указывает, что использование

исторических сочинений имело своей целью убедить читателей в истинности старообрядческого вероучения

посредством прославления мучеников за веру. Сходные мысли ещё ранее высказывал Л.К. Куандыков

[18, с. 70; 23, с. 98].

И.Н. Никаноров объясняет также мотивы староверов, включавших в сборники тексты церковного права.

По его мнению, они были необходимы, чтобы придать большую доказательность «историческим» главам

[18, с. 70]. Вместе с тем Л.К. Куандыков отмечал, что тексты, регулировавшие нормы поведения и догматику,

были чужды крестьянскому сознанию [22, с. 33]. Н.С. Гурьянова полагает, что некоторые авторы считали

важным включение в состав компиляции произведений неэффективных с точки зрения полемики, но

способствовавших увеличению аудитории [7, с. 104]. Н.Д. Зольникова указывает в качестве таких сочинений

разнообразные стихотворные формы, позволявшие обсуждать духовные темы людям, незнакомым с

«тонкостями богословских толкований» на церковнославянском языке [16, с. 43].

Следующее объяснение назначения стихов в сборниках, применительно уже к «никонианским»

компиляциям XVII в., дает Т.В. Панич: включение стихотворных произведений усиливало общее звучание и

эмоциональное воздействие отдельных фрагментов сборника [25, с. 62]. Н.Д. Зольникова, в свою очередь,

делает интересные выводы касательно причин включения в сборники простонародных произведений.

Исследовательница считает, что они смягчали переход между серьезными богословскими сочинениями и

стихотворным чтением [15, с. 185].

А.И. Плигузов одним из первых заметил несовпадение некоторых статей с общей направленностью

сборников, указывая при этом, что их включение имеет определенный смысл для самих составителей

[20, с. 109]. По мнению Н.Д. Зольниковой, в ряде случаев нельзя назвать четкой логической причины

помещения произведения в сборник [15, с. 185]. Тем не менее, она строит догадки по поводу возможных

мотивов их использования. Таковыми оказываются внесение в сборник отвлеченных рассуждений с целью

интеллектуальной «разрядки» читателя, а также пристрастие к тем или иным произведениям составителя

компиляции [15, с. 185, 189]. Е.К. Ромодановская приводит собственное заключение, согласно которому

комплектование сборников происходило по принципу поучительности [30, с. 15]. Е.М. Юхименко разъясняет

это положение и отмечает, что смена радости на печаль в старообрядческих текстах усиливала их

назидательный смысл [35, с. 460].

Следует заключить, что археографами XX–XXI вв. выработана сложная концепция построения

старообрядческих сборников. В ряде случаев специалисты вступают в противоречие касательно факторов,

регулировавших состав компиляций. Однако в основной своей массе выводы ученых дополняют друг друга,

что явственно свидетельствует о возможности успешной систематизации и научного применения полученных

знаний в ходе дальнейших исследований. 1. Агеева Е.А. Старообрядческий полемический сборник XIX века: к вопросу о браке у старообрядцев // Вестник церковной истории. 2011. № 3-4. С. 191-200.

2. Беляева О.К. Редакторская работа выговских книжников над Дьяконовскими ответами // Русское общество и литература позднего феодализма.

Новосибирск, 1996. С. 37-52. 3. Грицевская И.М. Структура старообрядческих сборников: Соловецкий и Пустозерский циклы в сборнике из Нижегородской областной библиотеки //

Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2009. № 4. С.288-294.

4. Гурьянова Н.С. «Книга» Геронтия Соловецкого // Общественное сознание и литература России: источники и исследования. Новосибирск, 2008. С. 3-21. 5. Гурьянова Н.С. О сборнике, составленном Мануилом Петровым // Рукописи XVI-XXI вв.: исследования и публикации. Новосибирск, 2013. С. 191-218.

6. Гурьянова Н.С. О предисловиях к старообрядческим сборникам // Гуманитарные науки в Сибири. 2013. № 3. С. 43-48.

69

7. Гурьянова Н.С. Сочинения лидеров раннего этапа старообрядческого движения и оформление эсхатологического учения в XVIII в. // Религиозные и

политические идеи в произведениях деятелей русской культуры XVI-XXI вв. Новосибирск, 2015. С. 93-125.

8. Гурьянова Н.С. «История Выговской старообрядческой пустыни» И. Филиппова (к истории создания текста) // Источники по истории общественного сознания и литературы периода феодализма. Новосибирск, 1991. С. 178-195.

9. Демкова Н.С. Титова Л.В. Из истории старообрядческой публицистики начала XVIII в. // Археографические исследования отечественной истории:

текст источника в литературных и общественных связях. Новосибирск, 2009. С. 187-208. 10. Демидова Л.Д. Об истоках традиции почитания мучеников за веру старообрядцами // Религиозные и политические идеи в произведениях деятелей

русской культуры XVI-XXI вв. Новосибирск, 2015. С. 41-57.

11. Демкова Н.С. Титова Л.В. Сочинения Аввакума и полемистов его круга в компиляциях конца XVII – начала XVIII в. // Общественное сознание и литература России: источники и исследования. Новосибирск, 2008. С. 178-232.

12. Журавель О.Д. Выговские риторики и проблема типологии старообрядческой проповеди // Общественное сознание и литература России: источники

и исследования. Новосибирск, 2008. С. 54-86. 13. Журавель О.Д. Повествования агиографического типа в поздней старообрядческой традиции // Исторические и литературные памятники «высокой»

и «низовой» культуры в России XVI-XX вв. Новосибирск, 2003. С. 204-228.

14. Журова Л.И. Сочинения Максима Грека в системе Алтайского (Сибирского) сборника // Гуманитарные науки в Сибири. 2009. № 3. С. 11-15. 15. Зольникова Н.Д. Старообрядческий нравоучительный сборник непостоянного состава // Исторические источники и литературные памятники XVI-

XX вв. Новосибирск, 2004. С. 178-202.

16. Зольникова Н.Д. «Стихотворение о всеядцах» (памятник старообрядческой полемики) // Проблемы истории русской книжности, культуры и общественного сознания. Новосибирск, 2000. С. 42-51.

17. Зольникова Н.Д. Работа урало-сибирских староверов-часовенных с книгой в XX в. // Гуманитарные науки в Сибири. 2001. № 3. С. 64-69.

18. Никаноров И.Н. Постановление легендарного старообрядческого собора и сборник «Отеческие завещания» // Гуманитарные науки в Сибири. 2013. № 4. С. 67-71.

19. Шашков А.Т. Обличение на Соловецкую челобитную Юрия Крижанича и споры XVII в. вокруг Максима Грека // Сибирское источниковедение и

археография. Новосибирск, 1980. С. 59-72.

20. Плигузов А.И. Авторские сборники основателей Выговской пустыни // Древнерусская рукописная книга и её бытование в Сибири. Новосибирск,

1982. С. 103-112.

21. Мальцев А.И. Археографический обзор сочинений Евфимия // Рукописная традиция XVI-XIX вв. на востоке России. Новосибирск, 1983. С. 164-178. 22. Куандыков Л.К. Выговские сочинения XVIII в. о скитском житии // Общественное сознание, книжность и литература периода феодализма.

Новосибирск, 1990. С. 30-36.

23. Куандыков Л.К. Филипповские полемические сочинения XIX в. о скитской жизни // Древнерусская рукописная книга и её бытование в Сибири. Новосибирск, 1982. С. 113-124.

24. Лабынцев Ю.А. Памятники древнерусской книжности и литературы в старообрядческих изданиях Супрасльской типографии (XVIII в.) // ТОДРЛ.

Л., 1981. Т.36. С. 209-215. 25. Никаноров И.Н. О рационализме мышления старообрядцев в XVIII в. // Материалы 52-й Международной научной конференции МНСК-2014.

Новосибирск, 2014. С. 63-64.

26. Панич Т.В. «Щит веры» – памятник антилатинской полемики конца XVII века (структура, состав, литературные особенности) // Источники по русской истории и литературе: Средневековье и Новое время. Новосибирск, 2000. С. 44-72.

27. Пихоя Р.Г. Книжно-рукописная традиция Урала XVIII – начала XX в. (к постановке проблемы) // Источники по культуре и классовой борьбе

феодального периода. Новосибирск, 1982. С. 101-104. 28. Починская М.В. Старообрядческое книгопечатание XVIII – первой четверти XIX веков. Екатеринбург, 1994. 184 с.

29. Першина М.В. Филипповская община г. Тюмени и Братский двор // Гуманитарные науки в Сибири. 2009. № 3. С. 19-23.

30. Ромодановская Е.К. «Повесть о царе Агее» в контексте рукописных сборников. II. Повесть о бражнике // Исследования по истории литературы и общественного сознания феодальной России. Новосибирск, 1992. С. 13-16.

31. Рыков Ю.Д. Неизвестный писатель XIX в. Петр Юродивый и его эсхатологические сочинения // Старообрядчество в России (XVII-XX вв.): сб. науч.

трудов / Отв. ред. и сост. Е.М. Юхименко. М., 1999. С. 149-189.

32. Сироткин С.В. Устный кержецкий синодик // Старообрядчество в России (XVII-XX вв.): сб. науч. трудов / Отв. ред. и сост. Е.М. Юхименко. М., 1999.

С. 290-300.

33. Старухин Н.А. Проблема изучения творческого наследия старообрядческого писателя Г.А. Страхова // Гуманитарные науки в Сибири. 2009. № 3. С. 113-115. 34. Титова Л. В. К вопросу о происхождении «Ответа православных» дьякона Федора Иванова // Гуманитарные науки в Сибири. 2011. № 4. С. 3-7.

35. Юхименко Е.М. Выговский старообрядческий автор – толкователь евангельского текста // Общественная мысль и традиции русской духовной

культуры в исторических и литературных памятниках XVIII-XX вв. Новосибирск, 2005. С. 454-463. 36. Юхименко Е.М. К вопросу о связи Сибири с Выгом и роли братьев Семеновых (новонайденное «Слово о житии Иоанна Выгорецкого») //

Источники по истории общественного сознания и литературы периода феодализма. Новосибирск, 1991. С. 223-245.

УДК 351.74 (28-8тоб)

А.А. Васильцова



студентка

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ТОБОЛЬСКОЙ УЕЗДНО-ГОРОДСКОЙ РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКОЙ

МИЛИЦИИ В ПЕРВЫЕ ГОДЫ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ (1917–1921 ГГ.) Большевики, захватившие в октябре 1917 г. власть в России, ставили своей задачей удержать ее при любых обстоятельствах.

Одним из способов удержания власти стало создание новой системы правоохранительных органов в центре и на местах, в обязанности

которых входило не только поддержание общественного порядка, но и борьба с контрреволюцией. В число таких органов входила уездно-городская рабоче-крестьянская милиция Тобольской губернии, характеристике деятельности которой посвящена настоящая статья.

Ключевые слова: рабоче-крестьянская милиция, Тобольская губерния, Советская власть, большевики.

70

A.A. Vasiltsova



THE ACTIVITIES OF THE TOBOLSK UYEZD-TOWN WORKER-PEASANT MILITIA

IN THE FIRST YEARS OF SOVIET POWER (1917–1921)

The Bolsheviks, seized in October 1917 the power in Russia, set the goal to keep it under any circumstances. One way to keep power was the

creation of a new system of law enforcement bodies in the center and in the field, whose responsibilities included not only the maintenance of public order, but also the struggle against the counterrevolution. These agencies included County-to-city worker-peasant militia of Tobolsk province, the

characteristics of the activity which is the subject of this article.

Key words: working-peasant militia, Tobolsk province, Soviet power, the Bolsheviks.

События Октября 1917 г. и приход к власти большевиков коренным образом отразились на судьбе

российского народа и страны в целом. Захватив власть в свои руки, члены партии РСДРП (б) столкнулись с

неприятием своей политики и взглядов значительной частью интеллигенции, предпринимателей, офицерства,

представителей оппозиционных партий и др. Шаткость положения и неопределенность, нарастающие в

условиях начинающейся гражданской войны и интервенции, заставили большевиков предпринимать меры по

удержанию власти. Одной из таких мер стало создание правоохранительных органов как в центре, так и на

местах, которые следили не только за общественным порядком, но и боролись с контрреволюционными силами

в стране.

10 июня 1920 г. был принят Декрет ВЦИК «О рабоче-крестьянской милиции», который определял

структуру, функции и полномочия нового правоохранительного органа. Так, к ведению уездных и городских

управлений милиции относились руководство деятельностью милиции в пределах уезда или города;

распределение старших и младших милиционеров по районам уезда и города; заведывание резервами милиции,

арестными домами; составление отчетов о деятельности милиции и представление требуемых сведений;

ведение культурно-просветительных работ и т.п. [1].

При Управлении городской и уездной милиции состояли конный резерв, рассыльные, архив и

помещение для арестованных.

Уездно-городская милиция в Тобольске начала создаваться с июня 1917 г. К 1919 г. личный состав

тобольской милиции состоял из 320 человек, в том числе 32 человека командного состава. Среди сотрудников

милиции были начальник управления, 35 старших и 204 младших милиционера, канцелярские сотрудники. На

командные должности вербовались кандидаты из рабочих и крестьян. Почти весь строевой состав проходил

военную службу в старой (царской) или новой (красной) армии [3, л. 19].

На основании декрета «О советской рабоче-крестьянской милиции» от 3 апреля 1919 г., в ряды милиции

необходимо было привлекать наиболее сознательных рядовых рабочих и крестьян. Декрет открывал

возможность более строгого набора работников. Предписывалось, чтобы каждый милиционер был грамотным и

дисциплинированным. Желательно было привлекать на службу в милицию бывших солдат и красноармейцев

(вернувшихся из плена, уволенных вследствие ранения и т.п.). Среди милиционеров организовывались ячейки

коммунистов, причем каждый коммунист-милиционер должен был иметь отчетливое представление о

программе партии коммунистов [2, л. 27].

Милиционерами не могли стать лица, состоящие под следствием и судом по обвинению в преступлении,

несостоятельные должники, состоящие под опекой за расточительство, содержатели домов терпимости.

Все члены советской рабоче-крестьянской милиции при исполнении ими своих служебных обязанностей

должны были носить установленную форму или отличительный знак.

Вопрос об обмундировании и обуви в милиции обстоял остро. В 1920 г. на 230 сотрудников тобольская

милиция получила лишь 100 комплектов формы и 50 пар обуви [2, л. 21]. При этом обмундирование за

государственный счет получали только милиционеры и командный состав милиции (заведующий, начальники,

их помощники и инструкторы). Ни служащим канцелярии, ни агентам уголовного розыска, ни должностным

лицам рядового состава обмундирование не полагалось и никакие материалы из запасов милиции не

выдавались, даже за плату. Каждый милиционер или командир, оставлявший службу в милиции, обязан был

возвратить все полученное обмундирование. Точно также при получении обмундирования (шинели, френча,

обуви и т.д.) милиционер обязан был сдавать все изношенные вещи, которые затем управление милиции

должно было передать местным Совнаркомам для соответствующего исполнения [3, л. 27 об.].

Основным направлением деятельности уездно-городской милиции являлась охрана революционного

порядка и гражданской безопасности.

Большое место в Тобольской милиции с самого начала ее существования занимало поддержание

общественного порядка на улицах, площадях, в парках и других общественных местах.

В условиях ожесточенной борьбы с интервенцией и внутренней контрреволюцией преступность

наносила огромный вред государству, и задачи по борьбе с этим явлением были поставлены перед милицией

сразу после ее образования. Главное управление милиции в июле 1920 г. потребовало от местных органов

очистить страну от наиболее опасных преступников-рецидивистов. Губернское управление в соответствии с

указаниями Главного управления милиции приняло конкретные меры к усилению борьбы с уголовной

преступностью и правонарушениями. В ходе работы, исходя из отчета начальника милиции, с 1922 по 1923 гг.

71

были задержаны обвиняемые по следующим видам преступлений: за проституцию – 5 чел., изнасилование – 2,

грабежи – 2, конокрадство – 10, кражи – 58, задержано самогонщиков – 153, обнаружено трупов – 20 и др. [4,

с. 60].

Большую опасность для государства в годы интервенции и гражданской войны представляла спекуляция,

которая нередко была связана с хищениями государственного имущества. Центральные органы

государственной власти издали ряд правовых актов, предусматривающих суровое наказании за это

преступление. 21 октября 1919 г. СНК был издан декрет «О борьбе со спекуляцией, хищениями в

государственных складах, подлогами и другими злоупотреблениями по должности в хозяйственных и

распределительных органах».

Борьбу со спекуляцией органы милиции вели совместно с ЧК. 13 июля 1921 г. Тобольский уездный

военно-революционный комитет в целях борьбы со спекуляцией хлебопродуктами и незаконным вывозом их за

пределы Тобольского уезда предложил милиции вести тщательное наблюдение за всеми передвижениями

граждан по волостям уезда. Проверку документов и багажа у лиц, прибывающих в г. Тобольск и убывающих из

него, производили местные отделения речной милиции. Лица, не имеющие пропусков или удостоверений

личности, а также лица, скупающие продукты без наличия у них разрешения Тобольского уездного отдела

управления, арестовывались и направлялись в г. Тобольск для заключения в концентрационный лагерь.

Контроль над выполнением этого решения возлагался на уездную милицию [4, с. 70].

Защищая народное достояние, Тобольская милиция вела борьбу с истреблением пушного зверя и рыбы,

незаконной охотой и контрабандой. Так, органам речной милиции вменялось в обязанность осматривать все

пароходы и суда, идущие с Тобольского севера, на предмет вывоза пушнины и продовольствия.

Не меньшим злом, чем спекуляция, являлось тайное изготовление и продажа спиртных напитков. В

условиях острой нехватки продовольствия вообще и особенно хлеба самогоноварение вело к уничтожению

такого необходимого для населения зерна и других продуктов. Учитывая большую опасность самогоноварения,

СНК РСФСР 19 декабря 1919 г. издал декрет «О воспрещении на территории РСФСР изготовления и продажи

спирта, крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих веществ». Непосредственное

наблюдение за исполнением декрета было возложено на милицию, которая была обязана возбуждать уголовные

дела по фактам нарушения декрета и передавать их в суд.

Принимая во внимание общее тяжелое продовольственное положение, борьба с самогоноварением и его

неизменным спутником – пьянством – была одной из основных задач Тобольской милиции, начиная с момента

ее издания [5].

В феврале 1920 г. подотдел управления губмилиции предложил начальникам городских и уездных

милиций принять самые строгие меры по борьбе с пьянством, винокурением и торговлей самогоном. Особенно

тяжелое положение сложилось в Тобольском уезде. Виновных предписывалось считать злейшими врагами

РСФСР и наказывать по всей строгости закона [4, с. 70].

Еще одним направлением деятельности органов милиции являлся уголовный розыск, который входил в

систему Наркомюста, а оперативно-розыскная деятельность осуществлялась работниками уголовного розыска

не самостоятельно, а лишь по поручениям следственных и судебных органов. Это отрицательно сказывалось на

организации борьбы с преступностью. 5 октября 1918 г. коллегия Народного комиссариата внутренних дел

утвердила Положение о советском уголовном розыске, органы которого стали составной частью аппарата

рабоче-крестьянской милиции. В работе уголовного розыска обозначались два направления: процессуальное и оперативно-розыскное. В

первом случае сотрудники уголовного розыска производили осмотры мест преступления, делали выемки, сбор

вещественных доказательств, производили обыски, задержания, допросы потерпевших, обвиняемых и

свидетелей, во втором – негласно наблюдали за подозреваемыми лицами, разного рода притонами и т.д. [5].

В целом, необходимо отметить, что хотя милиция и мыслилась как служба охраны общественного

порядка, но на деле в своей деятельности они сохраняла и «приемы полицейско-охранных преследований» при

отсутствии гарантий «не только беспристрастного производства, но и элементарной безопасности для

привлекаемых к суду».

Деятельность Тобольской рабоче-крестьянской милиции была направлена на обеспечение

общественного спокойствия и одновременно на охрану нового социалистического общественного порядка, что

в годы гражданской войны было крайне необходимо большевикам, особенно в тех районах страны, где

большевистская власть была крайне неустойчивой.

1. Декрет ВЦИК СНК РСФСР от 10.06.1920 г. «О рабоче-крестьянской милиции» (положение) // URL:http:www.lawmix.ru/ (дата

обр. – 01.06.2015). 2. ГБУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 272. Оп. 1. Д. 1.


4. Летопись тюменской милиции. Тюмень: «Вектор Бук», 2002. 240 с. 5. Положение о рабоче-крестьянской милиции 1920 г. [Электронный ресурс]. URL: http://www.prlib.ru/ (дата обр. – 18.05.2015).

6. Фирсов И.Ф. Создание и становление уголовного розыска в Тюменском регионе (1918-1923 гг.) // Современные научные

исследования и инновации. 2014. № 10 // URL: http://web.snauka.ru/ (дата обр. – 30.05.2015).

http://www.lawmix.ru/

72

УДК 343.8(2Р53)

Е.В. Герт



студентка

ОБРАЗОВАНИЕ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ТОБОЛЬСКОГО ОКРУЖНОГО СУДА (1897–1914 ГГ.)

В статье прослеживается процесс образования Тобольского окружного суда, дается характеристика основных направлений его деятельности, порядок отправления судопроизводства, делается вывод о значении данного органа в отправлении судопроизводства на

местах.

Ключевые слова: Тобольская губерния, окружной суд, судебная инстанция, приговоры.

E.V. Gert



EDUCATION AND THE ACTIVITIES OF THE TOBOLSK DISTRICT COURT (1897–1914)

The article traces the process of formation of the Tobolsk district court, describes the main directions of its activity, the administration of justice, the conclusion about the importance of this organ in the administration of justice.

Key words: Tobolsk governorate, district court, court, verdicts.

1860–1870-е гг. в российской истории традиционно называют эпохой Великих реформ, связанных с

кардинальными преобразованиями в социально-экономической жизни общества, приведших к ее

либерализации. Одной из таких реформ стала судебная реформа 1864 г., в рамках которой были созданы

окружные и мировые суды, введен институт присяжных заседателей, а сама судебная власть окончательно

отделена от законодательной и исполнительной.

В настоящей статье рассмотрим деятельность Тобольского окружного суда, разрешавшего споры между

частными лицами, а также государством и частными лицами.

Окружной суд в Тобольске был открыт 2 июля 1897 г. на основании временных штатов с подчинением

Казанской судебной палате. Как отмечают источники, здание Тобольского губернского суда по этому случаю

было отремонтировано, украшено флагами, зеленью, декорировано тканью. Прибывающих почетных гостей

встречали у парадного крыльца хозяева – судьи и чины прокурорского надзора, причем дамам вручались

букеты цветов, перевязанные темно-зеленою лентой, с вычеканенными золотом словами: «2 июля 1897 г.

Открытие Тобольского окружного суда» – «суда скорого, правого и милостивого» [8]. Духовенство

Тобольского кафедрального собора установило в зале суда икону Тобольской Божьей Матери. Было совершено

торжественное богослужение. Одновременно с открытием окружного суда открылись мировые судебные

установления.

С 14 мая 1899 г. Тобольский окружной суд стал подчиняться вновь открытой Омской судебной палате.

Были введены должности мировых судей. В период с 1913 по 1917 гг. суд располагался в доме купцов

Корниловых.

Структурно окружной суд состоял из двух отделений, был судом III-го разряда, с председателем и одним

его товарищем. Между членами окружного суда распределялись обязанности старшего нотариуса и

непременного члена мирового съезда [4, л. 18].

К подсудности рассматриваемого суда относились все уголовные дела, изъятые из ведения мировых

судей. Так как суд присяжных в Сибири был введен только в 1909 г., до этого времени дела о преступлениях и

проступках, за которые в законе были предусмотрены наказания, соединенные с лишением или ограничением

прав состояния, также рассматривались окружным судом. Кроме того, на окружные суды была возложена

обязанность съездов мировых судей и надзор за ними.

Деятельность Тобольского окружного суда проходила в сложных условиях. Пришлось столкнуться с

многочисленными проблемами. Одной из таких проблем было то, что новые судебные правила обязали

окружные суды проводить выездные заседания в городах губернии. Таких выездных сессий Тобольскому

окружному суду приходилось проводить от 19 до 28 ежегодно [7, л. 27].

В местах, где проходили выездные сессии окружного суда, отсутствовали специальные помещения.

Чаще всего зданиями для заседаний служили старые школы, казармы, клубы. Атмосфера, царившая на

выездных заседаниях окружных судов, была далеко не подходящей для служения Фемиде. «Во время процесса,

– наблюдал Вейсман, – не раз приходилось слышать хлопанье пробок, стуки киев, пьяные голоса посетителей»

[1, с. 45]. Нередко преградой для создания новых пунктов для выездного отделения суда было отсутствие

подходящего помещения.

Юрисдикция Тобольского окружного суда распространялась на десять уездов: Тобольский, Тюменский,

Тюкалинский, Тарский, Ялуторовский, Курганский, Ишимский, Туринский, Березовский и Сургутский.

На 1 января 1897 г. состояло на службе 23 заседателя суда, относящихся к IX классу должности,

9 секретарей суда, относящихся к X классу, 17 столоначальников и 10 их помощников, относящихся к

73

XII классу должности, 26 судебных следователей, которые относились к VIII классу должности, 9 окружных

судей VII класса деятельности, один председатель V класса и др. [4, л. 12–15].

Тобольский окружной суд включал в себя уголовное и гражданское отделение. Во главе суда стоял

назначаемый на должность министром юстиции с согласия императора председатель. Уголовным и

гражданским отделением руководили товарищи, т.е. заместители председателя. Предварительным

расследованием по делам занимались судебные следователи.

Распределение обязанностей между отделениями суда происходило исходя из количества поступающих

в суд дел.

В состав суда приглашались судебные следователи или почетные мировые судьи. Члены суда и

председатель, а также лица прокурорского надзора обязаны были присутствовать на заседаниях в форменных

мундирах.

К полномочиям председателя суда относились: осуществление общего наблюдения за движением,

правильностью и быстротой делопроизводства в окружном суде; председательство на общем собрании

отделений суда и в особых присутствиях. Он заведовал делами, относящимися к личному составу суда, кассой,

регистратурой, перепиской и отчетностью суда, архивом, заготовлением необходимых для суда и судей книг и

альбомов, которые он заверял своей подписью и печатью. Председатель назначал и распределял штат

канцелярии, делал распоряжения об исправлении должностей кандидатов на судебные должности.

Товарищи председателя надзирали за делопроизводством отделений и руководили их работой. Их права

и обязанности были аналогичны правам и обязанностям председателя суда: назначали и увольняли в своих

отделениях вольнонаемных писцов, определяли размер их жалования; следили за деятельностью

командированных в их отделение кандидатов на судебные должности, давали последним наставления и

указания по составлению определений и приговоров, помогали в изучении всего того, что входило в их

должностные обязанности, сообщали председателю суда свои заключения о способностях и добросовестности

того или иного кандидата.

Лица, назначавшиеся на должности председателя, товарища председателя, а также члена окружного суда

имели, как правило, высшее юридическое образование, были выпускниками ведущих высших заведений

Российской империи и обладали достаточно большим опытом работы по судебной части.

Члены суда имели в своем исключительном распоряжении состоящие в отделениях столы. Они лично

докладывали дела на распорядительных заседаниях, на общем собрании отделений и на публичных заседаниях.

Они предоставляли в окончательной форме решения по докладываемым ими делам. Помимо своих прямых

обязанностей по составлению и предоставлению приговоров, решений и т.д. на них возлагалась обязанность

принимать прошения, подаваемые в суд по особой очереди, участвовать в ревизии счетоводства суда,

ревизовать делопроизводство подведомственных суду учреждений и лиц, в случае необходимости заменять

председателя в различных административных присутствиях. В таком случае председатель, прерывая свои

обязанности по каким-либо причинам, должен был временно возложить свои обязанности на одного из судей и

сделать запись об этом в книгу приказов [4, л. 23–25].

В конце каждого года комиссия, состоящая из председателя и председательствующих в отделениях,

должна была обсуждать возможные кадровые перестановки. Заключение об этом выносилось на общее

собрание отделений суда, готовился отчет.

В каждое отделение Тобольского окружного суда входила канцелярия, которая была подведомственна

председательствующему отделения. В нее входили: секретарь, помощник секретаря, канцелярские чиновники,

вольнонаемные писцы. Основной деятельностью канцелярии было ведение делопроизводства и прием

прошений. Рабочий день для служащих канцелярии начинался в 9 утра и продолжался до времени,

определенного председателем или председательствующим в суде.

Формулярные списки на 1 января 1998 г. свидетельствуют о том, что большинство служащих

Тобольского окружного суда было православного вероисповедания, имело различные награды и ордена.

Многие служащие окружного суда получили свое образование в Казанском императорском университете,

окончив юридический факультет и получив дипломы разных степеней. Некоторые имели степень кандидата

юридических наук. В среднем жалование работника Тобольского окружного суда составляло 2 500 рублей в

год. Из числа должностных лиц Тобольского окружного суда, а также членов их семей только малая часть

владела дорогим недвижимым имуществом [5, л. 5–87].

Обратимся к характеристике основных направлений деятельности Тобольского окружного суда, к

которым относится рассмотрение гражданских и уголовных дел.

Гражданские дела рассматривались в среднем от 6-ти месяцев до года. Данный срок при действующей

тогда большой нагрузке судей гражданского отделения окружного суда нельзя считать длительным. Принятые

судом решения по гражданским делам по первой инстанции считались неокончательными и подлежали

обжалованию в апелляционном порядке в Омской судебной палате. В результате проверки в вышестоящих

инстанциях решения окружных судов в большинстве случаев оставались без изменения.

За период своего существования с 1897 по 1917 гг. Тобольский окружной суд рассмотрел 4 234 дела

гражданской подсудности [2, л. 32.]

Исходя из проанализированных архивных данных, можно сделать следующие выводы: самыми

распространенными делами, которые рассматривал Тобольский окружной суд, были дела, связанные с

утверждением к исполнению духовных завещаний. Всего за 1897–1917 гг. было рассмотрено около 2 000 таких

74

дел. Также суд за обозначенный период времени рассмотрел 302 дела о разделе наследственного имущества,

249 – о признании за гражданами права собственности на недвижимое имущество, 151 – о признании законной

регистрации внебрачных детей, 83 –об усыновлении (удочерении) несовершеннолетних [6, л. 46].

Гражданским отделением рассматривались следующие дела: о праве собственности на недвижимые

имения; о взыскании по векселям, заемным письмам и долговым обязательствам, обеспеченным залогом

недвижимого имения или закладом движимого имущества; об утверждении и исполнении духовных завещаний;

по спорам против подлинности и действительности духовных завещаний; о наследстве по закону; о разделе

имущества; о выкупе родовых умений; о безвестном отсутствии и проч.

За полчаса до начала судебного заседания рассыльный или дежурный судебный пристав впускал лиц,

желающих посетить судебное заседание, в специально отведенные для них места в зале. Число приглашенных

не должно было быть больше числа, указанного в объявлении, которое заранее вывешивалось у входа в зал

судебного заседания. В качестве исключения председатель суда мог разрешить вход только по билетам, чтобы

избежать беспорядка среди публики [1, с. 118].

Для судей и чинов прокурорского надзора предоставлялись определенные места, которые кроме них

могли занять только лица, которым это право было предоставлено председателем суда или

председательствующим на заседании. Лица, состоящие на службе, в эту часть зала имели право войти только в

форме.

Судьи занимали места по старшинству в зависимости от назначения каждого на должность.

Приглашенные на заседания окружного суда лица из других ведомств находились по правую руку от

председателя, а члены суда по левую.

Корреспонденты газет и стенографы имели право присутствовать на судебных заседаниях только при

наличии именных билетов, которые выдавались председателем суда [3, л. 29].

Уголовные дела Тобольский окружной суд рассматривал по правилам, закрепленным в «Уставе

уголовного судопроизводства», а также во «Временных правилах о применении судебных уставов к губерниям

и областям Сибири». В качестве суда первой инстанции окружному суду была подсудна основная часть

совершенных на территории его округа серьезных общеуголовных преступлений. Помимо этого, суд в качестве

апелляционной инстанции проверял приговоры мировых судей своего округа.

Основными уголовными делами, которые рассматривал суд, были: святотатство и разрытие могил,

лжеприсяга, преступления против порядка управления, подлоги и похищения правительственных актов,

служебные преступления, фальшивомонетничество, преступления против законов о воинской повинности,

лжесвидетельство, ложные доносы, побеги ссыльнопоселенцев с мест содержания, преступления против

нравственности, преступления против печати, убийство, самоубийство и др. [4, л. 4 об.].

Перед тем как в окружном суде производилось разбирательство уголовного дела, проходило так

называемое распорядительное заседание, на котором заслушивались заключения прокурора и доклад одного из

членов суда, назначенного председателем судебного заседания. Также на распорядительном заседании

окружного суда обсуждались следующие вопросы: не требует ли дело каких-либо особенных распоряжений со

стороны суда, каков дальнейший порядок судебного производства по делу [1, с. 116].

Тобольский окружной суд рассматривал уголовные дела коллегиально. Судебное заседание начиналось

при наличии трех судей, в том числе председателя суда или занимающего его должность, прокурора или его

товарища и секретаря, а также его помощника.

Судебное следствие производилось публично, кроме случаев, предусмотренных «Уставом уголовного

судопроизводства». Следствие начиналось с чтения обвинительного акта государственным обвинителем, т.е.

прокурором, который как блюститель закона был обязан давать суду заключения по каждому вопросу,

возникающему в ходе процесса. После краткого изложения существа обвинения председатель суда спрашивал

обвиняемого, признает ли он себя виновным. После того как подсудимый признал свою вину ему предлагались

дальнейшие вопросы, относящиеся к обстоятельствам совершенного преступления. Согласно закону,

подсудимый, не признавший свою вину в совершении преступления, не подвергался допросу ни со стороны

состава суда, ни со стороны прокурора [8]. Затем суд приступал «к рассмотрению и проверке доказательств».

Исходя из анализа архивных данных, срок рассмотрения уголовных дел Тобольским окружным судом

был незначителен и составлял в среднем 1,5 – 2,5 месяца [5, л. 23].

Приговоры окружного суда подлежали обжалованию в апелляционном порядке, так как являлись

неокончательными. На приговоры Тобольского окружного суда допускались апелляционные отзывы частных

обвинителей и гражданских истцов, подсудимых, а также протесты лиц прокурорского надзора.

Произведенные нами подсчеты показали, что за период своего существования Тобольский окружной суд

рассмотрел 3 662 уголовных дела. Из них наибольшее количество дел было заведено в отношении таких

преступлений, как кражи имущественного характера (1 728 дел), конокрадство (562), убийства (309), нанесение

оскорблений должностным лицам (274), нанесение тяжких телесных повреждений (82), совершение побега с

мест содержания (74) [6, л. 28.]

Тобольскому окружному суду как суду первой инстанции были подсудны все иски, не подлежащие

ведомству мировых судей. Кроме того, названный суд в качестве суда апелляционной инстанции поверял

решения по гражданским делам мировых судей своего округа.

Всего за период своего существования (1897–1917 гг.) Тобольский окружной суд рассмотрел свыше

7 800 дел: 4 234 гражданской и 3 662 уголовной подсудности.

75

Он являлся органом для разрешения споров о праве, арбитром в спорах частных лиц, в конфликтах

между государством и частными лицами. Члены суда, несмотря на большие трудности, связанные с их

деятельностью, справлялись со значительным потоком дел, поступавших к ним на разрешение, рассматривали

дела объективно и в соответствии с законом, обеспечивая судебную защиту тем, кто в ней нуждался. 1. Абрамитов С.А. История Иркутского окружного суда: 1897 – февраль 1917 гг. : автореф. … дис. канд. ист. наук. Иркутск, 2005. 28 c.


3. ГБУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 158 Оп. 1. Д. 17. 4. ГБУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 158. Оп. 1. Д. 19.

5. ГБУТО ГА в г. Тобольске. Ф158. Оп.1. Д. 268.

6. ГБУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 158. Оп. 1. Д. 324. 7. ГБУТО ГА в г. Тобольске. Ф.158. Оп. 2. Д. 97.

8. Становление судебной власти в Тобольском районе. URL://http://tobolsky.tum.sudrf.ru (дата обр.: 24.05.2015).

УДК 93/94

Е.С. Гусенбекова


студентка

СОТРУДНИЧЕСТВО ХРИСАНФА МЕФОДЬЕВИЧА ЛОПАРЕВА С НАУЧНЫМИ ОБЩЕСТВАМИ

В статье рассматривается сотрудничество ученого-византиниста Х.М. Лопарева с научными обществами, которые повлияли на

становление его как специалиста, компетентного в различных областях науки, и сформировали его профессиональное окружение. Ключевые слова: научное общество, российская наука, Императорское Православное Палестинское Общество, Общество

любителей древней письменности, археография, археология, древнерусская литература, научная комиссия.

E.S. Gusenbekova


COOPERATION BETWEEN C.M. LOPAREV AND THE SCIENTIFIC SOCIETIES

The article examines the activities of the scientist Byzantinologist C.M. Loparev in collaboration with scientific societies of the XIX century,

which influenced him formation as a specialist competent in the various fields of science and shaped his professional environment.

Key words: scientific society, the Russian science, the Imperial Orthodox Palestine Society, the Society of Lovers of Ancient Literature, Archeography, Archeology, Old Russian literature, scientific commission.

Хрисанф Мефодьевич Лопарев является значимой фигурой русской исторической науки XIX века.

Уроженец Тобольского Севера, выходец из бедной крестьянской семьи, он, благодаря своему таланту, упорству

и невероятной работоспособности, стал ученым с европейским именем.

Х.М. Лопарев обладал крупной и ценной по своим качествам силой, совмещая в себе специалиста,

компетентного в области истории и древнерусской литературы. «Большой знаток двух специальностей, он

неутомимо, с увлечением стремился в область неизвестного, неисследованного материала», – писал о нем

профессор Московского университета М. Сперанский [7, с. 333].

Итогом научной деятельности Х.М. Лопарева являются более 100 научных работ и ряд открытий в

истории древнерусской литературы, что сделало имя сибиряка известным в научном мире.

Круг интересов Х.М. Лопарева формировало и его окружение. Еще в студенческие годы установились

связи ученого со многими выдающимися деятелями науки – филологами, историками, востоковедами,

богословами. Они оказали большое влияние на Х.М. Лопарева. Этот факт доказывает сохранившаяся

многочисленная переписка нашего земляка.

В фонде 107 Санкт-Петербургского филиала архива Российской Академии наук, хранятся письма к

Х.М. Лопареву от его более 500 корреспондентов. Это переписка ученого с представителями нескольких

поколений Петербургской школы – византиеведов, археографов, археологов.

Судя по объему корреспонденции, тесные отношения сложились между Х.М Лопаревым и профессором

Санкт-Петербургского университета В.Г. Васильевским, археологом и историком И.Е. Забелиным, директором

Императорской публичной библиотеки Д.М. Кобеко, секретарем Общества любителей древней письменности

И.В. Помяловским, редактором изданий Общества любителей древней письменности П.Н. Тихановым,

основателем Императорского Православного Палестинского общества В.Н. Хитрово и многими другими

учеными.

Тематика переписки различна. Она характеризует взаимоотношения в научном сообществе того времени,

личные контакты респондентов, их общих знакомых, поездки и, что особенно ценно, творческую активность

Х.М. Лопарева.

Одно из дел указанного фонда – «Бумаги об избрании в члены различных ученых обществ и

учреждений…» [6, л. 56], которое дает нам представление о сотрудничестве Х.М. Лопарева с научными

объединениями. Его анализ показывает, что сибирский ученый являлся членом 30 различных обществ и

комиссий.

76

Научные общества сыграли выдающуюся роль в развитии российской науки в XIX веке. В это время

происходит разделение гуманитарных наук – филологии, истории, археологии, закладываются различные

научные направления. Но при этом тесная связь между учеными сообществами остается. На примере

общественной деятельности Х.М. Лопарева можно увидеть насколько пересекаются его интересы в различных

областях.

Еще в университете студент Х.М. Лопарев стал следить за текущими публикациями ведущих ученых

XIX в. и одновременно делал первые самостоятельные шаги в издании своих статей и сообщений в

Филологическом Обществе Петербургского университета. Статьи были посвящены вопросам истории

византийской церкви [3, с. 7]. Это было одно из научных направлений, выбранное Х.М. Лопаревым еще на

первом курсе университета под влиянием его наставника В.Г. Васильевского.

После окончания университета, с легкой руки профессора, молодой ученый становится сотрудником

Императорского Православного Палестинского Общества (далее – ИППО). Ему была поставлена задача помочь

в поиске и издании текстов «хождений» древних паломников. Х.М. Лопарев пишет, что «этот период стал

поворотным пунктом в его начинающейся деятельности» [3, с. 7].

ИППО – старейшая научная и гуманитарная организация (создана в 1882 г.), которая организовывала

паломничества православных христиан в Палестину. Задачами ее также были развитие палестиноведения,

востоковедения и гуманитарное сотрудничество с народами Ближнего Востока. Находилось Общество под

непосредственным покровительством русского царя, а это означало, что финансировались проекты из

государственного бюджета. Благодаря такому высокому статусу ИППО имело большой авторитет в различных

слоях общества. Состав данной организации был разнообразен. Членами его являлись не только представители

аристократических фамилий, но и ученые, чиновники, дипломаты, купцы и крестьяне.

Молодым русским ученым, занимавшимся научной деятельностью при ИППО, оказывалась

материальная поддержка. Такую финансовую помощь получал и Х.М. Лопарев. Он имел возможность

совершать поездки с научными целями во многие библиотеки и архивы страны. Первой научной

командировкой молодого ученого была поездка в Москву. Вот как он пишет об этом: «В Москве, этой

сокровищнице старины, я невольно объят был пламенным рвением знакомиться с литературным наследием

старого времени; я бредил, видя рукописи во сне и наяву… мое пребывание в Москве в 1886 году было

решающим моментом…» [3, с. 7].

Во время таких научных командировок Х.М. Лопарев заводит множество интересных и полезных

знакомств с археографами, имевшими свои собрания рукописей, букинистами и антикварами, что его еще

больше воодушевляет. Он знакомится с графиней П.С. Уваровой (женой основателя Русского археологического

общества и Московского археологического общества – А.С. Уварова), выдающимся археологом и историком

И.Е. Забелиным, этнографом И.Е. Барсовым (вместе сотрудничали в Обществе истории и древностей

Российских), профессором словесности Казанской Духовной Академии И.Я. Порфирьевым, археологом

А.А. Титовым. Через своего учителя В.Г. Васильевского Х.М. Лопарев начинает сотрудничество с профессором

А.С. Павловым и Н.С. Тихонравовым (один из учредителей Общества Любителей Древней Письменности).

После возвращения в Санкт-Петербург Х.М. Лопарев на заседании отделения ученых исследований и

изданий ИППО единогласно избирается секретарем отделения. Ученый издает найденные им списки

«хождений» паломников: Василия Познякова, инока Зосимы, Трифона Коробейникова, Антония Новгородского

по святым местам Ближнего Востока, а также неизвестные памятники русско-византийской истории [11, с. 21].

Он регулярно участвовал во всех мероприятиях ИППО, присутствовал на годовом собрании [7, л. 10].

По делам Палестинского Общества через его секретаря В.Н. Хитрово Хрисанф Мефодьевич знакомится с

председателем Общества Любителей Древней Письменности (ОЛДП) Д.Ф. Кобеко, бывшим в то время и

председателем Ученого Отделения ИППО [3, с. 8]. Деятельность ОЛДП, целью которого было «издавать

славяно-русские рукописи, замечательные в научном, художественном или бытовом отношении» (из Устава

ОЛДП 1877 г.), заинтересовала молодого специалиста. Одним из учредителей его был предводитель

губернского дворянства граф Д.С. Шереметьев, покровитель Х.М. Лопарева, материально его поддерживавший.

В связи с поиском исторических документов для Палестинского Общества, Х.М. Лопарева допускают

пользоваться обширным собранием древних рукописей ОЛДП. Через некоторое время Д.Ф. Кобеко предлагает

ученому работу по описанию рукописей Общества. На эту мысль его навел сам Х.М. Лопарев: «Полюбив всей

душою книжное дело древней Руси, я увидел, что для меня открывается теперь та сфера деятельности, о

которой я позволял себе иногда только мечтать, и то не без робости…» [3, с. 9]. Вскоре ему предложили работу

помощника секретаря и библиотекаря ОЛДП. В ноябре 1891 г. Х.М. Лопарев стал его официальным секретарем

[3, с.12].

В течение нескольких лет он работал над описанием рукописей ОЛДП, чем внес значительный вклад в

его развитие. За 1887–1889 гг. Х.М. Лопаревым описано более 600 рукописей, касающихся славяно-русской и

греческой истории из собрания Музея Общества. Труд носит название «Описание рукописей Общества

любителей древней письменности» и включает три тома.

Во время работы в ОЛДП Х.М. Лопарев с научной целью совершил ряд поездок за границу – в Геную,

Флоренцию, Рим, Афон, открыв там множество новых списков. В 1902 г. ученый докладывал Д.Ф. Кобеко о

том, как проходит его командировка во Флоренцию.

77

Работа в ОЛДП открыла перед сибиряком еще одно направление научной деятельности – изучение

древнерусской литературы и библиографическое дело. Х.М. Лопарев все реже стал обращаться к вопросам

средневековой истории и переключил свое внимание на изучение памятников «родной старины».

Расширились не только границы научных интересов Х.М. Лопарева, но и его профессиональные связи.

Ученый сотрудничает с основателем ОЛДП князем П.П. Вяземским, профессором И.В. Помяловским

(Секретарь Общества любителей древней письменности, позже заведующий отделением древнеклассической

византийской и западноевропейской археологии при Русском археологическом обществе), П.Н. Тихановым

(членом-корреспондентом и редактором издания Общества). Это подтверждает их личная и деловая переписка

[9, с. 7]. Например, с Д.Ф. Кобеко ученый обменивался информацией о делах ОЛДП, отчитывался о

проделанной работе и обсуждал вопросы материального вознаграждения.

Кроме вышеуказанных лиц в состав ОЛДП входили филологи, историки, археографы, палеографы,

византинисты, литературоведы (В.Н. Бенешевич, Н.П. Кондаков, А.А. Дмитриевский, С.В. Смоленский,

А.В. Преображенский и др.), поэтому научные контакты с различными научными организациями,

учреждениями и частным кругом лиц были разносторонними и обширными.

Помимо ОЛДП, Х.М.

Лопарев был членом и других организаций, занимавшихся публикацией и введением в научный оборот

архивных источников. Он состоял в Обществе истории и древностей Российских (ОИДР, МОИДР) - первом

научном историческом обществе в Российской империи (основано в 1804 г.), в Императорской

археографической комиссии [2, с. 142], Археографической Комиссии Министерства народного просвещения.

Данные общества имели следующую специализацию: Археографическая комиссия изучала памятники

политического развития Русского государства; Общество истории и древностей Российских занималось

бытовыми памятниками и описаниями иностранцев России; Общество любителей древней письменности

изучало памятники внутренней бытовой жизни и жития святых.

29 января 1907 г. Императорская археографическая комиссия избрала младшего помощника

библиотекаря, надворного советника Х.М. Лопарева своим членом, в феврале ходатайствовала о чине

коллежского советника для него, в марте 1907 г. ученый был произведен в коллежские советники. В 1911 г. по

ходатайству комиссии он произведен в статские советники [10, с. 12].

Археографические комиссии были тесно связаны с археологическими обществами, с которыми тоже

сотрудничал Х.М. Лопарев. Ученый состоял членом-сотрудником Русского Археологического общества (с

1888 г.), Императорского археологического общества (с 1889 г.) [6, л. 1–2], Московского археологического

общества (с 1900) [4, с. 331].

Эти общества занимали центральное положение среди других крупнейших научных организаций

благодаря председательству высокопоставленных лиц императорской фамилии и выдающихся ученых, таких

как А.С. Уваров и его жена П.С. Уварова, И.Е. Забелин и др.

Хотелось бы отметить, что Х.М. Лопарев вел активную общественную деятельность не только в Санкт-

Петербурге и Москве. В личном деле ученого есть документы, подтверждающие его сотрудничество с

губернскими архивными и археографическими комиссиями. Так, например, в 1913 г. Тульская губернская

архивная комиссия жалует Хрисанфу Мефодьевичу звание Почетного члена и просит принять участие в

деятельности комиссии путем личной работы в ней. Выбран он был также Почетным членом Псковской и

других региональных археографических комиссий.

Х.М. Лопарев состоял в Обществе ревнителей русского исторического просвещения в память императора

Александра III (с 1886 г.), Историческом обществе при университете Санкт-Петербурга (с 1890 г.) [6, л. 3],

Нежинском историко-филологическом обществе при институте имени Безбородко (1895 г.) [6, л. 5] и мн. др.

Научные и общественные организации, членом которых состоял Х.М. Лопарев (в скобках указана дата

вступления Х.М. Лопарева в научную или общественную организацию):

Общество ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III (1886)

Общество славянской взаимности

Императорское Православное Палестинское Общество (1886)

Общество любителей древней письменности (1897)

Общество «Соборная Россия»

Общество истории и древностей российских

Русское библиологическое общество (1900)

Комиссия по научному изданию славянской Библии

Общество изучения Сибири и улучшения ее быта (1907)

Тульская архивная комиссия

Псковская архивная комиссия.

Комиссия при Синоде по пересмотру и исправлению богослужебных книг (1906)

Археографическая комиссия (1907)

Археографическая комиссия Министерства народного просвещения

Санкт-Петербургское Славянское благотворительное общество

Санкт-Петербургская ученая архивная комиссия

Филологическое общество при Петербургском университете (1883)

Императорская археографическая комиссия (1889)

78

Активный член Тобольского губернского музея

Общество взаимопомощи бедным студентам

Санкт-Петербургский Шахматный клуб.

Историческое общество при университете Санкт-Петербурга (1890)

Нежинское историко-филологическое общество (1895)

Императорское археологическое общество (1888)

Русское географическое общество (1907)

Московское Археологическое сообщество (1900)

Археологическая комиссия (1907)

Отдельной стороной в научной работе Х.М. Лопарева является краеведение и изучение Сибири. Для

ученого очень важной была связь с родиной, со своими земляками. Он собирал и публиковал обширные

краеведческие материалы о родном селе Самарово. Более десяти лет Х.М. Лопарев был активным членом

Тобольского губернского музея (печатался на страницах его ежегодного издания и постоянно жертвовал книги)

[5, с. 282], являлся членом Общества изучения Сибири и ее быта (при Музее Этнографии и Антропологии

Академии Наук в Санкт-Петербурге) [1, с. 180]. По этой же причине он принимал участие в деятельности

Императорского Русского географического общества, одного из старейших географических обществ мира.

Все общества, комиссии и ведомства, где работал Х.М. Лопарев, вели между собой переписку,

касающуюся научной работы, прошений о поездках, повышений по службе, награждений. Из личного дела

ученого, находящегося в Отделе архивных документов Российской национальной библиотеки, видно, что даже

находясь на государственной службе, он продолжал тесное сотрудничество с различными обществами и

комиссиями и выезжал в командировки с научными целями по их ходатайствам. За усердную и плодотворную

службу по настоянию ОЛДП был награжден орденом Святой Анны 3 степени. В 1907 г. Императорская

археографическая комиссия и Императорская библиотека предложили представить Х.М. Лопарева к

награждению орденом Святой Анны 2 степени, в 1910 г. за особые труды он был представлен к награждению

орденом Святого Владимира 4 степени.

Деятельность научных обществ осуществлялась на средства, складывающихся из членских взносов и

пожертвований. В личных документах ученого есть письменные подтверждения об освобождении его от такого

денежного вклада за научные заслуги. Например, в сообщении от Общества ревнителей русского

исторического просвещения в память императора Александра III говорится о том, что организация

признательна Х.М. Лопареву за полезную деятельность и освобождает его от членского взноса [6, л. 14].

Научные общества России XIX века внесли серьезный вклад в развитие отечественной науки. Вторая

половина XIX – нач. XX вв. – период стремительного развития всех отраслей наук в стране, и научные

общества играли в этом большую роль. На примере деятельности Х.М. Лопарева видно, что объединенные

общими научными интересами молодые исследователи не были заключены в сословные или имущественные

рамки, поэтому такого рода организации сыграли большую роль не только в научном и культурном развитии,

но и в социальном.

1. Азадовская Л.В. «Крестьянин села Самарова» // Сибирские огни. 1960. № 8. С. 178–181.

2. «Искренне делюсь с Вами как с другом…»: из переписки Х.М. Лопарева и Ю.М. Поповой. Тюмень, 2011. 232 с. 3. Лопарев Х.М. Мои первые шаги в Обществе // Подорожник: краеведческий альманах. Ханты-Мансийск. 2014. Вып. 14. С. 6 – 12.

4. Михеева Г.В. Лопарев Хрисанф Мефодьевич // Сотрудники Российской национальной библиотеки – деятели науки и культуры. СПб. 1995. С. 331

5. Прибыльский Ю.П. Лопарев Хрисанф Мефодьевич // Тобольский биографический словарь. Екатеринбург: «Уральский рабочий». 2004. С. 282 – 283. 6. Санкт-Петербургский филиал Архива Российской академии наук (далее ПФА РАН). Ф. 107. Оп. 1. Д. 88.

7. ПФА РАН. Ф. 107. Оп. 1. Д. 99. 8. Сперанский М. Хрисанф Мефодьевич Лопарев (1862-1918) // Научные известия. Сб. 2: Философия, литература, искусство. М., 1922. С. 327 – 342.

9. Танкова Е.В. Письма Х.М. Лопарева к членам Общества любителей древней письменности (по материалам отдела рукописей Российской

национальной библиотеки) // Материалы III окружных Лопаревских чтений. СПб., 2011. С. 6 – 8. 10. Фетисова Г.Я. Хрисанф Лопарев – библиотекарь // Материалы I окружных Лопаревских чтений. Екатеринбург, 2008. С. 11 – 14.

11. Цысь В.В., Цысь О.П. Сотрудничество Х.М. Лопарева с Императорским Православным Палестинским Обществом // Материалы IV окружных

Лопаревских чтений. Ханты-Мансийск, 2013. С. 16 – 29.

УДК: 94(47).046

А.О. Кисленко


студент

ОТРАЖЕНИЕ ИСТОРИИ РУССКО-КРЫМСКИХ ОТНОШЕНИЙ 1618–1632 ГГ.

В СОВЕТСКОЙ И СОВРЕМЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

В статье представлен историографический обзор работ советских и современных историков, – работ, в которых нашло отражение развитие дипломатических отношений Московского государства с Крымским ханством в 1618 – 1632 гг.

Ключевые слова: А.А. Новосельский, В.П. Загоровский, В. Н. Глазьев, О.В. Скобелкин, А. И. Папков, Крымское ханство, Османская

империя, Речь Посполитая, Белгородская черта, колонизация Поля.

79

A. Kislenko


A REFLECTION OF THE HISTORY OF RUSSIAN-CRIMEAN RELATIONS 1618–1632 GG.

IN THE SOVIET AND MODERN HISTORIOGRAPHY

The article presents a historiographical review of the works of Soviet and modern historians, the works in which reflected the development of

diplomatic relations of the Moscow state with the Crimean khanate in 1618–1632. Key words: A. A. Novosel'skii, V. P. Zagorovsky, V. N. Glazyev, Oleg V. Skobelkin, A. I. Papkov, Crimean khanate, Ottoman Empire,

Polish-Lithuanian Commonwealth, Belgorod hell, the colonization of the Field.

Дипломатические отношения с Крымским ханством являлись одним из главных направлений внешней

политики России в XVII в., особенно после Смутного времени. Сил для военного противостояния

одновременно и с Крымом, и с Речью Посполитой у московского правительства не было, потому оно прилагало

большие усилия для предотвращения крымских набегов. Развитие дипломатических связей России и Крыма в

период 1618–1632 гг., т.е. в период от заключения Деулинского перемирия до начала Смоленской войны, нашло

многообразное отражение как в советской, так и в современной историографии.

В считающейся классической монографии А.А. Новосельского подробно рассмотрены дипломатические

отношения Московского государства с Крымским ханством, внутренняя и внешняя политика Крыма, состояние

южнорусских оборонительных рубежей, а также процесс колонизации Поля русскими населением в конце

XVI – первой половине XVII вв. Ученый широко обращался к различным историческим источникам, среди

которых дела Крымские, Турецкие, Ногайские, Кабардинские Посольского приказа. В качестве наиболее

ценных дипломатических источников Алексей Андреевич выделил статейные списки и дополнения к ним –

показания гонцов, толмачей, переводчиков, приезжавших из Крыма и Порты [3, с. 7].

Развитию двусторонних отношений в 1618–1630 гг. в работе А. А. Новосельского посвящена третья

глава. Этот период ученый характеризует как «затишье» на южных рубежах Московского государства:

масштабных набегов крымцев, обычных в Смутное время, не наблюдается [3, с. 150]. Автор выделял несколько

факторов, обуславливающих «затишье» в конце 1610-х – начале 1630-х гг.

В качестве центрального из этих факторов указывались нацеленность внешнеполитического курса

Османской империи на войну с Речью Посполитой за влияние в дунайских княжествах [3, с. 99], почему

вассалу Порты – Крымскому ханству – теперь предписывалось совершать набеги на порубежье Польши,

прекратив нападения на «польские» уезды Московского государства. Еще одним фактором развития русско-

крымских отношений, по мнению ученого, являлись успехи дипломатии Москвы. Османская империя

стремилась вовлечь Россию в войну с Речью Посполитой на своей стороне, однако, как заметил

А.А. Новосельский, русские послы старались сохранять сложившуюся внешнеполитическую ситуацию, избегая

участия России в данном конфликте. Ученый констатировал, что московские послы внимательно следили за

внутриполитической обстановкой в Крымском ханстве [3, с. 99, 106-107].

Его внутренняя политика и социально-экономическое развитие – один из принципиально важных

факторов, влиявших на отношения между Россией и Крымом. В оценке Алексея Андреевича, особенности

социально-экономического развития вынуждали крымцев вести по отношению к соседям агрессивную

внешнюю политику. Эти особенности накладывали отпечаток и на внутриполитическую обстановку в

Крымском ханстве. Несмотря на то, что хан Магмет-Гирей пытался выполнять указания султана о

предотвращении набегов на южные уезды России, некоторые мурзы могли не подчиняться решениям хана,

например, в ходе Смоленской войны 1632–1634 гг. Именно поэтому, как отмечал ученый, несмотря на

«затишье», совершались отдельные набеги крымских отрядов (в 1622, 1623, 1625, 1627 гг.), во главе которых

стояли предводители, не повиновавшиеся даже собственным мурзам [3, с. 158].

Рассматривая эти крымские набеги, историк обратился и к рассмотрению состояния оборонительных

сооружений на юге Московского государства. Он заметил, что ввиду сосредоточения всех усилий на западных

границах ради борьбы с Речью Посполитой за Смоленск, это состояние было плачевным [3, с. 159], почему

даже незначительные татарские набеги служилые люди сдерживали порой с большими усилиями.

Одним из ключевых факторов, влиявших на развитие двусторонних отношений, по заключению

А.А. Новосельского, являлась колонизация Поля русским населением. Рассмотрев причины побегов

крестьянских семей, а также отметив районы, куда устремлялись крестьяне, Алексей Андреевич пришел к

выводу, что население двигалось из уездов, расположенных к западу от верхнего течения Оки и в гораздо

меньшей степени из уездов, находившихся между Окой и Доном. Ученый также заметил, что население оседало

по преимуществу в Курском, Елецком и Ливенском уездах и не переходило течения Сейма и Быстрой Сосны,

т.к. уезды за этими реками не привлекали крестьян. По данным исследователя, в процессе колонизации

принимали участие и крупные землевладельцы [3, с. 165–166].

Работе А.А. Новосельского принадлежит основополагающее место в ходе изучения русско-крымских

отношений на протяжении 1618–1632 гг. Ученым были выявлены факторы, определившие благоприятное для

Московского государства, т. е. мирное, развитие этих отношений, а также раскрыта специфика социально-

экономического развития Крымского ханства, влиявшая на его дипломатические отношения с Россией.

Факторы развития этих отношений нашли отражение и в монографии виднейшего исследователя

средневековой истории Центрального Черноземья В.П. Загоровского. Воронежский ученый рассмотрел условия

80

возникновения, этапы строительства, а также значение крупного оборонительного сооружения, сыгравшего

весомую роль в сдерживании набегов крымцев, – Белгородской черты, возведение которой началось в 30-х гг.

XVII в. В качестве основных источников автор использовал рукописные документы XVII в., хранящиеся в

Центральном государственном архиве древних актов (ЦГАДА, ныне – РГАДА), прежде всего, документы

Разрядного приказа: дела Белгородского, Приказного, Московского, Севского и др. столов Разряда. Владимир

Павлович обращался к документам и других фондов этого архива – Поместного приказа, Донских дел,

Турецких дел, Крымских дел, Приказных дел старых лет, Польских дел, Межевого архива. Одним из важных

источников исследователь признавал т.н. «Белгородские годовые сметные книги», свидетельствующие о

социальной структуре населения, его движении на южной окраине России после завершения строительства

Белгородской черты, организации там военного дела. В.П. Загоровский обращался и к опубликованным

источникам: это три тома «Актов Московского государства», некоторые тома «Актов исторических» и

«Дополнений» к ним, «Материалы для истории колонизации и быта …», «Новые документы о России конца

XVI – начала XVII в.» [2, с. 13–16].

Первую главу монографии Владимир Павлович отвел характеристике южной окраины России накануне

сооружения Белгородской черты. Ученый, рассматривая начало народной колонизации, в целом согласился с

выводами А.А. Новосельского по поводу перемещения населения с запада на восток вследствие результатов

Смуты. В.П. Загоровский подверг критике взгляд Д.И. Багалея о колонизации Поля по правительственной

инициативе, приводя аргументы в пользу приоритета народной колонизации [2, с. 22].

Население полевых окраин России, по мнению известного историка, состояло как из крестьян, так и из

служилых людей. Он привел весьма ценные сведения о численности отдельных категорий служилых людей в

«польских» городах и уездах России [2, с. 24–32]. Ученый заметил, что многие земли Воронежского являлись

«ухожьями» – землями, сдаваемыми в аренду на год или на несколько лет с целью рыбной ловли, добычи

пушных зверей, сбора меда диких пчел. С точки зрения Владимира Павловича, такая откупная система, с одной

стороны, способствовала освоению земель южнорусских уездов, но в то же время и затрудняла его, поскольку

откупщики не устраивали постоянных поселений на территории «ухожьев» ввиду опасности татарских набегов.

В.П. Загоровский также подробно описал пути, по которым крымские татары совершали набеги, а также

тактику их действий в русской «украйне». Ученый не поддержал А.А. Новосельского, который утверждал, что

предпринимаемые правительством меры по обороне южных рубежей значительно ослабляли эффективность

татарских набегов. Согласно выводу Владимира Павловича, до строительства Белгородской черты достоинства

«московской оборонительной системы» были весьма сомнительны, а сторожевая служба оказалась малой

частью того, что могло сделать государство для защиты населения «украйны», переложив, по мнению ученого,

всю тяжесть борьбы с татарами на местных жителей [2, с. 54–55].

В.П. Загоровский, рассматривая состояние сторожевой и станичной службы, полагал, что в некоторые

периоды, в том числе в начале 30-х годов XVII века, выявились ее принципиальные недостатки. Владимир

Павлович находил, что разветвленная сеть сторож и станиц не предотвратила крупных татарских вторжений в

Россию во время Смоленской войны, да и в 1643–1645 гг. Тем не менее, на взгляд ученого, сторожевая служба

являлись важной стороной борьбы русского населения с крымскими и ногайскими татарами [2, с. 64].

Работа В.П. Загоровского приобрела важное место в историографии связей России и Крыма в первой

половине XVII века, в частности, в истории изучения обороны южных рубежей Московского государства от

набегов крымцев.

Целью любого татарского набега был захват полона – пленников, которые потом либо выкупались, либо

продавались в рабство. Некоторым удавалось бежать из татарского плена на Родину. Выходцам из татарского

плена в указанный период посвящена статья О.В. Скобелкина. Этот воронежский историк, привлекая сведения

расспросных речей, – записей, которые составлялись в Разрядном приказе со слов пленных, – изучил судьбы

20 «полоняников» (различного социального статуса), совершивших побеги из татарского плена в 1628–1629 гг.

Ученый определил место жительства и рождения беглецов до плена, примерное время, когда они были

захвачены татарами в полон, а также срок их пленения. Олег Владимирович констатировал, что все беглецы

какое-то время находились в донских казачьих городках и потом отправлялись в Воронеж, а следом в Москву

«ко государю» [5, с. 100]. Ученый также рассмотрел порядок, в соответствии с которым бывшие невольники

получали жалованье «за полонское многое терпенье и за выход». Решающую роль в определении размера

жалованья, по мнению О. В. Скобелкина, играл «разряд» беглеца [5, с. 100 - 101]. Именно поэтому разрядные

дьяки подробно расспрашивали о прошлом выходцев из плена и уже на основе этих сведений определяли

возможные размеры «выходного жалованья». Историк выяснил, что эти размеры зависели, во-первых, от

социального статуса, во-вторых, от количества лет, проведенных пленником в неволе. Так, например,

наибольшее жалованье получали служилые люди. Детям боярским могли выдать жалованье в зависимости от

срока пленения: от 5 р. и сукна до 2 р. и сукна, либо за сукно могла выдаться сумма, равная денежной части

жалованья. Стрельцам и казакам могли выдаваться также 2 р., либо 2 р. и сукно, либо 2 р. и деньги за сукно.

Получив жалованье, бывшие «полоняники» покидали столицу и отправлялись в родные города и деревни.

Заметим, что до О.В. Скобелкина никто не обращался к изучению судьбы беглецов, выходцев из Воронежа, из

крымского плена в интересующее нас время.

Оборона и процесс колонизации русским населением «польских» уездов Московского государства –

ключевые факторы, влиявшие как на динамику татарских набегов, так и на противостояние России и Крыма в

целом. Подробную картину этого пограничного противостояния выразительно рисует В.Н. Глазьев в одной из

81

своих статей. В качестве основных источников воронежский исследователь использует документы фондов

РГАДА, переписную книгу Воронежского уезда, «Акты Московского государства». Владимир Николаевич

констатирует, что жители Воронежа, Ливен, Ельца, Курска и других городов-крепостей Поля должны были

защищать себя сами [1, с. 6]. Именно поэтому, как пишет ученый, костяк обороны южнорусских уездов

составляли служилые люди. Автор подробно рассмотрел тактику крымцев, а также привел данные о людских

потерях в селах и деревнях Воронежского уезда, часто страдавших от татарских набегов. Ученый, как и

О.В. Скобелкин, отметил тот факт, что большинство беглецов из плена проходило через земли донских казаков

[1, с. 7]. Стоит отметить подробное описание Владимиром Николаевичем мер обороны, предпринимаемых

воеводами городов-крепостей для предупреждения и отражения набегов крымцев.

Процесс колонизации Поля осуществлялся не только русским населением, но и украинским –

подданными Речи Посполитой, что приводило порой и к военным столкновениям между ними. Отношения

русских переселенцев и черкас, а также влияние этих отношений на русско-крымские контакты, весьма

детально рассмотрены в монографии А.И. Папкова, источниковой базой которой послужили отчетные

документы администрации «польских» городов, документальные материалы о военной службе на территории

Поля, челобитные населения южной окраины России времени освоения Днепро-Донской лесостепи,

следственные документы, связанные с разбором различных конфликтных случаев, дипломатическая переписка,

состоящая из «листов», которыми обменивались воеводы русских пограничных крепостей и представители

польской порубежной администрации, правительственные (приказные) документы, записки иностранцев [4,

с. 51, 56–59]. По мнению белгородского историка, московское правительство было обеспокоено стихийной

колонизацией «польских» уездов украинским населением, не приносившим присяги царю. Могла возникнуть

ситуация территориального спора за эти земли с Речью Посполитой. Уже в 1620–1630-е гг. ввиду отсутствия

четкой границы ту или иную местность Поля признавали своей как Речь Посполитая, так и Московское

государство, что усугубляло и без того напряженные отношения между этими странами. Нередко происходили

столкновения между служилыми людьми и черкасами, причем инициаторами нападений часто выступали обе

стороны. Как отмечает Андрей Игоревич, отряды «воровских» черкас неоднократно нападали на сторожи и

станицы, а более крупные отряды – на слободы, деревни и посольства [4, с. 139–140]. Особенно стоит отметить

нападения на посольства в Крым, ибо «поминки» и деньги на выкуп пленных, которые везли посланники, часто

играли весомую роль в дипломатических отношениях России и Крыма. А. И. Папков рассмотрел и состояние

сторожевой и станичной службы, одной из целей которых было пресечение черкасских набегов. Он заметил,

что как в 1620-е, так и в 1630-е гг. не удавалось полностью контролировать украинскую колонизацию [4,

с. 141]. Несмотря на военные и дипломатические усилия правительства Михаила Федоровича по выдворению

не присягавших царю черкас за пределы России, ослабленной в Смутное время, русские власти не могли

полностью остановить процесс украинской колонизации «польских» уездов Московского государства. Тем не

менее, как представляется А.И. Папкову, реформированная станичная и сторожевая служба в целом

справлялась со своими задачами, вследствие чего положение России на юге было довольно прочным [4, с. 147].

На наш взгляд, более аргументированной является позиция А.А. Новосельского и В.П. Загоровского,

указывавших на существенные недостатки сторожевой и станичной службы. За работой А.И. Папкова следует

признать существенную роль в процессе изучения русско-крымских отношений конца 10-х – начала 30-х гг.

XVII в.

Таким образом, в отечественной историографии 1940-х – 1960-х гг. и постсоветского времени вскрыты

различные факторы, обуславливавшие мирный характер отношений между Россией и Крымом в 1618–1632 гг.

При этом А.А. Новосельский, В.П. Загоровский и А.И. Папков разошлись во мнениях по поводу эффективности

«московской оборонительной системы» в тот период. Их труды, а также исследования В. Н. Глазьева и

О.В. Скобелкина имеют большое значение для освещения русско-крымских отношений конца 1610 – начала

1630-х гг. XVII в. Данная тема, думается, требует дальнейшего изучения, тем более что от того, как

складывались отношения между Московским государством и Крымским ханством, во много зависели их

судьбы в целом.

1. Глазьев В.Н. Противоборство в степном пограничье в 20 – 40-е годы XVII века: русские и татары // Исторические записки: научные труды ист.

факультета ВГУ. Вып. 10. Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 2004. С. 5 – 16. 2. Загоровский В.П. Белгородская черта. Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1969. 304 с.

3. Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. М.: Изд-во АН СССР, 1948. 447 с.

4. Папков А.И. Порубежье Российского царства и украинских земель Речи Посполитой (конец XVI – первая половина XVII века). Белгород: КОНСТАНТА, 2004. 352 с.

5. Скобелкин О.В. Воронеж и выходцы из татарского плена (конец 20-х гг. XVII в.) // Проблемы изучения истории Центрального Черноземья: Сборник

статей памяти профессора В.П. Загоровского (1925 – 1994). Воронеж: Центр духовного возрождения Черноземного края, 2000. С. 98 – 104.

82

УДК 355.354

Р.А. Кияшов

Нижневартовский государственный

гуманитарный университет,


ПРИЧИНЫ ПОРАЖЕНИЯ БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ В СИБИРИ

В ВОСПОМИНАНИЯХ Д.В. ФИЛАТЬЕВА И К.И. ГОППЕРА

Статья посвящена выделению и анализу причин поражения белого движения в Сибири на основе воспоминаний непосредственных участников.

Ключевые слова: Сибирь, причины поражения, Белое движение.

R.A. Kyasov

Nizhnevartovsk state university of humanities, undergraduate

THE REASONS OF DEFEAT OF WHITE MOVEMENT IN SIBERIA

IN THE MEMOIRS OF D.V. FILATYEV AND K.I. HOPPER

The article is devoted to identifying and analyzing the causes of the defeat of the White movement in Siberia based on the memoirs of direct

participants.

Key words: white movement, reasons for the defeat, Siberia.

Гражданская война в Западной Сибири по своему характеру значительно отличалась от других театров

боевых действий. В данном регионе на стороне представителей белого движения были факторы, грамотное

использование которых могло переломить ход войны. Чехословацкий легион, авторитетное правительство,

претендовавшее на всероссийскую власть, огромная собственная территория, золотой запас и военная помощь

иностранных интервентов – ни одно другое белое формирование не имело в распоряжении столь

благоприятные условия для ведения победоносной войны. Тем не менее, результатом борьбы в данном регионе

оказалось сокрушительное поражение белых армий.

Ответы на вопросы о причинах, которые привели Белое движение к такому итогу, дают современники

изучаемых событий в своих мемуарах. Ценность данных источников состоит в том, что, анализируя

выделенные авторами факторы, мы приходим к более точным, лишенным налета субъективизма выводам.

В данной работе мы рассмотрим воспоминания генерал-лейтенанта Д.В. Филатьева и генерал-майора

К.И. Гоппера. Воспоминания Д.В. Филатьева представляют ценность, так как содержат важные наблюдения и

умозаключения относительно как военного, так и политического аспекта Гражданской войны в Сибири.

Ценность воспоминаний К.И. Гоппера состоит в его непосредственных наблюдениях за ходом боевых

действий.

Авторы указанных источников выделяют ряд факторов, объясняющих, по их мнению, причины краха

белого движения в Сибири. Предпосылку поражения Д.В. Филатьев видит в свержении Директории. Проблема

состояла в том, что переворот и избрание диктатора всколыхнуло руководство партии социалистов-

революционеров. В результате чего в недалеком будущем Омскому правительству пришлось иметь дело с

целым рядом восстаний в тылу, организованных эсерами [2, с. 32].

Следующую причину генерал видит в отсутствии качественного аппарата управления. Количество

министерств в Сибири превышало необходимую норму, но главная проблема состояла в отсутствии опытных и

квалифицированных кадров в основных отраслях управления: министерстве внутренних дел, финансов и

иностранных дел. Деятельность же лиц, принявших ответственность за административную власть, но не

обладавших необходимыми знаниями и опытом в данной сфере, лишь усугубляло и без того непростое

положение Верховного правителя [2, с. 42].

Все же важнейшей проблемной областью Белого движения в Сибири Д.В. Филатьев называет подготовку

и осуществление военных операций. Во-первых, сказывалась недостаточная материальная база. В рядах белых

армий служило около 800 тыс. против 750 тыс. человек у большевиков. При этом следует учитывать, что силы

Красной армии были разделены на четыре фронта. Однако Красная армия обладала преимуществом в области

материального снабжения, так как располагала военными заводами и фабриками, оставшимися от

императорской армии. Сибирь подобным производством не обладала, а использование снабжения от союзных

держав затруднялось из-за сложностей с транспортировкой [2, с. 48].

Во-вторых, сказывались нехватка подготовленного командного состава и ошибки в кадровой политике. В

Сибири, в отличие от юга России, присутствовал серьезный недостаток в квалифицированном высшем

командном составе. Опытные генералы присутствовали, такие как В.Г. Болдырев, С.Н. Розанов, В.Е. Флуг. Тем

не менее, на высшие командные должности назначались личности вроде полковника А.Н. Лебедева,

К.В. Сахарова и Иванова-Ринова, которые, как показали дальнейшие события, не обладали не только

полководческим талантом и опытом, но и основами стратегии [2, с. 51].

Это подводит нас к следующей проблеме – Верховному правителю. Д.В. Филатьевым многократно

подчеркиваются личные качества и достоинства А.В. Колчака, но при этом автор беспристрастно

рассматривает деятельность адмирала на посту Верховного правителя. В особенности, это касается

пристрастности А.В. Колчака в выборе командующих армиями. Адмирал был весьма талантливым офицером в

83

своей области, однако для победы над большевиками рядом с ним должен был присутствовать опытный

сухопутный офицер. Верховный правитель назначал на руководящие военные посты не тех, кто имел опыт

командования крупными военными формированиями, а людей, вызывавших его симпатию: молодых,

энергичных, амбициозных, обещавших разбить красных одним ударом, а в результате лишь измотавших

собственные армии и лишивших Белое движение шанса на победу [2, с. 55].

Автором также выделяется капитуляция Германии как одна из причин поражения Белого движения, в

целом, и в Сибири, в частности. Ведь именно заинтересованность союзных держав в России как союзнике

против Германии побуждала их поддерживать белые правительства в материальном отношении; если же

говорить о Сибири, то здесь война с Германией – единственное, что удержало чехословацкий легион в боевых

действиях [2, с. 123].

Еще одной немаловажной ошибкой Верховного правителя был отказ признать независимость Финляндии

в ответ на предложение Н.Н. Юденича и К.Г. Маннергейма, несмотря на то, что в обмен предлагалась помощь

100 тысячной финской армии [2, с. 124].

Д.В. Филатьевым также указывается проблема агитации крестьянского населения и солдат. Привлечь

солдат не удалось по причине того, что одним из основных обещаний Белых правительств было продолжение

войны с Германией. Стоит упомянуть, что именно прекращение войны привлекло солдат на сторону

большевиков. Говоря о крестьянах, то и здесь преимущество было у большевистского руководства.

Великодержавные лозунги белых «о единой и неделимой России» и «свержении узурпаторов» не нашли

отклика в крестьянских умах, в отличие от большевистского «декрета о земле» [2, с. 126].

Таким образом, по мнению генерала Д.В. Филатьева, главным фактором, который привел Белое

движение в Сибири к поражению, являлись люди, которые в горячке Гражданской войны получили доступ к

руководящим постам в своем самопровозглашенном государстве. Министры, не знающие азов

административного управления, генералы, знакомые с боевыми действиями лишь в теории, и Верховный

правитель, не знакомый с первым и плохо разбирающийся во втором. Со слов автора, ответственность за

поражение Белого движения в Сибири лежала на плечах этих людей.

По ряду факторов с этой точкой зрения солидаризируется и К.И. Гоппер. Первой значимой проблемой,

связанной с боевыми действиями белой армии, он называет военное снабжение. Какой бы многочисленной

армия не была, отсутствие обмундирования, боеприпасов и медикаментов способно свести на нет не только

моральный дух солдат, но и их непосредственную боеспособность. В Сибири же в подавляющем большинстве

случаев средства, необходимые для ведения боевых действий, приходилось добывать в бою [1, с. 138].

Со слов К.И. Гоппера, данная проблема являлась симптомом более опасного для будущего Белой борьбы

явления, а именно назначение на руководящие военные посты людей без опыта и командного стажа. Для

примера приводятся полковники Лебедев и Белов – офицеры, не отмеченные в прошлом не только какими-либо

военными заслугами, но даже элементарным опытом в командовании военными формированиями. Характер

деятельности подобных «генералов» весьма ярко иллюстрируется описанием судьбы полка автора. Если судить

по воспоминаниям К.И. Гоппера, то высший командный состав белых армий в буквальном смысле

разбрасывался людскими ресурсами без какой бы то ни было пользы для фронта [1, с. 144].

Не осталась без внимания автора и деятельность контрразведки Колчака. Проблема состояла в том, что

работа по противодействию внедрению большевистских агентов в ряды войск велась крайне некачественно.

Подтверждением этого являются сведения о том, что убийства офицеров солдатами и последующие переходы

на сторону Красной армии являлись частым явлением. В отдельно взятых случаях большевистские агитаторы

проникали даже в младший офицерский состав [1, с. 155].

К.И. Гоппер также отмечает слабость пропагандисткой машины белых в сравнении с большевистской,

так как на практике Красная армия имела в своем распоряжении постоянный источник добровольцев для армии

из лояльных к большевистскому руководству сел и деревень [1, с. 161].

Подводя итог, следует отметить, что анализируя причины поражения Белого движения в Сибири,

Д.В. Филатьев и К.И. Гоппер солидарны в нескольких аспектах: недостаточная материальная база,

некомпетентный высший командный состав, слабая агитационная программа. Весьма показательно, что столь

крупные проблемы организации отмечаются и боевым генералом (К.И. Гоппер), и профессором Академии

Генштаба (Д.В. Филатьев).

Говоря о различиях в выделенных авторами причинах, то они незначительны. К.И. Гоппером не

критикуется аппарат административного управления в силу того, что он не имел с ним непосредственных дел.

Д.В. Филатьевым же не рассматриваются проблемы контрразведки, так как с ее деятельностью он не

сталкивался напрямую.

Близкое знакомство с положением дел в стане белого движения позволило К.И. Гопперу и

Д.В. Филатьеву, независимо друг от друга, прийти к во многом аналогичным выводам, которые в

постсоветский период стали широко использоваться отечественной историографией, посвященной истории

Гражданской войны в Сибири.

1. Филатьев Д.В. Катастрофа Белого движения в Сибири // Гражданская война в России: Катастрофа Белого движения в Сибири.

М.: Транзиткнига, Terra Fantastica, 2005. С. 7-129. 2. Гоппер К.И. Начало и конец Колчака // Гражданская война в России: Катастрофа Белого движения в Сибири. М.: Транзиткнига,

Terra Fantastica, 2005. C. 129-175.

84

УДК: 908(470)

О.А. Ковалёва

Тюменский государственный университет,

студентка

САНИТАРНОЕ СОСТОЯНИЕ ГОРОДА И ПРОБЛЕМЫ ЗДРАВООХРАНЕНИЯ ТЮМЕНЦЕВ

В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

В данной статье, написанной в рамках истории повседневности, анализируются особенности санитарного состояния Тюмени и

проблемы медобслуживания населения города в годы Великой Отечественной войны. Особое внимание уделено освещению и оценке мер,

принятых городскими властями для предупреждения эпидемических заболеваний и борьбы с ними. На большом фактическом материале продемонстрированы трудности военной Тюмени в области здравоохранения, способы их преодоления и отношение к ним горожан.

Ключевые слова: история здравоохранения, повседневность, тыл в годы войны

O.A. Kovaleva

Tyumen state university, student

THE SANITARY CONDITION OF THE CITY AND THE HEALTH PROBLEMS

THAT THE CITIZENS OF TYUMEN DURING THE GREAT PATRIOTIC WAR

In this article, was written in framework of the history of everyday life, analyzes sanitary condition's characteristics of Tyumen and the

problems of health service population of the city during the Great Patriotic War. Particular attention is paid to the reporting and assessment of

measures taken by the city authorities for the prevention of epidemic diseases and combat them. The large amount of factual material demonstrated the difficulties in health cervice of military Tyumen, ways of overcoming them and treat them citizens.

Key words: history of public health, everyday life, rear in years of the war

С началом Великой Отечественной войны в Сибирь и, в частности, в Тюмень были эвакуированы

десятки промышленных предприятий, тысячи людей из прифронтовой полосы. Это кардинально изменило

жизнь провинциальной Тюмени, сказавшись и на санитарном состоянии города. Меры, принятые городским

Советом депутатов трудящихся для поддержания города в нормальном санитарном состоянии и

предупреждения болезней среди населения и их результаты, являют собой наглядный пример действий в

чрезвычайной обстановке.

Решать проблемы по расселению и обустройству взрослых и детей потребовалось в срочном порядке с

первых дней войны. Для этого Тюменский городской Совет 16 октября 1941 г. вынужден был принять решение

о порядке использования жилого фонда, установив норму жилой площади на одного человека, равную четырём

квадратным метрам [25, с. 83]. Рабочие, эвакуированные вместе с заводами, селились в наспех построенных

бараках, неотапливаемых и необеспеченных водой [12, л. 181]. В общежитиях и бараках отсутствовали и

элементарные удобства. Например, не было места общего пользования либо его очистка производилась

нерегулярно [14, л. 31]. На последнее обстоятельство неоднократно обращали внимание Городская санитарная

инспекция и Чрезвычайная противоэпидемическая комиссия, однако проблема оставалась нерешённой. Дело в

том, что имевшаяся в Тюмени ассенизаторская служба с началом войны увеличена не была, а потому не

справлялась с возросшей нагрузкой. На 9 февраля 1942 г. она состояла всего лишь из одной автоцистерны и

22 лошадей [12, л. 36].

Острый недостаток транспорта вынудил руководство города начать агитационную кампанию по

привлечению жителей к самостоятельной очистке своих дворов. Так, на протяжении всех военных лет в

Тюмени проводились воскресники, месячники по очистке и благоустройству города, что широко освещалось в

местной периодической печати [20]. Однако результаты этой работы были незначительные, так как она имела

непостоянный характер. Недостаток транспорта не позволял систематически вывозить мусор со дворов,

поэтому городской Совет был вынужден рекомендовать жильцам и домовладениям закапывать мусор на месте

[8, л. 12]. Однако эта рекомендация не всегда выполнялась. Так, в январе 1945 г. к городской общественности

обратилась санитарный инспектор врач Н. Жолобова, призывая тюменцев подготовиться к весне, привести

город в порядок. Она отмечала, что «многие дворы и улицы в течение всей зимы не очищались от мусора,

помои разливались не только во дворах, но и прямо на улицах, общественные уборные не чистились» [24].

Современному жителю Тюмени сложно представить себе такую картину, но она наблюдалась не только на

окраинах города, но и в центре.

Если частные домовладения ещё можно было очистить силами жильцов, то очистка территорий

городских организаций и общественных мест требовала мобилизации имеющегося транспорта. Однако машины

не всегда использовались рационально. Далеко не единичным был случай, на который обратил внимание в

июне 1943 г. городской инспектор Савин. В то время, когда «город буквально погрязал в нечистотах», в

Лесобазе простаивала за неимением топлива автоцистерна. В то же время ряд городских организаций,

нуждавшихся в вывозке нечистот и имевших горючее, не располагали автоцистернами [8, л. 30]. Эта проблема

не разрешалась месяцами, а между тем санитарное состояние города ухудшалось.

Для предупреждения заболеваний среди горожан исполкомом городского Совета в сентябре 1941 г. было

принято решение о проведении санобработки прибывающего населения. Для этого были созданы

санпропускник на железнодорожном вокзале, без прохождения которого людей не должны были не только

заселять в гостиницу, общежития или в частные дома, но даже пропускать в город [7, л. 7]. Лица, нарушавшие

85

это решение, подвергались штрафу до 100 рублей или исправительным работам до 30 дней [19]. Однако в

действительности это решение не выполнялось, причём безнаказанно. Уже в ноябре 1941 г. сотрудники

госсанинспекции констатировали, что у выхода в город отсутствует контроль над прохождением санобработки,

а на перроне нет даже плаката об обязанности новоприбывших пройти эту процедуру [10, л. 10], вследствие

чего значительная часть эвакуированных направлялась в город без обработки. Санпропускники имелись и в

городе, но работали они крайне нерегулярно из-за проблем с топливом [14, л. 12]. Кроме того, со временем эта

полезная мера превратилась в пустую формальность: справка о прохождении санобработки могла выдаваться

приезжему за определённую плату [21].

Существенно на санитарное состояние города влияли обеспеченность водой и её качество. На начало

войны воспользоваться услугами городского водопровода могли 231 из 3800 домов. В основном для пищевых и

бытовых нужд тюменцы брали воду из 24 водозаборных будок [1, с. 151]. В военное время горводопровод был

вынужден увеличивать объём поставляемой воды, тогда как его производственная мощность осталась прежней.

Так, план подачи воды за 1941 г. был выполнен на 110 %, однако работа устаревшего и требовавшего замены

оборудования постоянно грозила аварией [9, л. 233]. Перевыполнение плана часто шло в ущерб качеству воды,

поскольку её очистка производилась ускоренными темпами. Кроме того, на качество воды влияло наличие

очистных веществ, о чём должен был заботиться директор горводопровода. Однако уже в сентябре 1941 г.

горводопровод временно перестал хлорировать воду из-за отсутствия в городе хлора [7, л. 95], что повторилось

в марте 1942 г. Весной 1943 г. возникли перебои с коагуляцией воды [14, л. 31] (процесс очистки воды с

применением химических реактивов-коагулянтов). И хлорная известь, и коагулянт были привезены из

областного центра только после соответствующих телеграмм в Омск председателя горисполкома

С.Ф. Загриняева. С одной стороны, низкое качество воды приводило к снижению её себестоимости, с другой –

грозило вспышкой инфекции.

Нерегулярная работа двух городских бань тоже являлась объектом критики санитарной инспекции на

протяжении всех военных лет. Первая баня, располагавшаяся на улице Ишимской (ныне – Орджоникидзе) была

построена ещё в 1910 г., поэтому в начале 1940-х годов начальник Тюменского городского коммунального

хозяйства обращал внимание на необходимость её ремонта. В бане имелись многочисленные недостатки.

Например, отсутствовали вентиляция и очистные сооружения, канализация была проложена из деревянных

труб, электропроводка не отвечала техническим требованиям [6, л. 50-53]. Вторая баня («ленинская») была

построена в 1931 г., но тоже требовала ремонта. Все её деревянные элементы сгнили, полы имели пробоины,

вентиляционные камеры пришли в ветхость [6, л. 50-53]. До войны капитальный ремонт в банях проведён не

был, что сказывалось на их работе. Как отмечала газета «Тюменская правда», прежде чем получить талон на

номер в баню, нужно было несколько суток простоять в очереди. Бани были недостаточно оснащены

инвентарём: посетителям приходилось брать из дома мыло, мочалку, тазы для воды [22]. Возникали проблемы

и с графиком работы бань. По словам жителей города, «когда какая баня работает, никто не может сказать

толком, даже сам заведующий горкомхоза» [23]. Случалось так, что одна из них была закрыта на ремонт, в

другой возникали перебои с топливом. Ещё в Тюмени была железнодорожная баня, но там обслуживались

только работники железнодорожной станции. Правда, находились находчивые люди, которым удавалось туда

попасть. Так, работавший на заводе строительных машин Н.А. Долгих вспоминает: «У меня был заводской

пропуск, который очень походил на пропуск рабочего железнодорожного депо. Поскольку я жил рядом с ж/д

баней, то ходил туда. Баня была небольшая, но жаркая, хорошая» [2].

Обе бани, санпропускники и прачечная при бане № 2 работали с перебоями даже тогда, когда

необходимо было обслужить военных. Так, 9 декабря 1941 г. городской санитарный инспектор констатировал,

что из-за отсутствия топлива баня № 2 открылась в этот день с опозданием на два часа, хотя воинская часть

явилась на санобработку согласно графику в 9 часов утра [13, л. 179]. О нерегулярной работе бань

свидетельствуют и воспоминания жителей города. Так, Н.А. Долгих вспоминает: «Когда нужно было пройти

комиссию от военкомата, нас повели в баню на улице Ленина. Но в тот день там была только холодная вода.

Как же быстро мы тогда помылись!» [2]. По воспоминаниям А.В. Нежданова, бывшего в годы войны курсантом

Таллиннского училища, во время первого посещения бани № 2 вода почему-то отключилась. «Мы уже

разделись, намылились. Просидели так около двух часов в ожидании воды. Было много шума, смеха и слёз от

мыла» [18, л. 49].

Настоящей бедой военного времени являлся недостаток средств гигиены. Если работникам пищевой

промышленности, медицинских учреждений мыло выдавалось, то остальным жителям города после того как

довоенные запасы закончились, приходилось пользоваться подручными средствами. Например, вместо мыла

делали щелочной раствор (настоявшая на золе вода), который использовали и для стирки вещей. Делалось это

следующим образом: в прогоревшую печь ставили корчаги с бельём, залитым щелочной водой, затем

прокипяченную одежду стирали. Производство мыла постепенно наладилось, но по свидетельству жительницы

Тюмени А.И. Петуховой, его качество оставляло желать лучшего: из-за недостатка сырья в мыло добавляли

песок. Но и такое мыло было дефицитом, поэтому «моясь в бане, нужно было внимательно следить за своим

куском – запросто могли украсть» [5]. Вместо зубного порошка, который снова появился в городе только в

конце войны, тюменцы использовали толчёный уголь [4].

Скученность жизни, нерегулярное посещение бани, трудности в соблюдении элементарных правил

личной гигиены привели к массовому педикулёзу и, в отдельных случаях, заболеваниям сыпным тифом. Так, в

сентябре 1941 г. в Тюмени было выявлено 34 случая этого заболевания [13, л. 179], в октябре 1942 г. – семь [15,

86

л. 118]. Особенно критическое положение наблюдалось в общежитиях завода «Механик» и фанерокомбината

[9, л. 54]. Заготовка дерева для производства фанеры велась недалеко от Тюмени, занимались этим мужчины, не

годные к военной службе, которые жили тут же, в землянках. Поскольку в их импровизированном лагере

санитарные нормы не соблюдались, однажды там началась эпидемия сыпного тифа. К.А. Зверева, заведующая

санпропускником инфекционной больницы, которая занималась ликвидацией этого инфекционного очага,

вспоминает: «Мы всю одежду работников прокипятили, заставили начальника организовать мытьё. Запомнился

особенно тяжело заболевший мужчина: когда мы снимали его с двухъярусной кровати, у него вещи шевелились

от вшей» [3]. Предупреждение болезней среди населения и лечение их в дальнейшем зависело от санитарных

мероприятий, проводимых в городе, и уровня медицинской помощи.

Отношение жителей Тюмени к медучреждениям и людям в них работающих было двояким. Условно

респондентов можно разделить на скептиков и оптимистов. По свидетельствам первых, в больницу не так-то

просто было попасть [2], поэтому люди старались не болеть: «За всю войну больничных листков в глаза не

видели, в санчасть ходили редко» [18, л. 3]. По воспоминаниям же вторых, медицинские учреждения города

работали без каких-либо перебоев: «На докторов не было никаких нареканий, все они были чудесные» [4].

Учитывая самоотверженный труд тюменских врачей, невозможно, однако, не признать, что медицинские

учреждения сталкивались с рядом проблем, вызванных трудностями военного времени.

Сеть медицинских учреждений Тюмени в начале 1940-х годов включала три поликлиники, родильный

дом, городскую больницу, противотуберкулёзный и кожно-венерологический диспансеры, железнодорожную

больницу и больницу водного транспорта [1, с. 151]. На начало войны в городе работало 49 врачей, из которых

29 человек были призваны в армию [11, л. 37]. Правда, в результате эвакуации лечебно-профилактическая сеть

города пополнилась новыми врачами; на 1 ноября 1942 г. их число составило 94 человека [11, л. 43]. Однако

учитывая увеличение численности городских жителей, этого было недостаточно. Опытные врачи, например,

П.И. Сазонов, старались сами научить средний медперсонал, чтобы работники, закончившие курсы Красного

Креста, могли выполнять такую же работу, как и сёстры со специальным образованием [16, л. 10]. В

обязанности медсестёр, кроме ухода за больными, входили также разгрузка эшелонов с ранеными, доставка их

в госпитали (в годы войны в Тюмени находилось 11 эвакогоспиталей). По воспоминаниям медсестры

А.П. Бронниковой, это было самое страшное: «Поезда были в пути по несколько дней, и люди, намаявшись от

боли, часто не владели собой. Долгим казался путь до больничной койки даже нам, обрабатывающим раненых»

[17, л. 8]. Ситуацию усугубляла нехватка транспорта – развозили раненых в основном на лошадях. Другой

задачей П.И. Сазонова было переучить врачей-терапевтов на хирургов, поскольку этих врачей катастрофически

не хватало.

На плечи работников здравоохранения легла большая нагрузка. Врачи сутками не покидали своего

рабочего места, что порой сказывалось и на их здоровье. Так, коллектив госпиталя № 498 потрясла смерть его

начальника, который скончался на работе от перенапряжения и систематического недоедания [17, л. 7]. По

воспоминаниям К.А. Зверевой, условия жизни и работы были настолько тяжёлыми, что иногда возникало

желание уйти на фронт [3].

Для решения проблемы медобслуживания возросшего населения города заведующая отделом городского

здравоохранением предложила создать хозрасчётную поликлинику, в которой лечение производилось бы за

плату. Однако на это предложение председатель горисполкома С.Ф. Загриняев ответил решительным отказом:

«Обслуживание населения производить в существующей амбулатории, не нужно никаких коммерческих дел»

[10, л. 2]. Руководство города старалось разрешить эту проблему иным способом. В 1942 г. поликлиническая

сеть была переведена на участковое обслуживание: появились участковые врачи, в обязанности которых

входило наблюдение за санитарным состоянием жилищ, выявление больных, наблюдение за проведением

противоэпидемических мероприятий [13, л. 179]. В 1943 г. в Тюмени открылось новое лечебное заведение –

туберкулёзный санаторий на 120 коек [13, л. 29]. Увеличилась и коечная сеть медучреждений, но

незначительно. Так, в 1943 г. в докладной записке председателю Омского облисполкома отмечалось, что

эпидемическое отделение городской больницы настолько переполнено, что не в состоянии принять всех

больных [13, л. 11]. Ситуация усугублялась постоянным прибытием в Тюмень для получения

специализированной медицинской помощи больных из районов.

Другой проблемой, мешавшей нормальной работе медучреждений города, являлся недостаток

транспорта. В течение всех военных лет в системе городского здравоохранения имелись 19 лошадей и одна

машина [13, л. 21], причём станция скорой помощи работала на гужевом транспорте. Это обстоятельство

осложняло выезд к больным, своевременную госпитализацию, перевозку в город топлива для медучреждений.

В годы Великой Отечественной войны санитарное состояние Тюмени продолжало оставаться на низком

уровне, на что влияли объективные факторы: прибытие в город значительного количества людей и

промышленных предприятий, приоритетность выполнения общесоюзных (военных) задач перед местными, для

чего мобилизовались все силы и имевшиеся материально-технические средства. В то же время благодаря

усердному труду работников здравоохранения в городе удалось избежать опасности массовых эпидемических

заболеваний, обеспечить необходимую медицинскую помощь тюменцам.

1. Бакулина Т.И. Помогали громить врага // Родина. 2014. № 8. С. 151-153.

2. Воспоминания Н.А. Долгих (1926 г.р.). Архив автора. 3. Воспоминания К.А. Зверевой. Архив автора.

4. Воспоминания В.Н. Кубочкиной (1929 г.р.). Архив автора.

87

5. Воспоминания А. И.Петуховой (1934 г. р.). Архив автора.

6. Государственное бюджетное учреждение Тюменской области «Государственный архив Тюменской области» (ГБУТО ГАТО). Ф. 5. Оп. 1. Д. 429.

7. ГБУТО ГАТО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 430. 8. ГБУТО ГАТО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 435.

9. ГБУТО ГАТО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 437.


12. ГБУТО ГАТО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 455.


15. ГБУТО ГАТО. Ф. 5. Оп. 4. Д. 53.


18. ГБУТО ГАТО. Ф. 2148. Оп. 1. Д. 181.

19. Красное знамя. 1941. 14 декабря. 20. Красное знамя. 1943. 22 августа.

21. Тюменская правда. 1944. 14 января.

22. Тюменская правда. 1944. 3 октября. 23. Тюменская правда. 1944. 24 октября.

24. Тюменская правда. 1945. 27 января.

25. Тюменцы – фронту. Сборник документов / отв. ред. В.П. Петрова. Изд. 2-е. Тюмень: ОАО «Тюменский дом печати», 2005.

УДК 343.6(2P53)

М.А. Корельцева



студентка

ТОБОЛЬСКИЙ ЛАГЕРЬ ПРИНУДИТЕЛЬНЫХ РАБОТ (1919–1923 ГГ.):

СОЗДАНИЕ, СТРУКТУРА, ПОЛОЖЕНИЕ ЗАКЛЮЧЕННЫХ В статье рассмотрен процесс создания Тобольского лагеря принудительных работ, дана характеристика состава и положения

заключенных в нем. Сделан вывод о том, что лагерь был типичным пенитенциарным учреждением первых лет существования советской

власти, в котором содержались саботажники, контрреволюционеры и противники большевистского режима. Ключевые слова: советская власть, Тобольская губерния, лагерь принудительных работ, заключенные.

M.A. Koreltseva



TOBOLSK FORCED LABOR CAMP (1919-1923):

THE CREATION, STRUCTURE, SITUATION OF DETAINEES The article examines the process of creating Tobolsk in a forced labor camp and discusses the composition and position of the prisoners

therein. It is concluded that the camp was a typical penitentiary institution of the first years of Soviet rule, which contained the saboteurs,

counterrevolutionaries, and opponents of the Bolshevik regime. Key words: Soviet power, Tobolsk province, the forced labor camp, inmates.

Пенитенциарная система, представляя собой совокупность мер государственного принуждения и

ставящая целью точное и неуклонное исполнение наказания, является важнейшей частью государственного

аппарата. Особую роль она приобретает в условиях политической борьбы, сопровождающейся масштабными

репрессивными акциями.

В период гражданской войны 1918–1922 гг. репрессивная политика проводилась различными

политическими силами, в том числе стремившимися удержать власть большевиками. Политические репрессии,

то есть карательные действия против подлинных или мнимых противников сил, находящихся у власти,

выступали важнейшим инструментом политического принуждения и глубоко укоренились как элемент новой

организации общества.

В 1920-х гг. количество заключенных, в том числе осужденных по политическим мотивам, резко

увеличивается, их труд начинает применяться в широких масштабах для решения крупных задач

производственного характера. Именно эти черты стали характерными для советской системы исполнения

наказаний в течение нескольких десятилетий.

Одним из примеров реализации репрессивной политики было создание новой властью сети лагерей

принудительных работ для лиц, обвиненных в контрреволюционной деятельности, саботаже, спекуляции и т.п.

17 мая 1919 г. публикуется постановление ВЦИК «О лагерях принудительных работ», которые стали

создаваться ЧК во всех губернских городах и после организации переходить в подчинение местных структур

НКВД – отделов управления [6, с. 19].

88

В Тобольской губернии лагерь был образован 1 ноября 1919 г. За время своего существования он имел

разные названия, а именно: исправительно-арестный дом, исправительный дом, концентрационный лагерь, дом

принудительных работ и т.п.

По данным на 7 октября 1920 г. в лагере содержалось: подследственных заключенных, обвиняемых в

контрреволюции, числящихся за Тюменским губернским ЧК – 9 мужчин и 6 женщин; за Тобольским

политбюро – 25 мужчин и 2 женщины; обвиняемых в преступлениях, касающихся спекуляции – 5 мужчин. За

народными судами и следователями числилось обвиняемых в убийстве, краже, курении – 10 мужчин и

2 женщины. За Тобольским отделом управления обвиняемых в саботаже и дезертирстве труда – 1 мужчина.

Всего в лагере в 1920 г. содержалось 60 человек, из них 50 мужчин и 10 женщин. Численность обслуживающих

лагерь сотрудников надзора составляла 27 человек [4, л. 39].

Внутренний распорядок и дисциплина велись согласно инструкциям и циркулярам.

Коменданту лагеря предоставлялось право наложения дисциплинарных взысканий на заключенных в

порядке, предусмотренном особой инструкцией. Комендант назначал и увольнял служащих лагеря.

Непосредственными помощниками коменданта лагеря являлись заведующий хозяйством лагеря и заведующий

принудительными работами. На плечах заведующего хозяйством лежало снабжение лагеря продовольствием,

отоплением, освещением, заботы об одежде заключенных и тех из служащих, которым выдается казенное

обмундирование, надзор за ремонтом помещения и ведение всей хозяйственной части лагеря [1, л. 4].

К обязанностям заведующего принудительными работами относились: организация работ заключенных,

как в пределах лагеря, так и вне его; оборудование мастерских, в тех случаях, когда устройство таковых будет

разрешено Отделом принудительных работ; снабжение заключенных необходимыми для работ инвентарем,

инструментами, сырьем и т. д.; наблюдение за своевременным и добросовестным исполнением работ; отпуск

заключенных на работы вне лагеря по требованию советских учреждений и др. [1, л. 5].

Делопроизводство лагеря возлагалось на канцелярию, состоящую из делопроизводителя, казначея-

бухгалтера, писцов (по расчету один писец на каждые 100 человек заключенных) и машинисток (по расчету

одна машинистка на каждые 300 человек заключенных).

Данные архивных материалов дают нам следующие сведения: при лагере в 1920 г. имелась канцелярия,

состоявшая из двух человек – делопроизводителя и конторщика. По штату же требовались один бухгалтер,

2 счетовода, 3 конторщика и еще 2 делопроизводителя 2 разряда [1, л. 6].

Тобольский лагерь принудительных работ имел 74 камеры для содержания заключенных, которые

располагались в четырех корпусах, и 12 камер, в которых размещались мастерские. Первый корпус состоял из

20 общих камер, второй имел 24 камеры, четыре из которых являлись одиночными; в третьем корпусе были

размещены 18 общих камер. Также на территории лагеря была расположена больница, которая состояла из

четырех изоляторов и восьми палат [3, л. 6].

Объем всех камер Тобольского лагеря составлял 902,15 м³. Средний объем одной общей камеры –

13,9 м³, а средний объем одиночной камеры – 3,43 м³ [3, л. 7].

Заключению в лагеря принудительных работ подлежали «лица и категории лиц, относительно которых

состоялось постановление Отделов управления чрезвычайных комиссий, революционных трибуналов,

народных судов и других советских органов, коим предоставлено это право декретами и распоряжениями».

Сразу же после водворения в лагеря заключенные немедленно привлекались к работам по требованию

советских учреждений. Отдельной инструкцией предусматривалось, что заключению в лагеря принудительных

работ не должны подвергаться лица, подлежащие по постановлениям ВЧК заключению в особые лагеря на все

время гражданской войны, лица, страдающие хроническими болезнями и органическими недостатками,

делающими их неспособными к труду [3, л. 4]. Нетрудоспособность определялась управлением местных

лагерей по заключению врача.

Лица женского пола и несовершеннолетние должны были содержаться в особых для каждой категории

лагерях.

Лица, подлежащие заключению в лагерях, поступали в них вместе с копией судебного приговора или

постановления, в котором указывались фамилия, имя и отчество заключенного, название учреждения, по

постановлению которого препровожден заключенный, наименование преступления, за которое он осужден,

время вынесения приговора и срок заключения [3, л. 5].

Немедленно по поступлению заключенного в лагерь сведения о нем заносились в особые карточки,

составляемые в трех экземплярах, из которых один помещался в алфавитный реестр, другой хранился при деле

заключенного, третий же препровождался в отдел принудительных работ.

Согласно инструкциям, всех заключенных необходимо было назначать на работы немедленно по

поступлению их в лагерь, при этом заниматься физическим трудом они должны были в течение всего времени

пребывания в лагере. Род работы определяла администрация лагеря.

Для заключенных устанавливался 8-часовой рабочий день. Вознаграждение за труд каждого

производилось по ставкам профессиональных союзов соответственных местностей. Из заработка заключенного

вычиталась стоимость его содержания (продовольствие, одежда), расходы по помещению, содержание

администрации лагеря, караула. Общая сумма таких вычетов не могла превышать ¾ заработной платы [3, л. 12].

В случае побега в первый раз заключенному увеличивался срок заключения до 10-кратного размера

срока первоначального заключения. За вторичный побег виновные предавались суду революционного

трибунала, который имел право определять наказание вплоть до применения высшей меры наказания.

89

Для предупреждения возможности побега вводилась круговая порука. Все заключенные избирали

старосту, одного для всего лагеря, который и являлся посредником между заключенными и администрацией. За

отказ от работы без уважительной причины заключенные подвергались наказанию [3, л. 13].

Все распоряжения администрации лагеря немедленно следовало исполнять. Каждому заключенному

предоставлялось право принести жалобу о неправильных действиях администрации. Для этой цели в лагере

была заведена книга жалоб, хранившаяся у старосты и предоставлявшаяся Отделу управления и лицам,

имеющим право ревизии лагеря.

Свидания с заключенными могли происходить только в воскресные и праздничные дни для ближайших

родственников (жена, дети, отец, мать, братья и сестры) без особого разрешения.

Передача продовольственных продуктов отдельным заключенным не допускалась. Все переданные

продукты должны были поступать в общий котел.

Интересен распорядок дня заключенных Тобольского лагеря принудительных работ.

Встав, заключенные должны были убрать свои постели, умыться, причесаться, привести себя в порядок,

вычистить свою одежду и обувь и приготовиться к работе. Кроме того, они обязаны произвести уборку камер и

коридоров, а также и тех помещений общего пользования, которые не убираются специально назначенными

уборщиками. Уборка производилась очередными дежурными, рабочий день которых мог быть сокращен в

зависимости от условий уборки, но не более, как на 2 часа [5, л. 5]. Для пользования уборными общие камеры

открывались четыре раза в день в определенное время.

Содержащимся в общих местах заключения дважды в день полагалась горячая пища – обед и ужин.

Кроме того, три раза в день, в определенное время, им отпускался кипяток для чая. Во время эпидемий кипяток

мог отпускаться и чаще, если это требуется по врачебно-гигиеническим соображениям [3, л. 5].

В Тобольском лагере принудительных работ вещевое довольствие (одежду, белье, обувь) выдавали

нуждающимся заключенным, осужденным на срок свыше одного года, причем проработавшим в учреждениях

и в организациях не менее трех месяцев. Особенно нуждающимся выдавали отдельные вещи под

ответственность коменданта без соблюдения вышеизложенного. При выдаче новых старые вещи отбирались, на

них отмечалось, кому они принадлежат и ношеные вещи должны были храниться в течение 10 месяцев. При

истечении назначенного срока все старые вещи поступали в мастерские на предмет утилизации [2, л. 7].

Вещевое довольствие выдавалось по выписанному ордену за подписью коменданта. В получении вещей

обязательно должна была стоять подпись заключенного.

Смену носильного платья полагалось производить каждый раз после бани, которая устраивалась

заключенным еженедельно. В случае, если баня по каким-либо причинам не организовывалась более десяти

дней, белье должно было меняться и без бани. Постельное белье менялось два раза в месяц [2, л. 8].

Занятие заключенных работами имело воспитательно-исправительное значение. Государство ставило

целью приучить и приохотить осужденных к труду, дать им возможность по выходу из места заключения жить

трудовой жизнью. Вместе с тем труд, обязательный для каждого гражданина РСФСР, являлся обязательным и

для заключенных. Содержание мест заключения должно было, как отмечалось выше, по возможности,

окупаться трудом самих заключенных.

Администрация лагеря принимала все меры к тому, чтобы все содержащиеся в месте заключения были

заняты работами [5, л. 7].

Работы заключенных делились на внутренние и внешние. Внутренние работы, в свою очередь, включали

в себя работы по хозяйству и в мастерских.

Хозяйственные работы имели своим назначением удовлетворение повседневных потребностей места

заключения и разделялись на платные и бесплатные в зависимости от того, исполняют ли их заключенные в

качестве постоянного занятия, как, например, хлебопеки, кашевары, прачки, ламповщики и т.п., или же они

назначаются на работы временного характера по очереди (для подметания дворов, уборки снега, колки дров и

т.п.). Работы в мастерских организовывались хозяйственным способом. В первую очередь труд заключенных

обращался на удовлетворение потребностей лагеря, нужд других мест заключения и советских учреждений [5,

л. 8].

Заказы центрального карательного отдела на изготовление предметов вещевого довольствия для мест

заключения республики, распределяемые отдельными местами заключения, должны были исполняться вне

очереди.

На внешние работы назначались заключенные, не дающие повода опасаться с их стороны побега. Не

назначались на внешние работы, осужденные за бандитизм и разбой.

В лагере была построена культурно-просветительная работа: при нем имелась библиотека, в которой

начитывалось 440 экземпляров книг неполитического содержания. Ежедневно заключенные получали местные

газеты (20 номеров), а также газеты из центра (2-3 раза в неделю) [3, л. 40].

В 1921 г. в лагере силами администрации была открыта школа I ступени с двумя группами: для

совершенно неграмотных (24 чел.) и малограмотных (16 чел.). Учителя назначались из числа заключенных, а

также приглашались через городской отдел народного образования.

Арестантам была предоставлена возможность получить рабочую специальность на курсах строителей-

техников, счетоводов, электромонтеров.

В помещении церкви Александра Невского был устроен тюремный театр. Также в тюрьме был

организован хор, балалаечный оркестр, спортивные кружки.

90

Таким образом, Тобольский лагерь, просуществовавший с 1919 по 1923 гг., был типичным

пенитенциарным учреждением периода начала становления советской власти. В нем отбывали наказание лица,

совершившие «различные преступления» против революции, большевистской власти, а также «проститутки,

заведомые угнетатели, эксплуататоры народного труда и приверженцы буржуазного и царско-дворянского

строя». Численность заключенных лагеря в разное время составляла от 50-ти до 600 человек. Среди

заключенных было много священников, женщин и детей.

Основной целью лагеря была изоляция потенциально опасных для молодой советской власти

представителей оппозиции, их идейное «перевоспитание» через труд и культурно-просветительскую работу.

1. ГБУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 168. Оп. 1. Д. 16. 2. ГБУТО ГА в г. Тобольске Ф. 168. Оп. 1. Д. 17.


4. ГБУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 168. Оп. 1. Д. 20. 5. ГБУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 168. Оп.1. Д. 37.

6. Рубинов М.В. Становление и развитие советской пенитенциарной системы 1918-1934гг. (По материалам Урала) : автореф. дис. ... канд. ист. наук.

Пермь, 2000. 31 с.

УДК 930

А.Н. Коровников

Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет,

аспирант

ЦЕНЗУРА И БИБЛИОТЕКИ: ПЕРМОБЛЛИТ

В БОРЬБЕ ЗА ИДЕОЛОГИЧЕСКУЮ ЧИСТОТУ БИБЛИОТЕЧНОГО ФОНДА

В настоящей статье приводится анализ ситуации в книжном и библиотечном деле в Молотовской области накануне и во время войны. Отражена работа органа цензуры регионального значения – облита – выявление ими литературы, запрещенной циркулярами

Главлита, работа с библиотечным фондом и иностранной литературой.

Ключевые слова: Главлит, цензура, облит, циркуляры, борьба с западными веяниями, пропаганда, идейная борьба

A.N. Korovnikov

Perm state humanitarian pedagogical university,

postgraduate student

CENSORSHIP AND LIBRARIES: PERMOBLLIT IN THE STRUGGLE

FOR IDEOLOGICAL PUNITI OF LIBRARY FUNDS

This paper presents the analysis of the situation in the book and library science in the Molotov region before and

during the war. Reflects the work of regional significance censorship body – doused – identification of literature, the

forbidden circulars Glavlit, work with the library fund and foreign literature.

Key words: Glavlit censorship, poured, circulars, personnel problems

На рубеже 1920-1930-х гг. в стране стали нарастать тенденции, свидетельствующие о целенаправленной

смене политического и экономического курса. Происходило формирование командно-административной

системы управления экономикой, культурой и общественной жизнью. Ликвидировалась многоукладность

экономики. Партия стремилась создать монолитное общество на основе идейно-социального единства. Эта

задача требовала единого планирования, единой структуры организации всего народного хозяйства под

тотальным партийно-государственным контролем. К 1926 г. в крупных библиотеках были созданы так

называемые «спецхраны» — отделы, куда по распоряжению цензурных органов помещались книги и

периодические издания, которые, по мнению цензуры, можно было предоставлять только по специальному

разрешению. В вышедшем в ноябре 1926 г. «Положении об спецхранах в библиотеке» было сказано, что в

состав спецхранения следует включать:

литературу, вышедшую в СССР и изъятую из общего пользования,

зарубежную русскую литературу (имеющую научное или политическое значение),

издания, передаваемые другими учреждениями в публичную библиотеку на особое хранение.

Первые спецхраны в крупнейших библиотеках создавались на базе существовавших ещё до революции

«секретных отделений» с довольно незначительным числом изъятых книг. Масштабы советских спецхранов

были просто гигантскими: в некоторых из них к концу 1980-х гг. находилось до полумиллиона книг и

периодических изданий [1, с. 95].

В дальнейшем состав литературы, подлежавшей передаче в спецхраны, постоянно пополнялся и

детализировался. Передаче в спецхраны подлежали произведения репрессированных авторов. Особо

пристрастной оценке подвергались иностранные печатные издания. К числу закрытых для общего

использования принадлежали более 400 ведущих политических западных газет и все издания эмигрантов вне

зависимости от содержания [2, с. 68].

91

Контроль над исполнением очистки библиотек от запрещенной литературы возлагался на местные

органы Главлита. Нам представляется возможным посмотреть как с данной задачей справлялся Молотовский

облит. 30-е годы – время, когда органы облита находились в стадии формирования, и работа, связанная с

проверкой библиотек, не всегда документировалась. На наш взгляд, представляется интересными предвоенные

– 1938-1940 гг. и военные годы – 1941–1945 гг.

По приказам 1933–1939 гг. изъятие закончено по городу в пяти районах и в 24 районах на периферии

области, за исключением Чердынского района, где из 145 библиотек проверены 131, остались не проверены

14 отдельных сельских библиотек [4, л. 15].

По приказам 1940 г., изъятие закончили 3 района, с № 297 по № 388 закончили изъятие в 17 районах. Эти

данные неполные, фактически проверено больше, но т.к. сведения поступили в январе, в данный отчет не

вошли.

Приказы по изъятию литературы вернули 34 района. Уничтожено 98 приказов – 1107 экз., о чем

составлены описи и послано в Главлит, кроме последней описи № 3.

Имеются случаи неправильного изъятия книг уполномоченными в районах. Тов. Заякин в Осинском

районе изъял из библиотек книгу «Наша Родина», 11 экз. Тов. Горбунов в Ординском районе изъял из

библиотеки книгу «В. Куйбышев» 1938 г. издания. Тов. Маракулин в Сивинском районе – 2 книги: Леонтьев

«Краткий курс политэкономии» и Покровский «Русская история» [3, л. 36]. Эту литературу предложено

уполномоченному вернуть в библиотеки. В Кунгурском и Лысьвенском районах и в некоторых других были

обнаружены книги, подлежащие изъятию по приказам 1936–1939 гг., что говорит о недостаточном количестве

проверки и о плохом учете библиотечных фондов.

Букинистический магазин в г. Молотове проверялся в 1940 г. 66 раз, просмотрено 21167 книг, из них

изъято 177 [3, л. 42]. В букинистическом магазине встречались книги, не подлежащие изъятию по приказам

Главлита, а по содержанию вредные – с цитатами Чумарина, памфлетами Троцкого и портретами врагов народа

и т.д. «НКВД требует от нас проверки книг в букинистическом магазине и изымать не только те книги, которые

в приказах», - писала Пермякова [5, л. 9]. Начальник облита отмечал, что проверять по содержанию с данным

штатом обллита физически невозможно, потому как имеются определенные трудности с кадрами. Выход из

ситуации он видел в назначении специального работника.

Специальные фонды при областной библиотеке имени М. Горького и при областном музее проверялись

по нескольку раз. Начальник облита отмечал, что при проверке иностранной литературы возникли ожидаемые

затруднения. Например, в областной библиотеке имени М. Горького имеется очень большой фонд иностранной

литературы, инвентарные книги и каталог велись на нескольких иностранных языках. По мнению бдительного

начальника Молотовского облита, заведующей этим фондом приказы доверить нельзя, а в аппарате обллита нет

людей, владеющих иностранными языками. Указаний Главлита по проверке иностранной литературы нет,

кроме инструкции по журналам и газетам. Не присылались в обллит также приказы по изъятию литературы на

татарском языке, языке коми и еврейском [4, л. 58]. Табл. I

Кол-во Проверено Изъято экз. за

год

№№ приказов, по

которым изъятие закон

Примечание

Библиотек Книж.

магаз.

Библиотек Книж.

магаз.

2552 376 3608 530 71253 171-1008 Закончили изъятие по приказам 297, 452, 398 - 17

районов

и с 584 по 727 – 8 районов

Из них Из них

Район. Сельск. Район. Сельск.

2423 355 391 19

С переходом цензуры на военный лад указания Главлита, о чем нельзя писать в открытой печати, стали

отсылаться редакторам незамедлительно. Но несмотря на это количество вычерков в 1943 г. увеличилось по

сравнению с 1942 с 372 до 524. Связано это, скорее всего, с тем, что многие квалифицированные кадры были

призваны на фронт и их место заняли менее опытные сотрудники.

Библиотеки являлись местом, где люди получали доступ к печатной продукции – книгам, журналам,

газетам. Поэтому библиотеки подлежали особо тщательной проверке. В Молотовской области на 1943 год, по

сообщению Пермяковой, находилось 2 404 библиотек с книжным фондом 5 166 820 экземпляров, в том числе в

городе 172 библиотеки и около двух миллионов экземпляров [3, л. 18]. Исходя из инструкции Главлита, облит и

райлиты проводили изъятие запрещенных изданий. Также были созданы особые фонды во всех библиотеках.

Стоит отметить и такой интересный факт: букинистический магазин г. Молотов проверялся 90 раз! Из него

изъято 27 книг, содержащихся в списке запрещенной литературы.

Стоит обратить внимание на кадры, которые непосредственно принимали участие в исполнении

приказов и циркуляров Главлита в отношении библиотек. Следующим после Костарева наше внимание

привлекает Николай Николаевич Колыванов. Родился он 1904 г. Свою трудовую деятельность он начал в 11 лет

рассыльным, вскоре он стал застановщиком на заводе. В 1924 г. вступил в ряды ВКП(б). В 1929 г. направляется

в Совпартшколу, которую досрочно окончил в 1931 г. Затем он работал в этой же школе секретарем парткома.

После этого он – секретарь партийной ячейки на одном из оборонных заводов города Молотова и совмещал эту

деятельность с другими руководящими постами – зав. клубом, зав. парткабинетом, зав. отдела охраны труда

92

завода, зав. типографией. После этого он работал на заводе, но не отчаялся, и в 1938 г. его восстанавливают в

партии без партийного взыскания. Вышеописанный случай позволяет нам характеризовать Колыванова как

человека с твердым характером и огромной волей к осуществлению поставленных целей. Сразу после того, как

его восстановили в партии, он устраивается работать литературным работником в редакцию газеты

«Лысьвенский рабочий» – орган партийного и заводского комитета и дирекции завода. В 1939 г. по

рекомендации Лысьвенского горкома ВКП(б) его назначают уполномоченным обллита по Лысьвенскому

району. Его деятельность и профессиональный рост на новой должности мы можем проследить по

многочисленным характеристикам. Так, секретарь Лысьвенского горкома ВКП(б) говорит о нем следующее:

«За время его работы улучшился контроль над сельскими библиотеками и оказание им практической помощи,

что дало возможность изъять из библиотечного фонда ненужную литературу как в городе, так и на селе…»

Дальнейшие документы дают нам полное право утверждать, что это был руководитель, который четко следовал

партийной линии и инструкциям Главлита. Он запрещал и изымал все то, что было прописано в циркулярах,

поступавших ему сверху.

Таким образом, можно сделать некоторые выводы. Все учреждения, отвечающие за выпуск и хранение

печатной продукции ежегодно проверялись цензорами обллита на предмет нахождения там запрещенных

перечнем литературных изданий. Типографии также подлежали ежегодной проверке. Конечно, особое место

занимала периодическая печать, т.к. все, что происходило в настоящем времени, отражалось через газеты и

журналы. Уделялось особое внимание проверке номеров газет и журналов с целью недопущения прорывов. В

данном случае интересным представляется мнение авторитетного исследователя библиотечного дела в

советской России К.И. Абрамова. Он находит точные и впечатляющие слова для характеристики, введенной с

первых лет советской власти библиотечной цензуры: «Это был тотальный книжный и читательский геноцид,

которому нет места в подлинно демократическом государстве». 1. Блюм А. В. Советская цензура в эпоху тотального террора. 1929-1953. СПб.: Академический проект, 2000.

2. Лютова К. В. Отдел спецфондов в 60-80 гг. // Спецхран библиотеки Академии Наук. СПб.: Издательский отдел БАН, 1999.

3. ГАПК. Ф. Р-1156. Оп. 2. Д. 83 4. ГАПК. Ф. Р-1156. Оп. 3. Д. 16

5. ПермГАНИ. Ф. 20. Оп. 1. Д. 395

6. ПермГАНИ. Ф. 20, Оп. 3. Д. 214

УДК 94(470)»08/16»

А.И. Кулагина


Тюменского государственного университета в г. Тобольск, студентка

К ВОПРОСУ ОБ ОБРАЗОВАНИИ ДРЕВНЕРУССКОГО ГОСУДАРСТВА

В статье дается анализ норманской и антинорманской и иных теорий образования Древнерусского государства, поднимается

вопрос о роль варягов в процессе становления государства на Руси. Ключевые слова: государство, Древняя Русь, норманская теория, антинорманская теория.

A.I. Kulagina

The Tobolsk pedagogical institute named D.I. Mendeleev (branch)


TO THE QUESTION ABOUT THE FORMATION OF THE OLD RUSSIAN STATE

In the article the analysis of Norman and antihormonal and other theories of the formation of the old Russian state, the question is raised about the role of the Varangians in the process of nation-building in Russia.

Key words: state, Ancient Rus, the Norman theory, antiromantika theory.

Государство – это основной политический институт общества, осуществляющий управление им и охрану

его социально-экономической структуры [1, с. 216].

Процесс образования государства занимает от нескольких десятков до нескольких сотен лет. Это

длительный путь формирования всех его составляющих структурных элементов.

История древности, как принято считать, рождается из мифов. И очень трудно определить ту границу,

где начинается собственно история – «деяния людские» – и заканчивается миф – дела богов и богоподобных

героев. Хоть и начало нашей истории по времени можно соотнести со средневековьем Европы, словосочетание

«Древняя Русь» вполне имеет право на жизнь.

«Повесть временных лет» первым правителем Руси называет варяжского (скандинавского) конунга

Рюрика, который был приглашён вместе с братьями Синеусом и Трувором на княжение в Новгород. За 859 год

летописец сообщает нам о том, как «имаху дань варязи из-за морья на чюди и на словене, на мери, на всех

кривичех»[4]. В 861 году местное население подняло восстание, но после того, как были изгнаны варяги, между

племенами начались разногласия: «и не бе в них правды и вста род на род, и быша в них усобицы, и воевать

93

почаша сами на ся» [4]. Понимание того, что в этом столкновении всех против всех не может быть победителя,

толкнуло все враждующие стороны обратиться к исканию другой силы, которая была бы чужда всем

участникам войны и, соответственно, смогла бы выступить в роли арбитра. Выбор народы пал на трёх братьев-

варягов, к которым были обращены слова: И сказали себе: «„Поищем себе князя, который бы владел нами и

судил по праву“. И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются

шведы, а иные норманны и англы, а ещё иные готландцы, – вот так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи

и весь: „Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и володеть нами“. И избрались

трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а

другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля.

Новгородцы же – те люди от варяжского рода, а прежде были словене» [4].

Нестор писал в летописи о событиях, которые происходили задолго до него, поэтому автор мог

допускать ошибки и погрешности. Однако это краткое летописное повествование дало повод к возникновению

двух научных теорий, а точнее, двух научных школ, спор между которыми продолжается почти триста лет.

В начале XVIII в. во время немецкого засилья при царском дворе в Россию были приглашены из

Германии учёные Г.С. Байер, Г.Ф. Миллер, А.Л. Шлецер, создавшие одну из теорий, получившей название

«норманская теория». «Норманисты» полностью доверяли летописи и делали вывод, что именно пришлые

скандинавы вывели восточных славян из состояния дикости и явились настоящими творцами российской

государственности.

Г.С. Байер в своей статье указывал на скандинавское происхождение варягов и русских имён, таких как

Рюрик и других, упоминавшихся в летописи. Учёный выяснил, откуда пошла Русь, и признавал, что название

русы применялось и к шведам. Он предполагал, что на русском Севере среди финского населения, являющегося

основным, развивалась готская (немецкая), а затем славянская колонизация, которая получила название росской

или русской. В своих статьях Байер собрал основные источники – русских, латинских, греческих, посвящённых

истории Руси, обращался он и к скандинавским источникам, но никогда не использовал арабские, хотя сам был

крупным востоковедом. Впоследствии, основываясь на трудах Г.С. Байера, Г.Ф. Миллером была подтверждена

норманнская теория. Помимо всего, Г.Ф. Миллер утверждал, что Русь была завоёвана шведами. Авторитетным

аргументом того времени служило установление связи между названием «Русь» и финским определением

Швеции – «Ruotsi».

Реакцией на появление норманнской теории стало возникновение противоположной теории зарождения

государственности Руси – «антинорманской». У истоков этой теории стоял М.В. Ломоносов. Он выступил с

резкой критикой «норманской» теории, доказывая своими исследованиями, что нет никаких оснований считать

начало русской истории с призвания Рюрика с братьями на княжение. Как считал М.В. Ломоносов, русское

государство имело свою историю ещё до установления княжества [3, c. 34]. По его мнению, русская культура и

русское государство созданы не варягами, а славянами, которые были коренным населением междуречья Дуная

и Днестра. «Норманисты» настаивали на том, что термином «Русь» обозначались именно скандинавы, а их

оппоненты готовы были принять любое объяснение, только бы не дать «норманистам» преимущества.

«Антинорманисты» готовы были говорить о литовцах, готах, хазарах и других народах. Было ясно, что так

решая проблему, «антинорманисты» не могли надеяться на победу в данном споре. Вследствие, к концу XIX в.

затянувшаяся дискуссия привела к заметному перевесу «норманистов».

В XIX в. наступил этап «классического норманизма». На смену учёным старой школы пришло молодое

поколение. Главными защитниками «норманской теории» выступили М.П. Погодин и Арист Куник. Первый

систематизировал свои многолетние исследования в трёхтомном труде, первый том которого посвящался

исследованию летописи Нестора. Этой летописи М.П. Погодин полностью доверял, поскольку считал, что она

велась со времени принятия христианства Русью. Этот историк отвергал только мифы и скандинавские

легенды, описанные в летописи. Он считал эту летопись главным доказательством скандинавского

происхождения варягов и слова «Русь».

Второй учёный, Арист Куник, по-другому подходил к исследованию данного вопроса. Он не

систематизировал выводы, а исследовал подробные комментарии по отдельным моментам проблемы. Хоть

А. Куник считал теорию «норманов» истинной, он всегда слышал аргументы его противников. Благодаря

подробнейшему анализу источников А. Куник больше, чем любой «антироманист», сделал вклад для

ослабления «норманнской теории». Наибольший интерес заслуживает его точка зрения, что на основе летописи

Нестора нельзя доказать «норманскую теорию», и считал, при изучении данного вопроса следовало бы

полностью отказаться от Киевской летописи и изучать историю Руси только на иностранных источниках.

Также сторонниками «норманской теории» были Н.М. Карамзин, С.М. Соловьёв, К.Д. Кавелин,

Б.Н. Чичерин. С.М. Соловьёв считал, что призвание варягов было лишь началом в истории государства,

придавая событию этому большое значение.

«Антироманисты» не имели поддержки среди историков. Больше всего эта теория поддерживалась

славянофильскими настроениями, присущими буржуазному либерализму. Славянофилы искали новые пути для

развития России, шагая по которому, она бы избежала появления революционного пролетариата. Опровергая

мнения «норманистов» С.М. Соловьёва и других, «антироманисты» выдвигали теорию об общинном

устройстве Древней Руси. В XIX в. возросло количество «антироманистских» работ. В то время противники

«норманской» теории пытались только логически опровергнуть концепции «норманистов», не предлагая как

альтернативу, свои мнения и исследования. «Антироманисты» направили своё внимание на происхождение

94

варягов и их предводителей, так как у них не было сомнения в том, что государство могло быть образовано

кем-либо одномоментно. Так же они считали, что нескандинавское происхождение Рюрика будет лучше для

самосознания русского народа.

Так же наряду с существованием этих двух теорий имеют место и другие теории образования

древнерусского государства. Рассмотрим вкратце некоторые из них:

- ирано-славянская теория, согласно которой существуют два вида русов – русы-ободриты, или руги,

жители Рюгена (прибалтийские славяне), и причерноморские русы, потомки славянских и иранских племен.

Словенами ильменскими были приглашены русы-ободриты. При объединении восточнославянских племен в

единое государство – Русь, происходит сближение двух видов руссов [6];

- кельто-славянская теория. По мнению академика НАН Украины В.Г. Скляренко, новгородцы

обратились за помощью к варягам-славянам (прибалтийских славян), которые назывались рутенами или

русами. Название рутены (русы) происходит от одного из кельтских племен, так как кельты-рутены взяли

участие в этническом формировании славян острова Рюген. Кроме них еще существовали азовско-

черноморские русы – потомки антов и кельтов-рутенов, известные еще до приглашения новгородцами варягов-

славян. И азовско-черноморские русы, и варяги-русы – славянско-кельтского происхождения, только первые –

восточнославянско-кельтское, а вторые – западнославянско-кельтское имеют происхождение. А запорожские

казаки были потомками азовско-черноморских русов [5];

- компромиссная (славяно-варяжская теория). Одним из первых попытку связать норманнскую теорию с

представлениями антинорманистов о местных, славянских корнях Древнерусской державы предпринял

известный русский историк В. Ключевский. Наиболее ранней местной политической формой, образовавшейся

на Руси около середины IX в., он считал «городовую область, т. е. торговый округ, управляемый укрепленным

городом, который вместе с тем служил и промышленным (ремесленным) средоточием для этого округа» [2,

c. 134]. Второй местной политической формой, по его мнению, стали «варяжские княжества». Из соединения

варяжских княжеств и сохранивших самостоятельность городовых областей вышла третья политическая форма

– великое княжество Киевское, сделавшееся «зерном того союза славянских и соседних с ним финских племен,

который можно признать первоначальной формой Русского государства». На подобной компромиссной точке

зрения стояли также украинские историки А. Ефименко и И. Крипьякевич [5];

- индо-иранская теория. Индо-иранская гипотеза настаивает на том, что этноним «рос» имеет иное чем

«рус» происхождение, являясь значительно более древним. Сторонники этого мнения, также берущего начало

от М.В. Ломоносова, отмечают, что народ «рос» впервые упомянут ещё в VI в. в «Церковной Истории»

Захарием Ритором, где он помещается по соседству с народами «людей-псов» и амазонок, что многие авторы

трактуют как Северное Причерноморье. С этой точки зрения его возводят к ирано-язычным (сарматским)

племенам роксаланов или росомонов, упоминаемых античными авторами. Наиболее полно обоснованной

О.Н. Трубачёвым [5].

Итак, проблема образования древнерусского государства и роль варягов на Руси недостаточно изучена. К

сожалению, переписывание, фальсификация истории происходит, и по сей день, в угоду политическим играм.

Однако, образованию русской государственности, несомненно, способствовали распад родового строя,

переход к соседской общине, образование и строительство городов, образование различных племенных союзов,

а также появление княжеской власти и его дружины. 1. Махоткин А.В. Обществознание в схемах и таблицах. М.: «Эксмо», 2014. С. 216.

2. Ключевский В.О. Курс русской истории. Т. 1. М.: «Мысль», 1987. 134 с.

3. Орлов А.С. История России. М.: «Проспект», 2007. С.34. 4. Повесть временных лет. URL: http://old-russian.chat.ru/01povest.htm (дата обращения 01.10.2014).

5. Теории происхождения государственности славян и имени Русь. // URL: http://lingvoforum.net/index.php?topic=18318.0 (дата обр. – 04.11.14).

6. Теории происхождения государственности у восточных славян и имени Русь. // URL: http://lingvoforum.net/index.php?topic=18318.0 (дата обр. –04.11.24).

УДК 930.25

А.Х. Нуриева



РЕКОНСТРУКЦИЯ ВОЕННОЙ ИСТОРИИ СЕМЬИ БАРИЕВЫХ – НУРИЕВЫХ

НА ОСНОВЕ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ ЭЛЕКТРОННЫХ БАЗ ДАННЫХ

Работа посвящена электронным базам данных, которые содержат оцифрованные документы о личном составе воинских

соединений Великой Отечественной войны 1941–1945 годов.

Ключевые слова: Интернет, информация, война, армия, источники, архив.

95

A.H. Nuriyevа

Nizhnevartovsk state university, undergraduate

RECONSTRUCTION MILITARY HISTORY OF THE FAMILY OF BARIUM – NUREYEV

ON THE BASIS OF ARCHIVAL DOCUMENTS, ELECTRONIC DATABASES

Abstract: The work is dedicated to electronic databases that contain digitized documents of the personnel of military formations of the Great

Patriotic War of 1941-1945. Key words: Internet, information, war, army, sources, archives.

Великая Отечественная война стала одним из трагических событий в жизни каждой российской семьи.

Однако, как показывает статистика, современная молодежь практически ничего не знает об участниках войны,

она перестала интересоваться своей генеалогией. Одной из причин этого является нежелание современной

молодежи работать в архиве.

Несмотря на это, стоит помнить о героизме советского народа. Он подтверждается конкретными

данными: почти 12700 человек были удостоены почетным званием Героя Советского Союза, 2630 воинов

отмечены званием полного кавалера ордена Славы. К сожалению, практически все они, за редкими

исключениями, неизвестны широким слоям общественности и, в особенности, молодежи.

Для решения этой проблемы создаются электронные банки данных, которые предоставляют

возможность анализировать архивные сведения при помощи новых информационных технологий. Эти банки

данных содержат различные документы, которые позволяют реконструировать военную историю семьи,

возродить историческую память российского народа.

Основываясь на личном опыте, автор определил 3 этапа поиска сведений об участнике Великой

Отечественной войны.

В качестве начального этапа следует выделить опрос родных и близких, изучение семейных архивов. В

частности, в ходе беседы с родственниками автором были обнаружены такие материалы как: красноармейская

книжка, письма с фронта, медали и удостоверения к ним. Следует учитывать, что чем полнее собранные

сведения, тем большая вероятность найти дополнительную информацию об участнике Великой Отечественной

войны. В связи с этим автором была обнаружена следующая информация об участнике Великой Отечественной

войны:

Ф.И.О.: Бариев Саит Ганиевич;

Звание и должность: гвардии красноармеец линейный надсмотрщик;

Наименование части: 22 гвардии с. к., 130 отдельный гвардейский батальон связи;

Наименование подразделения: телеграфно-кабельная рота (к.т.);

Номер военно-учетной специальности: 48;

Образование: 7 классов;

Национальность: татарин;

Год рождения: 1915;

Год призыва: мобилизован 03.08.1941;

Каким военкоматом призван: Тумутукский РВК, ТАТССР;

Специальность до призыва: наборщик;

Военную присягу принял: 1943 г.

Награжден медалью «За отвагу», «За боевые заслуги», «За победу над Германией», медалью Жукова и

орденом «Отечественной войны» II степени.

Второй этап реконструкции военной истории связан с анализом архивных документов, размещенных в

электронных банках данных «Победа», «Подвиг народа», «Мемориал».

В сводной базе данных на сайте Министерства обороны РФ «Подвиг народа» собраны сведения обо всех

воинах, которые воевали во время Великой Отечественной войны и были награждены. Поиск ведется по

запросу. Кроме фамилии имени и отчества можно ввести еще уточняющие данные, сужающие область поиска –

год рождения и звание. Результатом поиска является список полных тезок разыскиваемого воина. Перейдя на

их страницы, можно просмотреть оцифрованные копии документов: приказы о награждениях личного состава,

приказы подразделения, удостоверения к медалям, внутренние описи, наградные листы, заключения Военного

Совета и т.д.

Анализ материалов данного сайта позволил автору получить дополнительные сведения, которые можно

использовать для оформления запросов в архивы. А именно – были обнаружены наградные листы с подробным

описанием совершенного подвига, за что и был награжден медалями.

Например, в одном из наградных листов содержится следующая информация:

Медаль «За отвагу» была присвоена за подвиг, совершенный «12 июля 1943 г., находясь на контрольной

станции в … Курской обл. несколько раз проявлял смелость и решительность исправлял повреждения линии в

течение 5-ти минут под сильным огнем артиллерии и танков противника, а когда танки противника подошли на

близкое расстояние, рискуя жизнью, под пулеметным огнем танков противника полностью снял телефонный

кабель своего участка линии. 23 июля 1943 г. при постройке линии связи от с. Васильевка до с. Красный

Починок Курской обл. по собственной инициативе с разрешения командира провел провод через участок,

сильно обстреливаемый артиллерийским и минометным огнем противника. Задачу выполнил в срок, благодаря

96

чему связь с командиром была установлена своевременно. Достоин правительственной награды медалью „За

отвагу”».

В другом наградном листе определено, что медаль «За боевые заслуги» была присвоена за подвиг, когда

«16.10.1944 будучи линейным надсмотрщиком и обслуживанием линии связи, идущую от ВУС 22 гв.

СК(д. Кемаучай Литовской ССР) до НП ком. (д. Чепшики Литовской ССР) под минометным огнем противника,

рискуя жизнью, в течение 3х минут устранил 2 повреждения на линии, обеспечив тем самым бесперебойность в

работе связи в ответственный период наступательного боя. 17.10.1944 ночью под интенсивным артиллерийским

минометным огнем противника в течении 5 минут устранил 3 повреждения на этой же линии. За обеспечение

бесперебойной работы своего участка линии связи в период упорных наступательных боев с противником

достоин правительственной награды медалью „За боевые заслуги”» [2].

Третий этап восстановления военной истории семьи связан с обобщением собранных сведений и

оформления запроса в архивное учреждение с целью поиска недостающей информации. Для составления

запроса необходимо указать следующие сведения: ФИО, дату, место призыва, каким военкоматом призван, род

войск, звание, годы службы искомого человека [1].

Выбор архивного учреждения зависит от времени и места прохождения службы или пребывания в плену

и т. п.:

сведения о пребывании в немецком плену и фашистских концлагерях в годы Великой Отечественной

войны можно получить в государственном архиве российской федерации (ГАРФ), российском

государственном военном архиве (РГВА), а также в государственных архивах тех республик, краев и

областей, где дислоцировались концлагеря, если они были на территории СССР;

сведения о погибших или пропавших без вести военнослужащих войск НКВД, МВД, КГБ, пограничных

войск можно получить в российском государственном военном архиве за период 1941-1945 гг.;

за последующие годы – в центральном архиве внутренних войск МВД.

Если известны данные о месте призыва, следует написать в «Книгу Памяти», в военкомат того

населенного пункта или района, откуда человек был призван. Следует обратиться с заявлением к

военному комиссару с просьбой проверить по документам учета участника боевых действий личного

состава Красной (Советской) армии и флота наличие сведений о родственнике. Необходимо также

указать степень родства и все имеющиеся данные об участнике. В ответ на это отправляется

официальная справка со всей найденной информацией.

В случае отрицательного ответа необходимо обратиться в Центральный архив Министерства обороны

РФ, который расположен в г. Подольске Московской области. Следует написать письмо с просьбой

предоставить всю имеющуюся информацию. При отрицательном ответе продолжить поиск в других архивах.

Если в ответе будет указано место и дата захоронения, уточнить в военкомате по месту призыва, где

расположен этот населенный пункт.

Таким образом, целенаправленно осуществляя все действия по поиску информации, можно получить

необходимые сведения. В ходе генеалогического исследования рода Бариевых – Нуриевых автору работы

удалось собрать всю доступную на данный момент информацию о представителе рода. Для этого

использовались личные беседы, обращение к интернет-ресурсам, обращение в архив. Были получены

документы, подтверждающие конкретные факты из жизни родственников: письма, красноармейская книжка,

медали, удостоверения к ним и т. д.

Поиск сведений о личном составе войск Красной (Советской) армии 1941–1945 гг. обладает

исторической и культурной ценностью для автора работы, помогая сохранить семейную память для потомков –

представителей рода Бариевых–Нуриевых.

1. Федеральное архивное агентство (Росархив). URL: http://archives.ru (дата обращения: 12.01.2016). 2. Электронный банк документов «Подвиг народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» // URL:

http://podvignaroda.mil.ru/?#tab=navHome (дата обр. – 12.01.16).

УДК 94(470+571)

А.К. Сироткина



студентка

ЦЕРКОВНАЯ РЕФОРМА ПЕТРА I И ЕЕ ЗНАЧЕНИЕ

Реформа церковного управления, проведенная Петром I, поставила Русскую православную церковь в подчиненное положение по отношению к государству, светской власти. В статье рассматривается ход и значение данной реформы в укреплении власти монарха, в

общественной жизни.

Ключевые слова: Русская православная церковь, Петр I, Синод, церковная реформа.

97

A.K. Sirotkina

The Tobolsk pedagogical Institute named after D. I. Mendeleev (branch)

Tyumen state University in Tobolsk, student

CHURCH REFORM OF PETER THE GREAT AND ITS VALUE

The reform of the Church administration carried out by Peter I, put the Russian Orthodox Church in subordinate position towards the state

and secular authorities. The article discusses the progress and importance of this reform to strengthen the power of the monarch in public life. Key words: Russian Orthodox Church, Peter the great, Synod, Church reform.

Эпоха петровских реформ, как и сама личность Петра I, вот уже три столетия вызывает ожесточённые

споры. Противники Петра считают, что он нарушил естественный ход развития страны, внеся изменения в

экономику, политику, культуру, нравы, обычаи, традиции. Сторонники первого российского императора,

напротив, полагают, что его реформы были подготовлены всем предшествующим ходом исторического

развития и способствовали сохранению целостности и суверенитета России.

Еще при жизни Петр столкнулся с критикой своей реформаторской деятельности, причем в числе

противников его преобразований были не только отдельные государственные деятели, но и авторитетные

общественные организации.

Особое неприятие реформ Петра продемонстрировала русская православная церковь. Пётр всеми силами

стремился поднять и укрепить государственное начало в России и по возможности вытеснить из

государственных учреждений все церковные элементы, при этом церковь монарх видел одним из

государственных учреждений.

Общеизвестно, что все реформы Петра I были пронизаны европейским духом, и церковная реформа не

стала исключением. Идеи о том, как изменить отношения между церковью и государством, Пётр заимствовал у

шведов. Поскольку царь был практичным человеком, он придерживался убеждения, что церковь должна

приносить пользу государству и ни в коем случае не иметь каких-то собственных претензий на власть.

Начиная процесс реформирования церковного управления, Петра ставил следующие цели: 1) установить

ясное и принципиальное отношение русской иерархии к верховной государственной власти: ввести русских

иерархов в ряды своих подданных наравне с государственными служилыми людьми. С этой целью было

отменено патриаршество; 2) усилить пастырско-просветительское влияние духовенства на простой народ, а для

этого принять меры для того, чтобы дети духовенства обязательно получали образование; 3) побудить

служителей церкви чаще обозревать свои епархии с целью глубже вникать в религиозно-нравственные

потребности народа; 4) урегулировать монастырское устройство и монашескую жизнь; 5) ввести лучший

порядок в административно-судебно-хозяйственное церковное управление; 6) ввести единообразный порядок

делопроизводства в центральных правительственных инстанциях, для того чтобы равномерно и применялся

закон [4].

Пётр I был прагматичным и дальновидным императором. Его план подчинения церкви царской власти

осуществлялся постепенно, шаг за шагом. Он понимал, что прежде чем начать реорганизацию церковного

управления, необходимо найти духовного единомышленника. Отдельные иерархи русской церкви выступали

сторонниками реформ Петра I, однако большинство архиереев находились в оппозиции к его реформам,

усматривая в них измену национальным устоям и интересам. В противовес русским иерархам Пётр стремился

приблизить к себе украинских архиереев как более образованных и «европеизированных». После смерти

патриарха Адриана в 1700 г. патриаршим местоблюстителем становится бывший профессор риторики Киево-

Могилянской академии Стефан Яворский. Однако он не смог оправдать надежд самодержца, примкнув к

партии противников церковных реформ царя. Из его компетенции были изъяты вопросы назначения на

церковные должности и другие церковно-административные вопросы. Ими полностью распоряжались царь и

его приближённые.

Разочарованный в Стефане Яворском, Пётр позднее обратился к другому иерею – Феофану

Прокоповичу, который, несмотря на католические взгляды, испытывал сильное влияние протестантских идей.

Феофан стал практическим проводником планов Петра в церковной области. Убеждение Прокоповича в том,

что монарх должен быть верховным главой церкви, как это имело место в протестантских странах, чрезвычайно

импонировало Петру. Но Феофан отстаивал также и протестантские теологические принципы. Так, Прокопович

неоднократно утверждал, вопреки православной традиции, что человек спасается своей верой, а его действия не

имеют никакой спасительной силы.

Стефан Яворский пытался помешать хиротонии Феофана в епископы Пскова, утверждая, что он еретик,

протаскивающий протестантские догмы. В этом своём противодействии митрополит проиграл. Феофан стал

доверенным лицом и «министром пропаганды» Петра, преданным царю полностью и непоколебимо.

Внешним толчком к подготовке церковной реформы было столкновение между Петром I и

митрополитом Стефаном Яворским в Петербурге осенью 1718 г. Раздраженный административной

беспомощностью и неспособностью местоблюстителя понять задачи церковного руководства в изменяющихся

условиях русской жизни, Петр написал на его докладе: «Для лучшего впредь управления мнится быть

Духовной Коллегии, дабы удобнее такие великие дела исправлять было возможно» [3, с. 21].

98

В декабре 1718 г. епископ Феофан уже работал над проектом учреждения духовной коллегии. Это

наименование было предложено еще в проекте коллегии, разработанном по заказу Петра I в 1698 г. крупным

английским юристом Фрэнсисом Ли. Эта же идея религиозной коллегии была повторена известным немецким

философом Готфридом Вильгельмом Лейбницем, который также по просьбе Петра подготовил проект реформы

государственного управления в России. Проект регламента (устава) духовной коллегии был просмотрен и

поправлен царем 11 февраля 1720 г. Составленный Феофаном Прокоповичем проект был рассмотрен на

конференции, состоявшей из духовных лиц и членов Сената, но, принимая во внимание отношение

исключительного доверия к Феофану со стороны Петра и недоверия к прочим духовным лицам, едва ли можно

допустить, чтобы при этом рассмотрении имела место полная свобода выражения мнений. Цель регламента –

уничтожить саму возможность конкуренции между светской и церковной властями.

Согласно «Духовному регламенту» высшей властью в церкви обладал государь, от имени которого

церковное управление осуществляла духовная коллегия, получившая название Святейший Синод. Последний

являлся коллегиальным учреждением, заменившим единоличное управление патриарха. Коллегия

формировалась государем и возглавлялась президентом в сане митрополита. Она была подотчетна императору,

именно ему предоставлялось высшее право принятия решений. В регламенте указывалось, что верховным

судьей коллегии являлся царь, что, естественно, воспринималось священством как кощунство.

Замена единоличного учреждения коллегиальным находила себе опору и в церковных канонах, и в

истории церковного устройства. Согласно каноническим нормам, высшая власть церковного управления над

поместной церковью принадлежала совету епископов, «ибо без собора нет и не может быть церкви». Поэтому

на замену патриаршей формы церковного устройства синодальной, как этого желал Петр, следовало смотреть

положительно, как на шаг улучшения ранее действовавшего порядка управления, улучшения, предпринятого

именно в духе церковных канонов.

Само слово «синод» звучало гораздо более по-церковному, чем «коллегия». Высший правящий

церковный орган был, таким образом, в некоторых отношениях поставлен вровень с высшим органом светского

государственного управления. Отличие от бывшего церковного управления было в том, что отныне во главе

церкви стоял не патриарх, а сам царь, который, кстати, довольно регулярно посещал заседания Синода.

Церковное имущество, ранее взятое в казну, теперь возвращалось или, точнее, подпадало под синодальную

юрисдикцию. Церковь сохранила право на собственный суд, была создана ее собственная цензура и т.д. Между

Сенатом и новообразованным Синодом возникло, естественно, множество конфликтов вокруг права принятия

решений в различных областях социальной сферы.

Несмотря на все это, Синод приобрел большее значение, чем Духовная коллегия, вследствие чего

реформы и оказались для церкви приемлемыми. Многие из решений, принятых Синодом в первые годы его

существования, касались сохранения паритета с Сенатом до мельчайших деталей. Для первого состава

коллегиального управления Синода было важно, чтобы жалование чиновников было той же величины, что и у

сенатских, чтобы интерьеры были такими же, как в Сенате, и т.д. Здания Сената и Синода располагались в

Петербурге «бок о бок», что было еще одним знаком их равноценности друг другу.

Церковь сражалась уже не за свою самостоятельность по отношению к царской власти, а за то, чтобы

сохранить как можно большее влияние в общественной структуре.

Секретарь Синода, который именовался обер-прокурором, назначался непосредственно императором.

Постепенно личный контроль монарха в этой области уменьшился и, в конце концов, именно обер-прокурор,

мирянин, стал почти единолично решать судьбу русской церкви. Императоры нередко назначали на эту

должность отставных генералов, чтобы таким образом сохранить контроль над дисциплиной, при этом многие

из обер-прокуроров вообще не интересовались церковными вопросами. Особенно известен, причем с плохой

стороны, Константин Победоносцев, который был обер-прокурором в 1880–1905 гг. В отличие от многих своих

предшественников, он горячо верил в бога и перевел на русский сочинение Фомы Кемпийского «Подражание

Христу». Одновременно он являлся сугубо консервативным идеологом царской власти позднего ее периода.

Именно в годы его деятельности Священный Синод стал синонимом тоталитарных притязаний царской власти.

Петр манипулировал церковью и по-другому. Для того чтобы заставить забыть о былом церковном

управлении, всем архиереям были пожалованы саккосы – облачение, которое раньше полагалось только

патриарху. Митры теперь жаловались в награду не только архимандритам, но и белому духовенству. Таким

образом, царь довольно искусно ликвидировал часть иерархической структуры внутри самой церкви. Он

запретил также коленопреклонение перед архиереями, что раньше было в обычае. Теперь опускаться на колени

полагалось только перед единственным из смертных – императором.

Так Петр с большим политическим мастерством подчинил церковь императорской власти. Оставалось

только убедить остальные православные церкви в том, что Синод является канонической формой управления

православной церковью. Петр обратился к православным патриархам. В послании, где он описал свою реформу

и просил патриархов признать ее, царь ловко манипулировал понятием «коллегиальная власть» и почти

синонимичным ей термином «консилиум». В православной церкви любое важное решение принимается

церковным собором или «консилией». Петр подразумевал в своем послании, что коллегиальное управление

Синодом, заимствованное из шведской административной практики, было прямым соответствием собора.

Патриархи позволили убедить себя в этом и объявили такую форму управления церковью (на деле в высшей

степени чуждую православию) канонической. Другая причина столь беспечного одобрения патриархами этой

формы управления заключалась в том, что русская церковь таким образом сама отменила патриархат, крайне

99

неохотно признанный ими в XVI в. Итак, все крайне удачно играло на руку Петру, его линия церковной

политики победила по всем пунктам [2, с. 72].

Представители духовенства были крайне недовольны реформой Петра, но никто не смел выражать это

недовольство открыто. Ненависть оппозиционеров была настолько сильна, что после смерти Петра вице-

президент Синода Феодосий Яновский заявил, что Петр был тираном и именно поэтому отказался петь по нему

заупокойную. Феодосия отставили и бросили в тюрьму, где он через несколько лет умер.

Несправедливо утверждать, что церковное общество в России было единодушно в своем отрицании

петровской реформы. Ярким ее сторонником и противником восстановления патриаршества в жизни РПЦ был

выдающийся церковный историк Евгений Евстигнеевич Голубинский. В своей статье «Желательно ли

упразднение Св. Синода и восстановление патриаршества?», написанной в 1905 г., он дает четкий

отрицательный ответ на поставленный им самим вопрос. Резким полемическим противником осуждения

петровской реформы Е.Е. Голубинский выступил и в «Замечаниях на статью Тихомирова „Каноническое

достоинство реформы Петра Великого”» [1, с. 101].

Представляется, что церковная реформа была неизбежна. В условиях, когда коренным образом

претерпевали изменения основные сферы общественной жизни – экономическая, политическая, социальная, –

духовная сфера не могла остаться не затронутой.

Таким образом, церковная реформа Петра I, с одной стороны, способствовала укреплению его личной,

абсолютной власти, с другой – поставила церковь под контроль государства, что неизменно вело к

постепенному (хотя и достаточно медленному) снижению авторитета церковной власти, преобладанию

светского над религиозным во всех сферах жизни.

1. Буевский А.С. Церковная реформа Петра Первого: историко-канонический аспект // Журнал Московской Патриархии. 1985. № 11. С. 100–101.

2. Верховской П.В. Учреждение духовной коллегии и «Духовный регламент». Т. 2. Р-н/Д, 1916.

3. Воробьева Э.А. Российская империя в XVIII веке: учеб. пособие. Новосибирск, 2011. 4. Заозерский Н.А. О церковной власти. Основоположения, характер и способы применения церковной власти в различных формах

устройства церкви по учению православно-канонического права. URL: http://hghltd.yandex.net/yandbtm?fmode=inject (дата обр.: 12.04.2015).

УДК 930.253

А.В. Спичак


соискатель, научный сотрудник

ЭВОЛЮЦИЯ ФОРМУЛЯРА РЕВИЗСКИХ СКАЗОК О СВЯЩЕННО- И ЦЕРКОВНОСЛУЖИТЕЛЯХ,

ИХ СЕМЬЯХ В ПРИХОДСКИХ ЦЕРКВЯХ ТОБОЛЬСКОЙ ЕПАРХИИ В XVIII – НАЧАЛЕ XX ВВ.

В статье рассматривается вопрос об эволюции оформления ревизских сказок о священно- и церковнослужителях, их семьях в приходских церквях Тобольской епархии на протяжении XVIII – начала ХХ веков. Актуальность работы обусловлена тем, что

исследование эволюции оформления ревизских сказок о священно- и церковнослужителях, а также их семьях в Тобольской епархии в XVIII

– начале ХХ вв., выявление и анализ факторов, определяющих изменения в содержании и оформлении этих документов, содействует пониманию тенденций развития церковного делопроизводства. Новизна исследования состоит в том, что вопросы эволюции оформления

ревизских сказок о священно- и церковнослужителях, их семьях в Тобольской епархии того времени остаются неизученными, что и определило сферу научного интереса автора. Им анализируется формуляр ревизских сказок Тобольской епархии XVIII – начала XX вв., и

выяснено, что практика делопроизводства в приходских церквях, подвергаясь регламентирующему воздействию, постоянно

совершенствовалась и дополнялась новыми элементами. Ключевые слова: ревизские сказки о священно- и церковнослужителях, их семьях, Тобольская епархия, приходские церкви,

синодальный период, формуляр документа, церковное делопроизводство.

A.V. Spichak

Nizhnevartovsk state University,

applicant, researcher

EVOLUTION OF THE FORM THE CENSUS RECORDS ABOUT SACRED AND CLERGYMEN, THEIR

FAMILIES IN PARISH CHURCHES OF THE TOBOLSK DIOCESE IN XVIII – THE BEGINNING OF THE

XX CENTURIES

In article the question of registration evolution the census records about sacred and clergymen, their families in parish churches of the Tobolsk diocese throughout XVIII – the beginning of the XX centuries is considered. Relevance of work is caused by that registration evolution

research the census records about sacred and clergymen, and also their families in the Tobolsk diocese in XVIII – the beginning of the XX centuries,

identification and the analysis of the factors defining changes in the contents and registration of these documents promotes understanding of tendencies of development of church clerical work. Novelty of research consists that questions of evolution of registration the census records about

sacred and clergymen, their families in the Tobolsk diocese of that time remain not studied, as defined the sphere of scientific interest of the author. It

analyzes the form the census records of the Tobolsk diocese of XVIII – the beginning of the XX centuries, and is found out that practice of clerical work in parish churches, being exposed to the regulating influence, was constantly improved and supplemented with new elements.

Key words: the census records about sacred and clergymen, their families, the Tobolsk diocese, parish churches, the Synod period, the form

of the document, church clerical work.

100

По сравнению с другими видами учета населения материалы церковного учета населения (метрические

книги, исповедные росписи, клировые ведомости, брачные обыски, ревизские сказки о священно- и

церковнослужителях, их семьях) являются наименее изученными [7]. Б.Н. Миронов заметил важную

особенность церковного учета – единообразность, что придает его данным однородность, а схожесть цифровых

показателей ревизского и церковного учета свидетельствует об относительной достоверности данных тех и

других [1, с. 250]. Реже других документов в этой группе изучались ревизские сказки. Е.Н. Сухина изучала

Челябинские приходские ревизские сказки священно- и священнослужителей в историко-лингвистическом

аспекте и отнесла дела, в которых хранятся эти документы, к делам, связанным с устройством приходов [9].

И.А. Чернякова в работе «Ревизские сказки и исповедные ведомости – сравнительный анализ содержания с

точки зрения достоверности и полноты информации» провела сравнительный анализ информации,

содержащейся в ревизских сказках и исповедных росписях Карелии середины 1790-х гг. и выявила наличие

значительных расхождений в определении количества дворов в деревнях, возраста и имен прихожан [цит. по:

7]. Лебедев В.Б. утверждал, что данные ревизских сказок не всегда позволяют проследить динамику развития

духовного сословия [8, с. 34].

Указывать священников и дьяконов в «особливой» росписи было приказано 5 января 1720 г.; был дан

срок в полгода [10]. Петр I указал 19 января 1720 г. подавать сказки «о церковных причетниках, их детях и

свойственниках», присылать их губернаторам в губерниях, в провинциях − воеводам, и, собрав их, отсылать к

бригадиру Зотову. На исполнение указа был отводился срок до 20 июля 1720 года [11]. Правила проведения

ревизии в духовном ведомстве были утверждены указом Синода от 23 августа 1815 г. Синод посредством

духовных правлений приказал архиереям составить ревизские сказки с показанием «наличных», выбывших,

умерших, и переведенных в другие места священно- и церковнослужителей с детьми («без пропуска»), причем

последних следовало вносить только один раз в местах, куда они были переведены. Требовалось указывать

количество приходов каждой церкви. В ревизской сказке записывали сначала штатных (как бывших во время

шестой ревизии, так и поступивших после нее) церковнослужителей с их детьми обоего пола (с указанием

места учебы), потом определенных в штат на время, в конце не определенных в штат. Ревизские сказки

следовало составить в двух экземплярах, подписать всем членам причта, один экземпляр хранить в церкви,

другой − в консистории в епархиальных городах, а в прочих городах и селах − в духовных правлениях. Сказки

необходимо было записать в журнал, подтвердить «исправность и сообразность с формой», в конце документа

подписать это свидетельство одному из присутствующих, сделать копии, оставить их в консисториях и

духовных правлениях, подписать присутствующим и секретарю по листам, подлинные подписать только

секретарю и доставить в ревизские комиссии в срок − до 15 марта 1816 г., а в Тобольской и Иркутской епархии

до 15 августа 1816 года. Из копий сказок надо было составить перечневые ведомости, подписать

присутствующим, представить вместе с копиями сказок в Синод, чтобы они «с лучшим вероятием могли быть

освидетельствованы». Сказки следовало переплести в духовных правлениях, а архиереям по форме шестой

ревизии составить генеральные ведомости и представить их в Синод [12].

Синод 18 октября 1833 г. установил новые правила переписи духовных лиц. Следовало указывать год

учреждения, количество и изменения комплектов церкви. Количество комплектов (или клиров) означает то,

сколько священников и псаломщиков находилось на служении в церкви: один комплект (клир) – один

священник и один псаломщик. «Клир» − это причт одного храма, священно- и церковнослужители. В начале

документа надлежало перечислить штатных священно- и церковнослужителей с женами и детьми обоего пола,

потом добавленных после седьмой ревизии, поясняя, кто из них поступил в штат на вакантные прежние и на

вновь учрежденные штатные места, после перечислить заштатных. В состав заштатных лиц включались

отдельной статьей уже отстраненные от места и еще не определенные на новые должности. Необходимо было

указывать умерших, переведенных в другие церкви (с показанием епархии и должности), уволенных по

желанию и исключенных «за пороки в гражданское ведомство», отосланных в военную службу и поступивших

в монастыри [13].

Ревизские сказки требовалось изготовить при каждой церкви в трех экземплярах и подписать всем

штатным членам причта, один экземпляр оставить для хранения в церкви, другие два − доставить в

консисторию или духовное правление. «Неисправные» сказки возвращали на доработку, а на правильных член

консистории или духовного правления оставлял «свидетельство о верности и исправности» в нижней части

документа. Затем один экземпляр с подписью по листам доставляли при реестре в ревизские комиссии.

Духовные правления должны были составить со сказок перечневые ведомости, которые подписывал

присутствующий, и передать в консистории, где они затем хранились вместе со вторым экземпляром сказок.

Духовные правления оставляли у себя списки с ведомостей. По указу от 18 октября 1833 г., Тобольской

духовной консистории следовало представить сказки в комиссию до 1 августа 1834 г. По 59 параграфу правил,

чиновники, назначенные для местной проверки переписи, обязывались производить ее посредством сравнения

ревизских сказок с метрическими книгами, которые им должны были предоставлять священники в приходах

или духовное начальство [13].

Таким образом, ревизские сказки о священно- и церковнослужителях устанавливались указом 5 января

1720 г., их форма − 1 марта 1744 г.; измененная 18 мая 1811 г., она сохранилась в таком виде до последней

ревизии 1858 г.

101

В Государственных архивах Тюменской и Курганской областей хранится достаточное количество

ревизских сказок приходских церквей Тобольской епархии, начиная с 1737 г., хотя росписи за некоторые годы

отсутствуют или их мало.

В ревизских сказках о священно- и церковнослужителях и их семьях в ревизию 1795 г. составлялись от

руки согласно установленной форме, в верхней части документа указывались реквизиты «наименование вида

документа» и «заголовок к тексту», например: «1795 года … дня Тобольской Епархии Тобольской губернии

Города Тобольска приходской … церкви, находящиеся при ней в действительном служении священники: 1 й

Никита Иванов Некрасов, 2 й Михаил Васильев Арефьев, Дьякон Иван Яковлев Распопов, по силе

состоявшегося 1794 года июня 23 дня Ея Императорского Величества и в народ публикованного указа, дали

сию сказку в Тобольскую Духовную Консисторию, как о себе самих и своем семействе, так и о состоящих при

сей церкви в праздности священно церковнослужителях и их семействах обоего пола неизключая малолетних и

престарелых с показанием сколько из числа написанных по последней 1782 года ревизии разными случаями

убылых и после ревизии вновь рожденных и прибылых по самой истинной без всякой утайки, а буде кем

впредь обличены явимся или по свидетельству найдемся, что кого-либо утаили, то повинны положенному по

указам штрафу без всякого милосердия». Ревизская сказка оформлялась в форме таблицы из семи граф. В

первую графу «А именно при означенной … церкви, писанные в прежнюю последнюю ревизию» записывали

штатных духовных лиц и членов их семей (должность, имя, отчество, фамилия). В остальных шести колонках

отражалась динамика семей священно- и церковнослужителей: возраст по последней ревизии, причина

выбытия или поступления, возраст на момент настоящей ревизии; потом вносили сведения о тех штатных

членов причта, которые «ныне налицо по определениям Его Преосвященства поступившие … после 4 ревизии

места». В конце документа приводились итоговые данные по каждой колонке: количество мужчин и женщин,

числившихся по прошлой ревизии, выбывших и состоящих на момент составления документа с прибывшими.

Сказку подписывали члены причта: два священника и дьякон, например: «Священник Никита Некрасов» [2,

л. 1−3об.], или: «К сей сказке дьячек Афанасий Ярцов руку приложил». Сказки подписывались по листам в

нижнем правом углу, например: «С подлинною читал подканцелярист», указывалась его фамилия [6, л. 1-4 об.].

Ревизские сказки за 1811 г. отличались от документов 1795 г. тем, что учитывали только лиц мужского

пола, а также формулировкой в верхней части документа, например: «Ревижская Сказка 1811 Года августа

10 дня Тобольской Губернии и епархии … о состоящих в … Слободе при … церкви священно

церковнослужителях» [6, л. 5−6 об.]. Была обнаружена сказка ревизии 1811 г., оформленная аналогично

документам 1795 г. [2, л. 4−5] Подписи могли выглядеть следующим образом «К сей сказке дьячек Григорий

Зиборовский подписуюсь» [4, л. 89−89 об.].

После утверждения новых правил в 1815 г. ревизские сказки стали составлять по иной форме

[3, л. 1−10об.]. Ревизская сказка за 1816 г. уже имела стандартную обложку [4, л. 90−91 об.], на которой

указывали: «форма Ревижская Сказка 1815 года … дня Тобольской епархии и губернии такого-то уезда, или

города или села приходской, или приходной, или двуприходной или, терехъприходной такой-то церкви о

состоящихъ священно- и церковнослужителях и их семействах с мужеска и женска пола». В некоторых

ревизских сказках на обложке документ называли как «ревижской», так и «ревизской» сказкой. В верхней части

документа указывалось по центру наименование вида документа: «Ревизская сказка» и ниже заголовок к тексту

«181_ года дня Тобольской епархии и губернии Тарского уезда … слободы приходской … церкви». На левой

стороне разворота документа помещались сведения о лицах мужского пола, а на правой – женского. О

мужчинах сообщали «номер семьи» (т.е. номер по порядку записи), в графе «мужской пол» − перечисляли

священно- и церковнослужителей (должность, имя, отчество и фамилию вначале штатных, потом отставных и

затем выбывших) и их детей, возраст в колонках «по последней ревизии состояли и после в оной прибыло» и в

«ныне налицо», и между ними – дату в графе «из того числа выбыло». На правой стороне показывали «номер

семьи», должность духовного лица, семейную связь, имя и отчество, с какого числа находится в отлучке, и

возраст женщин на момент заполнения таблицы. Составители формы ревизских сказок позаботились о том,

чтобы духовные лица точно знали, какие данные вносить в таблицу, для чего под названием каждого столбца

писали (слева направо): «№», «священно церковнослужители и их дети», «лета», «когда именно», «лета», «№»,

«священно церковнослужительские жены и дочери», «с которого времени», «лета». Под обеими таблицами

указывали итоговые данные, например: «Итого мужского пола налицо 22», «Итого женского пола на лицо 32»

[2, л. 7−11]. Документ подписывали члены причта после фразы: «К сей ревизской сказке подписуемся».

Подпись состояла из должности и имени на левой части, фамилии и слова «подписуюсь» − на правой [2,

л. 12−17]. Документ проверял протоиерей, о чем имелась запись: «В верности и исправности сих сказок

свидетельствую Протоиерей Никитин» [6, л. 7−12].

В 1830-х гг. ревизские сказки оформлялись аналогичным образом. В конце документа располагалась

итоговая запись о количестве мужчин и женщин духовного ведомства в приходе. Документ подписывали по

листам: «Протоиерей Никитин» [6, л. 13 об.−16; 5, л. 1−10]. Для составления ревизских сказкок за 1834 г. уже

использовали печатную форму. В верхней части документа по центру листа печатали наименование вида

документа: «РЕВИЗСКАЯ СКАЗКА». Ниже показывали дату в форме трафарета и название церкви от руки:

«1834 года Генваря 19 дня, Тобольской Епархии и Губернии Города Тобольска приходской … комплектной …

церкви». Слова «183», «года» и «дня» − печатали. Названия колонок не изменились, были напечатаны, как и

итоговые записи «Итого … пола на лицо». Однако итоговые записи писали от руки выше напечатанных, так как

печатная фраза располагалась внизу страницы, и после нее уже не вместились бы подписи. В подписи вместо

102

слова «подписуюсь» стали использовать выражение «руку приложил». В конце документа до подписей

располагалась следующая итоговая запись: «Всего в сей ревизской сказке заключается наличных душ мужеска

пола восемь, и женска одиннадцать. Что в сей ревизской сказке все души к «15» числу Генваря 1851 года в

наличности бывшие показаны и приписных нет. В том свидетельствуем» [2, л. 18−21 об.].

Ревизские сказки за 1850 [3, л. 1−17] и 1851 [2, л. 22−27] гг. были оформлены по установленным

правилам, имели обложку, присутствовали как пустые листы, так и с печатной формой. Ревизские сказки за

1854 г. оформляли на печатной форме. В конце документа имелась итоговая запись о количестве мужчин и

женщин духовного ведомства, запись священника о верности данных, подписи членов причта, например:

«Священник … руку приложил», заверяющая надпись протоиерея [6, л. 17 об.−20].

Ревизские сказки в каждую ревизию в разных церквях практически не отличаются в оформлении. Это

означает, что эволюция этого вида документа происходила постепенно и равномерно на всей территории

Тобольской епархии. В результате анализа ревизских сказок церквей Тобольской епархии XVIII – начала

XX вв. нами выяснено, что форма документов со временем изменялась. Законодательными актами

устанавливались обязанности причтов приходских церквей составлять эти документы согласно требованиям и

своевременно представлять для проверки благочинным и отправки епархиальному начальству. При сравнении

норм законодательных актов с приходскими ревизскими сказками Тобольской епархии выявлено, что структура

документов, действительно, изменялась в зависимости от утверждения новых форм.

Эти документы являются важнейшим источником для генеалогических исследований [9] и изучения

социальной демографии. Материалы церковного ревизского учета ученые широко привлекают для

исследования истории народонаселения.

1. Борщик Н.Д. Эволюция государственной системы учета населения России в XVII − XIX столетиях: на материалах Курского края: дисс. ... док. истор. наук: Курск, 2010. 444 с.

2. ГБУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 86. Оп. 1. Д. 1. Л. 1−3об.

3. Там же. Ф. 92. Оп. 1. Д. 4. 4. Там же. Ф. 109. Оп. 1. Д. 2.

5. Там же. Ф. 653. Оп. 1. Д. 3.

6. Государственное казенное учреждение «Государственный архив Курганской области». Ф. 207. Оп. 1. Д. 1. 7. Дитрих И.И. Исповедные росписи и метрические книги как источники по исторической демографии г. Пскова. URL: e-

lib.gasu.ru/konf/mak/arhiv/2004-2/37.rtf (дата обращения: 08.02.2016).

8. Лебедев В.Б. Псковское духовенство во второй половине XVIII в.: дисс. ... канд. истор. наук: Псков, 2003. 216 с. 9. Сухина Е.Н. Документы Челябинского духовного правления второй половины XVIII века в историко-лингвистическом аспекте: по архивным

материалам: автореф. дис. ... канд. филол. наук: Челябинск, 2006. 26 с.

10. Указ Петра I, данный Сенату «О помещении в ревизских сказках не одних крестьян, но также дворовых людей и церковных причетников» // ПСЗРИ. Собр. 1. Т. VI. 3481. С. 1.

11. Указ Петра I, обьявленный из Сената «О пополнительных ревизских сказках» // ПСЗРИ. Собр. 1. Т. VI. 3492. С. 119−120.

12. Указ Синода «О распоряжениях и правилах на произведение и совершение новой ревизии» // ПСЗРИ. Собр. 1. Т. XXXIII. 25924. С. 264−266. 13. Указ Синода, по высочайшему повелению «О переписи священно- и церковнослужителей» // ПСЗРИ. Собр. 2. Т. IX. Отд. 2. 6500 а. С. 34−37.

УДК 332(571.12)

И.С. Томилов

Тобольская комплексная научная станция УрО РАН,

младший научный сотрудник

ИНДИКАТОРНЫЕ ОТРАСЛИ ЭКОНОМИКИ ТОБОЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ

ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX – НАЧАЛЕ XX ВВ.

Во второй половине XIX – начале XX вв. Россия переживала период интенсификации экономики под воздействием происходивших

масштабных трансформаций. Однако территории, относимые к провинциальным районам страны или занимавшие промежуточное двойное периферийное положение, гораздо позднее и в меньшей степени подверглись изменениям. Новообразования в обозначенном регионе в

первую очередь коснулись таких отраслей обрабатывающей промышленности как маслоделие, культивирование технических культур,

рыболовство и некоторых других. Ключевые слова: экономика, маслоделие, рыболовство, Тобольская губерния.

I.S. Tomilov

Tobolsk complex scientific station of UB RAS,

junior research fellow

FLAT SECTORS OF THE TOBOLSK PROVINCE

IN THE SECOND HALF OF XIX – EARLY XX CENTURIES

In the second half of XIX – early XX century Russia experienced a period of intensification of the economy under the influence of the occurring large-scale transformations. However, the territory allocated to the provincial areas of the country or who hold dual intermediate peripheral

position, much later and to a lesser extent, has undergone changes. Tumors in the designated region in the first place have been made to such

manufacturing industries as butter-making, the cultivation of industrial crops, fishing, and some others. Keywords: economy, butter-making, fishing, Tobolsk province.

Вторая половина XIX в. ознаменовалась для России новым этапом в экономическом развитии.

Нараставшие процессы модернизации и индустриализации, несмотря на тормозившие их законодательство и

103

политику самодержавия, постепенно выводили на первый план промышленность и урбанизационные явления.

Однако в массе своей страна продолжала оставаться аграрной.

Экономическая жизнь Тобольской губернии строилась на торговле, ремесле и мелком промышленном

производстве. Наглядно этот процесс проявлялся в индикаторных областях, отражающих изменения в

экономической структуре. Новообразования в регионе в первую очередь коснулись таких отраслей

обрабатывающей промышленности как маслоделие, культивирование технических культур, рыболовство и

некоторых других.

Значительно развивалось маслоделие, выделившись в отдельную отрасль пищевой промышленности. До

строительства Транссибирской магистрали в Курганском и Ялуторовском уездах в домашних условиях

изготовлялось топленое масло общим объемом до 500 тыс. пудов. Еще в 1886 г. в тюменском уезде был

основан завод по производству парижского масла и сыра. В 1894 г. в Курганском округе был открыт первый

завод по производству экспортного масла, в 1896 г. в Ялуторовском округе сформирована первая в Сибири

маслодельная артель. За 10 лет (1895-1905) число предприятий, связанных с маслоделательной

промышленностью, выросло в Сибири с 15 до 1181, а к началу Первой мировой войны только в Тобольской

губернии насчитывалось 1234 предприятия, сформировавших один из крупнейших в России районов

маслоделия. Крупных заводов было относительно немного, большинство относилось к мелким полукустарным

предприятиям со штатом в 2–3 человека и ручным производством. Так, к 1905 г. из 652 маслоделен края лишь

10 (менее 1,5 %) насчитывали 9–16 чел. и могли быть отнесены к мануфактурному типу [7, с. 4, 13, 19–20].

Одним из первых шагов в этой отрасли стало учреждение в 1901 г. на Первом съезде маслоделов в

Кургане «Организации содействия кооперативным формам развития маслоделия в Сибири». Как видно из

названия, компания занималась поддержкой строительства типовых заводов, снабжением инвентарем,

открытием предприятий и помощью в сбыте продукции в области маслоделия для коллективных объединений.

При ее содействии было открыто около 270-ти артелей, включавших в свой состав 52,5 тыс. крестьянских

хозяйств. Более 4/5 экспортируемого масла шло за границу [4, с. 203]. Скупка масла осуществлялась

российскими, датскими и немецкими фирмами, которых только в Кургане в 1905 г. насчитывалось 13.

Неоднократно демонстрированное масло стало визитной карточкой региона, фактически завоевав

общеевропейский рынок. Именно этот продукт стал в первую очередь ассоциироваться с Сибирью, его

производство вышло на первое место среди отраслей обрабатывающей промышленности [1]. Большой скачок в

маслоделии стал возможен, в том числе, благодаря внедрению машинного оборудования (маслобоек,

сепараторов и др.), что стало началом промышленного переворота в этой отрасли. Но использование

крупногабаритного оборудования, обеспечивающего энергию для работы, по-прежнему шло трудно: в 1910 г.

лишь 0,5 % заводов были оснащены паровыми двигателями, около 20 % работало на конной тяге, в остальных

применялась ручная сила.

За первое десятилетие XX в. число маслодельных заводов выросло более чем в 3,5 раза (с 291 в 1900 г. до

1079 в 1910 г.), их суммарное денежное производство – почти в 10 (1416 и 13534), число рабочих увеличилось в

2,5 раза (979 и 2450) [3, л. 14]. Однако такое бурное развитие отрасли рисковало стать чисто капиталистическим

предприятием, доступным лишь для богатых людей и закрытым для всех остальных. Для крестьян даже

поставки сырья (молока) не всегда были доступны – неурожайные годы сокращали употребление молока и

мяса, не позволяя появляться излишкам [2, с. 213–214].

Тобольская губерния также входила в число лидеров в Сибири по развитию торгового льноводства и

выращивания конопли. Увеличение посевов технических культур стимулировало выработку ткачества,

кустарные изделия которого составляли более 1 млн. аршин холста. Но по сравнению с серединой 1880-х гг.,

эта продукция сократилась в два раза. Продолжали играть весомую роль среди занятий населения пушной

промысел и рыболовство. Традиционно в крестьянских скотоводческих хозяйствах занимались домашним

производством топленого сала, служившего также при изготовлении свечей и мыла. Одной из крупных

салотопленых мануфактур был завод купца Д.И. Смолина, размещавшийся в Кургане. Слабее было развито

скорняжное ремесло, главным центром которого считался Тобольск. В 1884 г. здесь обрабатывалось до 1 млн.

шкурок. В Тюмени размещалось 4 скорняжных мастерских. Кроме того, в Тюмени и Кургане размещались

ведущие сапожно-башмачные мастерские, а в губернском центре – обработка мамонтовой кости и металлов,

изготовление одежды.

В северных уездах рыба продолжала оставаться одним из основных источников существования местного

населения. На сезонных заработках в низовьях Оби трудилось до 10-ти тыс. работников. А.А. Дунин-Горкавич

на основе социально-этнического принципа выделил среди них 3 группы работников: рабочие-пайщики

(промысловые артели, заключившие договоры с нанимателями), «полуневодчики» (бедные инородцы,

сдававшие рыбу) и караванные работники [6, с. 212–226]. Тобольский Север являлся одним из основных

центров по добыче и переработке рыбной продукции. В 1883 г. на берегу Тазовской губы была открыта

немецко-шведская промысловая фактория, закрытая вскоре по настоянию обдорских купцов [5, с. 24]. Здесь на

рубеже веков функционировало около 300 мелких рыбопромышленников и более 35-ти фирм, среди которых

наиболее крупными считались предприятия купцов Е.В. Земцова, М.Д. Плотникова, С.М. Трусова,

С.П. Туркова и др. Ведущей среди них являлась компания М.Д. Плотникова, основанная в конце 1890-х гг. и

владевшая обширным речным флотом. По сути, передвижной рыбоконсервный завод добывал сырье в

Березовском уезде, а после окончания сезона добычи перебазировался в Тобольск, где с помощью

производственных мощностей и оборудования изготовлял консервы. Масштабы производства рыбной

104

продукции были впечатляющими: в начале XX в. завод поставлял порядка 100 тыс. банок консервированной

рыбы, увеличив это количество за десятилетие в 4 раза. Благодаря низкой себестоимости, предприниматель

имел возможность быстро сбывать товар по невысокой (относительно привозной продукции) цене. Отделения

торгового дома были открыты в Томске, Барнауле, Тюмени, Омске и др. городах Сибири. Обладавший самыми

крупными угодьями на Оби и основанный всего лишь в 1889 г., торговый дом «Плотников и сыновья»

процветал, получая до 8-микратной прибыли. Свою продукцию компания регулярно выставляла на

всероссийские и международные выставки, на которых по достоинству было оценено качество товара:

серебряная медаль на Парижской выставке 1900 г., золотые – на Лондонской 1901 г. и Петербургской 1902 г. и

т. д.

В рыбопромышленной отрасли нагляднее всего процветали кабальные формы эксплуатации. Зачастую

работнику частично выдавали аванс за следующий сезон, делая его должником, вынуждая наниматься на

будущее время и отрабатывать долг. Современники, совершавшие поездки по Северу, отмечают

многочисленные случаи преднамеренного спаивания артельщиков (в первую очередь, склонных к

злоупотреблению алкоголем инородцев), продажи им со стороны представителей нанимателя различной

продукции или оборудования по завышенным ценам. Так, П.М. Головачев указывает: «Сибирские мелкие

рыбопромышленники вообще создают свое благосостояние посредством всевозможных обманов и притеснений

как своих рабочих, так особенно местных инородцев: рыба приобретается ими от инородцев почти даром,

главным образом путем обмена на муку, чай, сахар, соль, ситцы, холст, пуговицы и т.п.; этот «остяцкий товар»

отличается своими высокими ценами и очень плохими качествами: употребляются фальшивые весы, и при

обмене постоянно происходит спаивание водкой, обыкновенно сдобренной каким-нибудь одурманивающим

веществом» [2, с. 279]. Условия труда рыбаков были одними из самых тяжелых среди рабочих специальностей:

работая практически без выходных, от восхода до заката в холодной воде, рабочие вынуждены были ютиться в

нечеловеческих условиях и антисанитарной обстановке. Крупные рыбопромышленники, кроме всего прочего,

многократно наживались на скупке товара по низким ценам у более мелких добытчиков и ее последующей

перепродаже по завышенной стоимости [6, с. 246]. По данным Ю.П. Прибыльского, к началу Первой мировой

войны из 281 промыслового рыболовного угодья, принадлежавших инородцам, 219 лучших были захвачены

арендаторами [5, с. 25]. Монополия крупных рыбопромышленников охватывала господство в снабжении,

транспорте, торговле, производстве и капитале.

Таким образом, развитие основных отраслей экономики Тобольской губернии во второй половине XIX –

начале XX вв. всецело зависело от положения на общероссийском рынке. Важнейшими здесь стали процессы

модернизации, набравшие силу на рубеже веков и затронувшие все сферы жизнедеятельности. Одними из

развитых отраслей в губернии считались маслоделие и рыболовство. Именно они стали своеобразными

индикаторами, отражающими изменения в структуре экономических областей, а также показывающих

специфику региона с устойчиво наметившимися местными тенденциями развития. 1. Алексеева В.К. Сибирское маслоделие в период империализма: дис. на соиск. уч. ст. к.и.н. Новосибирск, 1973.

2. Головачев П.М. Сибирь: Природа. Люди. Жизнь. 2-е изд. М., 1905.

3. Государственное бюджетное учреждение Тюменской области «Государственный архив в г. Тобольске». Ф. 417. Оп. 1. Д. 104. 4. История Сибири. В 5 тт. Т. 3. Сибирь в эпоху капитализма / Акад. наук СССР. Гл. ред. А.П. Окладников. Л., 1968.

5. Прибыльский Ю.П. Рыбное хозяйство Обь-Иртышья в XX в. М., 2008.

6. Тобольский Север. Общий обзор страны, ее естественных богатств и промышленной деятельности населения / Сост. А.А. Дунин-Горкавич. СПб., 1904. 7. Указатель маслодельных заводов в Тобольской губернии и смежных уездах Пермской, Оренбургской губерний и Акмолинской области за 1910 г.: сост. на

основании данных за 1910 г. / Гл. упр. землеустройства и земледелия; Правительственная орг. по молочному хозяйству в Тобольской губернии. Омск, 1911.

УДК 94

М.В. Тоярова



студентка

РОЛЬ СОВЕТСКОГО СОЮЗА В ДОСТИЖЕНИИ ПОБЕДЫ ВО ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ

В ОЦЕНКАХ ЗАРУБЕЖНЫХ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ

В статье дается анализ взглядов зарубежных ученых по вопросу о роли Советского Союза в достижении победы во Второй

мировой войне. Автор отмечает, что направленность и результаты исследований определяли главным образом источниковедческий и

политический факторы. Ключевые слова: оценки, зарубежные ученые, роль Советского Союза, победа, Вторая мировая война.

M.V. Tojarova



THE ROLE OF THE SOVIET UNION IN ACHIEVING VICTORY IN THE SECOND WORLD WAR

IN THE ASSESSMENTS OF FOREIGN RESEARCHERS

105

The article provides an analysis of the views of foreign scholars on the role of Soviet Union in achieving victory in world war II. The author

notes that the direction and results of the investigations were determined mainly to sources and political factors.

Key words: evaluation, foreign scholars, the role of the Soviet Union, the victory, the Second World War.

Вторая мировая война стала определяющим событием истории XX в. Она оказала глубочайшее

воздействие на весь ход мирового развития. Важнейшие аспекты войны, в том числе вклад СССР в победу над

Германией и ее союзниками, оказались в центре внимания не только отечественных, но и многих зарубежных

ученых. Роль Советского Союза в войне прослеживается при рассмотрении предыстории войны, боевых

действий на советско-германском и других фронтах, военно-экономического сотрудничества стран-союзников

по программе ленд-лиз, проблемы открытия второго фронта, итогов войны. Все эти вопросы получили

неоднозначное освещение в работах зарубежных авторов. Причем два основных фактора определяли

направленность и результаты исследований – источниковедческий и политический.

Первые работы по интересующей нас тематике появились на Западе, в США, еще в годы войны. Их

отличительными особенностями были значительная объективность, реализм, трезвое отношение к СССР,

взвешенность оценок. Они содержали важный фактический материал, правдивые данные о действиях советских

войск, признание исторического значения создания антигитлеровской коалиции, даже критику действий

правительств, затягивавших открытие второго фронта в Европе. Однако научный уровень этих работ был

невысок, они носили преимущественно описательный характер. К числу подобных изданий можно отнести

книгу Майкла Сейерса и Альберта Кана «Тайная война против Советской России», которая была переведена в

СССР уже в 1947 г. По мнению авторов, основная вина за развязывание Второй мировой войны лежит на

правительствах нацистской Германии, фашистской Италии, Англии и Франции, которые подписали

Мюнхенское соглашение 1938 г. Этот документ, как полагали авторы, оставил СССР без союзников, а «франко-

советский пакт, краеугольный камень коллективной безопасности в Европе, был похоронен» [7, с. 347].

В послевоенный период на зарубежную историографию наложила отпечаток «холодная война». В это

время в США и в других странах Запада в основе государственной политики и идеологии находилась борьба с

коммунизмом, и освещение проблем Второй мировой войны проходило сквозь призму этой борьбы. Вскоре

после окончания войны были изданы мемуары американских военачальников Омара Брэдли, Мэтью Риджуэйя,

Фредерика Шермана [2; 6; 8]. Эти авторы идеализировали значение западного фронта, действий американских

вооруженных сил и стремились принизить роль советско-германского фронта. Они полагали, что Вторая

мировая война, по сути, началась только после вступления в нее США 7 декабря 1941 г., а основную причину

неудач гитлеровских войск на советско-германском фронте видели в суровости русского климата, который

парализовал германскую военную машину.

В Великобритании сразу после завершения войны начала выходить военная серия «Истории Второй

мировой войны», в которой излагалась официальная правительственная концепция войны, ее хода и

результатов. Составной частью «Истории Второй мировой войны» стал шеститомник «Большая стратегия»,

который был издан в 1950–1960-е гг. под редакцией профессора Кембриджского университета Дж. Батлера [1;

9]. В издании содержится богатый фактический и документальный материал. Вместе с тем, это издание

проникнуто духом «холодной войны». В нем проводится идея о том, что победа антигитлеровской коалиции

была обеспечена главным образом вооруженными силами и ресурсами США и Великобритании.

Преувеличивается роль театров военных действий, где сражения велись силами западных держав, прежде всего

Средиземноморского. Автором пятого тома Дж. Эрманом подчеркивается превосходство англоамериканской

стратегии, которая наилучшим образом отвечала задаче разгрома Германии [9, с. 303].

Для зарубежной историографии периода «холодной войны» были также характерны завышенные оценки

помощи СССР со стороны держав Запада, прежде всего США по программе ленд-лиз. В английской

историографии появилось мнение, что значительные поставки по ленд-лизу СССР, явились одной из причин

потерь англичан в Юго-Восточной Азии.

При этом следует отметить, что английские историки даже в годы «холодной войны» проявили себя

более объективными и беспристрастными, чем американские, а их антисоветизм был более дозированным.

Кроме того, английские историки в большей степени, чем американские, подтверждали свои теоретические

положениях фактическим, документальным материалом.

По мере ослабления международной напряженности в 1970-е гг. в зарубежной историографии Второй

мировой войны появились новые тенденции. Часть историков, прежде всего представители молодого

поколения, попытались выработать свои подходы к анализу проблем войны. Они старались охватить процесс

войны не выборочно, а целиком, поэтому в их трудах значительное внимание уделялось событиям на советско-

германском фронте. В это время появились возможности шире использовать документальную источниковую

базу, так как стали доступны ранее закрытые архивы. Так заметным событием в американской военной

историографии считается предпринятое по инициативе министерства армии США издание трехтомника о

военных действиях на советско-германском фронте. Автором перовой книги стал заместитель начальника

общего отдела военно-исторической службы известный историк И. Цимке. В основу ее положен широкий круг

документальных источников. Материал изложен с объективных позиций. Автор пытается показать истинные

причины поражения германской армии на советско-германском фронте [3].

Однако и старые оценки сохранялись. Отдельные ученые продолжали настаивать на решающей роли

западных союзников в достижении победы. Так, американские историки К. Хоув, Г. Смит в своих работах

стремились доказать, что именно США являлись творцом победы во Второй мировой войне. Кроме того, в

106

1970-е гг. приобрел популярность тезис об ответственности Советского Союза за развязывание войны и о

превентивном ее характере со стороны Германии. В 1971 г. в Германии была издана книга Г. Хертле «Военный

долг победителей: Преступления Черчилля, Рузвельта и Сталина на пути к достижению мира». В ней автор

пытался оправдать нападение Германии на СССР угрозой «окружения» Германии. Мысль о превентивной

войне Германии против СССР излагалась также в книге английского историка Д. Ирвинга «Война Гитлера»

(1977) и немецкого историка Э. Хельмдаха «Нападение?» (1978) [4].

С середины 1980-х гг., во многом в связи с политическими переменами в нашей стране, новые тенденции

в зарубежной историографии усилились. На Западе появилось большее число работ, в которых проявляется

новый подход к событиям военных лет – стремление отойти от идеологических подходов времен «холодной

войны», более объективно освещать роль различных стран антигитлеровской коалиции в войне, особенно

операции и сражения советско-германского фронта, глубже анализировать мотивы и цели советской внешней

политики. Основное внимание оказалось сконцентрировано на ряде тем. Это – советская внешняя политика

предвоенного времени, особенно в период действия советско-германского договора от 23 августа 1939 г.;

советское военное искусство, проявившееся в ходе стратегических операций в годы войны; проблема ленд-лиза

и роль второго фронта в войне.

В труде английского историка Дж. Робертса «Отнюдь не священный союз» и работе А. Рида и

Д. Фишера «Смертельное объятие: Гитлер, Сталин и нацистско-советский пакт» изложены взгляды на

советскую внешнюю политику предвоенного периода и первых лет Второй мировой войны, характерные для

большей части историков США и Англии конца 1980–1990-х гг. В провале политики коллективной

безопасности Дж. Робертс больше винит Запад из-за его непоследовательной политики по отношению к СССР

и Германии. Авторы книги «Смертельное объятие» также указывают на неготовность западных держав к

эффективному военному союзу с СССР, что не оставило перед его руководством иного выбора как заключить с

Германией договор о ненападении и тем самым выиграть время для усиления обороноспособности страны [5, с.

103].

Расширенный доступ к архивным документам СССР, а затем России, дал возможность зарубежным

исследователям более широко и правдиво освещать проблемы экономического сотрудничества между

союзниками, более объективно оценивать роль ленд-лиза в жизни Советского государства в период войны.

Американские историки, хорошо знакомые с проблемой ленд-лиза, уже не пытаются, как прежде, представить

ленд-лиз решающим фактором победы СССР в войне. Так, Джон Хазард, занимавший в 1941–1946 гг.

должность заместителя директора советского отделения управления по ленд-лизу, в 1990-гг. писал: «Полагаю,

что теперь вряд ли кто-нибудь в США возьмется утверждать, что поставки оборудования и продовольствия по

ленд-лизу явились основным фактором, обеспечивающим победу советского народа и красной армии в этой

войне» [5, с. 112].

По проблеме открытия второго фронта в зарубежной историографии 80-90-х гг. XX в. наибольшее

распространение получили две версии. Первая заключалась в том, что США и Англия, исходя из своих

национальных интересов, своевременно открыли второй фронт в 1944 г., и это позволило им выиграть войну

без больших затрат и потерь. Данная версия была изложена в работах Р. Даллека, М. Столера и др. Другой

подход к проблеме присущ ряду историков в США и, особенно в Англии – Р. Леки, Дж. Григгу и др. Так, Дж.

Григг полагал, что западным союзникам нужно было высадиться во Франции в 1943 г. Уже тогда они имели все

необходимое для такой операции. Высадка союзного десанта обеспечила бы продвижение союзных войск в

Германию и Восточную Европу раньше Красной Армии, и это не позволило бы Сталину учредить просоветские

режимы в странах Центральной и Восточной Европы. В целом, описывая историю создания и

функционирования второго фронта, англоязычные историки высоко оценивают его роль в войне.

В последнее время в связи с изменением политической обстановки в мире все явственнее проявляется

тенденция отката взглядов зарубежных историков на позиции периода «холодной войны» [10]. Стали все более

распространяться версии, принижающие роль Советского Союза в достижении победы во Второй мировой

войне. Изменилась направленность исторической литературы о войне и в бывших европейских странах

социалистического содружества. Если раньше, издававшиеся там работы, повторяли основные концепции

советской историографии и делали упор на сотрудничестве этих стран с СССР, то в последние годы там все

больше появляются антироссийские тенденции. В Польше, например, это особенно проявляется в публикациях

о Варшавском восстании 1944 г., вступлении Красной Армии на территорию Польши в сентябре 1939 г. В

Чехии, преобладающими в последнее время, стали работы, раскрывающие действия чехословаков в составе

вооруженных сил западных союзников, а не совместно с Красной Армией. Еще одной характерной

особенностью современной зарубежной историографии явилось оживление тезиса о превентивном характере

войны Германии против Советского Союза.

Таким образом, наблюдается определенная эволюция во взглядах зарубежных исследователей по

вопросу о роли Советского Союза в достижении победы во Второй мировой войне. Эта эволюция обусловлена

как доступностью источников и степенью их достоверности, так и политическим фактором, под которым

следует, прежде всего, понимать характер взаимоотношений между нашей страной и странами Запада. При

этом в последнее время роль политического фактора усилилась.

107

1. Батлер Дж. Большая стратегия. Сентябрь 1939 – июнь 1941. М.: Издательство иностранной литературы, 1959. 584 с.

2. Брэдли О.Н. Записки солдата. М.: Издательство иностранной литературы, 1957. 608 с.

3. Каскарова Г.Б. Проблемы истории Второй мировой войны в зарубежной историографии. // URL: http://e-history.kz/media/upload/1466/2014/06/25/cd9594963e38bb0e8c48c8de7ee46c8c.pdf (дата обр. – 13.02.16).

4. Ковригин В.В. Ключевые проблемы истории Второй мировой войны в советской и зарубежной историографии 50-х – первой половины 80-х гг. //

URL: http://vkovrigin.ru/images/Statyi/2007_Kluchevye.pdf (дата обр. – 13.02.16). 5. Орлов A.C., Рогалев А.П. Американская и английская историография второй мировой войны (1939-1945 гг.) // Великая Отечественная война:

Историография: Сб. обзоров. М.: ИНИОН, 1995. С. 80-116.

6. Риджуэй М. Солдат. М., 1958. 340 с. 7. Сейерс М., Кан А. Тайная война против Советской России. М.: ГИИЛ, 1947. 456 с.

8. Шерман Ф. Война на Тихом океане. Авианосцы в бою. М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 1999. 560 с.

9. Эрман Дж. Большая стратегия. Август 1943 – сентябрь 1944. М.: Изд-во иностранной литературы, 1958. 404 с. 10. Ястремский А.М. Отстоим нашу Победу: борьба с фальсификацией истории Великой Отечественной войны в современной России // Гуманитарные

науки. Вестник финансового университета. 2015. № 3 (19). // URL: http://www.fa.ru/dep/jgn/Documents (дата обр. – 12.02.16).

УДК 929.6

Д.Р. Ханафиева



студент

СОВЕТСКАЯ НАГРАДНАЯ СИСТЕМА В БРЕЖНЕВСКУЮ ЭПОХУ

В статье рассмотрены основные этапы советской наградной системы с 1917 по 1988 гг., этапы сопоставлены по количеству вновь

утверждаемых высших государственных наград и их ценностным содержанием. Особое внимание уделяется наградной системе, оформившейся в период руководства государством Л.И. Брежнева (1964–1982), связанный с резким снижением аксиологического статуса

государственных наград.

Ключевые слова: советская наградная система, ордена и медали, государственные (гражданские) ценности, государственная идеологическая политика, статус награды, общественное признание.

D.R. Нanafieva The Tobolsk pedagogical institute named after D. I. Mendeleev (branch)


THE SOVIET AWARD SYSTEM IN THE BREZHNEV ERA

The article reviewed main steps of soviet gratuity system since 1917 to 1988, the steps are matched by number of newly affirmed high

national awards and their value content. Executed when L.I. Brezhnev was a government leader and connected to dramatic reduction of axiological

status of national awards, gratuity system is paid special attention in the article. Key words: soviet gratuity system, orders and medals, national (civil) values, national ideological politics, award’s status, public acceptance.

История отечественных наградных систем непосредственно связана с развитием российской

государственности. Наградные системы формируются, развиваются и упраздняются вместе с государствами, их

создавшими. Одно государство распадалось, но на его месте образовывалось другое, заимствуя многие

исторически сложившиеся традиции своего предшественника, в том числе и знаков социального признания

своих граждан. Несмотря на происходившие в стране коренные изменения исторической обстановки и смену

форм её государственно-политического устройства, основные функции наград, призванных нести

награждённым лицам моральные, а в ряде случаев и материальные преимущества, оставались неизменными.

Вместе с тем государственные награды всегда являлись непосредственным атрибутом государства и

выражением его суверенитета.

Отечественные награды отражают основные идеи и принципы, значимые для государства, и служат

одним из действенных средств распространения в обществе государственной идеологии. Награды являются

эффективным инструментом, применяемым государственно-политической системой для управления

обществом. При содействии наград государственная власть решает ряд важных задач:

– по поощрению граждан за заслуги, проявленные перед государством и народом;

– по стимулированию граждан к добросовестному исполнению своих профессиональных и

общественных обязанностей, а также к выполнению своего гражданского или служебного долга;

– по воспитанию подрастающих поколений в духе патриотизма, уважения и признательности к заслугам

лиц, удостоенных государственных наград.

Посредством награждения высшая государственная власть выражает гражданам признание высокой

значимости проявленных ими заслуг.

Изучение вопросов, связанных с историей становления и развития отечественных государственных

наградных систем, позволяет раскрыть идеологические аспекты политики государства, его экономического,

политического, социального и культурного развития [4].

В истории нашей страны наградная система формировалась не один раз. Предшественницей

современной наградной системы России была советская, которая теснейшим образом связана с историческими

108

реалиями ХХ в. Особый интерес вызывает брежневский период развития советской наградной системы в связи

с неоднозначной оценкой специалистами её духовной и исторической значимостью.

Актуальность изучения наградной системы объясняется ее огромным духовным потенциалом в

формировании ценностей общества; государственные награды являются одним из действенных механизмов

государственного управления и эффективным средством распространения в обществе государственной

идеологии, что требует деликатного использования данного ресурса.

Наградная система Советского государства возникла не сразу. Она развивалась постепенно, и каждый

новый этап борьбы с врагами Родины и социалистического строительства вносил новое в эту систему, дополняя

ее [6].

Основу для создания советской наградной системы подготовил один из первых советских декретов

ВЦИК и CHK от 10 ноября 1917 г. «Об уничтожении сословий и гражданских чинов», подписанный

В.И. Лениным и Я.М. Свердловым. Советская наградная система в своем становлении прошла несколько

этапов.

Первый этап охватывает довоенный период. Содержание наград определялось значимостью событий,

таких как Великая Октябрьская революция, Гражданская война, трудовые достижения советских людей.

28 декабря 1920 г. по предложению делегатов VIII Всероссийского съезда Советов в целях поощрения

советских граждан, в деле восстановления разрушенного в период гражданской войны производственно-

промышленного комплекса страны был учреждён орден Трудового Красного Знамени РСФСР. Учреждение

ордена было обусловлено окончанием боевых действий и переходом страны к мирному строительству, а также

необходимостью отмечать перед всей республикой высокие производственные показатели как отдельных

граждан, так и целых трудовых коллективов.

В конце 1920-х и середине 1930-х гг., в период проведения коллективизации и индустриализации страны,

комплекс советских орденов был расширен. В это время были учреждены: общесоюзный орден Трудового

Красного Знамени (7 сентября 1928 г.), орден Красной Звезды (6 апреля 1930 г.), а в годы второй пятилетки был

учреждён орден «Знак Почёта» (25 ноября 1935 г.) [7]. Всего за довоенный период в СССР было утверждено

5 орденов и 7 медалей.

Второй этап ознаменован Великой Отечественной войной. Поступки, достаточные для вручения

награды, совершались массово, и боевые награды Великой Отечественной войны вручались в огромном

количестве. Поощрению подлежали лица, участвовавшие в партизанской деятельности, труженики тыла,

потому что все работали на достижение одной цели – победить врага.

Был создан ряд полководческих наград для того, чтобы отметить командующий состав СССР, а также

награды за героическую оборону крупных городов.

Кроме этого, были учреждены и награды для определенных родов войск. Так, для моряков были

разработаны награды Ушакова и Нахимова, одноименные ордена стали наградой для офицерского состава

ВМФ и медали – для рядового. Кроме них, была разработана специальная награда для воинов, ведущих

деятельность в тылу противника – партизан [3].

Всего за годы Великой Отечественной войны было учреждено 10 орденов и 10 медалей. Высшей военной

наградой Союза Советских Социалистических Республик считается Орден «Победа», созданный для

награждения высшего командного состава РККА за успешные операции в масштабах фронта или нескольких

фронтов [1].

Третий этап охватывает послевоенный период, продолжавшийся до 1988 г. Характеризуя наградную

систему этого времени, мы можем говорить как о завершающем этапе. Учреждение наград в этот период

связано с юбилейными датами и появлением структур управления народным хозяйством, объединением

министерств и ведомств, некоторые из которых существовали меньше года, но успевали выпустить свои

награды. Практически каждое ведомство выпустило собственные знаки, в основном, «Отличники» и

«Отличники социалистического соревнования» [3]. Всего за этот период было учреждено 5 орденов и

19 медалей.

Значительная часть завершающего этапа существования советской наградной системы приходится на

период руководства государством Л.И. Брежневым (1964–1982 гг.).

За эти годы было учреждено 4 ордена:

в 1967 г. – орден Октябрьской революции,

в 1972 г. – орден Дружбы народов,

в 1974 г. – орден Трудовой Славы (трех степеней) и орден «За службу Родине в Вооруженных Силах

СССР» (трех степеней).

Учреждение каждого из этих орденов имело свои политические предпосылки. Так, орден Октябрьской

революции, учреждённый в честь 50-тилетия революции, стал своеобразным «мирным аналогом» ордена

Ленина: статут ордена Октябрьской революции определяется такими основаниями для награждения как: «вклад

в строительство коммунизма», «вклад в укрепление Советской власти» и лишь затем «за отвагу, проявленную в

борьбе с врагами».

Учреждённый в 1972 г. орден Дружбы народов стал своеобразной «экспортной» наградой: с середины

1960-х гг. СССР активно включается в международные отношения. Высшие советские чиновники много

ездили, заключали договоры, участвовали в дипломатических раутах и приёмах. Дорогих советских гостей с

109

радостью принимали лидеры стран Азии и Африки. Русским друзьям дарили многочисленные сувениры,

подарки, случалось, что и награждали местными орденами.

Орден Трудовой Славы – вершина кабинетного изобретательства в области нематериальных поощрений

за трудовые достижения. К началу 1970-х гг. в экономике отчётливо обозначились тревожные тенденции –

падала производительность труда, сокращался рост ВВП, увеличивался товарный дефицит. Ведущие советские

экономисты настаивали – нужны реформы и внедрение эффективного материального стимулирования: «лучше

работаешь – больше получаешь». Но высшие партийные руководители не прислушались к разумным советам:

«народ нас не поймёт», вместо этого чиновники учредили обширную линейку нематериальных поощрений:

почётные грамоты, вымпелы, Переходящее Красное Знамя и наивысшая трудовая награда – Орден Трудовой

Славы. Эффект не оправдал ожиданий: советские люди всё более и более скептически относились к такому

решению властей вдохновить простой народ на самоотверженный труд во имя высоких идей [5].

Стоит отметить, что в брежневскую эпоху появилось больше различных наград, а высших, орденов и

медалей, почти столько же, как в годы Великой Отечественной войны. Их численность составляет

19 наименований (4 ордена и 15 медалей).

На наш взгляд, стоит согласиться с мнением многих исследователей о том, что Л.И. Брежнев –

«любитель» наград (медалей и орденов) – нерационально использовал морально-нравственный потенциал

высоких наград. У самого генерального секретаря ЦК КПСС насчитывалось около 200 орденов и медалей [1],

что подчёркивало идеологическую слабость руководителя государства.

Таким образом, можно констатировать, что статус советской наградной за годы руководства

государством Л.И. Брежнева системы был существенно снижен, что было обусловлено неэффективностью их

использования государством. Моральная значимость награды утратила свои позиции, тем самым обесценила в

глазах советского общества статус награды как общественного и государственного признания. Это, в свою

очередь, свидетельствовало о снижении авторитета самого государства в глазах его граждан и

свидетельствовало о кризисе духовности в советском обществе.

1. Государственные награды Российской Федерации // URL: http://ordenrf.ru/rf/ (дата обр. – 14.02.16).

2. Награды России // URL: http: / /ordenrf.ru/su/ (дата обращения: 14.02.16). 3. Награды СССР // URL: http://ww2awards.info/nagrady_SSSR.html (дата обр. – 13.02.16).

4. Понятие государственной наградной системы // URL: http://ordenrf.ru/statiy-soyuz/goncharov-ponyatie-gosudarstvennoy-nagradnoy-

sistemy.php (дата обр. 14.02.16). 5. Реформы в промышленности // URL: http: allRefs.net.html (дата обр. – 16.02.16).

6. Советские боевые награды // URL: http:// savok.name.html (дата обр. – 13.02.16).

7. Формирование наградной системы в Советском Союзе // URL: http://ordenrf.ru/statiy-soyuz/goncharov-formirovanie-nagradnoy-sistemy-sovetskom-soyuze.php (дата обр. – 14.02.16).

http://ordenrf.ru/

110

Раздел IV. ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В СОЦИОКУЛЬТУРНОМ КОНТЕКСТЕ

УДК 372.881.111.1

Я.О. Аверьянова

Омский государственный педагогический университет

СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ КОМПОНЕНТ ПРОФЕССИОНАЛЬНО-КОММУНИКАТИВНЫХ

УМЕНИЙ СТУДЕНТОВ-МЕНЕДЖЕРОВ НА АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ

Статья посвящена определению социокультурной специфики деловой коммуникации на английском языке и способов ее учета в

процессе формирования профессионально-коммуникативных умений студентов-менеджеров. Ключевые слова: социокультурный компонент, профессионально-коммуникативные умения, коммуникативная компетенция,

деловая коммуникация.

Ya.O.Averyanova

Omsk state pedagogical university

SOCIOCULTURAL COMPONENT OF PROFESSIONAL-COMMUNICATIVE ABILITIES

OF MANAGER-STUDENTS IN THE ENGLISH LANGUAGE.

The article is dedicated to revealing of sociocultural specificity of busyness communication in the English language and ways of its account

in the shaping process of manager-students’ professional-communicative abilities. Key words: sociocultural component, professional-communicative abilities, communicative competency, busyness communication.

Процессы глобализации и интеграции, свойственные современной мировой экономике, оказывают

существенное влияние на российский бизнес, расширение международных связей которого предполагает

постоянное взаимодействие его игроков с зарубежными партнерами. В этой связи приобретает актуальность

вопрос подготовленности выпускников-менеджеров к осуществлению профессиональной деятельности в

условиях межкультурного сотрудничества.

Тот факт, что эффективность делового общения будет тем выше, чем правильнее участники делового

взаимодействия будут общаться, не вызывает сомнений, иначе говоря, успех совместного предприятия зависит

от того, насколько менеджер владеет межкультурной иноязычной коммуникативной компетенцией.

Данный вид компетенции включает такие элементы, как знание национально-культурных особенностей

страны-партнера, системы и правил ее языка, способность планировать и осуществлять речевое поведение,

передавая информацию в логичных и связных высказываниях, прогнозировать и устранять вероятные

социокультурные конфликты, и наконец, умения осуществлять иноязычное деловое общение,

детерминированное профессиональной ситуацией и национально-культурными особенностями [8, с. 114]:

в письме: умение составлять документацию, соответствующую профессиональной области

в чтении: умение осуществлять информационный поиск, понимать содержание текстов в определенной

отрасли знаний;

в говорении: способность осуществлять устную деловую коммуникацию в своей профессиональной

области в любой форме как непосредственного, так и опосредованного общения;

в аудировании: способность понимать диалогическую и монологическую речь в сфере

профессиональной коммуникации.

Простое овладение умениями не обеспечит успешного межкультурного взаимодействия. Необходимо

понимание того, какие особенности культуры формируют нормы и правила поведения в бизнес-коммуникации

[7, с. 90–92].

Значительная роль в межкультурном взаимодействии отводится опосредованной письменной

коммуникации. Общим свойством документации, относящейся к мировому рынку, является жестко

регламентированная структура, зафиксированная в международных стандартах. Особенностям англоязычных

документов посвящены работы таких исследователей, как У. Зинсер, М.В. Кирсанова, Л.К. Раицкая,

С.Г. Терминасова. В этом проблемном поле работают специалисты центров послевузовского образования и

трудоустройства Университета графства Кент, Солсберийского университета и др.

На сегодняшний день благодаря доступности, скорости и простоте использования, наиболее

распространённым в международном сотрудничестве является общение посредством электронной почты. В

процессе формирования у студентов-менеджеров ПКУ в письменной речи и чтении необходимо учитывать

социокультурные аспекты переписки по e-mail. Прежде всего, деловой культуре Великобритании и США

свойственно отношение к деловому партнеру как к человеку, чье время и внимание необходимо ценить. В связи

с этим, электронное письмо должно иметь общий позитивный тон: делается акцент на положительных фактах,

отрицательные же подаются тактично. Стандартная структура письма предусматривает комплимент или

похвалу, которые можно использовать как способ представиться читателю, поскольку повторное представление

уже знакомому человеку может быть расценено как грубость (например: «It was great to meet you at [event]).

111

Наконец, набор текста или его фрагментов прописными буквами недопустим, поскольку может трактоваться

как проявление агрессии или давление.

Стремление сэкономить время партнера способствовало формированию следующих характерных

свойств e-mail:

1) оптимальная длина письма, составляющая пять предложений, содержащих до 17-ти слов, и его

темы, ограниченной тремя-четырьмя словами;

2) ясность текста, достигаемая посредством следующих методов:

отнесенность текста только к одной теме;

преобладание активного залога над пассивным;

использование коротких слов, отсутствие идиом и синонимии;

графика текста: ключевые фразы могут быть выделены жирным шрифтом или курсивом так, чтобы

бегло ознакомившись с ними, читатель смог понять общее содержание письма.

Культуре бизнес-коммуникации США и Великобритании свойственно считать электронное сообщение

менее формальным, чем даже телефонный разговор, вследствие чего оно имеет большую, по сравнению с

официальным деловым письмом, степень персонификации. В официальной переписке менеджер, говоря от

лица организации, использует местоимение we. В электронном сообщении предпочтительнее обращаться к

читателю от первого лица. При этом менеджер не должен путать неформальную (informal) деловую переписку с

повседневной (casual). Так, использование разговорных сокращений (IMHO, LOL и др.) и графических смайлов,

характерных для повседневного общения, в деловой коммуникации может являться поводом для недоверия и

восприниматься получателем как пренебрежительное отношение к нему. Лишены формализма и речевые

клише, свойственные каждому элементу структуры сообщения, упрощенной по сравнению с официальным

письмом:

1. приветствие: «Hi [First Name]»;

2. комплимент, благодарность или любезность: «I enjoyed your presentation about [topic] on [date]», «I

found your blog post on [topic] really helpful», «It was good to meet you at [event]», «I hope you’re well» (при менее

формальном обращении);

3. причина обращения: «I’m emailing to ask about…», «I wondered if you could help with…»;

4. призыв к действию: «Could you send me those files by Thursday?», «Could you write that up in the next

two weeks?», «Please, write to James about this, and let me know when you’ve done so?»;

5. заключение: «If you have any questions feel free to drop by my office on Friday», «With any questions,

please contact me on the phone number…»;

6. заключительная формула вежливости: Sincerely yours; Thanks; Regards;

7. подпись: включает имя, должность и ссылку на сайт организации. При необходимости, указывается

контактный телефон и адрес электронной почты.

Большой популярностью у бизнесменов США пользуются СМС-сообщения. В процессе формирования у

студента-менеджера ПКУ как продуктивного, так и рецептивного характера необходимо учитывать с одной

стороны, существенную ограниченность количества символов, с другой – специфику деловых отношений

коммуникантов: общение по СМС более характерно для партнеров, хорошо знакомых лично. Данные факторы

способствовали формированию следующих специфических характеристик языка СМС:

пренебрежение правилами грамматики (к примеру, правило согласования времен обычно не

соблюдается);

сильная компрессия текста (например, при помощи консонантного письма, часто затрудняющего

понимание: JstCllMe – just call me, pls – please).

К каналам устной опосредованной коммуникации относится телефонная связь. В формировании ПКУ

студента-менеджера в данной форме коммуникации важную роль играют такие социокультурные особенности

как:

1 фонетическое оформление речи в различных культурах: американцы говорят обычно громче

британцев, что можно принять за агрессию. Последние, в свою очередь, говорят довольно тихо, что может быть

неверно истолковано как надменность. Необходимо учитывать этот фактор, используя интонацию как канал

получения невербальной информации;

2 подчеркнутое уважение к звонящему и его занятости, сформировавшие следующие правила этикета

телефонного разговора:

доброжелательный тон обязателен в разговоре с любым, даже самым «проблемным» клиентом;

перебивать собеседника недопустимо. Недовольного чем-либо клиента или партнера необходимо

выслушать до конца, не вступая с ним в спор;

в случае повышения голоса или применения грубой лексики коммуникант может прервать разговор,

сделав соответствующее предупреждение;

ответить на звонок необходимо до третьего гудка, незамедлительно назвав свою организацию и имя;

перевод звонка в режим ожидания возможен только с разрешения звонящего;

продолжительность звонка должна составлять 2–3 минуты.

Важными для развития ПКУ с точки зрения языка являются стандартные выражения, характерные для

различных ситуаций и этапов телефонного разговора:

112

1. Прием входящего звонка: «Good morning/afternoon/evening, York Enterprises, Elizabeth Jones

speaking.»;

2. Представление при исходящем звонке: «This is Paul Smith speaking.», «Hello, this is Paul Smith from

Smith Brothers Ltd.»;

3. Просьба о приглашении к телефону: «I’d like to speak to John Martin, please.», «Could you put me

through to John Martin, please?», «Could I speak to someone who …»;

4. Перевод звонка в режим ожидания: «Her line is busy. Would you like to hold or shall I ask her to call

you?», «It will take a few minutes to get the necessary information. Would you like to hold or shall I call you back?»;

5. Перевод звонка на другого абонента: «May I transfer your call to Mr. Dixon? I believe he can help you»,

«One moment, please. I’ll see if Mr Jones is available.», «I’ll put you through.»;

6. Проблемы со связью: «I need to recharge my mobile. My battery’s very low», «I’m sorry, I can’t hear you

very well. Could you speak up a little, please?», «Could you spell that, please?»;

7. Отклонение звонка: «Mr. Jones is out; I expect him back in approximately one hour.», «I’m sorry, he’s in a

meeting at the moment.»;

8. Прием сообщений: «Can I take a message?», «Would you like to leave a message?», «I’ll ask him/her to

call you as soon as possible.»

9. Завершение разговора: «Thanks, I’ll call back later; Sorry to have troubled you.», «Let me call you back in

five minutes.».

В процессе установления крепких деловых связей максимально эффективной является непосредственная

коммуникация. Данный вид общения представлен широким диапазоном форм, однако наиболее

распространенной является деловая беседа, которая может происходить как индивидуально, так и в группе.

Существенным для формирования ПКУ в наиболее полном объеме является тщательное изучение

социокультурных аспектов, под влиянием которых сформировались основные особенности деловой беседы.

Британцы и американцы – это представители низкоконтекстных культур, что подразумевает следующие

свойства английского языка деловой беседы:

1) ясность высказываний, достигаемая за счет четкой формулировки целей и предложений, применения простой

для понимания лексики и соблюдения среднего темпа речи. Витиеватая речь трактуется как желание уйти от

ответа;

2) короткие паузы, дающие возможность собеседнику задать вопрос или внести дополнение. Слишком быстрая

речь, похожая на монолог воспринимается как проявление давления и агрессии;

3) точность в использовании речевых клише, характерных для различных ситуаций данной формы

коммуникации:

процедура «Breaking the ice»: «Did you have a good trip?», «Where are you staying?», «Would you like a

cup of tea or a cup of coffee before we get started », «I’d really like your opinion about…»;

начало разговора: «If we are all here, let’s start the meeting», «Now that everyone is here, shall we begin?»,

«Shall we get down to business?»;

постановка цели: «We are here today to talk about …», «We are here to discuss …», «Our main aim today is

to …»;

выражение согласия, несогласия, дополнения: «I’m glad you brought that up.», «I’d like to add …», «I’m

afraid I’d have to disagree with you on that», «I completely agree with …», «Could I just say one thing please?»;

завершение беседы: «Would anyone like to make any final points?», «Let me quickly go over today’s main

points.», «To sum up …» и т.д;

Однако, спецификой деловой беседы, как непосредственной деловой коммуникации, является передача

значительного количества невербальной информации, которая может быть по-разному истолкована в

зависимости от культурного фона страны-партнера. В процессе развития ПКУ необходимо учитывать

особенности невербальных проявлений культуры деловых отношений Великобритании и США, из которых

основными являются следующие:

1) контроль над негативными эмоциями и демонстрация оптимизма, внешне проявляющиеся следующим

образом:

улыбка: интенсивная у американцев и сдержанная – у британцев. Чрезмерно серьезный вид может быть

воспринят западным коллегой как проявление агрессии;

краткое, но энергичное рукопожатие, являющееся признаком позитивного мышления и настроя на

успешное взаимодействие;

прямая осанка, означающая «силу, агрессивность и доверие».

2) индивидуализм, подразумевающий высокую ценность личного пространства, повлиял на формирование

таких правил этикета как:

поддержание необходимого, но не слишком интенсивного, визуального контакта с говорящим;

соблюдение оптимальной дистанции, которая для проведения деловой беседы составляет от 130-ти см

до 2-х м;

В отношении соблюдения официального протокола во время деловой беседы взгляды англичан и

американцев тоже разнятся: первые строго соблюдают его, вторые предпочитают менее формальный стиль

делового общения.

113

Например, признаки старшинства по степени важности в Великобритании, имеют следующий порядок:

социальный статус (титул, материальное состояние), затем пол и наконец, возраст. Эта тонкость важна при

процедуре представления участников коммуникации друг другу согласно общепринятому порядку

представления «младшего» «старшему». Обращение к партнеру по имени возможно только при получении

разрешения.

Для американцев же характерно не только быстро переходить на имена, но и употреблять их в

сокращенной форме. В целом, переговоры с американцами достаточно неформальны внешне, но не менее

серьезны по содержанию, чем с британцами.

В процессе формирования ПКУ в аудировании важную роль играет активное слушание. Будучи

выражением такой социокультурной особенности США и Великобритании, как уважение к говорящему,

активное слушание стало обязательным компонентом как непосредственной, так и опосредованной деловой

коммуникации. Оно полезно и для слушателя, поскольку способствует лучшему пониманию и усвоению

информации. Уважение и желание поддержать собеседника внешне проявляется в следующих признаках:

соблюдение культуры речи (прервать собеседника – это грубейшее нарушение этикета делового

общения);

проявление внешних признаков внимания к сказанному: визуальный контакт с говорящим,

соответствующая мимика и жесты (например, кивание головой);

наблюдение за невербальными сигналами и интонацией

К языковым особенностям активного слушания относятся речевые клише, слова и междометия,

необходимые чтобы задать уточняющий вопрос, перефразировать сказанное или проявить внимание к словам

говорящего: “Is this what you mean?”, “Could you repeat that?”, “Are you saying that…?”, "OK", "uh-huh", "I see",

"I understand", "yes".

Поскольку иноязычные ПКУ представляют собой умение эффективно выстраивать общение с деловым

партнером, наиболее эффективным средством их формирования «следует признать постоянную речевую

практику учащихся в общении» [10, c. 568]. Обеспечить иноязычную коммуникативную активность в условиях

осуществления профессиональной деятельности во время урока позволяют условно-речевые ситуации (далее –

УРС). Варьируя совокупность факторов, влияющих на коммуникативное поведение обучающегося как на

вербальном, так и на невербальном уровнях, при помощи УРС возможно осуществлять моделирование

делового общения в любой из его форм. К такого рода факторам относятся обстановка общения, адресат и

коммуникативная задача [5, c. 152]. Мотивированность коммуникации обеспечивается наличием проблемы,

лежащей в поле будущей профессиональной деятельности студента-менеджера, и выступающей в качестве

содержательной основы УРС.

Так, для развития ПКУ в говорении студентам предлагается УРС, предполагающая ассиметричные

позиции, например, ситуация переговоров представителей поставщика и потенциального покупателя. В

моделировании ситуации принимают участие два студента, каждый из которых получает карточку, с описанием

наиболее существенных аспектов коммуникации:

Студент 1 Студент 2

Субъекты Вы – клиент-менеджер компании-

поставщика оборудования для отелей.

Вы – представитель нового отеля,

для которого необходимо закупить

пылесосы.

Обстоятельства

коммуникации

Вы прибыли в офис

потенциального покупателя для

проведения официальных переговоров о

заключении контракта о продаже

пылесосов.

Вы пригласили в офис на

переговоры представителя компании –

поставщика оборудования для

обсуждения деталей контракта.

Цель коммуникации Ваша цель – заключение

контракта.

Ваша цель – заключение

контракта.

Задача и условия Предложите партнеру наиболее

привлекательные условия, исходя из

следующих параметров:

на складе имеется 15 пылесосов;

они могут быть доставлены в

ближайшее время;

за пост-гарантийное

обслуживание взимается плата;

вы можете сделать скидку в 10%

при покупке всех пылесосов, имеющихся

на складе;

при покупке за наличный расчет

вы готовы сделать скидку 5%

Заключите максимально

выгодный контракт исходя из

следующих параметров:

вам необходимо 10 пылесосов;

поставка должна быть

осуществлена в ближайшее время;

необходимо пост-гарантийное

обслуживание;

возможны ли скидки и при каких

условиях?

114

Участники также получают карточки, содержащие некоторые речевые формулы, свойственные данному

виду коммуникации, которые необходимо использовать в течение переговоров. Перед моделированием

ситуации необходимо проговорить основную лексику, этапы деловой беседы и правила поведения.

Формированию ПКУ студентов-менеджеров в письменной речи так же могут способствовать учебно-

речевые ситуации, смоделированные подобным образом:

Студент 1 Студент 2

Субъект Вы – клиент-менеджер компании-

поставщика оборудования для торговых

центров.

Вы – представитель торгового

центра.

Причина коммуникации Издание нового каталога

оборудования Вашей компании.

15 ноября Вы получили письмо и

каталог товаров от поставщика

оборудования для торговых центров.

Цель коммуникации Ваша цель – предложить

сотрудничество потенциальному

покупателю.

Некоторые товары каталога

вызвали Ваш интерес. Вы намерены

назначить встречу.

Задача и условия Составьте для покупателя

сопроводительное письмо-предложение

о сотрудничестве, которое будет

отправлено почтой вместе с

экземпляром каталога.

Составьте для поставщика

электронное письмо: подтвердите

получение, поблагодарите за каталог.

Сообщите о Вашем намерении

назначить встречу и прояснить детали

сотрудничества.

В качестве вспомогательного раздаточного материала возможно использование бланка делового

почтового отправления и электронного письма, карточек, содержащих стандартные фразы или принципы

деловой переписки (например, информация о принципе « Seven C’s »), и т.д.

Благодаря динамичности и наглядности УРС дает возможность студентам приобрести практический

опыт иноязычного делового общения, решения проблем актуальных для их будущей профессиональной

деятельности. В процессе формирования ПКУ данная технология позволяет учитывать социокультурную и

языковую специфику всех видов и форм деловой коммуникации.

Согласно результатам опроса, проведенного среди сотрудников международных компаний,

представленным в статье M. Wilczewski «The Role of Cultural Diversity in Business Communication Contacts»

(«Роль культурного разнообразия в деловой коммуникации»), 85% респондентов согласились со следующим

утверждением: «Мне комфортно, когда мои коллеги уважают мои культурные ценности». Следовательно,

изучение, понимание и соблюдение основных принципов взаимодействия, принятых в стране-партнере не

менее важно, чем их понимание, поскольку характеризует менеджера не только как профессионально

подготовленного сотрудника, но и как вежливого и воспитанного человека, с которым приятно иметь дело.

1. Linebarger P., Nester, D. Work ethics program online / Georgia Department of Technical & Adult Education. 1997. 25 p. 2. Wilczewsk, M. The Role of Cultural Diversity in Business Communication Contacts // Lingwistyka Stosowana, nr 13 / Użycie niekomercyjne-Bez utworów

zależnych 3.0 Polska, 2015 P. 86–102.

3. Zinsser William Knowlton On writing well: the classic guide to writing nonfiction / William Zinsser. First HarperResource Quill edition, 2001 308 p. 4. Бондаренко С.В. Особенности культуры текстовой мобильной коммуникации // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион.

Общественные науки. Спецвыпуск. 2006. С. 7–9.

5. Кирсанова М.В. Деловая переписка : учеб. пособие / М.В. Кирсанова, Н.Н. Анодина, Ю.М. Аксенов ; Рос. акад. гос. службы при Президенте Рос.

Федерации, Сиб. акад. гос. службы. 3-е изд. М.: Инфра-М, 2006. 101 с.

6. Колтунова М.В. Язык и деловое общение. Нормы. Риторика. Этикет: Уч. пособие для студентов вузов. М.: Экономика, 2000. 152 с. 7. Макарова Н.П. Проблемы перевода невербального текста в русле межкультурной коммуникации // Лингвистические и экстралингвистические

проблемы коммуникации: теоретические и прикладные аспекты: межвуз. сб. науч. тр. с междунар. участием. Вып. 9 / отв. ред.: К.Б. Свойкин. Саранск: Изд-во

Мор-дов. ун-та, 2012. С. 232–236. 8. Морозова Н.А. К вопросу о роли культурных стандартов менеджмента в международном сотрудничестве // Десятые «Апрельские экономические

чтения»: Межвузовский сборник научных трудов / Фак-т междунар. бизнеса ОмГУ, фак-т экономики и менеджмента ОмГПУ. Омск: Изд-во ОмГПУ, 2005. С. 90

– 92. 9. Образцов П.И., Иванова О.Ю. Профессионально-ориентированное обучение иностранному языку на неязыковых факультетах вузов: Учебное

пособие / Под ред. П.И. Образцова.- Орел: ОГУ, 2005. - 114 с.

10. Панфилова А.П. Деловая коммуникация в сфере профессиональной деятельности: Учебное пособие. 2 изд. СПб.: Знание, ИВЭСЭП, 2004 495 с.

11. Пассов Е.И. Основы коммуникативной теории и технологии иноязычного образования: методическое пособие для преподавателей русского языка

как иностранного / Е.И. Пассов, Н.Е. Кузовлева. М.: Русский язык. Курсы, 2010. 568 с.

12. Подопригора М.Г. Деловая этика: учебное пособие / Подопригора М.Г. Таганрог: Изд-во ТТИ ЮФУ, 2012. 116 с. 13. Раицкая Л.К., Коровина Л.В., Арупова Н.Р. English for Business Communication Английский язык в сфере деловой коммуникации для бакалавриата

Учебно-методический комплекс / Л.К. Раицкая, Н.Р. Арупова, Л.В. Коровина; МГИМО (У) МИД России, каф. англ. яз. №5. М., 2007. 312 с.

14. Стефаненко Т.Г. Этнопсихология: Учебник для вузов / Т.Г. Стефаненко. 4-е изд., испр. и доп. М.: Аспект Пресс, 2009. 368 с. 15. Тер-Минасова С.Г. Война и мир языков и культур. М.: Слово, 2008. 344 с.

16. Фаст Дж. Язык тела. М.: Вече, Персей, АСТ, 1996. 432 с.

http://webirbis.spsl.nsc.ru/irbis64r_01/cgi/cgiirbis_64.exe?Z21ID=&I21DBN=CAT_PRINT&P21DBN=CAT&S21STN=1&S21REF=&S21FMT=fullw_print&C21COM=S&S21CNR=&S21P01=0&S21P02=1&S21P03=A=&S21STR=%D0%9A%D0%B8%D1%80%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B0,%20%D0%9C%D0%B0%D1%80%D0%B8%D1%8F%20%D0%92%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%BD%D0%B0

115

УДК 821.161.

Л.Р. Валиева

Югорский государственный университет,

аспирантка

НАУЧНЫЕ ПОДХОДЫ К ОПРЕДЕЛЕНИЮ ПОНЯТИЯ ЭКВИВАЛЕНТНОСТИ

В ПЕРЕВОДОВЕДЕНИИ

Эквивалентность переводов уже длительное время волнует теоретиков перевода, будучи одной из центральных проблем в

переводоведении. В связи с этим в науке существуют различные подходы к определению данного понятия. В статье приводится толкование

эквивалентности отечественными и зарубежными авторами, рассматриваются их точки зрения на данную проблему. Ключевые слова: эквивалентность, категория, уровни языка, подход.

L.R. Valievа

Ugra state university, postgraduate student

SCIENTIFIC APPROACHES TO THE DEFINITION OF EQUIVALENCE

IN TRANSLATION STUDIES

The equivalence of translations has long concerned theorists of translation, being one of the Central issues in translation studies. In this regard, in science there are different approaches to defining this concept. This article provides an interpretation of the equivalence of domestic and

foreign authors, examines their points of view on this issue. Key words: equivalence, category, language levels, approach.

Сравнение текстов на различных языках неизбежно ведет к теории эквивалентности. Понятие

«эквивалентность» является одним из ключевых в теории переводоведения, хотя его определение и

соотнесенность с данной наукой вызывали споры, в связи с чем, в двадцатом столетии были разработаны

различные теории эквивалентности.

Цель данного исследования – охарактеризовать интерпретацию эквивалентности наиболее

авторитетными отечественными и зарубежными теоретиками науки переводоведения – Р.О. Якобсоном,

Ю. Найдой, Дж. Кэтфордом, Л.С. Бархударовым, В.Н. Комиссаровым.

Само понятие эквивалентности датируется концом XIX – началом XX в. [1, с. 106].

Для Р. Якобсона значение и эквивалентность связаны с межъязыковой формой перевода, которая

«подразумевает два эквивалентных сообщения, различно закодированные». На основе семиотического подхода

к языку и его утверждения о том, что «не существует signatum без signum», он развивает теорию о трех видах

перевода:

1) Внутриязыковой перевод, или переименование – интерпретация вербальных знаков с помощью других

знаков того же языка.

2) Межъязыковой перевод, или, собственно, перевод, – интерпретация вербальных знаков посредством

какого-либо другого языка.

3) Межсемиотический перевод, или трансмутация, – интерпретация вербальных знаков посредством

невербальных знаковых систем [5].

Якобсон утверждает, что в случае межязыкового перевода переводчик пользуется синонимами для того,

чтобы передать сообщение. Это означает, что в межязыковом переводе не существует полной эквивалентности

между единицами кода. В соответствии с его теорией, перевод включает в себя два эквивалентных сообщения в

двух различных кодах. Продолжая мысль, Якобсон говорит о том, что не существует проблемы нахождения

эквивалента даже при большом различии языков с грамматической точки зрения. Он утверждает, что, когда

возникает дефицит, термины могут быть заменены за счет заимствованных слов, неологизмов или

семантических сдвигов и, наконец, перефразирования. Якобсон приводит несколько примеров, сравнивая

английские и русский языковые структуры, и объясняет, что в случае, если нет литературного эквивалента для

какого-либо слова или предложения исходного текста, то переводчик сам выбирает наиболее подходящий

способ его передачи в тексте перевода [5]. Тем самым, Якобсон продолжает идею Соссюра о том, что понятия

могут передаваться при помощи перефразирования, но не достигать полной эквивалентности.

Юджин Найда утверждал, что существует два типа эквивалентности, а именно: формальная и

динамическая эквивалентность. Формальная эквивалентность нацелена на само сообщение – на его форму и

содержание, в то время как динамическая эквивалентность работает по принципу эффекта эквивалента.

Формальная эквивалентность состоит из лексемы целевого языка, которая представляет самый близкий

эквивалент слова или предложения фразы исходного языка. Ю. Найда разъясняет, что не всегда есть

формальные эквиваленты между языковыми парами, но данные формальные эквиваленты должны

использоваться, когда это представляется возможным, если перевод нацелен на достижение формальной, а не

динамической эквивалентности. Динамическая эквивалентность определяется как принцип перевода, в

соответствии с которым переводчик пытается передать значение оригинала таким образом, что целевой текст

будет оказывать такое же влияние на целевую аудиторию, как и исходный текст на исходную аудиторию [6].

Легко понять, что для Ю. Найды более эффективной процедурой перевода является динамическая

эквивалентность. Это подтверждается ситуацией, когда Ю. Найда имел дело с переводом Библии. Таким

116

образом, задачей перевода Ю. Найда считает создание на языке перевода «наиболее близкогоестественного

эквивалента» («the closest natural equivalent») тексту оригинала. Продукт перевода (целевой текст) должен

оказывать тот же эффект на других читателей, на которых он был направлен.

Подход Джона Кэтфорда к переводу заметно отличается от применяемого Ю. Найдой, так как

основывается на лингвистической работе Фирта и Холлидея. Его основной вклад в теорию перевода – это

введение концептов типов и сдвигов в переводе. В переводе, ограниченном рангом, в переводимом языке

эквивалент ищут для каждого слова или для каждой морфемы, которая встречается в исходном тексте. В

неограниченном рангом переводе эквиваленты не привязаны к определенному рангу, и мы можем найти

эквиваленты на уровне предложения и других уровнях. Дж. Кэтфорд обнаружил пять таких рангов или уровней

и в английском, и во французском языках.

Что касается сдвигов в переводе, то Кэтфорд определяет их как «отправление от формального

соответствия в процессе перехода от исходного языка к языку перевода» [4]. Дж. Кэтфорд называет два

основных типа сдвигов в переводе, а именно, уровневый сдвиг, когда единица исходного языка имеет

эквивалент в языке перевода на другом уровне, и категориальный сдвиг, который делится на 4 основных типа:

1) структурные сдвиги, которые включают в себя грамматическое изменение структуры исходного текста

при передаче на язык перевода. Например, fatherloveshisson – Сына любит отец;

2) классовые сдвиги, когда единица исходного языка переводится при помощи единицы языка перевода,

принадлежащей другому грамматическому классу. Например, глагол может быть переведен существительным;

3) сдвиги внутри ранга, которые включают в себя изменения в ранге. Например, словосочетание может

передаваться одним словом в языке перевода;

4) внутрисистемные сдвиги, которые возникают, когда исходный и язык перевода обладают системами, в

которых, например, единица исходного языка в единственном числе, становится единицей языка перевода во

множественном.

Концепция Дж. Кэтфорда неоднократно подвергалась критике, так как имела лингвистическую

направленность и не принимала во внимание такие аспекты при переводе, как культурные особенности.

Одним из представителей эмпирического подхода к определению эквивалентности является

В.Н. Комиссаров. По его мнению, при переводе нужно обращаться к практике. Именно сопоставление

выполненных переводов и оригинальных текстов дает возможность определить то, на чем основывается

эквивалентность исходного текста и перевода. Подобный эксперимент позволил В.Н. Комиссарову прийти к

выводу, что степень смысловой близости к оригиналу у разных переводов неодинакова и их эквивалентность

основывается на сохранении разных частей содержания оригинала [3]. В некотором смысле данный подход

созвучен теории Дж. Кэтфорда.

Другая точка зрения состоит в том, что эквивалентность следует считать, прежде всего, семантической

категорией. Л.С. Бархударов определяет эквивалентность как семантическую категорию, поскольку она

означает совпадение текстов на разных языках в плане содержания. Признавая относительный характер такого

совпадения, Бархударов отмечает, что равноценность исходного текста и текста перевода устанавливается не на

уровне отдельных языковых единиц, не на уровне фразы или предложения, а на уровне текста как целого

(предложение может выступать в качестве минимального текста). Согласно Л.С. Бархударову, именно на

уровне текста возможно достижение реальной семантической эквивалентности, но это предполагает

необходимость переводческих трансформаций на уровне отдельных элементов и фрагментов смысла текста [2].

Понятие эквивалентности, несомненно, является одним из проблематичных и дискуссионных в теории

перевода. Термин вызвал и, как показывает практика, продолжает вызывать горячие споры в сфере

переводоведения. «Эквивалентность» как термин был проанализирован, оценен и обсужден с различных сторон

и подходы к пониманию данного термина рассматривались под разными углами. Первые обсуждения понятия

эквивалентности в переводе инициировали дальнейшую тщательную разработку термина современными

теоретиками. Сложность в определении эквивалентности приводит к возможному выводу о невозможности

подобрать универсальный подход к данному понятию.

1. Алексеева И.С. Введение в переводоведение. М.: Издательский центр «Академия», 2004. 352 с.

2. Бархударов Л.С. Язык и перевод. Вопросы обще и частной теории перевода. М.: Издательство «ЛКИ». 2008. 240 с. 3. Комиссаров В.Н. Теория перевода. М.: Высшая школа, 1990. 253 с.

4. Catford, John C A linguistic Theory of Translation: an Essay on Applied Linguistics. London: Oxford University Press, 1965. 103 p.

5. Jakobson R. On Linguistic Aspects of Translation // URL: sites.harvard.edu/fs/docs/icb.topic84298.files/Supplementary_readings/JAKOBSON.PDF (дата обр. – 06.02.16) 6. Nida Eugene A. The Theory and Practice of Translation. Brill, 1982. 218 p.

117

УДК 81.27

Е.Г. Гаврилова


Тюменского государственного университета в г. Тобольск

студент

СЕМАНТИКА ГЛАГОЛОВ И ГЛАГОЛЬНЫХ СОЧЕТАНИЙ В АВТОМОБИЛЬНОМ ЖАРГОНЕ

Статья посвящена рассмотрению семантических групп глаголов и глагольных сочетаний, относящихся к автомобильному жаргону. Выявляются их денотативные и коннотативные семы, устанавливаются истоки возникновения определенных жаргонных лексем и

лексических сочетаний. Также в работе приводятся примеры использования жаргонизмов в разговорной речи.

Ключевые слова: Глаголы и глагольные сочетания, семантика, автомобильный жаргон, семантический перенос.

E.G. Gavrilovа

The Tobolsk pedagogical institute named after D.I. Mendeleev (branch)

Tyumen state university in Tobolsk

student

THE SEMANTICS OF VERBS AND VERBAL WORD COMBINATIONS IN THE CAR JARGON

The paper is devoted to research semantic groups of verbs and verbal word combinations in car jargon. The article discusses denotative and connotative meanings, derivation of certain lexemes and word combinations. It is also given examples of using car jargon in speech.

Key words: verbs and verbal word combinations, semantics, car jargon, semantic transfer

Жаргон является частью разговорного языка. Существует немало примеров, когда именно в

жаргонизированной «сниженной» речи рождаются слова и выражения, отличающиеся языковой

оригинальностью или меткостью.

В «Большом словаре русского жаргона» (2001) понятие жаргон определяется как «социальная

разновидность речи, характеризующаяся, в отличие от общенародного языка, специфической (нередко

экспрессивно переосмысленной) лексикой и фразеологией, а также особым использованием

словообразовательных средств. Жаргон является принадлежностью относительно открытых социальных и

профессиональных групп людей, объединённых общностью интересов, привычек, занятий, социального

положения» [1, с. 15]. Данной дефиницией мы и будем пользоваться в ходе нашего исследования.

В наши дни влияние автомобиля настолько обширно, что ощущается во всех сферах человеческой

жизни. Так, в русском языке выделился целый пласт стилистически сниженной лексики – автомобильный

жаргон.

Наиболее многочислен в автомобильном жаргоне класс существительных, которые номинируют

огромное количество явлений в мире автомобилей и их владельцев от марок до запчастей, от сотрудников ДПС

до пешеходов. Но не менее интересен класс глаголов, которые дают экспрессивные образные характеристики

поведению на дороге и обслуживанию автомобиля. Жаргонные глаголы и глагольные сочетания являются

объектом нашего исследования, предметом – их семантические особенности.

Материал исследования можно распределить по нескольким семантическим группам. Наиболее обширна

группа глаголов и глагольных словосочетаний, которые обозначают действия, направленные на увеличение

скорости автомобиля (18 единиц). Семантика многих глаголов связана не с непосредственным увеличением

скорости, а с действием, которое нужно для этого совершить. Так, шесть глаголов активно сочетаются с

различными жаргонными наименованиями педали акселератора, в народе именуемой педалью газа, например,

давить на всю гашетку, жать на гашетку, давить тапку, давить тапку в пол, положить газ, топтать

железку, утопить педаль газа. Опираясь на последний глагол утопить, можно объяснить возникновение

жаргонного слова топить со значением «быстро ехать» (нажимать педаль акселератора до упора) как

ассоциацию с денотативным значением глагола топить – «погружать вглубь». Однако существует и другое

предположение по поводу ассоциативного ряда, на основе которого возникло жаргонное значение глагола.

Дело в том, что у глагола топить в словарях значится ещё одна дефиниция – «сжигать топливо», возможно,

жаргонная интерпретация появилась на основе ассоциации с растопкой котла паровоза: горение топлива –

источник энергии, мощности паровоза. В исследуемых глаголах втопить, втапливать и глагольных

сочетаниях втопить по полной, втопить двести также присутствует значение увеличения мощности,

стремительности движения.

Приведем примеры речевого использования этой лексемы: Если педаль втопить посильнее и

разгоняться всегда тапкой в пол -–машина нормально стабильно разгоняется.

Вот если я люблю втопить тапку в пол, так меня отучай от этого, не отучай… На трассе тоже

можно по-разному гашетку давить, да и трассы разные бывают.

Отнесем к данной семантической группе более или менее устойчивые глагольные сочетания

(фразеологические): обойти как стоячего – «совершить маневр обгона на высокой скорости»; сделать всех со

светофора – «опередить всех после зеленого сигнала светофора». В данных единицах прослеживается

коннотативная сема «превосходство».

118

Помню, еду не спеша на Карине ещё, 100-110 км/час, в зеркало заднего вида смотрю, какая-то машинка

догоняет. Обходит меня как стоячего, а это ОКА, битком набитая.

Примечательно, что противоположная по значению семантическая группа глаголов, обозначающих

медленную езду, наименьшая по объему среди представленных (всего 3 единицы): тошнить, пилить, ползти.

Самая яркая по эмоциональной окраске лексема тошнить – «ехать значительно медленнее скорости потока».

Глагол имеет выраженную отрицательную коннотацию (возникшую на основе первоначального значения

лексемы, обозначающей неприятное физиологическое действие), отражая недовольство автомобилистов, теми,

кто неоправданно задерживает движение: «Собрались тошнить – ну и тошните гуськом. А то устроят драг-

рейсинг 0-50 км/ч на квартал. Это уже свинство».

Интересна в данном случае грамматическая трансформация: глагол тошнить в нейтральном значении

(словарная дефиниция: «о состоянии тошноты или о рвоте» [2, с. 672]) является безличным: больного тошнит,

его тошнит от запаха сигарет. Жаргонный глагол развил грамматическую категорию лица: тошнил (1 л.) себе

в среднем ряду, зачем ты тошнишь (2 л.) в левом ряду, они тошнят (3 л.)30км/ч. Таким образом, значение

физического состояния разрушается, появляется производитель действия, что ещё более отдаляет жаргонную

лексему от производящего ее слова.

Такая количественная разница между двумя семантическими группами, называющими антонимичные

понятия – быструю (18 единиц) и медленную езду (3 единицы) – вероятнее всего связана с ситуациями,

вызывающими повышенную эмоциональность. Вспомним Н.В. Гоголя: «Какой русский не любит быстрой

езды?». Скорость – это адреналин, риск, драйв, поэтому такое большое количество слов необходимо

автолюбителям для выражения данного понятия. Высокий скоростной режим наиболее интересен для языковой

характеристики.

В этой связи рассмотрим следующую семантическую группу, объединяющую лексемы со значением

«техника прохождения поворотов c использованием управляемого заноса» (6 единиц). В данную группу в

основном входят глагольные сочетания: наваливать боком, наваливать на поворотах, дать угла, раздавать

углов, а также глаголы с тем же значением валить, вваливать. Глагол в первых двух сочетаниях возникает на

основе денотативной семы «увеличить» в структуре словарного значения глагола наваливать («наложить

сверху» [2, с. 421]) – проходить повороты на большой скорости). В целом же все эти выражения основаны на

самой технике прохождения поворота: угол к траектории движения, возникающий при заносе, так же, как и

боковое скольжение. Глагольное сочетание дать угла порождает разнообразные иронические переосмысления,

возникающие вследствие неудачного прохождения поворота: дать жигуля, дать столба, дать бордюра, дать

забора, подстановка компонента зависти от реально случившейся ситуации: автомобиль столкнулся с неким

препятствием.

Проиллюстрируем: Хотел дать угла, дал столба… Любой человек, который будет наваливать боком, не

будет строить корч на базе М60 мотора .

Кто не отказывает себе в удовольствии валить боком по улицам Владимира?

Отнесем к данной группе довольно популярное выражение крутить пятаки, а также самостоятельные

глаголы крутить, кружиться, вертеться и их производные в том же значении. Метафорический перенос

основан на ассоциативной связи формы распространенной пятирублевой монеты (разг. пятак) и траектории

движения автомобиля – окружность, соответственно и значения глаголов мотивированы круговым движением

автомобиля.

Приведем примеры использования: Наверно, крутить пятаки доставляет удовольствие - примерно как

катание на карусели. <…>Пресловутое крутить пятаки – это попытка некоего подражания дрифтингу – сие

действо ведь имеет своих почитателей.

Можно заметить, что при освещении различных семантических сфер некоторым отдается предпочтение

(скорость, маневры на дороге). В информационном плане количество номинаций представляется избыточным.

«Основная причина гипертрофированного развития соответствующих лексических групп в том, что они

открывают особые возможности для «самовыражения»: престижно владеть «свежими» и модными словечками»

[1, с. 15], давать названия действиям, которые повышают авторитет в глазах знакомых, друзей и просто

прохожих, привлекать внимание противоположного пола. Показательна в этом плане ставшая устойчивой

единица (предикативное сочетание) тазы валят (ирон. валящие тазы). Валить в одном из значений – «быстро

ехать». Тазы понимаются как автомобили вообще или автомобили, выпущенные Тольяттинским

автомобильным заводом (автомобилестроительной компанией «АвтоВАЗ»). Обычно автомобилистами

уточняется, что отечественные автомобили, именуемые тазам, должны иметь тонировку на стеклах (жарг.

затонированы), подрезанные пружины подвески (жарг. занижены), аудиоаппаратуру для громкого

прослушивания музыки; владелец такого автомобиля обычно молодой человек. Выражение тазы валят (ирон.

валящие тазы) характерно именно молодежной речи. Эта устойчивая единица наделяется большой

экспрессией, в частности, чувством гордости и даже некой чванливости. Желание приобрести статус и

авторитет проявляется в первую очередь в обращении с автомобилем, язык реагирует на социальный запрос,

вследствие чего возникают выражения с подобной эмоционально-экспрессивной окраской.

Приведем примеры использования: Оба валящих таза в хлам зажарены. Очень интересно, когда

валящие тазы пытаются соревноваться с тобой, когда ты едешь на мотоцикле.

Другая продуктивная группа глаголов и глагольных сочетаний включает в себя девять единиц с общим

денотативным значением «обслуживание автомобиля». Так к данной группе относятся глаголы переобуться –

119

«поменять шины на автомобиле», помыться – «помыть машину», накрасить губки, навести марафет –

«провести предпродажную подготовку автомобиля». Примечательно, что глаголы переобуться и помыться

являются собственно-возвратными глаголами, т.е. они обозначают действие, субъект и объект которого

являются одним и тем же лицом, также и устойчивые единицы, накрасить губки, навести марафет обладают

субъектностью, т.е. «обозначают действие, замыкающееся на самом субъекте (на том, кто совершает действие)»

[5, с. 46]. Таким образом, говорящий не отделяет субъекта (себя) и объекта (автомобиль), иными словами,

действие, которое говорящий совершает над автомобилем, он направляет на себя. Интересно, что

происхождение данных единиц не связано с возникновением профессиональных терминов, произошла

семантическая трансформация глаголов действия человека по уходу за самим собой, словно владелец осознает

себя и свой автомобиль как единое целое (сюда можно отнести и глагол моргать в значении «кратковременно

включать дальний свет»).

Проиллюстрируем: Вчера помылся, а сегодня пыльный уже весь .Сейчас я все еще на лете,

переобуваться буду, как уже снег нормальный выпадет.

Единицы, входящие в данную семантическую группу, характеризуют действия, направленные на

доработку автомобиля, его внешнего вида или его починки. Глагол затюнить – «улучшение заводских

характеристик автомобиля или создание уникального стиля» представляет собой производное слово от

тюнинговать в том же значении, усечение производящей основы, вероятнее всего, произошло вследствие

стремления к экономии языковых средств.

Продуктивностью обладают единицы, характеризующие тонированные стеклопакеты автомобиля. Так,

например, весьма распространен глагол закатать – «нанести на стекла специальный материал – светофильтр, –

с целью изменения его светопропускающих, цветовых и отражающих свойств» и глагольные сочетания

закатанный в хлам, закатанный в круг/по кругу. В «Толковом словаре русского языка» Д.Н. Ушакова (2007)

закатать во втором значении определяется как: «катая, обернуть, обмотать, облепить» [6, с. 629]. Так как

одним из способов тонировки стекол является оклейка его специальной пленкой, то фактически жаргонизм

закатать не лишился одной из денотативных сем изначального номинанта. Причастные формы данного

глагола входят в устойчивые единицы закатанный в хлам, закатанный в круг/по кругу, которые имеют

некоторое разграничение в значениях (хотя часто выступают как синонимы). Так, предложно-падежное

сочетание в хлам, вероятнее всего, пришедшее из молодежного жаргона и обозначающее крайнюю степень

чего-либо, не меняет своего значение, зато устойчивая единица приобретает новую денотативную сему

закатанный в хлам – «у автомобиля затонированы не только стекла всех окон (в том числе и лобового), но и

фары». Предложно-падежное сочетания в круг/по кругу уточняют, что тонировка распространяется на все виды

окон: боковые, заднее и лобовое.

Приведем примеры использования: По городу ездят машины, закатанные в хлам, и вдобавок еще и без

регистрационных номеров (https://www.drive2.ru/l/4409888/).

Более образным представляется глагол зажарить и аналогичное сочетание зажаренный в хлам.

Очевидно, что ассоциативная связь строится на темном цвете тонировки: Но у меня 099 в круг пятёркой

зажарена и лобовуха и не парюсь, ночью правда ездить нужна привычка.

Другая продуктивная группа глаголов и глагольных сочетаний описывает действия водителя на дороге

(14 единиц). В данной семантической группе мы рассмотрим глаголы с точки зрения мифологической

оппозиции хаоса-космоса (порядка/беспорядка). Такие глаголы и глагольные сочетания, как вписаться в

поворот, врисоваться – «управляя автомобилем, совершать поворот в соответствии с изгибом дороги»,

встроиться – «въехать в поток машин», вышивать – «двигаться по дороге с большой скоростью, постоянно

обгоняя автомобили и перестраиваясь из ряда в ряд» несут некую семантику созидательности, вписаться и

встроиться означают добавление элемента в некоторую систему, морфологическая форма данных глаголов как

бы заранее определяет его семантику, поэтому появляется глагол сходный по структуре и значению

врисоваться. Приведенные выше глаголы и сочетания по своей семантике характеризуют движение

упорядоченное, соответствующее общему направлению, не разрушающего системы, поэтому по своей

эмоциональной окраске они нейтральны.

Понятно, что в час пик там все прут в два ряда, потом те, кто слева внаглую перед мостом

встраиваются в правый ряд.

Я резко сбавил скорость, успел вписаться в поворот, но в этот момент раздался резкий хлопок.

Другая группа глаголов и глагольных сочетаний относится к сфере беспорядка (хаоса): подрезать –

«произвести быстрое перестроение, не пропустив попутный транспорт», вылететь на встречку – «внезапно

выехать на встречную полосу движения (обычно, если водитель не справился с управлением)», вылететь с

дороги – «выехать за пределы дороги, не справившись с управлением», рульнуть – «резко направить движение

другую сторону», рыскать – «авто непроизвольно движется из стороны в сторону». Все эти глаголы по своей

семантике разрушают упорядоченность движения, например, вылететь означает движение наперерез

основному потоку, подрезать (от «резать») – разделять, пересекать путь и т.д., то есть они характеризуют

нарушение системы, неупорядоченность, в более глобальном смысле – хаос, поэтому данные единицы

обладают большей экспрессией.

Проиллюстрируем: Когда машина попадает в колею, то она начинает рыскать. … Из-за этого

автомобиль и болтает и это может привести к заносу, а значит важно удерживать колеса в прямом

положении, чтобы не вылететь с дороги .

http://dic.academic.ru/dic.nsf/lingvistic/1629/%D1%81%D1%83%D0%B1%D1%8A%D0%B5%D0%BA%D1%82

http://dic.academic.ru/dic.nsf/lingvistic/926/%D0%BE%D0%B1%D1%8A%D0%B5%D0%BA%D1%82

120

Жаргонная лексика неравномерна в плане освещения различных семантических сфер. Такое

словотворчество особенно продуктивно при характеристике ситуаций, вызывающих повышенную

эмоциональность, оно порождает большое количество синонимов и паронимов.

Стремление показать свою принадлежность к определенной группе, причастность к общей культуре

автомобильного мира, самоутверждение и самовыражение – первостепенные причины обращения к жаргонной

лексике в речи. Использование жаргона подразумевает эмоциональное отношение говорящего, а, значит,

исключает равнодушие. Так, посредством яркой образной экспрессивной лексики, говорящий вносит в нашу

обыденную действительность элемент игры.

1.Джеус Н.А. Лексико-семантическое словообразование в молодежном сленге: автореф. дис. … канд. филол. наук. Краснодар, 2008. 26 с. 2. Никитина Т.М., Мокиенко В.М. Большой словарь русского жаргона. СПб, 2001. 720 с.

3. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений. М., 2004. 944 с.

УДК 81-23

Н.В. Дороднева, Н.Х. Хабибуллин



ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ

С КОМПОНЕНТОМ «BIRD»

Данная статья посвящена проблеме описания лингвокультурологических особенностей английских фразеологических единиц с

компонентом «bird». В анализе исследуемого материала представлена авторская классификация фразеологизмов-орнитонимов. Ключевые слова: фразеологическая единица, фразеологизм-отнитоним, фразеологизм.

N.V. Dorodneva, N.X.Khabibullin



LINGUISTIC-CULTUROLOGICAL PECULIARITIES OF PHRASEOLOGICAL UNITS

WITH THE COMPONENT «BIRD»

The article deals with the problem of lingocultural peculiarities of English phraseological units with the component «bird». The authors give

their own analysis classification of praseologisms – ornithins.

Key words: phraseological unit, praseologism – ornithin, non-equivalent phraseological unit

Фразеологические единицы – отображение особенностей восприятия мира различными народами.

Изучение фразеологических единиц – один из видов межкультурных коммуникаций путем понимания

менталитета другого народа.

Любой язык выступает хранителем исторического опыта и культурного наследия народа. Язык любого

народа – это его историческая память, воплощенная в слове. Многовековая духовная культура, жизнь народа

своеобразно и неповторимо отражаются в языке, в его устной и письменной формах, в разнообразных

памятниках. Богатство любого языка находит свое отражение в многообразии устойчивых фразеологических

сочетаний, так как они отличаются устойчивостью, стабильностью по своему составу и значению. В настоящее

время многие лингвистические исследования направлены на выявление лингвокультурологических

особенностей, которые, в первую очередь, лежат в языке. Интерес исследователей обусловлен тем, что

фразеологизмы, как довольно обширная часть языковой картины мира, способны отражать особенности

мировоззрения, сформировавшегося в далеком прошлом. В данной статье рассматриваются фразеологические

единицы английского языка с компонентом «bird».

В нашей работе было рассмотрено и проанализировано 123 фразеологические единицы английского

языка с компонентом «bird». Выборка была сделана на основе англо-русского фразеологического словаря

А.В. Кунина [1]. Нами была создана тематическая классификация, включающая в себя следующие пункты:

описание людей, поведение человека, названия птиц, названия игр, пословицы, метафорические символы,

явления.

Рассмотрим некоторые примеры. Описание людей: a bird of ill omen – человек, приносящий

(предсказывающий) несчастье; birds of a feather – люди одного склада, два сапога пара; gay bird – весельчак; jail

bird – уголовник, закоренелый преступник; old bird – 1) опытный, осторожный, бывалый человек; стреляный

воробей; 2) старикашка, старушонка; a hen with one chicken – хлопотунья. Поведение человека: a bird may be

known by its song – видна птица по полету; give somebody the bird – освистать, ошикать кого-либо; keep the bird

in one’s bosom – сохранить верность, преданность; set cock on hoop – пить и веселиться вовсю; beat cock-fighting

– превзойти все ожидания; eat crow – подвергаться унижению; have a crow to pluck with somebody – иметь счеты

с кем-либо; иметь зуб против кого-либо; fly the eagle – произносить ура-патриотические речи; see how the

gander hops – выжидать событий, ждать, когда ветер подует; cook one’s goose – погубить себя, пострадать от

собственных козней; shoe a goose – затрачивать зря энергию; turn geese into swan – приукрашивать,

121

преувеличивать; rise with the lark – вставать спозаранку, вставать чуть свет. Иносказательные названия птиц: the

Arabian bird – феникс, уникум; the bird of Jove – орел; the bird of Juno – павлин; the bird of Minerva – сова; the

Roman bird – орел; mother Carey’s chicken – буревестник; cock of the wood – глухарь. Игры (соревнования) и

предметы, с ними связанные: ducks and drakes – игра, состоящая в бросании плоских камешков по поверхности

воды; clay pigeon – мишень в стрелковом состязании в виде глиняной тарелочки, подбрасываемой вверх; stool

pigeon – голубь, служащий для приманки других голубей. Метафорические символы: a bird of Washington –

американский орел; Blue Hen’s Chicken – житель штата Делавэр; Jim Crow – расовая дискриминация, расизм;

dove of peace – голубь мира; goose and gridiron – американский орел и флаг; the Swan of Avon – Уильям

Шекспир. Явления или события: cock and bull story – неправдоподобная история, небылица; red cock – «красный

петух», пожар; white crow – белая ворона, редкое явление; sitting duck – легкая добыча; удобная мишень; black

swan – большая редкость.

Также среди орнитонимов встречается большое количество пословиц и поговорок. Несмотря на то, что

не все фразеологи относят пословицы к фразеологическим единицам, в словаре А.В. Кунина нами была сделана

их выборка. Рассмотрим некоторые примеры: A bird in the hand is worth two in the bush – не сули журавля в небе,

а дай синицу в руки; Kill two birds with one stone – убить двух зайцев одним выстрелом; Don’t count your

chickens before they are hatched – цыплят по осени считают; Crows do not pick crow’s eyes – ворон ворону глаз не

выклюет; A black hen lays a white egg – черная курица несет белые яйца; Give a lark to catch a kite – променять

кукушку на ястреба.

Согласно нашей тематической классификации было выявлено, что 23 фразеологические единицы (далее

– ФЕ) описывают человека, 35 ФЕ описывают его поведение, 13 ФЕ служат для обозначения самих птиц, 12 ФЕ

являются эквивалентами устойчивым выражениям в русском языке, 16 ФЕ – это какие-либо явления и события,

7 ФЕ символизируют что-либо (жители, государственные символы) и 5 ФЕ используются для обозначения

различных игр и предметов, с ними связаных. Таким образом, можно сказать, что фразеологические единицы с

компонентом «Bird» чаще всего употребляются в жизни человека для обозначения его характера, поведения,

быта.

Значение фразеологических единиц с компонентом «Bird», употребляемых в речи весьма часто и

широко, направлено на иносказательное обозначение человека, чаще всего метафорическое, стилистически

подчеркнутое, наделенное явно экспрессивными семантико-стилистическими оттенками, потому фигуральное,

содержащее элементы образности.

Данная выборка была также проанализирована с переводческой точки зрения. А.В. Кунин предлагает

английские ФЕ делить на две группы [2]:

1) Фразеологические единицы, имеющие эквиваленты в русском языке.

As the old cock crows, so doth the young – яблоко от яблони недалеко падает. Count one’s chickens before

they are hatched – преждевременные выводы, делить шкуру неубитого медведя. Don’t count your chickens before

they are hatched – цыплят по осени считают. A little bird told (whispered to) me – сорока на хвосте принесла.

2) Безэквивалентные фразеологические единицы.

The big bird – свист, шиканье в зрительном зале. The bird in one’s (the) bosom – тайна, секрет. Gay bird –

весельчак. Get the big bird – быть освистанным, ошиканным. Jail bird – уголовник, закоренелый преступник,

рецидивист. Keep the bird in one’s bosom – сохранить верность, преданность. Like a bird – охотно, без всяких

колебаний; без всякого сопротивления; легко, без труда. There are no birds of this year in last year’s nest –

обстоятельства переменились; не то, что раньше. Cock and bull story – неправдоподобная история, небылица;

турусы на колесах.

Из выбранных 123 фразеологических единиц 36 имеют эквиваленты в русском языке, а 87 являются

безэквивалентными, что очередной раз подтверждает, что фразеологизмы – это отражение национальных черт,

истории и культуры. 1. Кунин А. В. Англо-русский фразеологический словарь: А.В.Кунин. М.: «Руский язык», 1999. 502 с.

2. Кунин А.В. Курс фразеологии современного английского языка: Учеб. для институтов и факультетов иностранного языка 2-е изд., перераб. М.: Высш.

шк., Дубна: Изд. центр "Феникс", 1996. 381 с.

УДК 801.82

И.Р. Зульфукарова Тобольский педагогический институт им. Д.И. Менделеева (филиал)


cтудент

ИМЕНА СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫЕ СО ЗНАЧЕНИЕМ ПОЛОЖИТЕЛЬНОЙ ОЦЕНКИ ЧЕЛОВЕКА

В ГОВОРАХ ТОБОЛЬСКОГО РАЙОНА

В статье рассмотрены фонетический облик, лексические и грамматические особенности русских народных говоров жителей

Тобольского района. В процессе анализа говоров Сибири приходим к выводу, что существует несколько видов лексических диалектизмов,

а также лексико-тематические группировки эмоционально-оценочной диалектной лексики. Ключевые слова: диалектная лексика, говоры, диалектизмы, фонетика.

122

I.R. Zulfucarova



NOUNS WITH A POSITIVE VALUE OF HUMAN EVALUATION

IN THE TOBOLSK PATOIS OF THE DISTRICT

In the article the appearance of phonetic, lexical and grammatical features of Russian folk dialects of inhabitants of Tobolsk district. In an

analysis of dialects in Siberia, we conclude that there are several types of lexical dialect, as well as lexical-thematic groups emotionally-estimated dialect vocabulary.

Key words: dialect vocabulary, dialects, dialect, phonetics.

Фонетический облик, лексическое наполнение и грамматические особенности русских народных говоров

привлекают к себе внимание многих исследователей. Интерес, проявляемый отечественными лингвистами к

русским диалектам, и в настоящее время вполне закономерен. Антропоцентрическая, этнокультурная и

социологическая направленность современного языкознания порождает обращение к народным говорам как к

особому источнику, своего рода исконному началу многих явлений русского языка и, следовательно,

выразителю национального мироощущения. Лингвисты отмечают, что в диалектной лексике находит

отражение многовековая история народа, его культура, быт и нравы.

Говоры Сибири в целом хорошо изучены омскими и томскими диалектологами. Изучение говоров

Тобольского района может дать богатейший материал и для диалектологии, и для истории языка, и для истории

народа.

Актуальность исследования связана с неизученностью диалектной лексики территории позднего

освоения русскими, какой является территория Западной Сибири.

Источником исследования послужили говоры Тобольского района. Предметом – имена существительные

и прилагательные со значением положительной оценки внешних и внутренних качеств человека. Базой

исследования стала картотека имен существительных в количестве 70-ти единиц со значением оценки внешних

и внутренних качеств человека.

В составе любого говора ученые выделяют разновидности лексических диалектизмов на основе ряда

характерных признаков, отличающих диалектное слово от литературных слов: а) иной звуковой комплекс слова

при одинаковом значении – 17 %; б) иная структура слова при одинаковом значении – 43 %; в) иное

грамматическое оформление слова при одинаковом значении – 9%; г) иная семантика слова при одинаковом

звучании – 5 %; д) отсутствие параллелей в лексике литературного языка – 26%.

Исследователи определяют лексические диалектизмы как собственно лексические. Основное их отличие

от соответствующих слов литературного языка, обозначающих те же реалии, они видят в корневом различии.

Лексико-тематические группировки эмоционально-оценочной диалектной лексики Тобольского района

значительны и многообразны как по структуре, так и по значению, по эмоциональной, оценочной,

экспрессивной характеристике.

Назовем основные разновидности диалектизмов, характерные для говоров Тобольского района.

1. Лексико-фонетические диалектизмы. В говорах Тобольского района в составе эмоционально-

оценочной лексики активно представлены лексико-фонетические диалектизмы, т. е. слова с нерегулярными

фонетическими изменениями, наблюдающимися в отдельных лексемах, но не обусловленные звуковой

системой данного говора в целом: Ба'ушка. Бабушка. Пособить дак ба'ушке (д. Новоселово); Я уж стара

ба'ушка стала, куды мне знать фсе (д. Медведчиково); Болта'ливый. Болтливый. Ты уж больно болтавливый

(д. Овсянниково); Болтля'вый. Болтливый, излишне разговорчивый. На обед к Степану не стали звать Федора,

уж очень он болтлявый (с. Овсянниково); Во'стрый. 1. Oстрый, твердый. Ножи вострые наточила (сю.

Абалак); Концы у челнока вострые (д. Полуяново); 2. Xороший. Некоторы помнат, у которых памат вострая

(д. Сетово); 3. Проницательный. Просмотрела так, вострым глазом (д. Винокурово); Ехи'да. Ехидна, злой,

вредный человек. Она така ехидна, вреднюща тпака (д. Полуяново); Забe'ка. Забияка, драчун. Главный забе'ка

в деревне был! (с. АПодрезово); Костли'вый. Костлявый, худой, тощий. Высокий костливый художник рисовал

на улице (д. Елань); Машта'к. Мастак, умелец; человек, который хорошо выполняет какое-либо дело. Он

маста'к во фсём: и плотник, и слесарь (д. Полуяново); Пожало'й. Пожилой. Дак уж он пожалой вофсе

(д. Малозеркальцево); Фулюга'н. Хулиган. Внук мой фулюга'ном растет (д. Медведчиково).

Диалектизмы, отличающиеся от литературных эквивалентов одним или несколькими звуками,

т.е. лексико-фонетические составляют 17 % от общего количества исследуемого материала.

2. Лексико-словообразовательные диалектизмы. В составе эмоционально-оценочной лексики говоров

Тоболо-Иртышья наиболее ярко и многочисленно представлены лексико-словообразовательные диалектизмы,

т.е. слова, синонимичные литературным, но отличающиеся от них определенными аффиксальными

словообразующимися морфемами: Доброду'ший. Добрый, добродушный. Добродушая старушка всегда

угощала нас шаньгами, когда мы проходили мимо её дома (д. Подрезово); Задиру'ха. Тот, кто заводит ссору,

задира. В децтве он был такой задируха (с. Елань); Затa'йный. Хитрый, неискренний. Затайный замысел

задумал, окаянный (д. Козловка); Людя'вый. Любящий людей, общительный. Уж очень ты Ивашка людявый

(д. Загваздино).

123

Лексемы этой группы представляют основной состав эмоционально-оценочной лексики говоров

Тобольского района: они составяют 43 % от общего количества исследуемого материала.

3. Лексико-грамматические диалектизмы. В говорах Тобольского района в составе эмоционально-

оценочной лексики менее активно представлены лексико-грамматические диалектизмы, т. е. слова с

нерегулярными формальными изменениями, наблюдающимися в отдельных лексемах при одинаковом

лексическом значении. Среди них показательны следующие варианты грамматического оформления слов:

1) диалектное оформление имен существительных: Ба'тько. Родитель, отец. После бойны похоронили

матку с батьком, царство им небесное (д. Преображенка); Жмo'та. Жадный, скупой человек. Он такой

жмота, снега зимой не выпросишь! (д. Верхние Аремьзяны); 2) диалектное оформление имен прилагательных:

Гра'мотны. Грамотные. Будете грамотны (д. Овсянниково); Баламу'тной. Легкомысленный, беспутный. Ох,

Ванюшка, Ванюшка, баламутной ты наш! (д. Савина); Боева'. Бойкая, боевая, смелая, упорная. Сватя та

боева была (д. Анисимовка); Краси'вшее. Более красивый. Она красившее меня была (с. Абалак); Покраси'ве.

Kрасивей. Облики на иконах подводили покрасиве (с. Абалак); 3) диалектное оформление причастий:

Болта'нный. Излишне разговорчивый. Мой друг болтанный испортил весь вечер (с. Овсянниково);

Здорову'щий. Толстый. Здоровущий лещ попался на крючок (д. Полуяново); Кругля'щий. Толстый. Стал

круглящим, в двери не войдёт (д. Полуяново).

Диалектизмы, отличающиеся от литературных эквивалентов вариантами окончаний или

формообразующих аффиксов, т. е. лексико-грамматические составляют 9 % от общего количества

исследуемого материала.

4. Лексико-семантические диалектизмы. Лексико-семантические диалектизмы, т. е. слова,

синонимичные литературным, но отличающиеся от них лексическим значением, в говорах Тобольского района

представлены менее показательно. Отметим лексико-семантические диалектизмы среди имен прилагательных:

Берегово'й. Человек, который держит невод на берегу. Береговой он невод держит (д. Преображенка);

Людскo'й. Общительный. В дороге хорошо иметь людского проводника (д. Винокурово); Невыходно'й.

Спокойный. В том, что ты сегодня невыходной всем хорошо (с. Абалак); Ножo'вый. Скандальный,

крикливый. Сам приятный на вид, а характер ножовый (д. Полуяново); Парно'й. Крепкий, выносливый,

здоровый. На рубку дров был нанят парной мужик (д. Нижние Аремзяны); Пу'таный. Ведущий беспорядочный

образ жизни. Путаный Вовка нигде себе места не найдет: ходит то к одной, то к другой (д. Полуяново);

Чувстви'тельный. Внимательный. Бываю чувствительный к близким родственникам, но не к чужим людям

(д. Нижние Аремзяны).

Диалектизмы, отличающиеся от литературных эквивалентов лексическим значением, т.е. лексико-

семантические составляют всего лишь 5 % от общего количества исследуемого материала.

5. Собственно-лексические диалектизмы. В составе эмоционально-оценочной лексики говоров

Тобольска Тоборло-Иртышья ярко представлены собственно-лексические диалектизмы, т. е. слова, не имеющие

в литературном языке, эквивалентов. Наиболее показательна группа имен прилагательных: Галу'шный. Острый

на язык. Ну братец и галушный ты! (д. Овсянниково); Га'мливый. Брезгливый, разборчивый в еде. После

посева сели есть, только Егор не стал, очень уж он гамливый (д. Нижние Аремзяны); Го'жая. Подходящяя,

хорошая. Никуда не гожая она стала (д. Малозоркальцево); Дрочёный. Изнеженный, избалованный Он у неё

такой дроченый рос, ну и чё из нево вырастет? Таким и вырос, дрочёным! (д. Полуяново); Кере'жий.

Некрасивый. Разносчиком воды был кережий мальчишка (д. Преображенка); Рипсова'тый. Плохо одетый. В зал

для гостей вошел рисоватый мужчина (с. Абалак); Тонсли'вый. Худой, тощий. Втянув голову в воротник

тонсливый мужчина стоял у калитки (д. Преображенка); Ню'хлый. Робкий, тихий. Надо за себя постоять, а не

быть нюхлым (д. Преображенка).

1. Белякова С.М.; Романова М.А. Об исследованиях русской народной речи населения Тюменской области // Филологический дискурс. Вестник филологического факультета ТюмГУ. Тюмень, 2000. Вып.1. С. 103-109.

2. Вендина Т.И. Слово как “архетип культуры” // Русская культура на рубеже веков: Русское поселение как социокультурный феномен. Вологда, 2002.

3. Осипов Б.И. Предисловие // Словарь русских старожильческих говоров Среднего Прииртышья: Дополнения / отв. ред. Б.И. Осипов. Вып. 2. Омск: Омск. гос. ун-т, 2003. 172 с.

4. Осовецкий И.А. Лексика современных русских народных говоров. М., 1982. 272 с.

УДК 372.8.

П.С. Коновалова, Я.Ю. Медведев

Тобольский педагогический институт им. Д.И.Менделеева

(филиал) Тюменского государственного университета в г. Тобольск

ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ В ПЕРЕПИСНЫХ КНИГАХ XVIII ВЕКА

ЖЕНСКИХ ИМЕН ЖИТЕЛЕЙ ГОРОДА ТОБОЛЬСКА

На основе анализа переписных книг XVIII в. в статье дается характеристика функционирования женских имен жительниц

г. Тобольска, выявляются лингвокультурологические особенности имен. Ключевые слова: личное имя, женское имя, переписная книга.

124

S.P. Konovalovа, Y.Y. Medvedev

The Tobolsk pedagogical institute named after D. I. Mendeleev

(branch) of Tyumen state university in Tobolsk

RUNNING IN THE CENSUS BOOKS OF THE EIGHTEENTH CENTURY

FEMALE NAMES INHABITANTS OF TOBOLSK

Based on the analysis of census books of XVIII century the article describes the functioning of the female names inhabitants of Tobolsk,

identify linguistic and cultural features of names. Key words: personal name, female name, census book.

В традиционном русском социуме участие женщин в общественной жизни в XI – XVIII вв. было

ограничено. Как свидетельствуют историки, только мужчина пользовался общественными правами [1, с. 45]. В

документах XVII в., как правило, фигурируют имена мужчин, а имена женщин обычно опускаются: ...отдача

беглого человека Самошки Ларионова з женою и детьми ...почем я арканов пришедши в дом свой разболокся i

спросил у жены своей что де вы уже парилис...расспросные речи дочериево Андрея Соколова ...челобитные

поликарповской жены

В работах по русской исторической ономастике меньше внимания уделяется формам именования

женщин, поскольку последние, не имея никаких юридических прав, реже упоминаются в памятниках деловой

письменности XVII в. [2, с. 12]. Социальное бесправие женщины в XI – XVI вв. нашло отражение в именовании

её в официальной письменной речи, причём способы называния не были упорядоченными и не отличались в

силу этого единообразием.

Фонд личных женских имён жителей г. Тобольска начального периода формирования русского языка,

использованных нами в процессе анализа, немногочислен: он насчитывает 137 единиц; из них 134 имени

канонического происхождения и лишь три неканонических номинации.

В «Переписных...», «Дозорных...» и «Окладных» книгах г. Тобольска XVII в., а также в «СмЪтных

списках» и «ВЪдомостях» женские имена немногочисленны. Это были имена женщин, обладающих

юридическими правами. Среди них были женщины-вдовы, полное именование которых засвидетельствовано в

судебных и других документах. Их личные имена состояли из двух, трёх и более компонентов. По мнению

В.А. Никонова, развёрнутые женские наименования имеют родственные связи с мужскими именами, чётко

проявляется и действующий в то время принцип называния лиц женского пола по имени главы семьи, отца,

мужа, сына [3, с. 220]. Отношение принадлежности морфологически обозначается тремя способами:

а) при помощи личного имени мужа в родительном падеже:...вдова Микулы Авдотья ...;

б) при помощи притяжательных прилагательных, образованных от мужских личных имён, к которым

добавляются суффиксы -ов(а), -ин(а), - овск(ая): Семёнова жена Глебова вдова Гликерия; жеребей за

Григорьевскою жаною, Ивашковою мачехой;

в) при помощи комбинации указанных приёмов: ...вдова воронежца Ивановская жена Арефьева

Степанид ...находящуюся у нево во услужении молодицу Палагею черных Иванову дочь.

В документах XVII в. наблюдаются различия в женских формулах именования. Отметим основные

модели именований.

Однословные именования используются при назывании лиц женского пола, имеющих какое-либо

отношение к церкви: проскурница Дарья, просвирника Домникея. игуменья Екатерина

Одним именем обозначены лица женского пола – «сироты», «невестки», «девки», «жонки»: Фетюшка,

дворовая жонка, да девка Ганка, девица Февронииа, невестка Улка, Катеринка.

Значительная часть женских имен входит в состав описательных структур: ...жеребей Сергеевского

поместья Кирилова сына Семенова, его Сергея взяли в полон, а владеет его жена вдова Татьяна

Одиночные женские имена в отдельных случаях указаны при перечислении состава семьи:

Отданы крестьяне Савила, да Сережка, да Фетка Евсеевы дети Щетильниковы, Севка с женою

Насткою, да с детьми Артюшкою, да с дочерью с девкою Паласкериией.

Двухсловные женские антропонимы обычно начинаются с личного имени, к которому присоединяются

или имя отца, или мужа, или сына. Выделяется несколько типов женских двухчленных структур: Марфа

Ивановна, Великая старица; Боярыня Ирина Никитина.

Трехсловные именования состоят из антропонимов, характеризующих женщину по отцовской и

супружеской линиям. Имена мужа и отца оформляются различными суффиксами. Выделяются следующие

трехкомпонентные формулы именования женщин, используемые в XVII в.: ...боярыня Стефанида Семеновна

дочь Морозова; вдова Мария Ивановская жена Летовского; Офросинъя Максимовна жена Болкашина;

дворовая девка Аксюшка Филипова дочь Крюкова; Кирилова Анашки дочь Аксютка;. Копейщикова Иванова

женчишка Желтухина Аксютка

До замужества именование женщины, таким образом, было связано с группой имен отца, а после

замужества – с группой имен мужа: Феклица Андреева жена Долгова в расспросе сказала, что она Фекла

Федорова дочь Жалыбина.

Многословные именования женщин, кроме личного имени, включали в свой состав одновременно группу

имен отца и группу имен мужа, насчитывая в целом до пяти антропонимов: Улка Емельянова дочь Михайлова

Наумкина жена

125

Более полные сочетания используются там и тогда, когда имеется необходимость учитывать социальную

роль женщины: ...мать Климкина Анютка, замужем за Ивашкой Безукладниковым, ее Климка, Нестеров сын.

В конце XVII – начале XVIII вв. намечается, судя по документам, процесс унификации женского

именника: почти не используются сложные описательные формулы, постепенно отпадают отдельные элементы

из групп имен мужа или отца. Из числа многочисленных структур предпочтение отдается трехчленным и

четырехчленным формулам именования.

Полные именования незамужних чаще состоят из личного имени и группы имен отца, а замужних

женщин и женщин-вдов – из личного имени и группы имен мужа.

Подобный принцип наименования женщин, т.е. по половозрастным и социальным особенностям,

являлся, по нашим материалам, устойчивым на протяжении почти ста лет. Это достаточно показательный

лингвокультурологический принципоописываемого периода.

В XVII в. женские именования уже упоминаются в различных юридических документах. Правительством

издается ряд указов, подтверждающих права женщин-вдов на наследство, на совершение торговых сделок.

Однако стабильных формул именования женщин еще не отмечается. Их насчитывается на протяжении всего

столетия от семи до четырнадцати в разные отрезки времени.

С.И. Зинин на основании записей в актовых книгах г. Москвы XVII в. выделяет следующие женские

антропонимные структуры [4, с. 36]: Ивановская Васильева сына Коробкина вдова Агафья Петрова дочь;

Васильевская Поликарпова вдова Арина Федотова дочь.

Наиболее употребительными в тобольских документах являлись следующие формулы женского

именования: Кондратьевская жена Ефросинья Володимирская дочъ, Мария Антонова дочь Михайловская

жена Васильева и более короткие, трехчленные: Прасковья Кирилова дочь Храмых, Феодосия Дементьевская

дочь Чюдинова.

Эти структурные различия, видимо, объясняются половозрастными особенностями, социальным

положением носителя имени, его положением в сословной иерархической лестнице, а также обычаями,

правилами и традициями официального поименования девушек, женщин-жен, женщин-матерей, женщин-

бабушек, женщин-вдов, сирот и незаконнорожденных.

Со второй половины XVII в. начинает входить в употребление существующий в настоящее время

комбинированный способ называния замужних женщин типа личное имя + отчество со словом «дочь» +

семейное прозвание мужа:Землянская помещица Ксения Петрова дочь Акулова;драгунская Наталья Лукина

дочь Пруцких, дворовая жонка Агафья Матвеева дочь Жемчужникова.

Там, где требовалось подчеркнуть «благородное» происхождение женщины, которая была замужем за

менее самостоятельным мужем, вносят дополнительные приметы: у Андрея Михайлова Сахарова, у него жена

Евдокия Иванова, подьяческая дочь, ...у него жена Арина Иванова дочь, поповского чину; то же в XIX в.:

мещанка Анна Михайлова дочь по мужу Савостьянова, а по отцу Должикова.

Незаконнорожденные девочки до замужества не имели семейного прозвания и отчества, получая

патронимическое имя от «крестного» отца.

Женские имена весьма редко упоминаются в источниках XVII в. Так, в Переписных книгах 1625–1626 гг.

зафиксированы лишь имена вдовых женщин, имевших право на земельные наделы, и имена женщин из числа

обслуживающего персонала церквей и монастырей. Поэтому судить о полном женском именнике первой

половины XVII в. не приходится.

В наших источниках наиболее часто отмечаются имена: Агафья, Акилинка, Акулина, Анница, Афимья,

Афросинья, Дарья, Матрена, Орина, Ульяна, Устинья, Марья, Ненила, Пелагея, Софъица, Татьяна, Фетинья и

некоторые другие, встречающиеся более чем в 20-ти употреблениях. Совершенно отсутствуют нехристианские

женские имена.

В «Сметных списках 1638–1691 гг.» состав христианских женских имен значительно увеличивается.

Наиболее многочисленными являются следующие антропонимы, встречающиеся в текстах в более 20-ти

употреблениях: Агафья, Агриппина, Аграфена, Актина, Александра, Анисья, Анна, Антонида, Варвара,

Василиса, Гликерия, (Лукерья), Дарья, Домна, Дорофея, Евгения, Евдокия, Евпраксинья, Евфимия, Евфросинья,

Екатерина, Елена, Елизавета, Иульяния, Иустина, Ксения, Мариамна, Мария, Матрона, Мелания, Наталия,

Неонила, Параскева, Пелагея, София, Стефанида, Татиана, Феврония, Фекла, Федора, Харитина, Христина и

др. Заслуживает внимания тот факт, что одни и те же женские имена употребляются в нескольких вариантах,

которые в речевой ситуации приобретают самостоятельное значение. Например, официальное, согласно

«святцам», личное имя Акилина имеет гипокористические варианты:Акилинка, Акулина, Окулина, Акулиница;

Матрона – Матрена, Матрюшка, Мотря; Евфимия – Фима, Фимка, Ефимица, Афимъя, Афимица. На каждые

десять личных имен, по нашим подсчетам, приходится около 20-ти самостоятельно функционирующих имен-

гипокористик. Часть имен имеет родовые пары: Александр – Александра, Агафон – Агафоница, Анисим –

Анисья, Василий – Василиса, Дорофей – Дорофея, Евдоким – Евдокия, Афим – Ефимия, Зиновий – Зинаида,

Клавдий – Клавдия, Ульян – Ульяна, Устин – Устинъя. Христианские личные имена XVII в. претерпели ряд

изменений: исчезает из официального употребления деминутивная форма имени, а на ее смену приходит

полная форма. Увеличивается общее число полных форм имен.

Состав имен остается практически одним и тем же среди дворян и помещиков, горожан и крестьян;

социальное различие начинает лишь заметно ощущаться в последней трети XVII в., хотя использование

«любимых», т.е. наиболее популярных имен во всех сословиях сохраняется.

126

В.А.Никонов отмечает, однако, различие в именовании дворянок, купчих и крестьянок [1, с. 45]. Так,

среди популярных у крестьянок выделены имена: Агафья, Акулина, Гликерия, Мавра, Марфа, Матрена,

Федосъя, Фекла, Матрена, Неонила, Пелагея, Прасковья, Татьяна, Устинья.

среди купеческих вдов — Александра, Варвара, Елизавета, Мария, Наталия, Ольга, Татьяна, Пелагея

Набор употребляемых женских имен в России XVII в. почти не менялся, менялась их частотность.

Перемены происходили за счет перехода имен одного социального слоя в другой. Распространение или убыль

имен начинались в дворянской среде, «перекидываясь» в купеческую, а затем в крестьянскую среды [2, с. 56].

Таким образом, в XVII в. использование в именовании христианских женских имен принимает

устойчивый характер: четко определяется состав именника, выявляются популярные, «любимые» народом

имена, отчасти намечаются сословные различия в именовании, создаются предпосылки для разграничения

официальной и неофициальной форм личного имени; имена гипокристики после указа Петра I исчезают из

официального обращения, хотя в неофициальном употреблении они продолжают развивать свою

словообразовательную систему, выражая номинативные, самые различные по экспрессии оттенки. Таковы

лингвокультурологические особенности в динамике женских имён русского севера XVII века.

1. Зинин С.И. Русская антропонимия XVII –XVIII вв. : автореф. дисс. … канд. филол. наук 10.02.01 / С.И.Зинин. Ташкент, 1999. 20 с. 2.Переписная книга 1625 г. // Тобольский архиерейский дом в XVII веке. Новосибирск, 1994.

3. Подольская. Н.В. Некоторые вопросы исторической ономастики в связи с анализом берестяных грамот / Н.В.Подольская //Историческая ономастика.

Сб. научн. тр. М., 1998. С. 167– 170. 4.Фролов. Н.К. Антропонимия Приворонежья XVIII в. Дис. … канд. филол. наук. 10.02.01 / Н.К Фролов. Ворнеж, 1999.

УДК 801.82

В.А. Кошина




О НЕКОТОРЫХ АСПЕКТАХ ОРФОГРАФИИ ТЕКСТОВ СТАТЕЙ ЖУРНАЛА

«ИРТЫШ, ПРЕВРАЩАЮЩИЙСЯ В ИППОКРЕНУ»

В данной статье автор рассматривает орфографию журнала «Иртыш, превращающийся в Иппокрену. Автор рассматривает

написание прописных и строчных букв, акцентирует внимание на варианты переноса слов, производит анализ написания некоторых грамматических форм. В ходе анализа орфографии журнала автор приходит к выводу, что система единообразных написаний слов,

сложившаяся в письменной речи к XVIII веку, в исследуемом памятнике отсутствует.

Ключевые слова: журнал «Иртыш, превращающийся в Иппокрену», орфография, вариативность написания, прописные и строчные буквы, перенос слов, грамматические формы.

V.A. Koshina


Tyumen state university in Tobolsk,

student

ON SOME ASPECTS OF SPELLING TEXTS OF THE ARTICLES «IRTYSH TURNING INTO HIPPOCRENE»

In this article the author considers the spelling of the magazine "Irtysh turning into Ippocrene. The author examines the writing of uppercase and lowercase letters, focuses on options for word wrap, makes the analysis of writing some the grammatical forms. During the analysis of the

spelling of the journal the author comes to the conclusion that the system of consistent spellings of words that emerged in a written speech to the

eighteenth century, in the investigated monument is missing. Key words: magazine «Irtysh, turning into Ipokrenu», spelling, spelling variation, uppercase and lowercase letters, word wrap, grammatical

forms.

XVIII век в историко-лингвистической литературе известен как период формирования функциональных

стилей русского национального литературного языка, когда ведущую роль начинает занимать литература

светская, а также как период формирования жанровой системы языка. Многие ученые называют этот период

переломным в истории развития языка. Рушится «старое» и начинает формироваться «новое» на разных

уровнях языка. Ученые пытаются исследовать и привести в порядок языковую систему, особенно его

грамматический строй. Выходят первые грамматики В.А. Ададурова, Н.А. Барсова, М.В. Ломоносова. До конца

века люди пользовались скорописным типом письма с присущими ему особенностями, очень устойчивыми и

влиятельными на язык в целом, поэтому основные принципы орфографии вступали в противоречие. Поэтому

орфография памятников XVIII века – это особый объект внимания при источниковедческом подходе к тексту.

Под орфографией понимается «раздел языкознания, изучающий и разрабатывающий систему правил,

обеспечивающих единообразие написаний [2, с. 350].

В науке нет целостной картины развития русской орфографии с древнейшего периода до наших дней.

Вопросы формирования орфографической нормы решаются в большей мере на материале учебных пособий,

127

грамматик, научных работ лингвистов XVII–XIX вв. или по напечатанным текстам [1, с. 32], гораздо реже по

рукописным материалам.

Тексты статей журнала «Иртыш, превращающийся в Иппокрену» конца XVIII в. подходят для изучения в

источниковедческом аспекте, т.к. они не публиковались и не анализировались ни лингвистами, ни историками.

Система единообразных написаний слов в русской письменной речи к середине XVIII в. уже сложилась.

Нормы орфографии были зафиксированы в труде М.В. Ломоносова «Российская грамматика» 1755 г. Но в

тексте журнала «Иртыш, превращающийся в Иппокрену» встречаются отклонения, которые не соответствуют

нормам, изложенным в «Российской грамматике».

В журнале, исследуемом нами, вариативность написания слов проявляется как результат: ассимиляции

согласных по глухости: францусскiй, блиско, выласка, дватцать, двенатцать аршин, исъ казны, ускимъ,

сасетка, реткий; ассимиляции согласных по звонкости: зделать, з двора, шездесятъ, з братомъ, прозьба,

зборы; ассимиляции согласных по твердости: болной, денга, нисколко, тоболскаго, семдесятъ; полной

ассимиляции: проежжие, лучче, ижжого, бежжизненный; стяжение сч, зч, жч, шч, в щ: закашикъ,

прикащикъ, щоты, нещастiи, не щитай, щастливымъ, мущинъ, злощасная, щастiя; гиперкоррекции в

результате малограмотности писцов: жестокосердный, вторишно, исскустный, лутчева человека, прити на

помочь, протчие, об немъ, руские; упрощение групп согласных как результат ассимиляции или стяжения:

шездесятъ, здраствуютъ злощасная, нещасная; отражение на письме несложившихся норм правописания

наречий: се час, по-единому, от ныне, и такъ, ни когда, не ужели, во обще ни какого, в верхъ, не льзя, с нова;

несформировавшиеся в XVIII в. нормы написания не с глаголами: незнаешь, немогли, нечувствуешь,

неспугнуть.

Таким образом, видим, что текст источника показывает ряд орфографических особенностей, которые

были присущи в XVIII в. Эти особенности приближают текст журнала к живой звучащей речи. Но написание

приведенных в примерах слов не отмечается единообразием. В текстах можно встретить и вариативность

написания: болной – ольной, въ тмъе – тьма, сдвинуть – здвинуть, неприятелскаго – неприятельскаго, щета –

осчитать, солдатъ – салдатъ, уским – узкий, разсмотреть – рассмотреть и т.д.

Одной из причин орфографических ошибок могло стать диалектное произношение. Современные говоры

Сибири – это говоры жителей территории вторичного заселения. На протяжении многих веков в Сибирь на

постоянное место жительства шли люди из-за Урала, принося в речь местных жителей как окающие, так и

акающие черты. Следовательно, вполне возможно, что в орфографии памятника отражены отдельные

специфические черты вторичного говора Западной Сибири: 1)произношение О на месте А под влиянием

оканья, распространенного типичной в системе вокализма северновеликорусского наречия: писоная грамота,

сожать, солдат, зобраться. Написание О на месте А в слоговой позиции позволяет судить о возможности

сильного влияния оканья даже на ударные позиции; 2) произношении А на месте О под влиянием аканья: Въ

Табольскъ, каторую, сабака, салдатъ, марозъ, дабратся и т. д. Возможно, именно такое написание слов

встречается по причине влияния складывающейся в ту пору акающей литературной нормы. Нередко в

исследовании и собственно диалектные формы слов: засулил многова, не можно, ноне, несумневайся, особливо

усмотреть, собрав ся, тамошние люди, сюдытуды, досюды и т. д. Нельзя отрицать в источнике и до сих пор

сохраняющийся в XVIII в. и особенно ощутим в скорописных текстах этого периода принцип «письма по

звонам»: ево, Табольскъ, што, кучюмъ, нашолъ, никакова зла не мыслить и др.

Таким образом, примеры, показывающие состояние орфографии в XVIII в. отражают наличие двух

ведущих принципов письма фонетического (старого) характеризующегося, как «письма по звонам» и

морфологического, нового, влияние которого уже ощутимо в письменном языке XVIII в.

Особую роль в орфографии памятников XVIII в. следует уделить прописной и строчной буквам. В

печатных изданиях текстов они представлены более последовательно: заглавная буква соблюдается всегда в

начале новых предложений, в собственных именах существительных. В именах прилагательных, образованных

от собственных имен существительных, орфография прописной буквы и строчной не выдержана. Так,

например, с заглавной буквы пишутся имена прилагательные, образованные от существительных при помощи

суффикса – ск-, если они употребляются в значении «имени кого-то»; а также и в значении «относящийся к

предмету»: КрестовымЬ Священникомъ, Англiискихъ писателей городъ Графства Гамптскаго, Богословiе,

Нравоученiе, Принцесса Гальская, Англiискiй Подлинникъ, Францускiй и Италiанскiи языкъ, на Фокшанском

Сраженiи, Татарской староста и др.

Таким образом, с заглавной буквы пишутся все относительные прилагательные с суффиксом – ск-. С

заглавной буквы пишутся все имена собственные. Отклонений в написании не наблюдается: городъ Тобольскъ,

село Абалакъ, журнал «Иртыш, превращающийся в Иппокрену» и т. д. Наряду с такими написаниями в тексте

журнала встречаются также и следующие несоответствия: надевает орденъ, нибольшой Лагерь, Офицеры,

Гусары, Генералъ и т. д. Но вместе с тем в тексте источника с заглавной буквы написаны и некоторые

нарицательные имена существительные: в Декабре и Ноябре, Генваре и Феврале, Русскiе, Царь, Хан и т.д.

Возможно, в них был вложен особый смысл. Исходя из этого, можно сделать вывод о том, что во все слова,

написанные с большой буквы, вкладывался особый смысл, так как в официальных государственных документах

XVIII в. прописная буква уже начинает играть важную роль [1, с. 34].

Особый раздел орфографии представляют правила переноса слов с одной на другую строчки. В основе

этих правил в современном русском языке лежит фонетический принцип (перенос по слогам), который

осложнен морфологическим (учет морфемной структуры слога) [1, с. 35]. В статьях журнала эти принципы не

128

всегда соблюдались, поэтому нередки случаи неправильного переноса слов: о-статься, у-тверждается, мо-я,

о-ставляют, собранi-я, скво-зь, у–мной, е-тотъ, безъ, мненi-я, от-кружен, зак-ричать. Неверным считается

перенос одной буквы в слове или, наоборот, перенос всего слова, кроме начальной гласной. Не соответствует

складывающейся в XVIII в. норме перенос с одной на другую строчку частей слов: лов-илъ, прост–аго, не

соедин–ялъ, неснос–нъ и т.д. Остальные основные переносы в памятнике соответствуют норме.

В орфографии приставок, оканчивающихся на – З- и – С- встречаются колебания и варианты под

влиянием: 1) орфографической нормы XVIII века, всегда на конце приставки сохраняющей –З:1) разпускаться,

разпростерту, безчисленные, безпрестанно, безчеловечно, езчувственный, изсохшимъ, сдесь, азставанiе,

изпускаетъ, разпустясь, разсеявшись, зделалось; 2) принципа «письма по звонам», старого письма, при котором

конечная буква на конце приставки зависит от следующей буквы (звука) корня: избрал, размышленiе,

бездумнаго, разверзшись, безжалостивые, расстояние, рассказать, исписать, истолковать, расписать,

рассердить. Но таких слов значительно меньше.

В памятнике слова с приставками, отражающими орфографические нормы XVIII века, количественно

превосходят слова, в которых конечная согласная приставки зависит от качества следующего звука. Приставка

– З в языке XVIII в. была употребляемой: зделать, здача, збежаться. В орфографии приставок, традиционно

не изменяющихся, отклонений и исключений не наблюдается: надлежитъ, наступилъ, нахождение, обдумать,

оправдать, отправить, показать, впасть, доделать, посоветовать и т.д.

Таким образом, орфография приставок отражает особенности языка XVIII в., проявляющиеся в

непоследовательном применении морфологического и фонетического принципов написания (приставки З- и С-

). В написании остальных приставок традиционный (исторический) принцип выдержан более последовательно.

Анализируемый материал источника показывает отсутствие единообразия в написании гласных и согласных в

корнях и приставках слов, в написании заглавной и строчной буквы в именах собственных, в правилах переноса

слов с одной строки на другую. Все сделанные выводы свидетельствуют об отсутствии единых правил

написания слов, о том, что система единообразных написаний слов, в конце XVIII в. в русском языке

находилась в стадии формирования.

1. Выхрыстюк М.С. Особенности орфографии рукописных текстов учреждений просвещения г. Тобольска второй половины XVIII в. // Вестник Челябинского государственного университета. Научный журнал. Серия «Филология, искусствоведение», выпуск 67. № 21 (275). Челябинск, 2012. С. 32–36.

2. Лингвистический энциклопедический словарь / Гл.ред. В.Н. Ярцева. М.: Советская энциклопедия, 1990. 683 с.

УДК 811.161.1:008.

Е.Н. Лоскутова

Институт социально-политических исследований РАН, Москва,

аспирант

СУГГЕСТИВНОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ ПОЭТОНИМОВ КАК ЭЛЕМЕНТ ЛИНГВОКУЛЬТУРНОГО

КОДА (НА МАТЕРИАЛЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ М.А. ШОЛОХОВА)

Статья посвящена исследованию суггестивных воздействий имен персонажей «Донских рассказов» и романа «Поднятая целина»

М.А. Шолохова. Поэтонимы представляют собой элементы лингвокультурного кода описываемого периода. Антропонимическое пространство исследуемых нами произведений представляет ценность как источник изучения реального антропонимикона в казачьей среде

и в России первой половины ХХ столетия.

Ключевые слова: антропонимия; поэтонимия; лингвокультурология; лингвокультурологический код; код речи; суггестия; суггестивное воздействие; нагрузки декодирования.

E.N. Loskutova Institute of socio-political research RAS, Moscow

graduate

SUGGESTIVE INFLUENCE OF POHITONOV AS AN ELEMENT OF THE LINGUISTIC AND CULTURAL

CODE (BASED ON THE WORKS BY M.A. SHOLOKHOV)

The article investigates the effects of suggestive character of names in "Don Stories" and the novel "Virgin Soil Upturned" by M.A.

Sholokhov. Poethonyms are elements of linguocultural code of the period, which described. The anthroponymic space of the author’s works demonstrates the value as the source of learning the Russian anthroponymy among the Cossacks and in Russia (the Don region) in the first half of the

twentieth century.

Key words: anthroponymy; poethonyms; linguoculturology; linguocultural code; code of speech; suggestion; suggestive influence; decoding load.

Встречая ту или иную номинацию в художественном тексте, читатель выстраивает определенные

ассоциации, зачастую не догадываясь о том, что данные связи скрыто «навязаны» самим автором текста. Работа

ассоциативного механизма сознательного и бессознательного привлекала многих исследователей [2; 3; 4; 18,

с. 103–112; 19 и др.], в том числе анализу эмоциональных состояний личности и суггестивной направленности

онимов посвящены работы П.В. Симонова [16]; А.Н. Леонтьева [13]; С.Л. Рубинштейна [15]; Е.В. Шелестюк

[20]; И.С. Карабулатовой [7; 8; 10]; Б.З. Ахметовой [11] и др., что подтверждает актуальность исследования

суггестивных воздействий на человека. Основываясь на данных исследованиях, можно прийти к выводу, что

129

суггестия свойственна любым текстам и осуществляется на различных уровнях воздействия на эмоциональную

сферу индивида и общества в целом.

Исследование суггестивного характера воздействия посредством номинаций героев произведений

М.А. Шолохова проводится впервые, что, во-первых, представляет вклад в теорию языка и послужит

дальнейшему лингвокультурологическому познанию поэтонимики, в частности, при разработке теории имен

собственных в художественном тексте. Во-вторых, анализ поэтонимов как элементов лингвокультурного кода

необходим для наиболее полной интерпретации литературного текста, поскольку имена собственные

аккумулируют в себе не только содержательную, но и подтекстовую информацию, раскрывают идейно-

эстетическое содержание текста и оказывают суггестивное воздействие на чувства читателя в зависимости от

интенций автора.

Тартуская семиотическая школа в своих теоретических положениях о знаковой природе культуры

отмечает ее формирование из большого количества кодов [14], находящихся в постоянном взаимодействии. В

общем понимании код – это система условных обозначений или сигналов [4, с. 364]. Общелингвистическое

понятие кода представляет собой «набор значимых единиц и правил их соединения, позволяющий передавать

сообщения» [1, с. 23].

Многие исследователи языка (В.Н. Телия, Н.Д. Арутюнова, В.В. Воробьев, В.А. Маслова,

Ю.С. Степанов) отмечали поликодовый феномен культуры: культурные коды обладают способностью

перевоплощаться, принимая вербальное выражение в форме лингвокультурных кодов. [5, с. 189]. В данной

работе под лингвокультурным кодом мы понимаем «симбиоз вербального и культурного кодов» [12, с. 2],

систему имен персонажей произведений М.А. Шолохова, объединенных, как и любые системы символов,

тематической общностью (имя – знак, маркер, идентификатор), особенностями имянаречения на Дону,

формирующими образы персонажей.

Имена героев художественных произведений важны для их создателя, поскольку отражают особенности

характера, несут положительную или отрицательную окраску, а также, что немаловажно, оказывают

суггестивное воздействие на читателя, формируя собой своеобразный лингвокультурный код. Именно

лингвокультурный код выступает элементом, через который происходит трансляция культурных,

политических, исторических событий, закодированных в поэтонимах сборника «Донские рассказы» и романе

«Поднятая целина» М.А. Шолохова, рассматриваемых в рамках данной статьи и оказывающих суггестивное

воздействие на читателя.

Под суггестивным воздействием в общем смысле следует понимать «комплексное социально-

психологическое воздействие на ratio и emotion человека с эффектом внушения, изменяющее

нейрофизиологическую динамику адресата» [6, с. 98]. Используя суггестивные (внушительные) воздействия на

читателя, автор формирует установки личности персонажа, наделяя его определенными характерологическими

особенностями, оказывающими влияние на отношение читателя к персонажу, в том числе, на уровне его

именования.

И.Ю. Черепанова суггестией называет «арсенал средств и приемов направленного воздействия на

установки личности» [19, с. 7], причем исследователь указывает, что установка личности подразумевает

неосознаваемую «изготовку психики к определенному восприятию, решению, действию» [19, с. 7]. В данной

работе мы, вслед за М.Р. Желтухиной, остановимся на следующем определении суггестии: «это вид

вербального и невербального воздействия на адресата, основанный не на информировании и логической

аргументации, а на внушении» [6, с. 6], причем суггестивность зависит от информативности и следует

параллельно эмоциональности. Именно стимулирование эмоционального состояния реципиента, на наш взгляд,

является важным элементом суггестивного воздействия, поскольку таким путем формируется суггестивность

текста, предполагающая воздействие на подсознание читателя.

Е.В. Шелестюк в своем диссертационном исследовании утверждает, что суггестивность текста

проявляется в следующих допропозициональных лингвистических характеристиках текста: на уровнях

фонетики, просодики, графики, орфографии, синтаксиса, лексики, словообразования, морфологии [20, с. 9-10].

Кроме того, суггестия может косвенно проявляться в композиционных, стилевых и структурных особенностях

текста.

В данной статье остановимся на суггестивном воздействии вариантов номинаций персонажей,

формирующих лингвокультурный код донского казачества описываемого М.А. Шолоховым периода. Путем

количественного подсчета номинаций в сборнике «Донские рассказы» и романе «Поднятая целина» нами

выявлено поименованных персонажей в количестве 406 единиц, 772 варианта номинации, что подтверждает

ценность произведений М.А. Шолохова как источника изучения региональной антропонимии, поскольку

поименованные персонажи составляют ядро поэтонимического пространства.

На первом месте по вариативности личных имен собственных в сборнике «Донские рассказы» и романе

«Поднятая целина» стоит имя Михаил (11 вариантов употребления имени: Михаил, Михаль, Михаля,

Михалятко, Минюшка, Мишка, Мишатка, Миша, Мишенька, Михайло, Минька). Личное имя Петр имеет 9

вариантов употребления имени: Петр Пахомыч, Петенька, Петро, Петруха, Петька, Петюшка, Петяха,

Петяшка, Петя: «Не будь, Петруха, таким вредным человеком...» («Путь-дороженька») [22, с. 263]. На

третьем месте по количеству вариантов имена Григорий и Гликерия (имя одной из главных героинь),

представленные в 6 вариантах номинации (Гликерия, Лукерья, Луша, Лушаня, Лушенька, Лушка): «Лушенька

моя, ты у меня как цветок!» [21, с. 339]. Поэтонимы Варвара и Андрей и представлены в 5 вариантах

130

именования в исследуемых нами произведениях: «Вот что, Варюха-горюха, обожди меня тут…» [21, с. 376].

Встречаются объекты номинации, не имеющие вариаций (Ермил, Степанида, Осип, Трофим) – это, как

правило, именования эпизодических персонажей.

Для анализа поэтонимов нами была использована методика А.А. Биркина «Код речи», позволяющая

выявить суггестивные нагрузки слова и текста на реципиента речи1. А.А. Биркин доказывает, что

трансформированные во внутренний сигнал знакобуквы или звукобуквы являются кодами или управляющими

кодами [4, с. 9], из которых состоит поток речи. Иначе говоря, код речи по А.А. Биркину – это

последовательность частей речевого сигнала внешней среды, преобразованных мозгом в соответствующий по

структуре внутренний речевой сигнал (курсив автора), представленный во взаимодействии нейронов с образами

(маркерами) кириллических букв [4, с. 119]. В процессе декодирования (преобразования внешних сигналов в

систему кодов), в зависимости от стадии восприятия речи, выделяется несколько этапов: 1-ый этап

декодирования – образование управляющих кодов (энграмм), эквивалентных знакобуквам или звукобуквам; 2-й

этап – образование из полученных кодов 1-го этапа декодирования энграмм слов, где действует принцип: чем

длиннее слово, тем большую динамическую нагрузку декодирования (ДНД) оно имеет. Иначе говоря, под

динамической нагрузкой декодирования понимается «функциональный ресурс, затрачиваемый мозгом» [4, с.

363], сложность восприятия получаемой информации. Эти нагрузки в интегральном показателе (индексе

нагрузки) вычисляются специальной программой, разработанной А.А. Биркиным 2.

Целью нашего исследования не был анализ всего поэтонимического материала произведений М.А.

Шолохова, нами были исследованы поэтонимы сборника «Донские рассказы» и романа «Поднятая целина»,

имеющие наибольшее количество вариантов именования (Михаил, Григорий, Петр, Гликерия, Варвара, Анна,

Андрей, Евдокия, Дмитрий, Даниил) и все варианты номинаций данных персонажей, а также другие имена

героев исследуемых текстов (Александр, Федор, Иван, Василий, Елизавета, Владимир, Семен, Тимофей,

Анастасия и др.) и их варианты именования, изъятые путем случайной выборки, итого 150 поэтонимов и 334

варианта именования.

Рассмотрим нагрузки первого этапа декодирования поэтонимов по параметрам кода речи в виде

таблицы, представив ее в сокращении, что не влияет на случайный характер выборки:

Оф

иц

иа

ль

на

я ф

ор

ма

им

ено

ва

ни

я

Вр

емя

во

спр

ия

ти

я

(Усл

.сек

.)

И

нд

ек

с

Ва

ри

ан

т и

мен

ов

ан

ия

(«Б

ыто

во

е и

мя

»)

Вр

емя

во

спр

ия

ти

я

(Усл

.сек

.)

И

нд

ек

с

Сн

иж

ени

е в

рем

ени

во

спр

ия

ти

я

Сн

иж

ени

е н

агр

узк

и

во

спр

ия

ти

я

Михаил 0,5 57 Михаль 0,4 0 1 1

Михаля 0,5 0 0 1

Михалятко 0,7 0 0 1

Минюшка 0,5 0 0 1

Мишка 0,4 0 1 1

Мишатка 0,5 81 0 0

Миша 0,3 0 1 1

Мишенька 0,5 0 0 1

Михайло 0,5 66 0 0

Минька 0,4 0 1 1

Григорий 0,6 840 Гриша 0,4 0 1 1

Гришака 0,5 88 1 1

Гришка 0,5 0 1 1

Гришенька 0,6 0 0 1

Гришуха 0,5 0 1 1

Петр 0,3 0 Петя 0,3 0 0 0

1 Автор благодарит А.А. Биркина за консультации и оказанную помощь в подготовке материала. 2 Достоверность данной программы получена в результате обработки частотных словарей А.С. Шарова, которые включают более 90% лемм и словоформ всего русскоязычного пространства. Таким образом, были получены достаточно точные и строго математические параметры

встречаемости каждой буквы (кода) в тексте.

131

Варвара 0,5 458 Варька 0,4 58 1 1

Варя 0,3 0 1 1

Александр 0,7 87 Санюшка 0,5 67 1 1

Саня 0,3 0 1 1

Анна 0,3 106 Нюра 0,3 0 0 1

Гликерия 0,6 68 Лукерья 0,5 0 1 1

Лушка 0,4 0 1 1

Дмитрий 5 147 Митя 0,3 0 1 1

Василий 0,5 154 Вася 0,3 0 1 1

Владимир 0,6 84 Володя 0,5 46 1 1

Данные представленной нами таблицы отражают тот факт, что мозг, как любая другая вычислительная

система, не может обработать всю информацию, он ограничен в возможностях вычислений (как по объему, так

и по способностям к обработке анализаторами различных сигналов или воздействий внешнего мира) [9, с. 96].

Практически все полные (официальные) формы имени обладают высокой динамической нагрузкой (индекс

высокий – слово является тяжелым для восприятия: Дмитрий – 147), а бытовые (сокращенные формы имени

чаще всего имеют индекс нагрузки декодирования = 0 либо меньший индексу официального именования: Митя

– 0), что имеет свое объяснение.

Нервная система человека постоянно борется с усложнением языка с позиций нагрузок декодирования

слов. В процессе эволюции человеческого общества возникали различные по нагрузкам декодирования слова.

Тяжелые, не адекватные эволюционным вычислительным возможностям мозга слова в данный период времени

отживали, а легкие укоренялись в языке (Гликерия – Лукерья – Лушка): «… святой великомученицы Гликерии»,

или «Ты на меня не цыкай! Ты на жену свою Лушку стучи кулаком…» [21, с. 166]. Данными примерами

подтверждается факт о том, что неофициальный план в городах бывает ограничен семейным кругом близких

знакомых, а в деревнях, где практически все знакомы друг с другом, широко распространены неофициальные

формы общения.

Итак, современной стилистически нейтральной нормой считается именование взрослых людей полным

именем в сочетании с отчеством, а детей – сокращенными именами. Если мало знакомые люди называют

взрослого сокращенным именем без отчества или полной формой имени называют ребенка, то очевидно

нарушение общепринятой нормы, что, несомненно, является значимым для стилистики и может нести

суггестивный характер воздействия на реципиента.

Суггестивного воздействия также позволяет добиться использование различных суффиксов,

изменяющих форму имени, причем от вариативности именования меняется отношение к именуемому. Так,

вариативность имени Михаил представлена писателем в одном контексте, указывая на отношения говорящих к

персонажу: «Для отца он – Минька. Для матери – Минюшка. Для деда – в ласковую минуту – постреленыш, в

остальное время <…> Михайло Фомич <…> А для всех остальных: для соседок-пересудок, для ребятишек, для

всей станицы – Мишка и «нахаленок»…» («Нахаленок») [22, с. 304]. Данный пример иллюстрирует, что

сущность объекта номинации не меняется, значит, суффиксы являются не словообразующими, а

формообразующими.

При исследовании вариантов поэтонимов важно учитывать лингвокультурологические особенности

употребления номинаций, например, лиц, участвующих в коммуникации, половозрастную характеристику,

особенности ареала, официальность обстановки и временной срез, описываемый автором.

Так, к донской особенности относятся форманты –АТКА/-АТКО/-ЯТКА, -АКА (Дунятка, Нюратка,

Михалятко, Гришака), имеющие высокий индекс нагрузки декодирования поэтонимов (Михаил – 57, Мишатка

– 81, Миша - 0; Григорий – 840, Гришака – 88, Гриша – 0) и являющиеся дополнительным приемом

суггестивного воздействия с целью передать атмосферу и реальность происходивших событий: «Кличьте

вечерять Гришаку» («Коловерть») [22, с. 324]; «…может детишкам бы чего… Мишатке… Дунюшке…» [21, с.

122]. Известно, что донское казачество привержено к строгому соблюдению канонов и традиций, включая

традиции именования на Дону, что объясняется наличием номинаций с тяжелой динамической нагрузкой, это

можно объяснить тем, что социальный фактор и следование канонам не позволяет языку «очищаться» от более

тяжелых по нагрузке декодирования и восприятия именований.

Одним из известных приемов суггестивного воздействия является прием тавтологии слова или части

слова (А.А. Биркин предлагает более расширенную дефиницию терминопонятия тавтология – «это повторение

кодов текста, влекущее деформацию его относительно эволюционной модели») [4, с. 236].

Исследователь суггестивных технологий в колыбельной песне и заговорах И.С. Карабулатова [7; 10; 11]

отмечает, что суггестивное воздействие может быть прямым (императивным) и косвенным, преднамеренным и

непреднамеренным. Косвенное внушение обычно представлено в скрытом виде и характеризуется

«непроизвольным и незаметным усвоением» [6, с. 97], влияющим на бессознательное реципиента. Прямое

внушение применяется при помощи внедрения в сознание специальных словесных формул, экспрессивных

воздействий. Примером прямого суггестивного воздействия является следующая вариативная цепочка

поэтонимов: «Ой, Михаил, Михаля, Михалятко ты мое!» («Нахаленок») [22, с. 307]. Таким образом, благодаря

богатству вариативных форм имен, применяемых для именования одного и того же персонажа, автор

132

использует градационный переход от менее эмоциональных имен к более экспрессивным вариантам, создавая

суггестивный характер песни, исполняемой персонажем М.А. Шолохова своему сыну.

Представим соотношение по характеру динамических нагрузок декодирования исследуемых нами

официальных (полных) и сокращенных (бытовых) именований персонажей произведений М.А. Шолохова:

Как свидетельствуют данные из приведенных диаграмм, анализ нагрузок декодирования поэтонимов по

параметрам кода речи позволяет сделать достоверные выводы о том, что в представленных нами выборках

поэтонимов с официальной (полной, паспортной) формулой именования «Донских рассказов» и романа

«Поднятая целина» доли тяжелых слов с нагрузкой восприятия > 0 больше по сравнению с бытовыми

(сокращенными) именами на 42,8 %. В представленных выборках бытовых (сокращенных) имен доли легких

слов с нагрузкой восприятия = 0 больше по сравнению с полными (официальными) формами именования на

42,8%.

Иными словами, природа нервной системы человека борется против насилия «тяжелыми» динамически-

нагруженными словами, человек стремится к упрощению речи (отсюда, язык аббревиатур и сокращения

общеупотребительных слов в сленге рабочих и молодежи). Благодаря использованию особенностей

имянаречения определенного этноса, в частности, именования населения области войска Донского,

суггестивное воздействие на читателя формируется определенными способами в зависимости от характера и

отнесенности текста, а также цели автора. Суггестивным воздействием на читателя можно сформировать

необходимые представления о своих персонажах как в открытом виде (Лукешка косая), так и на различных

уровнях скрытого подтекста.

1. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка: (стилистика декодирования) / И.В. Арнольд. М.: Просвещение, 1990. 300 с. 2. Бехтерев В.М. Гипноз, внушение, телепатия. М.: «Мысль», 1994. 364.

3. Биркин А.А. Код речи / Гиппократ. СПб.: 2007, 407 с.

4. Биркин А.А. «Природа речи», «Ликбез», М., 2009, 384 с. 5. Ефименко Т.Н. Взаимодействие лингвокультурных кодов в процессе межкультурной коммуникации // Известия высших учебных заведений. Серия:

Гуманитарные науки. 2012. Т. 3. № 3. С. 188-191.

6. Желтухина М.Р. Тропологическая суггестивность масс-медиального дискурса: о проблеме речевого воздействия тропов в языке СМИ: монография / М.Р. Желтухина. М.: Ин-т языкознания РАН; Волгоград: Изд-во ВФ МУПК, 2003. 656 с.

7. Карабулатова И.С. Культура детства Тюменской области: традиции и современность. Тюмень: «Академия», 2004. 268 с. 8. Карабулатова И.С. Трансформации имени собственного в новых условиях постсоветского пространства и проблемы толерантного коммуникативного

поведения. Мир лингвистики и коммуникации: электронный научный журнал. 2007. Т. 1. № 6. С. 42-49.

9. Карабулатова И.С. Прогностическая топонимика: трансформация топонимического пространства в языковом сознании носителей русского языка/монография. Тюмень: Типография «Печатник», 2008, 254 с.

10. Карабулатова И.С. Живая традиция заговора Сибири: сакрально-ритуальный дискурс знахарской практики. Коллективная монография. Под ред.

И.С. Карабулатовой. Санкт - Петербург Алетейя, 2010. 296 с.

133

11. Карабулатова И.С., Ахметова Б.З. Вопросы этнокультурной витальности казачьих поселений бывшей Горькой линии Северного Казахстана //

Вестник Орловского государственного университета. Серия: Новые гуманитарные исследования. Издательство: Орловский государственный университет (Орел),

2015, № 5(46), с. 158-162. 12. Киреева И.И. Структурно-семантические и прагматические характеристики английского лингвокультурного кода «Флора»: автореф. на соиск. уч. ст.

канд. филол. наук. Самара, 2008. 16 с.

13. Леонтьев А.А. Основы психолингвистики / А.А. Леонтьев. М.: Смысл, 1997. 287 с. 14. Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб.: Искусство - СПБ, 1998. 704 c.

15. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии: Издательство «Питер», 2002. 720 с.

17. Симонов П.В. Избранные труды. В 2 т. Т. 1. Мозг: эмоции, потребности, поведение / П.В. Симонов; отв. ред. И. А. Шевелев; Рос. акад. наук. Ин-т высш. нерв, деятельности и нейрофизиологии. М.: Наука, 2004. 437 с.

18. Теория и методика ономастических исследований / А.В. Суперанская и др. М.: Наука, 1986. 254 с.

19. Федулов А.М., Карепова С.Г., Карабулатова И.С., Ахметова Б.З., Истамгалин Р.С. Феномен «русской души» и традиция русского консерватизма: новые теоретико-методологические подходы и обыденное восприятие консерватизма // Социально-экономические и гуманитарно-философские проблемы

современной науки: Коллективная монография. Т. 2. Ментальное пространство социума / Коллектив авторов; Под ред. Карабулатовой И.С., Галиуллиной С.Д.,

Коберси И.С. М. – Уфа: Уфимский государственный университет экономики и сервиса, 2015. С. 103-112. 20. Черепанова И.Ю. Дом Колдуньи: суггестивная лингвистика / И. Ю. Черепанова. Санкт-Петербург: Лань, 1996. 202 с.

21. Шелестюк Е.В. Речевое воздействие: онтология и методология исследования: дисс. … д. филол. н. Челябинск, 2009. 299 с.

22. Шолохов М.А. Поднятая целина: Роман. М.: «Просвещение», 1973. 656 с. 23. Шолохов М.А. Собрание сочинений в 8-ми т. Т.7. Они сражались за Родину: Главы из романа; Рассказы / Сост. М. Манохиной. М.: Худож. лит.,

1986. 559 с.

УДК. 372.8

С.С. Медведева, А.С. Сигида

Тобольский педагогический институт им Д.И.Менделеева

(филиал) Тюменского университета в г. Тобольск,

студенты

К ВОПРОСУ О ЧАСТЯХ РЕЧИ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ

В статье показана роль частей речи в русском языке, сделан вывод, что в большинстве вузовских учебников сохранилось толкование предлога, союза и

частиц как служебных частей, а не частиц речи. Ключевые слова: служебные слова, частицы, союзы.

S. S. Medvedevа, A. S. Sigida

The Tobolsk pedagogical Institute named after D. I. Mendeleev

(branch) of the Tyumen University in the city of Tobolsk,

students

TO THE QUESTION OF PARTS OF SPEECH IN THE RUSSIAN LANGUAGE

The article shows the role of parts of speech in the Russian language, concluded that in most high school textbooks still preserved the interpretation of the preposition,

Union and particles as service parts, not particles of speech.

Key words: functional words, particles, conjunctions.

Теоретические обобщения в области фонетики, графики, орфографии лежат в основе методики обучения грамоте и

правописанию. Грамматические теории (о частях речи, словосочетании, предложении) являются базой для методики

обучения грамматике: на лексику, теорию текста и другие дисциплины, изучающие речь, опирается методика развития речи.

Все вместе они составляют лингвистические основы методики обучения русскому языку.

«Лингвистические теории являются фундаментом для создаваемых методических систем. Как не может стоять дом

без фундамента, так не может надежно служить методика, не опирающаяся на прочные лингвистические опоры» [2, c. 473].

На том или ином этапе развития науки может происходить смена исходных лингвистических платформ, что обычно

ведёт к значительной перестройке всей методической системы. Причём принято считать, что лингвистика влияет только на

содержание обучения, т.е. только на решение вопросов о том, чему учить, как трактовать то или иное понятие, языковое

явление. Но это не так. Смена лингвистической концепции обязательно сказывается на всей организации обучения: на его

содержании, используемых приемах работы, видах упражнений.

Лингвистической основой методики работы над частями речи, в том числе и служебными, является учение о частях

речи как разрядах слов, «объединённых общими грамматическими свойствами, отражающими общность их семантики» [7,

c. 24].

Распределение слов по лексико-грамматическим разрядам (частям речи) осуществляется на основании трех

признаков: а) семантического (обобщённое значение предмета, действия или состояния, качества и т.д.); б) морфологического

(морфологические категории слова); в) синтаксического (синтаксические функции слова) [3, с. 345].

В научных трудах и в школьных учебниках принято делить части речи на самостоятельные (или знаменательные) и

служебные (или незнаменательные).

«Служебные слова – лексически несамостоятельные слова, служащие для выражения различных семантико-

синтаксических отношений между словами, предложениями и частями речи»[5, с. 25]. В состав «классических» служебных

слов, идущих ещё от грамматики Мелетия Смотрицкого, включены предлог и союз. Частицы отнесены к служебным частям

речи уже в ХХ веке.

Служебные слова играют очень важную роль в грамматическом строе русского языка. Они имеют более абстрактное

значение по сравнению со знаменательными словами и указывают на отношения, возникающие между этими словами в

134

предложении. «По времени своего возникновения в русском языке служебные слова в своём большинстве «моложе»

самостоятельных слов и образуются преимущественно именно из них», – пишет И. Голанов («Морфология современного

русского языка»). Так, например, многие предлоги, возникли из наречий (кругом, около, мимо и т.п.), а в образовании союзов

участвовали местоимения, наречия и глаголы (когда, хотя, после того, как и т.п.) » [1, с. 512]. Но есть слова и очень древнего

происхождения. Ф.И. Буслаев в руководстве «О преподавании отечественного языка» приводил примеры употребления

предлогов и союзов в старину. Наиболее часто в старинных летописях встречались предлоги: съ («съсъдавъше съ конь» -

Новгородская летопись), въ вместо изъ (« и приставшиа мастеровъ деньги ковати въ чистоть серебръ» – Псковская

летопись), старинные союзы: ать вместо чтобы, да («дай намъ сморожи, ать не избоготь насъ» – Новгородская летопись),

оно вместо разделительного то-то (« а дружина его бяшеть оно избита, оно изоймана» – Ипатьевская летопись) [8, с. 315].

Служебные слова отличаются от самостоятельных слов и по произношению. В произношении большинство

служебных слов сливаются с соседними словами. «В русском языке способностью нести фразовое ударение из всех

служебных слов обладают только частицы «да» и «нет». Служебные слова не подчиняются некоторым фонематическим

закономерностям русского языка: например, оглушение шумных звонких согласных в конце предлогов перед гласными.

Сравните «над вами» («над этим»; но – «город наш прекрасен, город этот велик»: в первых двух примерах «д» сохраняется

как звонкий согласный, в двух последних оглушается).

Необходимо отметить, что в первой грамматике М.В. Ломоносова только имя и глагол считались «главными»

частями речи, остальные же – «служебные». Отголосок такого взгляда можно отметить в XIX в. У Ф.И. Буслаева, который

относил к служебным, кроме предлога и союза, числительное и местоимение, а также местоименные наречия и

вспомогательные глаголы. Нечто подобное наблюдается даже в XX в. у А.А. Шахматова, который считал

«незнаменательными» числительные местоимения и некоторые наречия.

Характерными свойствами предлогов, отличающими их от других служебных частей речи, являются образование

предложно-падежных форм и способность относиться только к словам с предметным значением. Предлоги служат для

выражения различных целевых (пространственных, временных, целевых, причинных, объектных и др.) между действиями и

предметами («идти по песку») или между предметами («игрушка на стене»). Выражая эти отношения в предложении,

предлоги связывают знаменательные слова друг с другом, образуя особые сочетания слов – предложно-падежные формы:

положить на полку, выписать из книги, поездка на Кавказ, стол из дуба. Соединяя два слова, предлог одновременно

обращен к ним обоим.

В отличие от предлогов, союзы безразличны к морфологической природе соединяемых слов. Это означает, что

союзами могут связываться любые слова любых частей речи и любые предложения. Союз в простом и сложном

предложении выступает в роли аналитического показателя связи, который, в отличие от предлога, не входит ни в структуру

соединяемых словоформ, ни в структуру соединяемых предложений: «Ветер поет и в тучку скрывается полного месяца

круг, медлен в мягкую тень погружается ближнее поле и луг» (И. Бунин). «Люблю грозу в начале мая, когда весенний, первый

гром, как бы резвяся и играя, грохочет в небе голубом» (Ф. Тютчев).

В зависимости от характера связи, оформляемой союзом, все союзы делятся на сочинительные и подчинительные.

Если первые указывают на относительную смысловую автономность связываемых единиц (предложений или словоформ), то

при помощи вторых выражается зависимость одной синтаксической единицы от другой.

Русские предлоги обычно стоят перед существительными. Очень редко предлоги могут стоять в постпозиции,

например: рассудку вопреки, чего ради.

Союзы – это служебная часть речи, которая служит для связи однородных членов предложения, частей сложного

предложения или для связи отдельных предложений в тексте.

По распоряжению и словообразовательной структуре союзы делятся на первообразные и производные.

Первообразные возникли давно и их значение в современном языке не мотивировано. Это такие союзы, как: а, но, да, или, ни,

зато, да и т.д. Производные союзы появились позднее. Большинство из них образовалось из местоимений, наречий или из

предложно-местоименных, наречных и других сочетаний: прежде чем; хотя; вопреки; благодаря тому, что; до тех пор,

пока.

Частицы – это часть речи, включающая в себя неизменяемые незнаменательные слова, которые служат для

выражения смысловых эмоциональных и модально-волевых оттенков слов, словосочетаний и предложений [4, c. 205].

По значению и по функции все частицы делятся на следующие разряды:

1. Частицы, выражающие смысловые оттенки слов. Сюда относятся: а) определенные частицы: едва, именно, точь-в-

точь, почти (почти красный), чуть не и т.д. б) частицы, служащие для выделения предмета, признака, действия и ряда

других, или усиливающие значение предмета, признака действия. Эти частицы называются выделительно-

ограничительными. Сюда относятся: лишь, даже, еще, хоть, хоть бы, всего лишь, лишь только.

2. Эмоционально-экспрессивные частицы. Эти частицы выражают эмоционально-экспрессивное отношение

говорящего к высказываемому. Сюда относятся частицы: ведь, ну и, то-то, еще бы, просто, вот так, куда, как и др.

3. Модальные и модально-волевые частицы. Эта группа частиц выражает отношение высказываемого к деятельности,

т.е. они передают утверждение или отрицание, вопрос или побуждение, показывают достоверность высказываемого,

сравнение и др. К модально-волевым частицам относятся частицы: да, нет, действительно, вряд ли, едва ли, пусть, пускай,

разве, неужели, ли, словно, пожалуй и др. Сюда же относятся частицы, обозначающие субъективную передачу чужой речи:

мол, дескать.

4. Особую группу частиц составляют формообразующие частицы. Они служат для образования форм степеней

сравнения, например: самый интересный, более красивый, сказал бы, пусть скажет. Эти частицы по своему значению и

функции близки к формообразующим аффиксам [4, c. 207].

135

Классификация В.В. Виноградова легла в основу презентации частей речи в вузовских учебниках современного

русского языка в последние десятилетия. Но в большинстве этих учебников сохранилось толкование предлога, союза и

частиц как служебных частей, а не частиц речи, что и отражено в нашей работе.

1. Голанов И.Г. Морфология современного русского языка. М.: Просвещение. 1992. 512 с. 2. Карпова С.Н. Осознание словесного состава речи дошкольниками М.: Изд-во МГУ. 1967. 328 с.

3. Рамзаева Т.Г., Львов М.Р. Методика обучения русскому языку в начальных классах. М.: Просвещение, 1979. 431 с.

4. Русский язык в начальных классах / Под ред. М.С. Соловейчик. М.:Academia, 1998.384 с. 5. Шарапова О. Используйте на уроках русского языка // Начальная школа. 2001. № 3. С 23–29.

6. Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева , 2-е изд.-М.: Большая Российская Энциклопедия, 1998. 685 с.

7. Русская грамматика в 2-х т. Т.1.М.: АН СССР, 1980. 801 с. 8. Буслаев Ф.И. Преподавание отечественного языка. М.: Просвещение. 1992. 512 с.

УДК 81-23

Э.А. Назмиева

Тобольский педагогический институт им Д.И.Менделеева

(филиал) Тюменского университета в г. Тобольск,

аспирант

ПОНЯТИЕ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА В ЛИНГВИСТИКЕ

Статья посвящена раскрытию понятия «языковая картина мира» в представлении известных лингвистов. Ученые приходят к

выводу о том, что понятие языковой картины мира включает два связанных между собой, но различных понятия: картина мира, предлагаемая языком, отличается от «научной» и каждый язык представляет свою, только ему присущую языковую картину.

Ключевые слова: язык, картина мира, языкознание, теории ученых.

E.A. Nazmieva


(branch) of the Tyumen university in the city of Tobolsk,

graduate

CONCEPT LINGUISTIC WORLD IN LINGUISTICS

The article is devoted to the notion of "language world picture" in the view of renowned linguists. Scientists have come to the conclusion that

the concept of a language picture of the world includes two related but different concepts: world view, the proposed language differs from "scientific"

and each language is its own, peculiar language picture. Key words: language picture of the world, linguistics, theory of scientists.

Языковая картина мира – это исторически сложившаяся в обыденном сознании данного языкового

коллектива и отраженная в языке совокупность представлений о мире, определенный способ концептуализации

действительности. Понятие языковой картины мира восходит к идеям В. фон Гумбольдта и

неогумбольдтианцев о внутренней форме языка, с одной стороны, и к идеям американской этнолингвистики, в

частности, так называемой гипотезе лингвистической относительности Сепира-Уорфа, – с другой.

В. фон Гумбольдт приходит к заключению, что в каждом национальном языке, формирующем характер

той или иной народности, выражается совершенно определенный взгляд на мир, вследствие чего способ

мышления каждой нации становится доступным восприятию через картину мира данного языка.

Основополагающим тезисом в теории В. фон Гумбольдта о сущности языка является, по мнению его

последователя Л. Вайсгербера, мысль о том, что сам язык есть реальный мир, существующий между миром

духа и миром вещей. В этом промежуточном умозрительном мире осуществляется вся сознательная

человеческая деятельность по «переработке» реального мира и его транспонированию во владение духа, а

результаты данной деятельности находят, соответственно, свое отражение в языковой картине мира каждого

народа. В. фон Гумбольдт был одним из первых лингвистов, кто обратил внимание на национальное

содержание языка и мышления, отмечая, что «различные языки являются для нации органами их

оригинального мышления и восприятия» [1, с. 324]. По В. фон Гумбольдту, именно язык оказывает влияние на

формирование системы понятий и системы ценностей.

Указание на идиоэтническую специфику того или иного языка в области вербализации – в области, где

разные языки по-разному ословливают мир в зависимости от национальной точки зрения на него, – первый шаг

к гипотезе лингвистической относительности. Второй шаг к ней состоит в утверждении, что любой язык

направляет мышление его носителей по тому руслу, которое предопределяется мировидением, заключенным в

их языке. Этот шаг был сделан Э. Сепиром в работах 20 гг. Так, в статье «Статус лингвистики как науки» он

дал первую формулировку гипотезы лингвистической относительности: «Мы видим, слышим и вообще

воспринимаем мир именно так, а не иначе, главным образом благодаря тому, что наш выбор при его

интерпретации предопределяется языковыми привычками нашего общества» [2, с. 261].

Вторую формулировку гипотезы лингвистической относительности дал Бенджамен Ли Уорф (1897–

1941): «Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком» [3, с. 174]. В более

пространном виде она звучит так: «Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так,

а не иначе, в основном потому, что мы – участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию.

136

Это соглашение имеет силу для определенного речевого коллектива и закреплено в системе моделей нашего

языка» [3, с. 175].

Понятие «языковая картина мира» было введено в научную терминологическую систему

Л. Вайсгербером. Основными характеристиками языковой картины мира, которыми её наделяет автор,

являются следующие:

- языковая картина мира – это система всех возможных содержаний: духовных, определяющих

своеобразие культуры и менталитета данной языковой общности, и языковых, обусловливающих

существование и функционирование самого языка;

- языковая картина мира, с одной стороны, есть следствие исторического развития этноса и языка, с

другой, – причина своеобразного пути их дальнейшего развития;

- языковая картина мира чётко структурирована и в языковом выражении является многоуровневой. Она

определяет особый набор звуков и звуковых сочетаний, особенности строения артикуляционного аппарата

носителей языка, просодические характеристики речи, словарный состав, словообразовательные возможности

языка и синтаксис словосочетаний и предложений, а также паремиологический багаж;

- языковая картина мира изменчива во времени;

- языковая картина мира создает однородность языковой сущности, способствуя закреплению языкового

и культурного своеобразия в видении мира и его обозначения средствами языка;

- языковая картина мира существует в однородном своеобразном самосознании языковой общности и

передается последующим поколениям через мировоззрение, правила поведения, образ жизни, запечатлённые

средствами языка;

- картина мира какого-либо языка является его преобразующей силой, формирующей представление об

окружающем мире через язык как «промежуточный мир» у носителей этого языка;

- языковая картина мира конкретной языковой общности – это её общекультурное достояние [4].

Современные представления о языковой картине мира в изложении академика Ю.Д. Апресяна выглядят

следующим образом.

Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации мира.

Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную

философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка. Свойственный данному

языку способ концептуализации действительности отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так

что носители разных языков могут видеть мир немного по-разному, через призму своих языков [5, сс. 67-69].

С другой стороны, языковая картина мира является «наивной» в том смысле, что во многих

существенных отношениях она отличается от «научной» картины. При этом отраженные в языке наивные

представления отнюдь не примитивны: во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные.

Таковы, например, представления о внутреннем мире человека, которые отражают опыт интроспекции десятков

поколений на протяжении многих тысячелетий и способны служить надежным проводником в этот мир. В

наивной картине мира можно выделить наивную геометрию, наивную физику пространства и времени,

наивную этику, психологию и т.д.

Так, например, заповеди наивной этики реконструируются на основании сравнения пар слов, близких по

смыслу, одно из которых нейтрально, а другое несет какую-либо оценку, например: compliment (говорить

комплименты, хвалить) и praise (восхвалять), complain (жаловаться) и sneak (школ. жарг. ябедничать), watch(

наблюдать) и spy (подсматривать (за кем-либо); высматривать (что-либо)) [7].

Особое место в любой языковой картине мира отводится фразеологизмам, которые отражают

накопленную многими столетиями народную мудрость. Фразеологизмы несут определенную эмоциональную

нагрузку. Например, со значением compliment (хвалить) в английском языке существуют фразеологизмы:

goodwineneedsnobush – хороший товар сам себя хвалит, every cookpraiseshisownbroth– всякий купец свой товар

хвалит, praiseisnotpudding – спасибо не пудинг – в рот не положишь (русский эквивалент – из спасибо шубы не

сошьешь), todamnwithfaintpraise – похвалить так, что не поздоровится и др. [6].

Анализ подобных пар позволяет составить представление об основополагающих принципах английской

наивно-языковой этики: «нехорошо преследовать узкокорыстные цели»; «нехорошо вторгаться в частную

жизнь других людей»; «нехорошо преувеличивать свои достоинства и чужие недостатки».

Итак, понятие языковой картины мира включает две связанные между собой, но различные идеи: 1)

картина мира, предлагаемая языком, отличается от «научной» (в этом смысле употребляется также термин

«наивная картина мира»); 2) каждый язык «рисует» свою картину, изображающую действительность несколько

иначе, чем это делают другие языки.

Реконструкция языковой картины мира составляет одну из важнейших задач современной

лингвистической семантики. Исследование языковой картины мира ведется в двух направлениях, в

соответствии с названными двумя составляющими этого понятия. С одной стороны, на основании системного

семантического анализа лексики определенного языка производится реконструкция цельной системы

представлений, отраженной в данном языке, безотносительно к тому, является она специфичной для данного

языка или универсальной, отражающей «наивный» взгляд на мир в противоположность «научному».

С другой стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка (= лингвоспецифичные)

концепты, обладающие двумя свойствами: они являются «ключевыми» для данной культуры и одновременно

соответствующие слова плохо переводятся на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует,

137

либо такой эквивалент в принципе имеется, но не содержит именно тех компонентов значения, которые

являются для данного слова специфичными (например, serendipity – счастливая способность к открытиям;

интуитивная прозорливость; easygoing – с легким характером, добродушно-веселый; беззаботный;

покладистый) [7]. 1. Гумбольд В. Фон. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985.

2. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологи. М.Издательская группа «Прогресс–Универс», 1993. 123 с.

3. Уорф Б. Отношение норм поведения и мышления к языку. Наука и языкознание. Лингвистика и логика //Новое в лингвистике. М., 1960. С.135-198. 4. Вайсгербер Й.Л. Язык и философия// Вопросы языкознания, 1993. № 2.

5. Апресян Ю.Д.. Интегральное описание языка и системная лексикография. «Языки русской культуры». Избранные труды/ Ю.Д. Апресян. М.: Школа, 1995. Т. 2.

6. Кунин А.В.Большой англо-русский фразеологический словарь / под ред. А. В. Кунина. М.: Живой язык, 1998. 944 с. 7. The Oxford Advanced Learner's Dictionary, 2015 by Oxford University Press // URL: http://www.oxfordlearnersdictionaries.com (датаобр. – 09.02.16).

УДК 801.82

А.В. Окмянская



ГЕНЕТИЧЕСКИ КОРРЕЛЯТИВНЫЕ РЕФЛЕКСЫ *dj - *tj; *kt - *gt

В СКОРОПИСНЫХ ТЕКСТАХ ДЕЛОПРОИЗВОДСТВА Г. ТОБОЛЬСКА XVIII ВЕКА

В статье представлено исследование абстрактных имен существительных, отражающих результат исторических фонетических

изменений рефлексов *dj - *tj; *kt - *gt в текстах делопроизводства г. Тобольска XVIII в. Сопоставление генетически коррелятивных

признаков показало, что к концу XVIII в. происходит стилистическая нейтрализация этих некогда функционально значимых фонетических оппозиций.

Ключевые слова: тексты делопроизводства XVIII в., генетически коррелятивные признаки, стилистическая нейтрализация

фонетических оппозиций.

A.V. Okmyanskaya


Tyumen state university in Tobolsk, graduate student

GENETICALLY CORRELATIVE REFLEXES *dj-*tj; *kt-*gt

SHORTHAND TEXTS FILING TOBOLSK XVIII CENTURY The article presents a study of abstract nouns, reflecting the result of historical phonetic changes Finale -e/-ie (Ie) -ya/-iya (-iya) lyrics office

Tobolsk XVIII century. Comparison of genetically correlative features showed that by the end of the XVIII century. stylistic neutralization occurs

once these functionally important phonetic oppositions.

Key words: texts office XVIII century. Genetically correlative features stylistic neutralization phonetic oppositions.

В свете исследования последних десятилетий по истории русского языка XVIII века актуальным

становится выявление и описание фонетико-орфографических процессов, которые в ходе языковой эволюции

послужили импульсом нормирования русского национального языка. Одним из таких процессов является

соотношение двух ведущих стилистических начал – книжности и разговорности.

В исторической лингвистике к проблеме разграничения книжности и разговорности на основе

сопоставления генетически коррелятивных признаков обращались многие ученые (Г.И. Белозерцев [2],

В.В. Иванова [5], В.В. Замкова [4], Т.Н. Кандаурова [6], Г.Н. Князькова [7], Л.Л. Кутина [9] и др.). Несмотря на

это, вопрос об отношениях между старославянским и древнерусским языком до сих пор не имеет

обоснованного однозначного ответа.

Основным генетически сопоставимыми фонетико-орфографическими коррелятивными признаком в

словах является традиционное противопоставление в оппозициях рефлексов *dj - * tj; *kt - *gt [3].

Судьба праславянских сочетаний *dj - *tj; *kt - *gt и отражение их результатов в памятниках делового

письма привлекала внимание В.В. Замковой (1975), С.И. Коткова (1980), И.С. Улуханова (2004) и ряда других

исследователей.

Праславянское сочетание *dj изменилось в старославянском языке в сложный смычный звук [жд], а в

древнерусском – во фрикативный согласный [ж]. Написания с жд в соответствии с *dj были нормой

старославянской орфографии. Под ее влиянием древнерусские книжники XI в. стали писать жд там, где в своей

живой речи они произносили [ж], восходящее к *dj. Хотя старославянские написания преобладают в

древнерусских рукописях до конца XI в., в них под влиянием живой речи восточных славян иногда начинают

появляться русизмы с ж.

Древнерусские написания постепенно берут верх над формами с жд, а в начале XIII века

южнославянизмы вообще оказываются за пределами книжной нормы. Русизмы с ж стали отличительным

признаком церковнославянского языка древнерусского извода.

Написания с жд появились вновь в русских рукописях лишь с началом второго южнославянского

влияния в России в конце XIV века.

http://www.oxfordlearnersdictionaries.com/

138

В результате исторических изменений в современном русском языке сложилась четкая система

чередований согласных. Слова, в которых жд восходит к праславянскому сочетанию *dj, являются

церковнославянизмами, а однокоренные слова с ж представляют собой русизмы.

Слова с рефлексами старых *dj - *tj и *kt - *gt, получившие разное оформление в русском и

церковнославянском языках ж / жд и ч/щ, в памятниках деловой письменности г. Тобольска последовательно

выступают в форме церковнославянской.

Показательны многочисленные примеры с книжно-славянским рефлексом жд из *dj : въ каждый годъ,

между собой, нахождение, не было нужды, прежде всего, рожденiе, сверхъ одежды, учережденiе, нужда,

нахождение, хождение, утверждение, рассуждение, вхождение, принужденiе, подтверждений, подождеть,

награждении, учрежденiемъ, каждомесячно, каждогодно, утруждая, присужденнымъ, схождения,

гражданскому, суждений, произвождениi, гражданскому и др.

Как видно, это слова разных частей речи, которые свободно согласовывались в текстах с другими

словами различной стилистической принадлежности и происхождения: «...его представленiе учрежденная при

дворhh...» [И 341-78-63]; «...ландмилицкие полки учреждены...» [И 329-18-78]; «...въ нихъ никакой нужды не

было...» [И 341-56-84]; «... живущих въ городах между помhищичьихъ слободъ...» [И 369-28-44]; «каждое

полено въ длину аршинъ, а у каждои сажени класть по однои Клеткh» [И 329-11-70]; «слhдUетъ учинить

надлежащее команды подтверждений» [И 369-76-6]; «О награждении подьячего Ильи Шангина за верную

службу кафтаномъ суконнымъ» [И 341-53-17]; «…Uзаконенные проценты долженствуютъ ползоватца всеми

преимуществами гражданскому обществу…» [И 369-23-71]; «Великаго и от насъ грамотою дворянству

пожалованною въ 21-й день апреля 1785-го года подверждены…» [И 365-14-78].

Рефлекс ж отразился только в одном слове нужный. Пары слов с сочетанием жд / д в текстах выявлены

лишь частично: рожденiе – родить, хожденiе – ходить. Показательна в этом плане влиятельность старых норм

в позднем книжно-славянском языке.

Церковнославянское оформлением имеет в текстах монастыря и обширная группа слов с рефлексом щ на

месте *tj и реже*kt: всенощное бдhнiе, запрещение, общий, освященный, помощь, преосвещенный архиерей,

сщенникъ, хищникъ, ямщикъ, мещанинъ, вещи, женщина, новокрещеные, сообщенiе, прикащиковъ, безупущения,

общество, пищего, сообщения, защищения, существе, удущия, ведущаго, заказщикомъ, утайщиковъ, похищеніе,

камещикомъ, жилище, дощаникh, чищенье, упγщенія, посельщикъ, имущества, допущаемы и др.

Особо выделяется частотная группа действительных причастий с суффиксами -ущ-, - ющ-, -ащ-, -ящ- к

которой ни разу не отмечена параллель с суффиксом -уч-: вдовствующий, вступающий, живущему, знающий,

командующимъ, надлежащимъ, находящихся, новопритавящихся, обретающихся, правительствующий сенатъ,

принадлежащихъ, имеющихъ, не могUщихъ, случающиеся, следующиеся, касающемся, гласящие, имеющемся,

требующему, состоящей, следующихъ, содержащихся и др.

Дублетных пар с суффиком -уч- ни одно из приведенных слов не имеет. Это говорит о том, что в деловых

документах употребляются преимущественно старые славянские формы. Хотя в САР лишь при некоторых из

них стоит помета «сл.» – «славенское». Глагольные формы с щ в начале XVIII в. имели значительное

распространение как в языке высокого, так и низкого стиля. «В середине XVIII века, – по утверждению

В.В. Замковой, – все дублетные формы с щ употребляются только в высоком слоге, например, в

проповеднической литературе» [4, с. 55].

В документах рефлекс ч отмечен во всех глаголах с *tj без чередования с вариантом щ: хочу, отвечу.

В других же словах исконно русский вариант ч в текстах мало распространен: дочерью, ночь, помочью,

свеча, тысяча. Данные примеры иллюстрируют исконно русский вариант произношения.

Неоднозначность судьбы данных групп рефлексов на русской почве показывает действие различных

механизмов включения унаследованных славянских по происхождению элементов, их взаимодействия с

древнерусскими соответствиями.

Таким образом, сопоставление генетически коррелятивных признаков в стилистике деловых текстов

направленности г. Тобольска показывает, что в XVIII в. происходила стилистическая нейтрализация этих

некогда функционально значимых фонетических оппозиций.

1. Скорописные тексты официально-административного делопроизводства г. Тобольска (Ф 341, 363 ед. хр.; Ф 329, 4774 ед. хр.; Ф 369, 44 ед. хр.; Ф 365, 15 ед. хр.).

2. Белозерцев Г.И. Соотношение книжно-славянских и народно-разговорных элементов в древнерусском литературном языке XVI–XVII вв. (на

материале образований с из- - вы- просторечного значения: автореф. дисс. ... канд. филол. наук / Г.И. Белозерцев. – М., 1966. 22 с.

3. Выхрыстюк М.С. Деловая письменность XVII-XVIII вв. г. Тобольска: лексико-грамматический аспект: монография. Тобольск: ООО «Полиграфист»,

2013. 368 с.

4. Замкова В.В. Славянизм как историческая категория в русском литературном языке XVII века. Л.: Наука, 1975. 280 с. 5. Иванова М.В. К истории взаимодействия «книжного» и «некнижного» в лексике литературного языка на рубеже XIV–XV вв. // Филологический

сборник (к 100-летию со дня рождения академика В.В.Виноградова). М.: Ин-т русского языка им. В.В. Виноградова РАН, 1996. С. 46-49.

6. Кандаурова Т.Н. Полногласная и неполногласная лексика в прямой речи летописи // Памятники древнерусской письменности. М.: Наука, 1982. С. 23-25.

7. Князькова Г.П. Русское просторечие второй половины XVIII века / Г.П. Князькова. Л.: Наука, 1974. 253 с.

8. Котков СИ. Лингвистическое источниковедение и история русского языка. М.: Наука 1980. 293 с. 9. Кутина Л.Л. Последний период славяно-русскоготдвуязычия в России // Славянское языкознание: VII Междунар. съезд славянистов: Докл. сов.

Делегации. М.: Наука, 1978. С. 56-60.

10. Словарь Академии Российской (САР): в 6 т. СПб.: Лит. При императорской Академии наук, 1789–1794. 680 с. 11. Улуханов И.С. Славянизмы в русском языке (глаголы с неполногласными приставками). М.: ООО «Управление технологиями», 2004. 268 с.

139

УДК 801.82

З.О. Омарова




ЭТИКЕТНЫЕ ФОРМУЛЫ В СТРУКТУРЕ ДЕЛОВОЙ МОНАСТЫРСКОЙ ПИСЬМЕННОСТИ

г. ТОБОЛЬСКА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII ВЕКА

Анализ этикетных формул основных блоков текстов монастырского делопроизводства позволяет сделать вывод о сложном характере языка документов, включающих в себя переплетение строгих канцелярских штампов, элементов высокой книжности,

стилистически сниженной народно-разговорной речи на нейтральной стилистически немаркированной языковой основе.

Ключевые слова: монастырское делопроизводство, XVIII в., тексты делопроизводства, этикетные формулы.

Z.O. Omarova,

The Tobolsk pedagogical Institute named. D. I. Mendeleev (branch)

Tyumen state University in Tobolsk,

graduate

ETIQUETTE FORMULAS IN THE STRUCTURE BUSINESS WRITING MONASTERY OF

TOBOLSK IN THE SECOND HALF OF THE XVIII CENTURY

The analysis of etiquette formulas basic units of texts of the monastic office allows to make a conclusion about the complex nature of

language documents, including the strict interlacing stationery stamps, high literacy, stylistically reduced people's spoken language stylistically unmarked on a neutral language basis.

Key words: monastic records, the XVIII century, the texts of office-work, etiquette formula.

Основным «управляющим» текстом в Российском государстве конца XVIII в. являлся административно-

правовой документ. Документ организовывал хозяйственную и культурн-экономическую деятельность в

стране. В строгом и полном наборе сведений, безэмоциональности штампа, высокой степени стандартизации

состоит его главная традиционная формально-содержательная особенность.

Материалом нашего исследования явились документы Тобольского Абалакского и мужского

Знаменского монастыря XVII–XIX вв. (исторические фонды №№ 70 и 156), хранящиеся в Тобольском

государственном архиве. На их основе мы установили, к каким устойчивым этикетным формулам прибегали

делопроизводители XVIII в. при составлении документов разных жанров.

В формуляре любого документа выделяются три основных клаузулы: начальная, содержащая сведения

об адресанте, адресате, «самоименование» документа, место назначения документа и дата его отправления;

средняя, которую, учитывая содержательность, можно разделить на две части: казусно-мотивировочную,

раскрывающую, почему создан документ, и константирующую, в которой излагаются факты, события, их

оценка и делаются выводы; конечная, где указывается дата написания, должность и собственное имя

написавшего или составившего документ и (факультативный признак) место создания документа. Устойчивые

этикетные формулы сосредоточены главным образом в начальном и конечном блоках.

Поскольку документы делопроизводства монастырей (указы, репорты, приказы и так далее) можно

назвать юридическими документами, понятие клаузулы применительно к ним предполагает выполнение правил

их составления, обязательного употребления всех традиционных частей, сведение до минимума личностного

начала.

Устойчивые этикетные формулы монастырских документов относятся к ритуальным, или этикетным.

Они обычно оформляют обращения и подписи: …Указ Ея всероссiйскiя…, …того ради ваше императорскаго

величества самодержицы высокоблагородие… (И-156-31-13), …того ради высокопреподобiю вашему (И-156-1-

4), …милостивое свое отеческое благоразсмотренiе… (И-156-25-58).

Особое место занимает в стилистике текстов делопроизводства этикетные слова и словесные комплексы,

которые предназначены обеспечить дань уважения нижестоящей инстанции по отношению к вышестоящим.

Это проявляется, например, в наречиях с суперлятивной структурой: всевысочайше, всеподданнейше, и в

определениях покорнейшее: доношение, прошение, в сложных прилагательных: всокоблагородный,

высокомонарший, высокопочтенный и т. д. Такое же титулование, строго выдерживаемое в послепетровские

времена в соответствии с «Табелью о рангах»: Ея (его) императорское величество…, высокомонарший

государь, Его превосходительство, ваше высокопреподобiе и др. Этикетные речевые формулы обычно имеют

место в казусно-мотивированной, начальной и заключительной частях формуляра исследуемых документов.

Формулы начальных клаузул (блоков) текстов разных жанров существенно отличаются друг от друга,

тогда как внутри одного жанра имеют выдержанную композицию. Начальный блок указов состоит из

следующих частей: 1. Указания на адресанта документа. Эта часть начального блока всегда была представлена

одним устойчивым сочетанием: Указъ Ея императорскаго величествα...(И–156-14-35). 2. Сообщение о месте,

откуда отправляется документ, также очерчено одним предложением: …изъ Тоболской духовной консисторiи

Тоболского Знаменского мнстря... (И-156-13-23). Так, из первых строк документа видим, что пунктом

пересылки указов императрицы в то время была Тобольская духовная консистория – орган, контролирующий

деятельность духовных заведений в городе. 3. Далее следует указание на «коллегиальный» адресат, куда

140

документ направляется: …в мнстрское тоболского Абалакского мнстря правление (И-156-13-77), …в Тоболской

Абалакской мнстръ (И-156-13-54), …в мнстрыское правленiе (И-156-13-23). 4. Сообщение о времени написания

указа: Ея iмператорскаго величества iмянной высочайшiй указъ состоялся февраля 20 сего 766 года (И-156-25-

21). Все тексты указов построены по одной и той же схеме.

Начальный блок репортов не менее строг. Он состоит из следующих частей-формул: 1. Сообщения о том,

куда направляется репорт: …В Тоболскγю Дγховнγю консисторию Тоболского Абалакского мнстря… (И-156-13-

31), В канцелярiю Тоболскую дγховную консисторию тоболского Знаменского мнстря… (И-156-25-15).

2. Указание, откуда отправлен документ: ...iз монастырского правления (И-156-25-16), … iз дγховнаго

правленiя… (И-156-11-107), Из Тоболского Знаменского мнтыря… (И-156-11-157). 3. Самоназвание делового

документа: репорт о получении указа ея императорскаго величества (И-156-13-110, 100, 62) и др. 4. Уточнение

коллективного адресанта и подтверждение о получении указа: Указъ из реченной духовной консистории июля

от 6 под N 1147-м…получен того ж июля 14 чисел (И-156-13-100). Эта клаузула в документах оказывается

разорванной: причастие получен попадает в конечную клаузулу и совмещается с указанием на дату получения

документа.

Начальный блок документов другого жанра – доношений – имеет более свободные части, так как

большинство из них написано монахами и служителями монастыря, которые были малограмотны. Тем не

менее, отметим общие формулы начального блока (зачина) большинства доношений: 1) сообщения, куда

направляется доношение, 2) реже, кто его автор, 3) самоназвания документа: ВысокопреподобнЂйшему Отцу

Михаилу Тоболского Абалакского мнстря гдину Архимандриту Покорное доношение (И-156-25-53), Великому

господину преωсщенному Антонию Митрополиту Тоболскому и Сибирскому доношение... (И-156-4-49).

Начальный блок прошений состоит: из указания, кому направляется документ и его названия:

ВысокопреподобнЂйшемγ Отцγ Порфирiγ Тоболъскаго Абалакскскаго монастыря, Гдину Архиепископу

ПокорнЂйшее Прошнiе…(И-156-4-57). Следует отметить, что самоименование документа с определением

покорнейшее прошение выделено в тексте графически отдельной строкой. Из начальной части прошений видно,

что чем ниже автор документа по социальному статусу, тем больше его обращение с просьбой, прошением,

обращением осложнено этикетными формулами.

Начальный формуляр приказов также содержит не все возможные формулы клаузулы. В нём указывается

адресат с его должностным определением и название документа, выделенное как заголовок особой строкой:

Тоболскаго абалакскаго монастыря казначею священнику Назарию Мингалеву Приказъ (И-156-71-53);

Казначею iероманаху Өеωфану Приказ (И-156-21-40). В отдельных документах этого жанра указанную

формулу предваряет указание на автора (адресанта) приказа с его регалиями: Тобольскаго Знаменскаго

монастыря ωть Настоятеля и Семинарiи Ректора Архимандрита Венiамина того ж монастыря Казначею

священнику Наварiю Мингалеву Приказъ (И-156-71-92). Начальная клаузула промемории начинается обычно с

самоназвания документа, выделенного отдельной строкой, а затем сразу же идет клаузула указания на другой

важный документ, исходящий из правительственной вышестоящей инстанции, обобщённого его содержания и

заключается императивом велено: Промемория. Из тоболской полицместерскоi канторы в тоболскую дховную

консиоторiю по силЂ полицмеистерской iнструкцiи I Ея iмператорскаго величества присланных ис

правителствующаго Сената I из главноi полицемеистерcкой канцелярiи многократных с прописанiем во оных

iмянных Ея iмператорского величества указов велено… (И-156-11-43).

Начальная клаузула билета включает самоназвание, поименное указание на адресата в дательном падеже,

время выдачи билета (эта часть клаузула может быть в конце формуляра), указание на учреждение,

разрешающее какие-то льготы: Билет. 1748 года августа 20 дня данъ таболскому мещанину Андрею Шолкину

на две топорныя с извескою барки… (И-156-44-57).

Анализ формул начального блоков позволяет сделать вывод о сложном характере языка документов,

включающих в себя переплетение строгих канцелярских штампов, элементов высокой книжности,

стилистически сниженной народно-разговорной речи на нейтральной стилистически немаркированной

языковой основе. Наиболее выдержаны зачин и концовка скорописных документов. В своей структуре и имеют

регулярно повторяющиеся формулы. Степень их варьирования незначительна. Варианты речевых формул по

видам текстов и внутри видов находились в зависимости от жанра документа и его содержания, а также от

целевой установки и некоторых других факторов. Особое место занимают и индивидуально-авторские новации,

вплоть до употребления народно-разговорных выражений, в том числе и в составе прямой речи.

Индивидуально-авторские «вольности» были, однако», ограничены более или мене строгими пределами норм

речевого этикета, не допускавших невежливых форм (даже в отношении третьих лиц в явочных челобитных),

не говоря уже об угрозах и бранных словах.

Этикетные формулы XVII–XVIII веков нашли известное продолжение в деловых, а также эпистолярных

текстах последующих столетий. Особенно ярко это проявилось в первой половине XIX века. В настоящее время

в жанрах деловой речи этикетные формулы минимальны, однако, они и сейчас необходимы. 1. Байбурин А.К., Топорков А.Л. У истоков этикета: Этнографические очерки. Л.: Наука, 1990. 165 с.

2. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1982. 424 с.

3. Хабургаев Г.А. Становление русского языка. М.: Высшая школа, 1980. 191 с. 4. Сысуева Р.П. Язык документов учреждений церковно-религиозного культа второй половины XVIII века (По данным ГАКО) // XI Бирюковские

чтения. Тезисы докладов. Шадринск, 1994.

141

УДК 81-23

М.М. Паршукова



СТРУКТУРНЫЕ МОДЕЛИ СРАВНЕНИЯ В ТЕКСТЕ РОМАНА

ДЖЕКА ЛОНДОНА «МАРТИН ИДЕН» В данной статье анализируется языковое средство выразительности – сравнение – как стилистический и художественный прием.

Рассмотрены функции сравнений и способы их употребления в тексте. Изложены научные достижения российских ученых в этой области.

Представлены классификации сравнений по структурному разнообразию и эмоциональной окраске. Описана структурная характеристика сравнений, используемых в переводном русскоязычном издании романа Джека Лондона «Мартин Иден», представлены примеры из романа.

Ключевые слова: сравнение, стилистический прием, художественный прием, структура, характеристика, классификация.

M.M. Parshukova

Ugra state university, graduate student

STRUCTURAL MODELS OF COMPARISON IN THE TEXT OF THE NOVEL

JACK LONDON'S «MARTIN EDEN»

In the given article there analyses a lingual means of imagery– comparison – as a stylistic and imagery device. There consider the functions

of comparisons and ways of their usage. There presents a structural and emotional-estimated characteristics of the comparisons. There describes a structural characteristics of the comparisons used in the translated Russian edition of the novel “Martin Eden” by Jack London, there are examples

from the novel.

Key words: comparison, stylistic device, imaginative device, structure, characteristics, classification.

Создавая произведение или описывая какое-либо явление, писатели стараются ярче и лаконичнее

изложить сюжеты, образы и характеры своих героев. При помощи слова они вовлекают читателя в гущу

событий и заставляют его переживать действия вместе с героями. Для этой цели авторы прибегают к

различным средствам выразительности языка, одним из которых является сравнение. Наряду с метафорой,

сравнение является самым распространенным в языке средством выразительности. Активно его используют

писатели в своих творениях как средство описания предмета или раскрытия образа героя.

Сравнение как литературный прием является объектом внимания многих ученых: В.В. Виноградова

[1980], А.А. Потебни [1990], Н.П. Потоцкой [1974], З.И. Хованской [2004], М.П. Брандеса [2004], Ю. Степанова

[1965], А.И. Ефимова [1961], К.А. Долинина [1978] и др.

Исследователей интересует природа сравнений, степень оценочности, структура, функционирование в

текстах и речи.

Наиболее содержательна характеристика сравнений с точки зрения строения их структуры. Ю. Степанов

полагает, что «индивидуальные сравнения состоят чаще всего из двух частей – указания на предмет, который

сравнивают (тема), и описания предмета, с которым сравнивают» [9, с. 161]. Чаще такие сравнения

представляют собой метафору.

Общепринятые сравнения, как правило, принадлежат норме языка и «состоят обычно из трех частей:

темы и сравнения, между которыми помещается отдельное указание на то, что у них общего, – это основание

сравнения» [9, с. 161]. Каждое основание, выраженное прилагательным, глаголом или существительным,

закрепляется за одним сравнением, благодаря чему все словосочетание и превращается в устойчивое.

По эмоциональной окраске в русском языке все исследователи делят сравнения на две группы:

1) сравнения точные, без оценочных элементов, критерием их выделения является употребление в нейтральном

стиле; 2) сравнения, содержащие оценочный элемент, или же относящиеся к определённому стилю

(возвышенному, фамильярному). Сравнение может быть развёрнутым и, иногда, может превращаться в

метафорическое выражение.

К первой группе сравнений Н.П. Потоцкая, например, относит сравнения нейтральные, точные,

указывающие на объективно существующие признаки. В любом тексте (любого речевого стиля) они играют

роль объективного информанта. При этом сравниваются явления природы, события эпохи, два конкретных

предмета, два лица. Как только в объективную информацию включается оценочный элемент, который

выражается не обязательно сравнением, а контекстом, например, или каким-то словом, сравнение утрачивает

нейтральность и переходит во вторую группу. Вторая группа сравнений – это сравнения, включающие

оценочный элемент или же стилистически окрашенные, которые представляют собой две четко выделяемые

группы: 1) традиционные сравнения, зарегистрированные лексикографией; 2) сравнения индивидуальные,

среди которых: а) традиционные сравнения, обновленные писателем или журналистом; б) индивидуальные

стилистические неологизмы [10].

Предметом исследования стала структурная характеристика сравнения как средства выразительности в

романе Джека Лондона «Мартин Иден» [5].

Цельᅟ работы – представить структурную характеристику сравнения в тексте романа.

При сопоставлении с другими тропами сравнения выделяются посредством образности, многообразия

передаваемых оттенков значения и благодаря структурному оформлению. В русском языке сравнение как

142

средство выразительности представлено разнообразно. Используя для анализа текст романа Джека Лондона

«Мартин Иден», представим структурную характеристику сравнений:

1) сравнение, самостоятельно оформленное в виде сравнительного оборота, вводимого союзами как, как

будто, будто, словно, точно, ровно: Я альтруистичен, как голодная свинья [5, с. 212]; …работал он головой и

руками, как живая машина [5, с. 105]; Эта мысль поразила его, точно удар грома [5, с. 71]; Какая у нее ладонь!

Нежная, точно лепесток розы; прохладная и легкая, как снежинка [5, с. 28]; Визг ребенка резнул его, словно

ножом [5, с. 30];

2) сравнительные конструкции, вводимые в структуру предложения глаголами напоминать, казаться,

походить, являться, уподобляться: …и речь его напоминала его переход из гостиной в столовую [5, с. 16]; …

опера кажется мне сплошной фальшью [5, с 144]; Впрочем, в плане миссис Морз женщины не играют

особенной роли. Они являлись чем-то вроде необходимого аксессуара [5, с. 162]; Их критические статьи

напоминают воскресные проповеди [5, с. 140]; Тихий океан казался ему ничуть не лучше буржуазной

цивилизации [5, с. 280]; … ревнивый блеск в глазах Руфи напомнил ему бурю при лунном свете [5, с. 164].

Нередко такие глаголы заменяются деепричастиями являясь, уподобляясь либо краткими прилагательными с

эквивалентными значениями похож, подобный, вводимые в предложения на правах второстепенных членов: Но

сидя за столом, и, уподобляясь скорее кроткому ягненку, чем изображенному Артуром дикарю, Мартин не

переставал ломать голову над тем, как ему быть [5, с. 16]; он принужден был закутать полотенцем глаза, нос

и рот и стал похож на мумию [5, с. 101]; … эти мыслители подобны орлам, одиноко парящим в небесной

лазури, высоко над землею, вдали от суеты и пошлости обыденной жизни [5, с. 169]; Беспокойное томление,

похожее на муки голода [5, с. 35];

3) сравнения, выраженные именами существительным в творительном падеже: Мартин представлялся

ей великаном, силящимся сорвать с себя оковы [5, с. 46]; Он мысленно сравнил ее с бледно-золотым цветком на

тонком стебле [5, с. 7]; Наука представляется мне штурманской рубкой [5, с. 64]; Все мысли о прекрасном

хлынули наружу неудержимым, мощным звенящим потоком [5, с. 69]; … а мир был для тебя китайской

головоломкой [5, с. 78]; Они стали представляться ему винтиками и рычажками какой-то машины [5, с. 84].

Такие сравнения выполняют синтаксическую функцию косвенного дополнения;

4) сравнения, выраженные именами существительным в родительном падеже: …и рядом маленького

квадратного человечка, с обрюзгшей физиономией и грудной клеткой кузнеца [5, с. 142]; … он на все вам

ответит с быстротой и точностью автомата [5, с. 216]; определяя твои нравственные устои, сильны были

инстинкты жеребца и дикого козла! [5, с. 182];

5) сравнения, представленные именами существительным в винительном падеже: И жизнь

превращается при этом в какой-то вихрь… [5, с. 183]; Она и не подозревала о вулканических бурях любви о ее

страшном зное, превращающем сердце в пустыню горячего пепла [5, с. 49];

6) конструкции, выраженные формой сравнительной степени имени прилагательного, со значением

признака предмета: Вот и он не лучше собаки, уснувшей на солнцепеке [5, с. 65]; Ей-богу, это хуже мусорной

ямы [5, с. 199];

7) придаточные сравнительные в составе сложноподчиненного предложения: …и закрыл глаза; и

подобно тому, как плачущий ребенок сразу забывает все свои горести [5, с. 274]; Погрузившись, он начал

вдыхать воду, как больной вдыхает наркотическое средство, чтобы скорей забыться [5, с. 285]; Он любил

«Розничную торговлю Хиггинботама», как иной муж любит свою жену [5, с. 262]; …мистеру Уайту,

маленькому худенькому человечку с ледяными руками, имевшему такой вид, словно его трясла лихорадка

[5, с. 202]; Ответ был ясен из пожатия ее руки – нежного материнского пожатия, словно мать успокаивала

капризного ребенка [5, с. 188].

Нередки случаи использования придаточного предложения как самостоятельной синтаксической

единицы: В моих ушах всегда будет звучать этот жалобный голос…! Точно предсмертный писк комара среди

мощного рева слонов и рыканья львов [5, с. 211]; … мурашки забегали у него по спине. Точно серебро, точно

серебряные колокольчики зазвенели [5, с. 11].

8) сравнительные конструкции с отрицательной частицей не: Любовь не может сбиться с пути, если

только это настоящая любовь, а не хилый уродец, спотыкающийся и падающий на каждом шагу [5, с. 189];

9) сложные прилагательные со второй частью «подобный», «образный», выражающие сравнительное

значение: Долина тянулась от подковообразного заливчика до высоких гор… [5, с. 246]; Чтобы от двери дойти

до кровати, надо было совершить сложный зигзагообразный путь [5, с. 135]; Это была та самая метафизика,

которая заставляла первого обезьяноподобного человека бояться мрака [5, с. 177]; Он не мог найти в себе

ничего общего с этими тупыми, скучными, скотоподобными людьми [5, с. 282]; Правдоподобное изображение

нелепого и невероятного Мартин считал ловким трюком, и только [5, с. 160];

10) сравнения, представленные наречиями, образованными от притяжательных имен прилагательных с

формантом по-: …и по-детски, неумело и наивно, выражали свои чувства [5, с. 127]; они мыслили по-

средневековому [5, с. 177]; Он будет жить открыто и по-королевски принимать гостей [5, с. 246]; Теперь,

когда я живу по-человечески, я и пью по-человечески! [5, с. 276].

11) синтаксическая конструкция с союзами как…, так…; чем…, тем…: Золотая пора года умирала

так, как жила прекрасной нераскаянной грешницей [5, с. 123]; Все утвердившиеся идеи приклеиваются к ним

так же легко, как этикетки к пивным бутылкам [5, с. 141]; Она коснулась его так легко, как бабочка касается

цветка [5, с. 124]; Есть на свете подобные женщины, и они, поверьте, полюбят вас так же охотно, как и эта

143

убогая душонка, порождение сытой буржуазной жизни [5, с. 200]; Данные конструкции представлены в виде

придаточной части сложноподчиненного предложения местоименно-соотносительного типа.

Парными союзами как…, так…; чем…, тем… связаны однородные члены предложения: Но все другие

книги, кроме этой, были ему совершенно неизвестны, так же как и их авторы [5, с. 6].

12) бессоюзное сравнение в составе простого предложения: Эта общественная деятельница – просто

попугай, болтающий о социальных проблемах [5, с. 168].

Таким образом, в тексте романа Джека Лондона «Мартин Иден» широко представлено структурное

разнообразие сравнения как стилистического приема, который используется автором в произведении для

выполнения определенных стилистических функций.

1. Брандес М.П. Стилистика текста. Теоретический курс: Учебник. 3-е изд., перераб, и доп. М: Прогресс-Традиция; ИНФРА-М, 2004. 416 с. 2. Виноградов В.В. О языке художественной прозы. М.: Наука, 1980. 358 с.

3. Долинин К.А. Стилистика французского языка. Л.: Просвещение, 1978. 344 с.

4. Ефимов А.И. Стилистика художественной речи. М.: МГУ, 1961. 508с. 5. Лондон Дж. Мартин Иден: пер. с англ. Калашниковой Е.Д. М.: Просвещение, 1986. 303 с.

6. Потебня А.А. Теоретическая поэтика. Сост., автор вступ. ст. и коммент. А.Б. Муратов. М.: Высшая школа, 1990. 344 с.

7. Потоцкая Н.П. Стилистика современного французского языка. М.: Высшая школа, 1974. 247 с. 8. Сравнительно-сопоставительный анализ стилистической выразительности и средств ее актуализации в русском и английском языках //

URL: http://knowledge.allbest.ru/languages/3c0a65625b2ac78b4d53b89421316d37_0.html (дата обр. –: 09.12.15)

9. Степанов Ю. С. Французская стилистика. М.: Высшая школа, 1965. 355 с. 10. Хованская З.И. Стилистика французского языка. М.: Высшая школа, 1984. 344 с.

УДК 801.82

Ю.Л. Песчанская,




ЯЗЫКОВЫЕ ОСОБЕННОСТИ ЮРИДИЧЕСКОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ

В ДОКУМЕНТАХ ОРГАНОВ СУДА И ПРОКУРАТУРЫ Г. ТОБОЛЬСКА КОНЦА XVII–XVIII ВВ.

В статье рассмотрены особенности формирования русской юридической терминологии на примере текстов делопроизводства

органов суда и прокуратуры г. Тобольска конца XVII–XVIII вв. В процессе анализа лексико-семантических групп юридической

терминологии и системных отношений внутри тематических групп делается вывод о том, что язык канцелярских документов г. Тобольска оказывает регулятивное воздействие на юридический язык, а последний является источником специальной лексики для делового языка.

Ключевые слова: юридический язык, терминология, терминологические группы , терминообразование, документы, органы суда,

языковой, рукописный, вариантность.

Y.L. Peschanskaya

The Tobolsk pedagogical institute named. D. I. Mendeleev (branch)


graduate

LANGUAGE FEATURES OF A LEGAL TERMINOLOGY IN DOCUMENTS OF COURT AND

PROSECUTOR'S OFFICE OF TOBOLSK OF THE XVII-XVIII CENTURIES

In the article the peculiarities of formation of Russian legal terminology on the example of texts of office-work of the organs of the court and

the Prosecutor's office in Tobolsk the end of the XVII–XVIII centuries. In the process of analysis of lexical-semantic groups of legal terminology and the system of relations within the thematic groups concludes that the language of office documents of Tobolsk has a regulatory influence on legal

language, and the latter is a source of specialized vocabulary for business language.

Key words: legal language, terminology, terminological groups, carminabrowne, documents, court bodies, language, handwriting, variety.

Период XVII–XVIII вв. в истории русского языка значится как эпоха радикального преобразования

русской языковой ситуации. Происходит формирование русского литературного языка нового типа, который не

только отражает социокультурные изменения, но и оказывается одним из основных средств утверждения

господствующей культуры, выступает как формальная основа нового государственного дискурса. Таким

образом, языковые процессы, связанные с социокультурной динамикой русского общественного самосознания,

позволяют увидеть неоднозначность генезиса русской культуры нового времени [1, с. 68]. Исключением не стал

и юридический язык, который послужил одним из важных средств формирования правового сознания и

правовой культуры.

В качестве объекта исследования рассматривается язык русского права, то есть комплекс языковых

средств, функционирующих в сфере правового общения.

Для анализа этого процесса использовались рукописные документы ряда фондов органов суда и

прокуратуры г. Тобольска XVII–XVIII вв., хранящиеся в исторических фондах ГБУТО «Государственный архив

в г. Тобольске», а именно:

1 Тобольский Верховный народный суд (53 ед. хр.) Ф-363;

2 Тобольская палата гражданского суда (962, ед. хр.) Ф-361;

http://knowledge.allbest.ru/languages/3c0a65625b2ac78b4d53b89421316d37_0.html

144

3 Земские суды (588 ед. хр.) Ф-501;

4 Тобольский сиротский суд (9 ед. хр.) Ф-12;

5 Тобольская нижняя расправа (6 ед. хр.) Ф-368;

6 Совестный суд (911 ед. хр.) Ф-371;

7 Прокурор Тобольского наместничества (9 ед. хр.) Ф-366.

Предметом изучения является юридическая терминология как основа языка права.

Цель данного исследования – на основе названных источников выявить особенности юридической

терминологии в документах органов суда и прокуратуры г. Тобольска конца XVII–XVIII вв.

Следуя данным «лингвистического энциклопедического словаря» под ред. В.Н. Ярцевой, термином

считаем «слово или словосочетание, обозначающее понятие специальной области знания или деятельности [2,

с. 508]. Термины служат специализирующими, ограничительными обозначениями, характерными для этой

сферы предметов, явлений, их свойств и отношений. В отличие от слов общей лексики, которые зачастую

многозначны и несут эмоциональную окраску, термины в пределах сферы применения однозначны и лишены

экспрессии.

В результате исследования методом сплошной выборки выявлены основные терминологические группы:

1. Названия правоохранительных учреждений: Верховный судъ, Высший судъ, Земский судъ, Нижняя

расправа, Верхняя земская расправа, Совестный судъ, Тобольская верховная расправа, Тобольская нижняя

расправа, Тобольский сиротский судъ и др.;

2. Процессуальные мероприятия: доношение, доносъ, учинить рапортъ, явка / неявка къ суду, судъ,

праведный / неправедный, правосудие; розыскъ правый; вершить дело правдой,, вершенiе правое, бить челомъ

праведно /, доносить челобитье, отвечать, правая, улика, признать / не признать сущую правду, показание,

правомерные / неправомерные письма; справедливое / несправедливое решение, правосудное / неправосудное

решение, учинить решение; приговръ, осужденiе, лицемерно; приговор правомерный, пристойный / непристойный

и др.;

3. Субъекты правоотношений – участники процессуальных мероприятий: виновный, невиновный, винный /

безвинный, повинный / неповинный и др.;

4. Правонарушение: умышленное / неумышленное убийство, убивство с вымысломъ / безъ вымысла,

винность / невинность, ставить / не ставить въ вину и др.;

5. Вред, причиненный правонарушением: обида, вредъ (вреда) – бедство – убытокъ -раз(з)орение –

повреждение – несправедливость и др.;

6. Виды наказания: штрафъ, отнятие всего или части имения, ссылка на галеру; легкое, чести нарушимое

наказание и др.;

7. Качественная оценка: виновный, виноватый, винный, повинный, невиновный, невинный, безвинный,

неповинный, умышленный, злоумышленный, неосторожность, неосмотрительность, оплошка, глупость,

неумышленный, ненарочный, неосмотрительный, невинно, безвинно, невиннымъ образомъ, злоумышленный

человекъ, злой вымышленникъ и т. д.

8. Собственно юридическая терминология: вина, винность, воля, вымыселъ, замыселъ, намерение, санкция,

улика, умыселъ и др.

Русская юридическая терминология к концу XVIII в. формируется все активнее. Об этом

свидетельствует развитие внутри групп лексико-семантических связей, к числу которых отнесем

антонимию, синонимию, полисемию.

В документации провинциальных канцелярий г. Тобольска XVIII в. использовались термины всех

подсистем терминосистемы «право»: «законодательство», «судопроизводство», «обеспечение правопорядка»,

«правонарушение», «юридическая ответственность». В целом для юридической терминологии в локальных

скорописных документах г. Тобольска характерны те же свойства, какими обладает общерусская терминология

права в нормативно-правовых актах. Обратимся к характеристике ведущих тенденций в области функционирования

правовых терминов в местной документации.

Одним из внешних признаков неустойчивости терминологии является фонетико-графическая

вариантность: убийство / убивство / убиiство, похищенiе / похищренiе, преступление / преступленie,

взыскание / взысканiе, расписка / росписка, ходатайство / ходатайство, апелляция / аппеляция / авеллация,

прозба / просьба и мн. др.

Словообразовательная вариантность – еще одно проявление колебаний формы терминов:

вымогательство / домогательство, выкрасть / покрасть / украсть, кража / покража, просьба / прошение,

разбор / разбирательство (в суде), подписка / росписка, взыскание / взыскивате, невысыпка / неприсылка,

явка / явленiе (в суд), беззаконный / незаконный, бегство / убегъ, виновный / винный, безвинный / неповинный,

умыселъ / вымыселъ, сыщикъ / рассыщикъ, сыскъ / поискъ и т.п.

Наряду со словообразовательным варьированием отметим такое явление, как использование регулярных

моделей терминообразования.

На основе материалов нашего исследования можно выделить несколько более продуктивных моделей

терминологической номинации в зависимости от частеречной принадлежности производных и производящих основ.

Большую группу составляют термины-существительные, образованные:

а) от глаголов с помощью суффиксов -eнuj-, -анuj- : похищать –похищение; подозревать – подозрение;

показать – показание; взыскать – взысканiе; наказать – наказанiе, оштрафовать – оштрафованiе;

145

б) от глаголов либо существительных с помощью суффикса –ст(а)-: доказать – доказательство;

укрывать – укрывательство; вымогать – вымогательство; производить – производство; воровать –

воровство, поручитель – поручительство;

в) от глаголов с помощью нулевого суффикса: допросить – допросъ; розыскать – розыскъ; обидеть –

обида; поручить(ся) – порука; умышлять – умыселъ. Производные групп обозначают действие по глаголу

либо результат действия, действия ;

г) от отглагольных существительных на -ие, -ка с помощью префикса не-: правосудие – неправосудие;

исполнение – неисполнение (указа); удовольствiе – неудовольство (истца); явка – неявка (к суду); заплата –

незаплата; присылка – сылка; доставка – недоставка (документов); бытие – небытие (на веди), обозначающие

ненормативное явление;

д) от глаголов с суффиксами -тель-, -ниц- называющие лицо: поручить(ся) – поручитель, просить –

проситель;

е) от причастий путем позиции (обиженный), обозначающие лицо;

ж) на базе словосочетаний (судопроизводство).

Группа терминов-прилагательных, образованных от различных частей речи аффиксальными способами

(доказательный обозначающие лицо обозначающие лицо – бездоказательный, воръ – воровской; розыскъ –

розыскной; судопроизводство – судопроизводственное (дело), подозревать – подозрительный) либо путем

транспозиции (умышленный – от причастия).

Группа терминов-глаголов, образованных от существительных с помощью суффикса -ова- (штраф –

штрафовать; вор – воровать). Группа наречий, образованных от прилагательных с помощью суффиксов -и-, -о-

: воровской – воровски; умышленный – умышленно.

В южноуральской деловой письменности XVIII в. нашло отражение заимствование западноевропейской

юридической терминологии: конфисковать, конфискованный, конфискация, штраф, штрафовать, арест

апелляция (авеллацыя), фальшивый (фалшивые пашпорты, фалишвая печать), претензия, партикулярный

(партикулярная работа).

Наряду со специальными юридическими терминами в текстах документов функционируют

- общеупотребительные лексемы в качестве терминов;

- семантические неологизмы: злоупотребленiе, ябеда, участие, нападенiе, умертвить, обида,

обижденный, бесчестiе, справедливость, несправедливость, лживый (поступок);

- контекстуальные термины: небрежение, упущеше, своевольство, порок, понаровка, оснуйникъ,

непослушный, роптивый, ленивый, разсмотренiе, прозба, просителе удоволъств'хе, неудовольствiе, сведете,

намерение, взять, взятье, прощать, пощада.

В результате закрепления формы и значения терминов произошло установление регулярных

синтагматических связей – включение терминов в стандартные конструкции: подъ жестокимъ штрафомь,

денежна штрафъ, штрафовать деньгами, чинить немалой штрафъ, штрафъ взыскать, взыскивать

штрафные деньги, взыскание штрафныхъ денегъ, штрафовать безъ упущения, возлагать арестъ, наложение

ареста, умышленное похшцренiе, подозреваться по делу, явиться въ подозрении, подозреваемый въ (краже),

учинить допросъ, отобратiе обстоятельнаго допроса, допросные речи, сказать в допросе, показать в допросе,

спрашивать похвально, отобрать / отобрате сведенш, взять сказку, скаскою показать, состоять подъ

стражею и другие.

Таким образом, язык канцелярских документов г. Тобольска оказывает регулятивное воздействие на

юридический язык, а последний является источником специальной лексики для делового языка.

1. Живов, В.М. Язык и культура в России XVIII века. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 591с. 2. Лингвистический энциклопедический словарь / Под. Ред. В.Н. Ярцевой. М.: Советская энциклопедия, 1990. 684 с.

УДК: 372.8.

О.Ю. Потапова, Э.Б. Фаттакова, О.А. Юшкова

Тобольский педагогический институт им. Д.И. Менделеева

(филиал) Тюменский государственный университет в г. Тобольск,

студенты

ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ СЛОВОСОЧЕТАНИЙ В РАССКАЗЕ В.ЧАРУШИНА «ТОМКА» Данная статья отражает взаимосвязь и функционирование словосочетаний в рассказе В. Чарушина «Томка». Методом сплошной

выборки из рассказа было выделено 96 словосочетаний. В грамматике словосочетания определяются как сочетание двух или нескольких

слов (в составе предложения), объединённых грамматически и по смыслу. Ключевые слова: словосочетания, типы словосочетаний, типы связи.

146

О.Yu. Potapova, E.B. Fattakova, O.A. Yushkova


(branch) of Tyumen state university in Tobolsk,

students

THE FUNCTIONING OF THE PHRASES IN THE STORY BY V. CHARUSHIN «TOMKA»

The article reflects the relationship and functioning of the word combinations in the story V. Charushin "Tomka". By the method of

continuous sampling the story has been allocated 96 word combinations. According to the Russian grammar word combinations are defined as a combination of two or more words (in sentences), united grammatically and in meaning.

Key words: word combinations, the types of word combinations, types of communication.

Синтаксис как наука – это раздел грамматики, освещающий синтаксический строй языка, строение и

значение синтаксических единиц [2, с 249]. Синтаксическими единицами являются словосочетание, простое

предложение, сложное предложение, сложное синтаксическое целое, текст.

Понятие словосочетания занимает одно из центральных мест в изучении русского языка. Учение о

словосочетании развивалось противоречиво и сложно.

В современной синтаксической науке существуют три направления в понимании словосочетания.

Одни ученые понимают словосочетание в широком плане как любое грамматическое соединение пары

полнозначных слов, выделяемых из предложения. Основная идея этой концепции восходит к трудам

Ф.Ф. Фортунатова – представителя формального направления в языкознании, который выдвинул проблему

словосочетания как центральную в синтаксисе и словосочетание и предложение рассматривал в одном ряду как

«незаконченное» и «законченное» словосочетание [1, с. 9].

Второе направление в понимании словосочетания связано с исследованиями В.В. Виноградова. Развивая

положение А.А. Шахматова, по мнению которого, словосочетанием называется такое соединение слов, которое

образует грамматическое единство, обнаруживаемое зависимостью одних из этих слов от других,

В.В. Виноградов дает принципиально иное решение проблемы словосочетания. Определяя словосочетание как

самостоятельную синтаксическую единицу низшего уровня, В.В. Виноградов, в отличие от своих

предшественников, которые вычленяли словосочетание из предложения, исходит не из предложения, а из

слова. Словосочетание образуется на основе слова, принадлежащего к той или иной части речи, в соответствии

с правилами его сочетаемости с другими словами и является номинативной единицей [2, с. 266].

Ядром концепции В.В. Виноградова является противопоставление двух синтаксических единиц –

словосочетания и предложения. Главное различие между ними может быть сформулировано как различие

между непредикативной и предикативной синтаксическими единицами [1, с. 11].

Разграничение это проводится на функциональной основе: предложение – единица коммуникативная,

единица сообщения, словосочетание – единица номинативная, единица назывная. В.В. Виноградов пишет:

«Словосочетание и предложение – понятия разных семантических рядов и разных стилистических плоскостей.

Они соответствуют разным формам мышления. Предложение – вовсе не разновидность словосочетания, так как

существуют и слова-предложения. Но оно и по внутреннему существу своему, по своим конструктивным

признакам непосредственно не выводимо из словосочетания. Понятие словосочетания в своем содержании не

заключает никаких грамматических признаков, которые указывали бы на законченность сообщения.

Словосочетание только в составе предложения и через предложение входит в систему коммуникативных

категорий речи, средств сообщения. Но оно относится так же, как и слово, и к области «номинативных» средств

языка, средств обозначения. Оно так же, как и слово, представляет собой строительный материал,

используемый в процессе языкового общения, Предложение же – произведение из этого материала,

содержащее сообщение о действительности» [2, с. 20].

Из такого понимания словосочетания следует, что не всякое объединение полнозначных слов является

словосочетанием, а лишь такое, которое построено по правилам распространения слова. Следовательно, в

теорию словосочетания включаются вопросы, связанные с выяснением грамматических отношений между

компонентами сложного наименования, каким является словосочетание, и определением значения, которое

выражается данным наименованием.

Как видно из изложенного, в концепции В.В. Виноградова понятие «словосочетание» употребляется в

узком смысле: не все сочетания слов, встречающиеся в предложении, относятся к словосочетаниям. Из числа

словосочетаний исключаются: 1) предикативные сочетания, которые формируют предложение; 2)

сочинительные сочетания, которые выражают ряд понятий с грамматически равноправными компонентами,

связанными сочинительной связью; З) полупредикативные сочетания с обособленными членами, которые

выражают добавочное сообщение. К словосочетаниям также не относятся предложно-надежные и

аналитические формы слов (в течение дня, вследствие дождей, буду решать, самый умный и т.д.) [1. с. 2].

Такое понимание словосочетания нашло отражение в ряде учебников и учебных пособий для высшей

школы, а также в академических изданиях и монографиях. Эта теория получает дальнейшее развитие в ряде

исследовательских работ.

Третье направление в понимании словосочетания связано с исследованиями В.А. Белошапковой.

Признавая плодотворной мысль В.В. Виноградова о наличии в языковой системе двух синтаксических единиц –

словосочетания и предложения, – В.А. Белошапкова считает, что в основе этой оппозиции должен быть один

147

критерий: непредикативность/предикативность. С этих позиций словосочетание определяется как

непредикативное соединение на основе синтаксической связи формы слова с формой слова. В соответствии с

этим определением словосочетаниями признаются любые непредикативные конструкции, основанные на

синтаксической связи и представляющие реализацию всех ее видов – как подчинительной, так и

сочинительной. Таким образом, по сравнению с позицией В.В. Виноградова и других, понятие словосочетания

расширяется: в него включаются как подчинительные, так и сочинительные сочетания слов [3, с. 76].

Для языкового анализа мы выбрали рассказ В. Чарушина «Томка». Язык рассказа близок к разговорному.

Основной языковой особенностью этого произведения является отсутствие ярких описаний, пейзажных

зарисовок, диалогов. С точки зрения синтаксиса представлены простые или сложные предложения, состоящие в

основном из двух-трех предикативных единиц:

У них в это время чешутся зубы. Подрастет, будет помощником на охоте.

Методом сплошной выборки из рассказа мы выделили 96 словосочетаний.

Среди анализируемых словосочетаний есть как простые по структуре (т.е. состоящие из двух

знаменательных слов или имеющие в своем составе аналитическую форму), например: взяли с собой (Мы пошли

гулять и взяли с собой Томку); будет помощником на охоте (Вот он-то и будет помощником на охоте), так и

сложные (т.е. состоящие более чем из двух знаменательных слов), например: у такого могут отнять (У

такого и дичь могут отнять); любил играть с мячиком в воде (Томка любил играть с мячиком в воде); больше

в воду не суется (Ну теперь носом в воду не сунется).

Простых словосочетаний – 90 (93,7 %), сложных – 6 (6,3 %).

В зависимости от принадлежности главного слова к той или иной части речи словосочетания

распределяются следующим образом:

1) глагольные (с главным словом глаголом) – 83 словосочетания, что составляет 86,4 % от общего числа

рассматриваемых словосочетаний – увидел песика (У охотника я увидел песика); спрятал от него (Я эту

деревяшку отнял и спрятал от него); грыз деревяшку (Один щенок грыз деревяшку); почует ее (Почует он ее

или не почует?); в воду не суется (Но теперь носом в воду не сунется); вылез из портфеля (Вот он вылез из

портфеля);

2) именные (с главным словом именной частью речи) – 13 словосочетаний, или 14,6 % от общего

количества – от этого песика (От этого песика есть щенки); эту деревяшку (Я эту деревяшку отнял); других

щенят (Других щенят всех обнюхал); на гладком полу (Лежит в воде, как на гладком полу).

Наречных и местоименных словосочетаний в тексте не найдено.

По степени спаянности компонентов свободных словосочетании, где каждый компонент сохраняет

самостоятельность, большинство – 88 (91,6 %): взяли с собой (Мы пошли гулять и взяли с собой Томку); вылез из

портфеля (Вот он вылез из портфеля); положили на траву (А портфель с Томкой положили на траву); бежит

по песочку (Бежит Томка по песочку, косолапый, неуклюжий); побежал дальше (Посмотрел и побежал

дальше).

Несвободных, выступающих в позиции одного члена предложения, – 8 (8,4 %): могут отнять (У такого

и дичь могут отнять); научился плавать (Вот так и научился плавать); лезет драться (Рычит и со всеми

лезет драться).

В приведенных примерах словосочетания в предложении выполняют роль составного глагольного

сказуемого, т.е. являются синтаксически связанными.

Фразеологически связанных словосочетаний в анализируемом тексте нет.

По типу отношений стержневого и зависимого компонентов словосочетания, функционирующие в

тексте, распределились следующим образом.

Словосочетаний с атрибутивными (определительными) отношениями, при которых предмет, явление

определяется со стороны своего внешнего или внутреннего качества, свойства, принадлежности, – 13, или 14,6

%. Например: ноги в песке (Ноги в него в песке); любимая игрушка (Это была его любимая игрушка); эту

деревяшку (Я эту деревяшку отнял).

Объектные отношения между называемым в слове действием, состоянием или признаком и тем

предметом, на который направлено действие, состояние, в тексте в 40 случаях, что составляет 41,6 %.

Например, увидел песика (У охотника я увидел песика); сунули его (Сунули его в портфель); драться со всеми

(Рычит и со всеми лезет драться); отнять дичь (У такого могут и дичь отнять); не достал камушка (Томка

не достал камушка).

Обстоятельственные отношения, при которых действие, состояние, признак определяются со стороны

своего качества или условий его проявления, определены у 43 словосочетаний, или 44,8 %. Например, на

охоте помогает (Охотник рассказал, как песик на охоте помогает); попала в нос (Вода и попала ему в нос);

доплыл до мячика (Доплыл до мячика, цап его в зубы); торчит наружу (Только хвост торчит наружу).

Среди словосочетаний по типу подчинительной синтаксической связи (согласование, управление,

примыкание) наблюдаются следующие особенности.

Согласованием, при котором зависимое слово ставится в том же числе, роде и падеже, что и главное

слово, связаны 10 словосочетаний, что составило 10,4 %, например: эту деревяшку (Я эту деревяшку отнял и

спрятал); любимая игрушка (Это была его любимая игрушка); на гладком полу (Лежит на воде, как на гладком

полу).

148

Управление, при котором зависимое слово ставится в том косвенном падеже, какого требует главное

слово, наблюдается в 80 случаях (83,3 %). Причем, – 22 словосочетания связаны сильным управлением (27,5

%), а 58 (72,5 %) – слабым. Например:

1) сильное управление – увидел песика (У охотника я увидел песика); не люблю злых (Не люблю злых);

грыз деревяшку (Один щенок грыз деревяшку); сунул лапы (Дошел до воды, сунул лапы в воду); взяли мячик (Мы

пошли гулять и взяли с собой Томку); вылез из портфеля (Вот он вылез из портфеля);

2) слабое управление – оглядывается на нас (Сунул лапы в воду и на нас оглядывается); кинули в озеро

(Тут мы взяли мячик и кинули его в воду); в воду не суется (Больше в воду не сунется).

Связью примыкание, при которой неизменяемые слова или неизменяемые формы слова зависят по

смыслу от слов той или иной части речи, в исследуемом тексте образованы 6 словосочетаний, или 6,3 %.

Например: еще хуже (А вот и еще хуже); вдруг выскочил (Повозился в воде и вдруг выскочил); теперь не

суетится (Ну теперь носом в воду не сунется).

Проанализировав функционирование словосочетаний в художественном тексте рассказа В. Чарушина

«Томка», мы отметили, что в рассказе представлены все структурные и семантические типы словосочетаний.

1.Бабайцева В.В., Инфантова Г.Г., Николина Н.А., Чиркина И.П. Современный русский язык: Теория. Анализ языковых единиц: В 3 ч.: Ч. III: Синтаксис: Учебн.для филол.спец.высш.учебн.зав. / Под ред. Е.И. Дибровой. 2-е изд., доп и перераб. Ростов-на-Дону: Феникс, 2007. 608 с.

2.Современный русский язык: Теория. Анализ Языковых единиц: Учеб. lля студ. Высш. учеб. заведений: В 2 ч. Ч.2: Морфология, Синтаксис / В.В.

Бабайцева, Н.А. Николина, Л.Д. Чеснокова и др.; Под ред. Е И. Дидровой. М.: Издательский центр «Академия», 2012. 704 с. 3.Современный русский язык: Учеб. для филол. спец. высших учебных заведений / В.А. Белошапкова, Е.А. Брызгунова, Е.А. Земкая и др.; Под ред. В.А.

Белошапковой. 3-е изд., испр.и доп. М.: Азбуковник, 2009. 928с.

4.Чарушин Е.И. Художественные произведения о мире животных. //URL: http://www.kotmurr.spb.ru/library/charushin/charushin9.html (дата обр. – 29.01.16)

УДК 801.82

К.М. Романова Тобольский педагогический институт им. Д.И. Менделеева (филиал)


студентка

НАЗВАНИЯ БОЛЕЗНЕЙ ЧЕЛОВЕКА В РУССКОМ ЯЗЫКЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII ВВ.

(НА ПРИМЕРЕ ТОБОЛЬСКОГО «ТРАВНИКА XVIII ВЕКА»)

Статья посвящена исследованию названий болезней человека в истории русского языка. В процессе анализа текста «Травника

XVIII в.» приходим к выводу о том, что на формирование названий болезней повлияли наблюдения народа, выраженные в наивном представлении картины мира, что подтверждается наличием лексических дублетов, лексической омонимии и синонимии, а также

европейские медицинские знания, о чем свидетельствует наличие заимствований.

Ключевые слова: травник, болезни человека, название болезней, народные врачевания, лекарства, заимствования.

K.M. Romanovа



student

THE NAMES OF HUMAN DISEASES IN THE RUSSIAN LANGUAGE THE SECOND HALF OF THE

XVIII CENTURY (BY THE EXAMPLE OF TOBOLSK «HERBALIST OF THE EIGHTEENTH CENTURY»)

The article is devoted to the study of names of human diseases in the history of the Russian language. In the process of analysis of the text

«Herbalist of the eighteenth century» come to the conclusion that the formation of disease names was influenced by the observation of the people,

expressed in the naive picture of the world, as evidenced by the presence of lexical doublets, lexical homonymy and synonymy, as well as European medical knowledge, as evidenced by the presence of borrowing.

Key words: herbalist, diseases, diseases, folk medicine, medicine, drawing.

В настоящее время старинные травники и лечебники являются востребованным, но малоизученным

материалом, поэтому изучение их как с медицинской, так и с лингвистической стороны является актуальным.

Объектом исследования в работе явился текст тобольского «Травника XVIII века» [1], хранящегося в

фондах библиотеки редкой книги при историко-архитектурном музее-заповеднике г. Тобольска, предмет

составили названия болезней человека в данном источнике.

При исследовании текста было собрано 80 лексем-названий болезней человека.

Забота о собственном здоровье так близка человеку, что она выражается тем или другим способом у

всякого народа, находящегося даже на самой низкой ступени культурного развития, поэтому зачатки народной

медицины существовали даже у диких народов. Медицинские понятия, выработанные непосредственным

опытом или заимствованные у более развитых соседей, сначала сохранялись, а потом переходили из рода в род

как предания. Но с появлением письменности возникает стремление сохранить такие предания в менее

искаженной форме, посредством более стройного и подробного письменного изложения их. Таким способом,

очевидно, составлялись первые рукописные сочинения по русской медицине под названием травников и

http://www.kotmurr.spb.ru/library/charushin/charushin9.html

149

лечебников, имеющие дело с лекарствами исключительно из растительного мира и произраставшими на той

территории, где и проживал человек.

Обратимся к тобольскому «Травнику XVIII века», который содержит богатый материал для изучения

истории ряда лексико-тематических полей, особый интерес представляет лексика, называющая болезни

человека.

Лексика, обозначающая названия болезней человека, в источнике представляет собой основной пласт

столь характерной для формирующегося в то время научного стиля научной терминологии. Она составляет

четвертую часть всей исследуемой лексики – 25 %, что свидетельствует об активном ее формировании:

болячка, обморокъ, водяная болЂсть (водянка), горляной отекъ, горляная болезнь, грыжa (грыжнaя болeзнь),

дpoжaннaя бoлeзнь (лихoрaдкa), дыховницa (одышкa), eпeлeнсия, eпeлeнсиeвa бoлЂcь (эпилeпcия), зимница

(лихоpaдка), кaшель, кишечная бoлЂзнь, пoносъ, лунное страдание (лунатизм), параличь, мокрота, насморкъ,

охрипление, паленсистова немощь, парализъ и пежины (темные пятна), колера (холера) и др.

Под недугом (болезнью) понимается любое «ocлaблeниe oбщeгo сocтoяния opгaнизмa» [3, с. 405]. Это

oднa из сaмых мнoгoчиcлeнных лeксико-тeматичеcких групп. Заимствованная лексика занимает 42 % от всего

лексического состава текстов источников: болезнь, (болЂзь, болЂсть), недугъ, немощь, напасть, недугова,

нечистота, хвороба: «…трава василковая уныние отводитъ и кто ее обоняетъ и отъ обоняния носомъ

услышитъ и мозгъ въ головЂ УкрЂпляется зрение очамъ наводитъ и болЂзь изъ головы выведетъ» (л. 8).

Эти слова употребляются в составе традиционных формул, в которых определение уточняет

заболевание: камчюжная болезнь, падучая болезнь, сефаонова болезнь и др.

Нapяду c cтилиcтичecки нeйтpaльным cущеcтвительным бoлeзнь, хapaктepизующим бoлeзнeннoе

cocтoяние чeлoвeкa, упoтрeбляeтcя cинoним нeмoщь являющийся книжным пo пpoиcхoждeнию, – вeтpeная,

лихaя, нутрянaя, пaдучaя, сeрдeчнaя, тaмлeнaя: «…кoгда члвкъ пeрепoлoшитца кaкимъ стрaхoмъ или кто

тамленую немощию и тЂмъ все мокрости и болЂзни около срдца и вычиститъ» (л. 22 об.); «Кого подучая

немощь держитъ возми траву расту и пеи въ воде или въ винЂ утопя пеи отъ паралику уздравливаетъ» (л. 36).

В текстах источников частотны конкретные наименования болезней: «Кто одержимъ водоточною

болЂзнию таму даемъ пить въ сытЂ ползолотника магнитова камени толченаго и оттого здоровъ будетъ»

(л. 37); «Взять травы молодшу и утопить въ квасу и пить непамногу отъ лихоратки » (л. 62).

Названия болезней в том и другом источнике мeнee чacтoтны, чeм нaзвaния признaкoв сaмoй бoлeзни,

пoэтому чaщe вceго бoлезнь (диaгнoз) нe нaзывaетcя, a пoдрaзумeвaeтcя пo ee симптoмaм: «Кoгда у члвка шея

бoлитъ и жилы кoрчaтcя и нe мoжeтъ oбopoтитца на стpaну нaвapи чемерицы въ винЂ и навяжи на шею и носи съ

собою день или два» (л. 22); «У кого въ желуткЂ сырища умножитца и въ утробЂ глисты взять бобовъ четверть

инбирю 2 золотника все то столки» (л. 32), «Возми раковину черную сожги въ пепелъ и присыпай пепломъ гдЂ

грызетъ паможетъ» (л. 31); «Кропъ варенъ въ винЂ съ масломъ деревяннымъ и то посытитъ мeдoмъ

пpecнымъ и то питье дaвaть кoтopые пухнутъ женщины послЂ роду...» (л. 62 об.).

В названии болезней используются многочисленные сочетания следующей модели: обобщающее

существительное + диффeрeнциpующee пoнятиe aтpибутивного уточнeния: бoлЂсть – бeшeная, бeзпaмятнaя,

гoлoвнaя, зубная, кaменнaя, oчнaя, пaдучaя, уриннaя, чревная: «Семя кропивное упаря съ медомъ пить па разу

уздравливаетъ болЂзнь нутряную и кашель унимаетъ» (л. 28 об.); «Чабръ трава суха и тепла кто еЂ

наваритъ въ вине и пьетъ на тощее срдцЂ уздравливатъ женамъ которыя терпятъ прирожденную болезнь

уринную» (л. 41); «Аще тЂмъ оноi болЂзни не излЂчиш возми козьеи крови да изсуши и изотри мелко и смешаi

с преснымъ медомъ и яжъ и отъ того та болЂзнь чревная минетца» (л. 24 об.).

Болячка – лунатикъ, моровая, сердечная, стреляная: «…цыцваръ часто по разу Ђсть тож застарелую

давную сердечну немощь травитъ и всякую нутреную сердечную болячку выгонитъ» (л.22 об.); «…въ

человЂкЂ въ мозгу бываетъ болячка лунатикъ…. » (л. 9 об.).

Жилы – велики, кровавые, малые, нутреные, печенные, почешные, плючные, селезенные, пурматиковы,

епатиковы: «Полынь трава укрЂпляетъ и уздравливаетъ печень и затвержение жилъ кровавыхъ и нутреныхъ

отворяетъ отъ коего заключения на тЂлЂ» (л. 33 об.) «…другая жила идетъ къ себЂ а изъ нея тянетъ плюче

пЂну тое крови къ себЂ а желчь къ себЂ а потомъ собираются въ жилахъ почешных и тамо чистится урина

и розоiдется въ малыя жилы…» (л. 51).

Происхождение названий жил рассматривает в своей работе Л.В. Ковалева [2, с. 314-403]. Объектом

изучения стало происхождение слов сефалиева и епатикова (спатика) жилы, которые также встречаются в

наших памятниках. Автор указывает на латинский источник происхождения названия. Начальная латинская

буква «с» на русской почве могла передаваться буквами «с», «к», «ц»: латинское cephalica («головная»)

соответствует русскому сефалика, кефалика, цефалика. По разным системам произношения латинское hepatica

может звучать как епатика, что означает печеночная жила: «…и аще нЂкиi тягость услышит въ нижнихъ

мЂстахъ тогда онъ пуститъ изъ жилы пурматиковы или епатиковы гдh болЂзнь услышитъ» (л. 51 об.).

Отокъ – въ деснахъ, водоточный, животной, изъ печени, селезенный, телесный, на руке или на ногЂ:

«…у кого на рукЂ или на ноге отокъ утолки листу попутникова семя (л. 45 об.); Кто ястъ семя кропивное съ

преснымъ медомъ тому уздравливаетъ отокъ животнои» (л. 62 об.); «Аще отокъ возми раковъ живыхъ да

изсуши въ печи и тЂ раки истолки просеи ситомъ да тою мукою въ банЂ натираi и дЂлаi такъ до 9 бань и

отокъ поляжетъ» (л. 70).

Проходъ – афендроновый, водяной, задний: «…та жъ чемерица пристоитъ прияти въ питии

прокаженнымъ и она вредительную мокрость отгонитъ ртомъ и афендроновымъ и водянымъ проходомъ

150

выведетъ» (л. 17); «…трава кропива съ семянемъ варена велми пристоитъ тЂмъ людемъ ясти кои водянымъ

проходомъ мочатся по каплЂ» (л. 37).

Рана – надутая, сеченая, стреляная, твердая: «…кто имhетъ на себЂ раны и болячки стреляные…»

(л. 48); «Листвие дубовое свЂжее прикладываi к ранамъ сеченымъ и тако ихъ вмЂсто стянетъ и язвы

заживитъ» (л. 48 об.); «…семя кропивное истолки мелко и присыпаi къ ранЂ да къ зубаяди члвческоi тожъ

семя кропивное помогаетъ велми ко всякимъ ранамъ добро» (л. 68 об.).

Удъ (уды) – детородныя, тайныя, телЂсныя: «Илъ пшеничноi смешенъ съ молокомъ миндальнымъ и то

приято по разсуждению весь нутрь укрЂпляетъ и уды телЂсныя утверждаетъ» (л. 21 об.); «У кого бываетъ

камень въ таiныхъ удЂхъ и ломота отъ того бываетъ имъ...» (л. 370; «Трава душичная варена въ винh

фряжскомъ зъ деревяннымъ масломъ до великия мяхкости и намазать на платъ и приложитъ женамъ къ

дЂтародному уду…» (л. 41).

Язва – глубокая, сеченая, телесная, ртяная: «Во ртЂ попутниковъ сокъ держать отъ того язва ртяная

заживится» (л. 16 об.); «Кирпичь когда гораздо зженъ силу иметъ что въ глубокихъ язвахъ заживляетъ»

(л. 44); «Киноварь дЂлаемъ въ серЂ горючеi аще присыпаемъ ево къ язвамъ сченымъ живитъ» (л. 48).

Терминология заболеваний еще была далека от совершенства, процесс формирования ее только обретал

силу, поэтому в тексте используются терминологические лексические дублеты: болесть водяная – отокъ; моча

– ливида – урина; течение кровавое – менстрова – месячные – месячная болезнь – течение менстровы; чирьи –

апостема; трясца – лихорадка; усовея – колотье.

В тексте используются наименования заимствованного происхождения. Они размещены вслед за

описанием недуга, с пояснением автора: «Чесноковоi пепелъ зженоi смешаi съ пресным медомъ будетъ яко

масть: и тЂмъ маж лицЂ и тЂло короставое или на лицЂ угри и тЂ угри съ лица згонишъ а та болЂзнь

имЂнуется тамарфiя» (л. 14); «Кто заднимъ проходомъ жилитца велми а нутрь не движетца и то есть

великая немощь а именуетца тенасмостоть» (л. 27 об.); «Возми травы огородной мяты и въ тои травЂ

здЂлаi пластырь и то прикладываi панижЂ пупа да михиря которая болЂзнь заключаетца и не могутъ урину

пущатъ а та болЂзнъ имЂнуется дiодетикова» (л. 38 об.).

Мaтериaл свидетельcтвует о том, что в русской лeксичеcкой системе в XVII в. возникает дублетность

номинаций, кoтoрaя oбусловлена рaзным периодом рождения слов, а возможно и cтилиcтичeской окраской: око

– глазъ; перстъ – палецъ; перси – грудь; болезнь водяная – отокъ.

Cимптoмы забoлеваний в тексте источников oписываются разнooбразнo: либo сжато, в нeскoлькo слов,

либо подрoбнo, в 10–15 строк, – очевидно, это зависит от осведомленности человека в признаках болезни и

способах ее лечения. Частотные заболевания описываются кратко, менее знакомые – более подробно. Сравним:

«Отъ волосатика взять отрубей пшеничныхъ пива и отруби вари въ пивЂ…» (л. 49 об.); «Аще появятся чирьи

и осилЂютъ и ты возми у тЂхъ чирьевъ чемъ нибудъ верхи расколупай…» (л. 44 об.); «Буде грыжа въ животh

возми семя кропивнава и ево яжь или въ чемъ нибуд пеи или съ медомъ» (л. 31 об.); «Аще кто водоточнымъ

недугомъ одержимъ кои отокъ бываетъ отъ существенныя студености…» (л. 62); «Трава словетъ дикая

рябина а индЂ ея зовутъ девятибратъ цвЂтъ у нЂя желтъ а растетъ она по мЂжамъ и коренъ той травы

парить гораздо и питъ на тощее сердцh и она помогаетъ тЂмъ людемъ хто пухнетъ а словетъ та болЂзнъ

красная отъ тая болЂзни многия умираютъ» (л. 62 об.).

Бoльшoе внимaниe в изучaемoм мaтeриaлe удeляeтcя пригoтoвлeнию cнaдoбья, лeкaрcтвa прoтив той или

инoй бoлезни. В хoде oпиcaния приготoвлeния лeкaрcтвa упoминaются признaки зaбoлeвaния или caм нeдуг:

«Кaпуcтa oгoрoдная смЂшeна зъ бЂлкомъ яичнымъ и то ка всякoму ажегу прикладывай и тЂмъ ажегъ и язвы

заживитъ» (л. 35 об.); «Вазми коры вербовоi и сожги въ пепелъ и тотъ пепелъ смЂшаi съ виномъ и тЂмъ

коросту и пЂжины мажь на члвкЂ уздравляетъ » (л. 44).

В синонимические отношения с однословными апеллятивами и терминами вступает большинство

терминологических и даже свободных сочетаний. Приведем в пример синонимические пары: болhсть водяная –

оттокъ; морово поветрiе – моръ; епелейсиева болЂсть – епилепсiя; енстрово теченiе – менстровы; отокъ

воточной – водянка.

В пределах одной тематической группы в синонимические отношения между собой могут вступать и

терминологические сочетания, зависимые компоненты которых синонимичны. Иногда такой синонимический

ряд включает в себя и синоним-лексему, однако подобные трехчленные и более ряды в рукописном тобольском

«Травнике XVIII века» редки: мадиамъ – мадьяна – медиянна – локтевая вена; менстровы – манстровы –

менстрово течение и др.» [4, с. 110].

Встречается в тексте и лексическая омонимия, когда одно наименование употребляется в нескольких

совершенно разных значениях: лядвия – 1) поясница: Тако же у кого коли бедры болятъ и лядвия… (л. 67);

2) почки: Камень в лядвияхъ; 3) внутренности: Чеснок толченъ изъ лядве болезнь выгонит.

На основании вышеизложенного можно сделать вывод о том, что на формирование медицинской

терминологии, в частности, на названия болезней человека, повлияли народные «врачевательные» наблюдения,

отчасти фантазии русского человека, выраженные в наивном представлении картины мира, что подтверждается

наличием лексических дублетов, лексической омонимии и синонимии, а также европейские медицинские

знания, о чем свидетельствует наличие заимствований.

1. «Травникъ XVIII века», рук., фонд библиотеки редкой книги при историко-архитектурном музее-заповеднике г. Тобольска (паспотный номер КП 1287). 2. Ковалева Л.В.Средневековой травник «Прохладный ветроград» как источник для рассказа Н.С. Лескова «Несмертельный голован» // Проблемы

филологии в синхронии и диахронии. Сб. ст (к юбилею проф. Л.А. Глинктиной). Челябинск: изд-во ООО «Полиграфист-Мастер», 2005. С. 304-403.

151

3. Ожегов С.И. и Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М.: Азбуковник, 1999.

4. Урсу-Архипова А.П. Травник XVIII века как лингвистический источник» (на материале памятников библиотеки редкой книги при музее-заповеднике

г. Тобольска): дисс. … канд. филол. наук. Челябинск, 2005. 240 с.

УДК 81.0

И.П. Савчук



СИНТАКСИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ЯЗЫКА ЖАНРА ЛЕГЕНДЫ

В данной статье рассматриваются синтаксические признаки языка жанра легенды. Дается анализ основных синтаксических единиц:

простого и сложного предложений, а также рассмотрены конструкции, не входящие в состав предложения: обращения, междометия, парцеллированные конструкции. Статья подводит некоторые итоги изучения языкового строя фольклорного жанра легенды.

Ключевые слова: простое предложение, сложное предложение, легенда, обращения, междометия, парцеллированные конструкции.

I.P. Savchuk Ugra state university, undergraduate

PARSING THE LANGUAGE OF THE GENRE OF LEGEND

The paper studies syntactic language patterns of legend genre. The analysis of the main syntactic classes as simple and complex sentences

are given. Phrases like addresses, interjections, parceling constructions which are not sentence parts are also described. The article sums up the folk legend language structure studying.

Key words: Simple sentence, complex sentence, legend, address, interjection, parceling constructions.

Легенда как жанр устного народного творчества является сосредоточением бесценного опыта,

выработанного поколениями русских людей. Язык легенды, несомненно, уникален. Актуальным считаем

рассмотрение синтаксической организации языка легенд.

Цель настоящего исследования – первичный анализ языка легенды в синтаксическом аспекте:

проанализирована структура простого и сложного предложений, а также рассмотрены конструкции, не

входящие в состав предложения: обращения, междометия, парцеллированные конструкции.

Объектом данной работы служат русские народные легенды, выбранные из сборника «Традиционный

фольклор Новгородской области. Серия Памятники русского фольклора. Сказки. Легенды. Предания. Былички.

Заговоры» (СПб, 2001).

В ходе исследования были выделены простые предложения, характерные для жанра легенды, сказания,

былины: В некотором государстве жил-был царь («Царевич Евстафий»); [12, с. 108]; Давно было; жил-был

мужик («Илья пророк и Никола») [12, с. 32]. В процессе анализа приходим к выводу о том, что в жанре легенды

обобщенно-личные предложения выделяются из всех односоставных личных своей экспрессией: Бог дал. Бог

взял; его святая воля («Бедная вдова») [12, с. 5]. Строки из текстов легенд, в которых писатели прибегают к

обобщенно-личным предложениям, обретают народно-поэтический оттенок.

Наиболее характерной формой сказуемого в конструкциях, придающих высказываниям яркость и

экспрессивность, является форма 2-ого лица единственного числа: Бог дал. Бог взял; его святая воля («Бедная

вдова»). [12, с. 5]. Афористичность и яркость таких высказываний ставит их в ряд высокохудожественных

произведений – миниатюр русского фольклора. Наименее экспрессивны конструкции со сказуемым в форме 3-

его лица единственного числа: Льет дождь.

Безличные предложения отличаются особым разнообразием конструкций и их стилистическим

применением в речи. Среди них есть характерные для устной речи конструкции. Инфинитивные предложения

предоставляют значительные возможности для эмоционального выражения мысли в разговорной речи. Авторы

легенд обращаются к инфинитивным предложениям как к средству создания непринужденно-разговорной

окраски речи: «Ну, куда тебе со мною тягаться!». Стоят мужики бородатые, споры ведут: «Моя вера

правая. Нет, моя!» («Я маленькая еще была»). [12, с. 147].

Номинативные предложения по своей структуре как бы созданы для описания: в них заложены большие

изобразительные возможности. Называя предметы, расцвечивая их определениями, литераторы рисуют

картины природы, обстановку, описывают состояние героя, дают оценку окружающему миру: Вот там крест

стоит. А за ним мельница («Вот там крест стоит») [12, с. 12]. Номинативные предложения отражают одно

мгновение: А горы-то – это соборы Китежа («Озеро Светлояр и город Китеж») [12, с. 61]. Использование

номинативных предложений стало важным художественным приемом в текстах легенд. Номинативные

предложения используются сказителями, которые видят в них средство лаконичных и образных описаний

обобщающего характера.

Неполные предложения, представляющие собой реплики и ответы в момент беседы, характерны только

для синтаксиса устной речи. Неполные предложения, образующие диалогические единства, создаются

непосредственно в процессе живого общения:

- Вот будет урожай, так урожай! – говорит Никола.

152

- Да и мужик-то, право, хороший, доброй, набожной; Бога помнит и свтых знает! К рукам добро

достанется...

- А вот подсмотрим, – отвечал Илья, – еще много ли достанется! Как спалю я молнией, как выбью

градом все поле, так будет мужик твой правду знать, да Ильин день почитать («Илья-пророк и Никола») [12,

с. 32].

Отмечаем, что такие предложения очень часто встречаются в текстах легенд. Они помогают передать

всю живость повествования.

Язык легенд отличается сказовостью изложения материала: Этот крест, неизвестно кем он

поставленный. И когда. А там жил дед, Калина. Ну вот. И этот дед Калина часто видел: к этому кресту

приходила девка («Вот там крест стоит») [12, с. 12]. В данном примере подобные описания не отражают

динамики событий, так как номинативные предложения указывают на статическое бытие предмета.

Особое место в структуре предложений занимают части речи. Опуская все части речи, остановимся на

междометии, по своим характеристикам являющейся не самостоятельной и не служебной частью речи. С одной

стороны, междометия не имеют номинативного значения, не изменяются и не являются членами предложения,

как самостоятельные части речи. С другой стороны – не связывают члены или части предложения, как союзы,

не могут выражать зависимость одного слова от другого, как предлоги, не вносят оттенки значений в

словосочетания и предложения, как частицы.

Междометия выражают эмоции, при этом не называя их. Они являются своего рода сигналами,

отражающими реакцию человека на те или иные события, и зачастую заменяют собой как отдельные

выражения, так и целые предложения. По своему значению междометия делят на эмоциональные,

побудительные, этикетные. Помимо этого, междометия могут быть однозначными и многозначными. Однако

однозначных междометий в русском языке намного меньше, чем многозначных [2, с. 225]. Многозначность

междометий – их отличительная черта. Мы установили, что одни и те же междометия в разных предложениях в

текстах легенд могут выражать самые различные, порой даже противоположные, чувства. Междометия

становятся важным фактором в процессе формирования высказывания, делая речь информационно

насыщенной и экспрессивной. Например:– Вот будет урожай, так урожай! – говорит Никола. – Да и мужик-

то, право, хороший, доброй, набожной; Бога помнит и святых знает! К рукам добро достанется...

- А вот подсмотрим, – отвечал Илья, – еще много ли достанется! Как спалю я молнией, как выбью

градом все поле, так будет мужик твой правду знать, да Ильин день почитать («Касьян и Никола») [12,

с. 56].

Из приведенного примера видно, что одна и та же частица «вот» выражает и восхищение, и сомнение.

– Ух ты, акаянная! Заслужила казнь лютую ат матушки Пятницы («Пятница») [12, с. 77]. В данном

предложении междометия «ух», выступающее в роли частицы, усиливает выражение говорящим семантику

упрека. Самыми частыми по употреблению в текстах легенды являются междометия-частицы «ах», «ух»,

которые используется для выражения целого спектра эмоций: удивления, радости, восхищения, недовольства,

досады, возмущения, испуга. И еще одно немаловажное открытие мы сделали, исследуя междометия в текстах

легенды: по наиболее часто употребляемым междометиям мы можем определить основной тон, настроение

всего произведения.

Обращение – это самостоятельный компонент предложения, обособленный интонационно и

грамматически, служащий для обозначения лица или предмета, являющегося адресатом речи. Главными

особенностями обращений, выделяющими их среди других стилистических средств, являются экспрессивная

окраска и функционально-стилевая закрепленность. Вообще, в современном русском языке обращение

выполняет две функции, которые зачастую реализуются совместно: 1) апеллятивная (или призывная) функция;

2) экспрессивная функция. Экспрессивная функция позволяет выразить отношение говорящего к тому лицу, к

которому он обращается. Наиболее часто эта функция реализуется в бытовой сфере, а также в художественной

речи. С точки зрения автора эта функция обращений наиболее ценна Напекла вдова блинков и подчует

Спасителя и апостолов: – Кушайте, родимые, чем Бог послал... – Спасибо, бабушка, спасибо! («Бедная вдова»)

[12, с. 5].

В данном примере видно, что обращение характеризует вдову как человека доброго, отзывчивого.

Главной стилистической возможностью обращений в текстах легенд является возможность выражения

дополнительной экспрессии по отношению к объекту обращения.

Экспрессивность выражается в оценочных суждениях, которые могут быть вынесены посредством

обращений.

Например: На другой день идет мимо Илья-пророк с Николою; и говорит Илья: – Посмотри, каково

разорил я мужиково поле!

– Мужиково? Нет, брат! Разорил ты хорошо, только это поле ильинского попа, а не мужиково («Илья-

пророк и Никола») [12, с. 32].

Стоит также отметить, что нередко для придания эмоциональности речи в текстах легенды используются

как обращения слова с яркой экспрессивной окраской или образные перифразы: Вижу, батюшка, наслал

Господь Бог несчастие на тебя – все поле градом выбито, хоть шар покати! («Бог награждает бедняка»)!

[12, с. 7].

153

Ко всему прочему в связке с обращениями часто используют эпитеты. Впрочем, и сами они нередко

выступают как тропы – метафоры, метонимии: Иди сюда, борода! Та же самая экспрессия нередко

подчеркивается частицами:

Приходит старичок, милостыню просит:

– Садись, старичок, поедим вместе булочки. А старичок был Бог, ходил по земле.- Ну-ка, бабка, открой

печку-то! («Бог награждает бедняка»)! [12, с. 7]; Снова пришла Смерть к солдатской избушке и стучится в

двери. Солдат узнал свою прежнюю гостью и спрашивает:

– Что нужно?

– Да я за тобой, дружище! Теперь не вывернешься.

– А, врешь, старая чертовка! Не верю я тебе. Пойдем вместе к Богу («Вон там крест стоит») [12,

с. 12]. Перечисленные приемы призваны усиливать выразительную способность этого синтаксического приема

обращения в тексте:

– Матушка Пятница! Взмилуйся мне, памилуй меня грешную; паставлю те (тебе) свечку и другу-недругу

закажу абижать те (тебя), матушка! (Пятница). Мимо идет Касьян-угодник. Мужик не узнал его и давай

просить:

– Помогу родимой, воз вытащить!

– Поди ты! – сказал ему Касьян-угодник, – есть мне когда с вами валяндаться! Да и пошел своею

дорогою. Немного спустя идет тут же Никола-угодник. Батюшка, – завопил опять мужик, – батюшка!

Помоги воз вытащить («Касьян и Никола») [12, с. 33].

Сложное предложение по сравнению с простым предложением в основном составляет синтаксическое

образование несколько высшего уровня сложности – смысловой, грамматической и стилистической. Сложное

предложение – предложение с разным количеством самых разных предикативных частей, объединенных

связующим звеном, связующим словом или только интонационно. Почти каждую из частей сложного

предложения можно превратить в отдельное простое самостоятельное предложение [7, с. 234]: На том дело и

покончилось; смиловался Илья-пророк, перестал мужику бедою грозить; а мужик зажил припеваючи, и стал с

той поры одинаково почитать и Ильин день и Николин день («Илья-пророк и Никола») [12, с. 56].

Предикативные части сложного предложения имеют в основном строение простых предложений,

объединенных в сложное предложение – по смыслу, структурно и интонационно, образуя отдельную

коммуникативную единицу. Поэтому части сложного предложения только условно можно называть

предложениями: Вот на другой день идут вместе Илья-пророк и Никола-угодник в виде странников, и

попадается им навстречу мужик, несет две восковые свечи – одну рублевую, а другую копеечную («Илья-

пророк и Никола») [12, с. 32].

Как видно из приведенного примера, стилистика, содержание и структура сложного предложения

максимум предопределяются сущностью простых предложений, с которых оно сформировалось.

Синтаксические параллели на уровне сложного предложения прослеживаются в легенде не всегда. Часто

определенный вид сложного предложения выступает только в одном варианте и только ему присущей

стилистической сущностью: Ничего-то у ней не было; только была махонькая краюшечка хлебца, да с

горсточку мучицы; была у ней еще коровка, да и та без молока – не отелилась к тому сроку («Бедная вдова»).

[12, с. 5]. В данном примере второе простое предложение отвечает на вопрос, которым обусловлено содержание

первого, и поясняет подлежащее то. Эти простые предложения можно принять и отдельно, но при этом

частично разрушится смысл, выраженный этими простыми предложениями в сложном предложении.

Преобразования обоих предикативных частей этого предложения на отдельные простые самостоятельные

предложения требовало бы такой коренной перестройки их лексико-синтаксической сущности, в результате

которой сложноподчиненное предложение и оба простые предложения, сформированные на его основе,

оказались бы вне рамок синонимичности.

Следовательно, преобразование одного сложного предложения на два или более простых всегда

стилистически значимое. Заглянули в него: там-то срамота, там-то сквернота – жабы, змеи, лягва (лягушки),

там-то нехорошо! («Бедная вдова») [12, с. 5].

Семантика, весь смысл и стилистика сложного предложения зависят от семантики (лексического

значения) слов, входящих в его состав, и служебных слов (слова), которыми выражаются определенные

логические (смысловые) отношения между простыми предложениями – частями сложного предложения. Эти

отношения называют синтаксическими отношениями [6, с. 123]. Например: Сделали слесаря три сундука и

принесли к виселице. Царь с боярами смотрят, что такое будет, а царевич открыл сундуки и показывает: в

золотом насыпано полно золота, в серебреном насыпано полно серебра, а в деревянном накладена всякая

мерзость («Царевич Евстафий») [12, с. 108]; И незадолго до того как город ушел под землю, собрали все

драгоценности, все золото в одну бочку, выехали на середину Светлояра и прямо с лодки эту бочку сбросили

(«Град Китеж под горами») [12, с. 25].

Как видим из приведенных примеров, простые предложения в сложном предложении реализуют свое

смысловое (содержательное, логическое) значение только в совокупности. Отдельная предикатная часть

сложного предложения нередко несамостоятельная и формально, структурно, синтаксически, и в смысловом

отношении – второе предложение без первого заметно несамостоятельное и грамматически, и своим

содержанием. Оно выражает следствие того, о чем говорится в первом предложении. На грамматическую связь

между этими предложениями указывает союз и.

154

Если простым предложением (даже многословным) выражается одна относительно законченная мысль,

то сложное предложение выражает по меньшей мере два мнения в их различных взаимоотношениях. Объектом

этих мыслей есть различные явления в природе, обществе, в личной жизни и т.д. Имея (по сравнению с

простыми предложениями) большие возможности для выражения различных синтаксических отношений,

которые отражают реальные отношения между предметами, явлениями действительности, сложные

предложения вследствие этого широко используются в научной и официально-деловой речи.

Особой разновидностью сложного предложения является семантически, структурно и стилистически

весомая и оригинальная синтаксическая конструкция, напр.: Петр-Павел встречает Илью: ...Он наложил,

нажал его – и глазом не обежать, ногам не отожать это жито, какие кучи наложил («Пятница») [12, с. 77].

Развернутое сложное предложение, которое логически, по смыслу и интонацией членится на две части:

первую (предыдущую) – многословную, которая произносится с постепенным наращиванием голоса к

кульминации после слов это жито, и вторую (заключительную) «какие кучи наложил» – всегда крайне

сжатую, которая отмежевывается от предыдущей части длительной паузой (между обеими частями) и

понижением голоса, то есть интонацией [7, с. 342].

Основной причиной широкого употребления различных по строению синтаксических конструкций в

текстах русских легенд является влияние разговорного синтаксиса на письменную речь. Именно под влиянием

живой разговорной речи происходит возрастание тенденции к расчлененности синтаксиса художественных

произведений, поскольку разговорная речь изначально пользовалась такими средствами связи, как пауза и

интонация, при передаче сложностей синтаксических взаимоотношений компонентов высказывания.

Расчлененность письменной речи, по мнению В.А. Белошапковой, создается за счет увеличения длительности

пауз между компонентами синтаксического построения. В результате фразы одного высказывания в легенде

становятся более динамичными, актуализированными и экспрессивными [2, с. 431]. Частотность

сегментированных конструкций в тексте легенд объясняется индивидуальными стилистическими

особенностями художественной прозы. Язык легенды отличается отсутствием ряда приемов развернутого

описания и рассуждения (пейзаж, портрет, лирическое отступление).

Одно из основных функциональных предназначений расчлененных конструкций в тексте легенд – снятие

глубины усложненного высказывания, облегчение его восприятия. Авторская речь подстраивается под тип

мышления персонажа. С другой стороны, жанровая принадлежность текстов (рассказ и повесть) требует

«сжатия» сюжета, а значит, наличия коммуникативно-синтаксической доминанты, фокусирующей внимание

читателя на том или ином фрагменте художественной картины мира. В подобных функциях выступает в

текстах легенд парцелляция высказывания. От там крест стоит. Етот крест, неизвестно кем он

поставленый. И когда. А там жил дед, Калина. Ну вот. И етот дед Калина часто видел: к етому кресту

приходила девка («Вот там крест стоит») [12, с. 12]. Такая сегментированность речи носит характер

«разговорности». Расчлененность синтаксиса хорошо передается с помощью сегментированных и

парцеллированных конструкций. С помощью этих конструкций внимание читателя обращается на один из

компонентов высказывания, который в общем потоке речи мог бы остаться незамеченным.

Сегментированные конструкции в приведенном примере – это отчетливо двучленные построения, в

которых актуализируемая синтагма находится в абсолютном начале предложения. Первая часть этого

предложения – сегмент – выражена именительным падежом (или его эквивалентом), структурная часть

сегмента со второй – базовой – частью конструкции осуществляется с помощью местоименной (реже

неместоименной) связи – кореллята.

Парцеллированные конструкции представляют собой расчленение предложения на интонационно

обособленные отрезки. Парцелляция предполагает расчленение высказывания на неограниченное число частей.

При этом расчленении сохраняются те же отношения и формы связи, которые могли бы быть в нерасчлененной,

непарцеллированной конструкции. Парцелляты же структурно не обязательно предусмотрены. Отсекаемые

члены предложения не предусмотрены структурой базового предложения и легко могут быть изъяты, их роль

не структурная, а выделительно-акцентирующая.

В тексте легенд использование парцеллированной конструкции ведет к семантическому вычленению

элемента текста, выдвижению его в сильную позицию, то есть парцелляция становится средством передачи

скрытой авторской, индивидуализированной информации. Возможно, автор также пытается передать состояние

героев, то, что им трудно говорить, а точнее, проговаривать то, о чем они рассказывают, поскольку у них это

вызывает глубокое переживание [4, с 56]. Например: Меж тем – откуда что взялось – стало мужиково поле

поправляться; от старых корней пошли новые свежие побеги. Дождевые тучи то и дело носятся над нивою и

поят землю; чудный уродился хлеб – высокой да частой; сорной травы совсем не видать; а колос налился

полной-полной, так и гнётся к земле. Пригрело солнышко и созрела рожь – словно золотая стоит в поле

(«Илья-пророк и Никола») [12, с. 32].

Приведем следующий пример: Петр-Павел встречает мужика и говорят;

– Ты сажай на ригу только три суслона. А больше не сажай – все равно три мерки намолотишь («Илья-

пророк и Никола») [12, с. 32]. В данном примере параллелизм синтаксических конструкций несет

художественно-эмоциональную нагрузку. Он создает, как и всякий повтор, ритмическую организацию

высказывания и благодаря своему однообразию служит фоном для эмфатического выделения нужного отрезка

высказывания или слова. Его назначение – выразить языковой формой равнозначность содержания

высказывания.

155

Таким образом, первичный анализ языка легенды в синтаксическом аспекте показал сочетание разного

рода простого и сложного предложений в структуре текста, что придает языку легенды особый сказовый

характер.

1. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: ЭКСМО, 2012. 345 с. 2. Белошапкова В.А. Синтаксис // Современный русский язык. М.: Наука, 2006. 456 с.

3. Власова М.Н., Жикулина В. И. Традиционный фольклор Новгородской области. СПб.: Питер, 2006. 479 с.

4. Голуб И.Б. Стилистика русского языка. М.: Айрис-пресс, 2012. 448 с. 5. Граудина, Л.К. Беседы о русской грамматике. М.: Знание, 2009. 432 с.

6. Кожина М.Н. Стилистика русского языка. М.: Флинта, 2010. 464 с.

7. Ломтев, Т. П. Предложение и его грамматические категории. М.: Едиториал УРСС, 2011. 342 с. 8. Распопов И.П. Основы русской грамматики. Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1984. 543 с.

9. Русское устное народное творчество: хрестоматия : учеб. пособие / сост., вст, ст., коммент. В.П. Аникина. М.: Высш. шк., 2006. 1127 с.

10. Столярова Е.А. Стилистика русского языка. М.: ЭКСМО, 2011. 423 с. 11. Тихонов А.Н. Русский глагол: проблемы теории и лексихографирования. М.: Acaclemia, 2011.

12. Традиционный фольклор Новгородской области. Серия Памятники русского фольклора. Сказки. Легенды. Предания. Былички. Заговоры. По

записям 1963–1999 гг.: СПб.: Алетея, 2001. 534 с.

УДК 372.881.111.1

А.С. Самойлик МБОУ «Березовская средняя общеобразовательная школа», Березово, Россия

ТЕМАТИЧЕСКИЕ УРОКИ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА КАК СРЕДСТВО

ПОВЫШЕНИЯ МОТИВАЦИИ УЧАЩИХСЯ

Данная статья посвящена проблеме мотивации школьников к изучению английского языка и ее повышению посредством тематических уроков. Цветообозначения в различных культурах представляют особый интерес для лингвистов; поиск путей повышения мотивации определяет актуальность

исследования. В статье представлена база, этапы, цели, задачи и особенности организации тематических уроков по иностранному языку (на материале

произведения К.С. Льюиса «The Chronicles of Narnia»). Представлены формы работы, виды упражнений и различных заданий, которые были использованы в ходе реализации опытно-экспериментальной работы по повышению мотивации учащихся на среднем этапе. Особенностью данных уроков является изучение

цветообозначений с целью повышения мотивации учащихся к изучению английского языка.

Ключевые слова: мотивация, тематические уроки, цветообозначения.

A.S. Samoylik

Berezovskaya secondary school, Berezovo, Russia

THEMATIC ENGLISH LESSONS AS A MEANS INCREASE MOTIVATION OF LEARNERS The following article is devoted to the motivation of students to learn English and its increase through thematic lessons. Color terms in different cultures are of

particular interest for linguists; finding ways to increase motivation determines the relevance of the study. The article presents a framework, milestones, goals, objectives, and

especially the organization of thematic lessons in a foreign language (based on «The Chronicles of Narnia», novel by C.S. Lewis. The text describes forms of work, types of

exercises, and a variety of jobs that have been used in the course of experimental work to improve the motivation of students at the middle stage. A feature of these lessons is the

study of color terms in order to increase students' motivation to learn English.

Key words: motivation, thematic lessons, color terms.

Данная статья посвящена проблеме мотивации школьников к изучению английского языка и ее

повышению посредством тематических уроков. Одной из главных потребностей современного общества в

условиях постоянных изменений и реформирования всех его сфер, в том числе и образования, является поиск

оптимальных путей развития и повышения мотивации при изучении иностранных языков. В учебных

учреждениях на всех этапах обучения проверяются разные стратегии и пути повышения мотивации. Чем выше

мотивация обучающихся, тем плодотворней изучение любого предмета, в частности, иностранного языка.

Основываясь на данных прагмалингвистики и взяв во внимание изменившийся статус иностранного языка как

средства общения и взаимопонимания в мировом сообществе, современная методика особо подчёркивает

необходимость усиления мотивационных аспектов при изучении языка.

Иностранный язык обладает огромным потенциалом вследствие междисциплинарного использования,

раскрывает особенности культуры, философии, традиций страны изучаемого языка. Особую роль при

понимании и осознании менталитета, традиций, идеологии, образа жизни играет изучение аутентичных

художественных произведений. Именно сказки с их непринужденной формой лучше всего знакомят с

тонкостями и особенностями любого языка, помогают учащимся получать дополнительные знания,

самостоятельно знакомиться с культурой и ценностями страны изучаемого языка. Наибольший интерес в таком

изучении представляет сопоставительный анализ определенной фразеологической сферы двух языков,

отражающий реалии и быт обоих народа. Любой язык является отражением менталитета, способов восприятия

и организации мира. Не вызывает сомнение, что возможность и способность проанализировать

цветообозначения двух разносистемных языков на материале цикла произведений К.С. Льюиса «The Chronicles

of Narnia» позволит углубить знания обучающихся и одновременно способствует стимулированию и развитию

мотивации к изучению английского языка.

Тематические занятия на материале художественных произведений мотивируют и вовлекают в изучение

иностранного языка, расширяют языковой и общекультурный кругозор и способствуют быстрому и доступному

156

овладению материалом. Также они помогают наиболее полно раскрыть культуру, особенности поведения и

обычаи страны изучаемого языка.

Материалом исследования было выбрано данное произведение, поскольку с ним знакомо большинство

детей в возрасте 10–12 лет. Важно отметить доступный язык изложения произведения, тексты которого могут

использоваться при обучении на среднем этапе. Цветообозначения стали предметом исследования в связи с

тем, что вызывают наибольший интерес пятиклассников, значение изучения цветообозначающей лексики

понимается самими обучающимися, так как в повседневном живом общении цветообозначающая лексика

играет важную роль.

Вышеуказанные причины побудили нас разработать и апробировать тематические уроки для

обучающихся 5-х классов (на материале произведения К.С. Льюиса «The Chronicles of Narnia»). Занятия

разработаны благодаря обобщению следующих материалов учебных программ и пособий: Кауфман К.И.,

Кауфман М.Ю. Учебник для 5 кл. общеобразовательных учреждений [1], Кауфман К.И., Кауфман М.Ю.

Программа курса английского языка к УМК Счастливый английский. ру/ Happy English.ru для 5 кл. [2]; а также

рабочей программы для 5-х классов педагога Самойлик А.С., учителя английского языка МБОУ «Березовская

СОШ» п. Березово, Березовского района, Тюменской области.

Опытно-педагогическая работа по апробации проходила на базе муниципального бюджетного

общеобразовательного учреждения «Березовская СОШ» п. Березово, Березовского района, Тюменской области.

Исследование проводилось среди обучающихся 5-х классов. В эксперименте приняли участие 66 человек, из

них 38 мальчиков и 28 девочек в возрасте 11–12 лет.

Цель тематических уроков – расширение и углубление знаний обучающихся о цветообозначающей

лексике обоих языков, стимулирование и развитие мотивации обучающихся через знакомство с материалами

произведения К.С. Льюиса «The Chronicles of Narnia».

Практическая работа проходила в 3 этапа. На констатирующем этапе обучающимся была предложена

анкета для выявления уровня мотивации. В исследовании использовалась методика диагностики

направленности мотивации изучения предмета Т.Д. Дубовицкой, анкета состояла из 20-ти вопросов на

выявление направленности и уровня развития внутренней мотивации учебной деятельности обучающихся при

изучении ими английского языка. Анкетирование показало, что 31% обучающихся имеет внутреннюю учебную

мотивацию к изучению английского языка и у 69% обучающихся учебная мотивация внешняя (из них 8% имеет

высокий уровень внутренней мотивации, 32% – средний и 60% – низкий).

Также обучающимся была предложена анкета, составленная учителем, о героях сказки и об

использованных в ней цветообозначениях. Анкета состояла из 12-ти вопросов о героях и цветообозначениях.

Анкетирование показало, что все учащиеся знают имена главных героев произведения К.С. Льюиса.

С вопросами, касающимися описания главных героев (цвет глаз, цвет волос/шерсти, цвет артефактов),

справилось 58% учащихся. В целом, опрос продемонстрировал осведомленность ребят об именах главных

героев произведения и их внешнем виде, однако требовалось более глубокое изучение и уточнение

использованных при описании персонажей цветообозначений.

Следующим этапом было проведение тематических уроков. Занятия проводились с учащимися 5 А, Б, В,

Г, Д классов. Количественный и гендерный состав классов был следующий: 5А класс – 12 человек, (3 мальчика

и 9 девочек), 5 Б класс – 13 человек (5 мальчиков и 8 девочек), 5 В класс – 12 человек (7 мальчиков и 5

девочек), 5 Г класс – 11 человек (6 мальчиков и 5 девочек), 5Д класс – 18 человек (11 мальчиков и 7 девочек).

Всего было проведено по четыре занятия в каждом из классов. В ходе занятий обучающиеся более подробно

познакомились с цветообозначающей лексикой и с описанием персонажей произведений К.С. Льюиса.

Учащиеся работали в группах, в парах, индивидуально, выполняли разнообразные задания.

Тематические занятия включали в себя фронтальную, групповую, индивидуальную, творческую работу.

Во время занятий многие обучающиеся чувствовали себя раскованно, свободно, активно принимали участие в

выполнении заданий. Дети не боялись ошибиться или ответить не верно (не стеснялись, если предложение на

английском языке было построено неверно, стремились к коммуникации). Занятия помогли раскрыть

потенциал многих обучающихся и повысить уровень их мотивации к изучению иностранного языка благодаря

тому, что был произведен тщательный отбор лексического материала и подбор аутентичных текстов, а также

благодаря личной глубокой заинтересованности обучающихся в произведении К.С. Льюиса и желании

подробнее изучить тему «Цветообозначения».

Заключительным этапом было контрольное анкетирование, состоявшее из анкеты с вопросами,

направленными на рефлексию: понравились ли детям занятия и способствовали ли они расширению и

углублению знаний учащихся о цветообозначающей лексике обоих языков, теста на знание цветообозначений и

повторной анкеты на выявление уровня мотивации.

Результаты анкеты на рефлексию показали, что 94 % обучающихся занятия понравились (из них

мальчиков – 46 %, девочек – 48). Это свидетельствует о том, что уроки были выстроены логично, занятия были

познавательными. 97 % детей (из них мальчиков – 48 %, девочек – 49), посчитали, что такие занятия

способствуют лучшему усвоению знаний (на уроках были использованы новые методики, виды упражнений,

особое внимание было уделено аутентичности текстов); 89 % (из них 46 % мальчиков и 43 – девочек)

посчитало, что занятия помогли им расширить и углубить знания цветообозначающей лексики (это нашло

отражение в увеличении процента обучающихся, успешно справившихся с тестом на знание

цветообозначений). Повторное анкетирование с целью определения уровня мотивации дало следующие

157

результаты: 41 % обучающихся имеет внутреннюю учебную мотивацию к изучению английского языка и у 59

% учебная мотивация внешняя (из них 12 % имеет высокий уровень внутренней мотивации, 41 % – средний

уровень и 47 % – низкий).

Таким образом, данная практическая работа позволила доказать, что тематические занятия с

использованием аутентичных текстов способствуют повышению уровня мотивации обучающихся, помогают

углубить и расширить знания в рамках конкретной темы, что, в свою очередь, способствует созданию ситуации

успеха для каждого обучающегося, мотивирует детей на изучение иностранного языка, позволяет достаточно

быстро овладеть материалом, повысить познавательную активность, расширить коммуникативные

способности, повысить интерес детей к языку и учебному процессу, стимулировать самостоятельную работу по

изучению иностранного языка, учит работать в сотрудничестве.

1. Кауфман К.И., Кауфман М.Ю. – Английский язык.: Счастливый английский. ру /Happy English. ru: учебник для 5 кл. общеобразоват. учрежд

(четвертый год обучения). Обнинск: Титул, 2010, 288 с.

2. Кауфман К. И., Кауфман М. Ю. Программа курса английского языка к УМК Счастливый английский. ру/ Happy English.ru для 5–9 кл. общеобраз. учрежд. Обнинск: Титул, 2011. 120 с.

3. Lewis C. S., The Complete Chronicles of Narnia. HarperCollins Publisher, 2000. 528 c.

УДК 81.0

К.Н. Сарапульцева

Югорский государственный университет, магистрант

ДЕТСКАЯ РЕЧЬ В АСПЕКТЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

(К ВОПРОСУ ОБ ИЗУЧЕНИИ УПОТРЕБЛЕНИЯ ГЛАГОЛЬНЫХ ФОРМ)

Статья посвящена анализу особенностей овладения речью ребенком дошкольного возраста. Внимание к изучению детской речи обусловлено ее

своеобразием, в котором проявляются особенности начальных этапов формирования и развития языковой способности. Исследование особых правил овладения речью на примере глагольных форм представляется наиболее интересным.

Ключевые слова: детская речь, произношение глагольных форм, языковые способности ребенка.

K.N. Sarapultseva

Ugra state university, undergraduate

CHILDREN'S SPEECH IN THE ASPECT OF LINGUISTIC RESEARCH

(TO THE QUESTION ABOUT THE STUDY OF THE USE OF VERBAL FORMS)

This article analyzes the features of language acquisition a child of preschool age. Attention to the study of children's speech due to its originality, which are manifested

especially the initial stages of formation and development of language skills. Research specific rules language acquisition as an example of verbal forms is the most interesting.

Key words: children's speech, language abilities, especially the use of verbal forms.

Детская речь – это особый этап в овладении языком и речью, речь детей дошкольного и младшего школьного

возраста. Внимание к изучению детской речи обусловлено ее своеобразием, в котором проявляются особенности начальных

этапов формирования и развития языковой способности, когда она осуществляется по особым («невзрослым») правилам. Эти

особые правила и являются предметом лингвистического изучения.

В том, что детская речь всегда находилась на стыке интересов разных наук и, более того, изначально интересовала не

лингвистов, а специалистов других областей знания, можно убедиться, обратившись к истории ее изучения. Вначале это

были наблюдения исследователей (философов, историков, биологов, психологов, физиологов и т.д.) за развитием речи своих

детей. Первая книга подобного рода – «Наблюдения за развитием душевных способностей ребенка» – написана немецким

философом Д. Тидеманом на основе наблюдения за развитием сына от рождения до трех лет и издана в 1787 г. В дальнейшем

записи речи собственных детей публиковали известные ученые И. Тэн, Ч. Дарвин, И.А. Сикорский, В.М. Бехтерев и др. [4,

с. 78].

Лингвистическое изучение детской речи предполагает выявление ее особенностей на разных этапах овладения

родным языком: специфики используемых ребенком на том или ином этапе развития языковых средств и закономерностей

их усвоения. В лингвистических исследованиях детской речи рассматриваются разные компоненты языковой способности

ребенка. Закономерности овладения звуковой стороной речи выявляются в работах В.И. Бельтюкова, Г.М. Богомазова,

Е.Н. Винарской, А.Н. Гвоздева, А.Д. Салаховой.

А.Н. Гвоздев наметил основные периоды в формировании грамматического строя русского языка: первый – период

предложений, состоящих из аморфных слов-корней, которые употребляются в одном неизменном виде во всех случаях,

когда они используются от года до двух лет; второй – период усвоения грамматической структуры предложения, связанный с

формированием грамматических категорий и их внешнего выражения от двух до трех лет; третий – период усвоения

морфологической системы русского языка, характеризующийся усвоением типов склонений и спряжений (от трех до семи

лет). В этот период все в большей мере усиливаются все единичные, стоящие особняком формы. Раньше усваивается система

окончаний, позже – система чередований в основах.

Изучением грамматического строя речи дошкольников занимались также Ф.А. Сохин, Н.П. Серебренникова,

М.И. Попова, А.В.Захарова, А.Г. Арушанова. Последняя выделяет несколько направлений в этой работе.

158

Первое направление связано с исправлением (предупреждением) неточностей и ошибок, свойственных детям

(спряжение глаголов, множественное число и родовая принадлежность существительных, предложное управление и др.)

[2, с. 58].

Второе направление – выявление существенных звеньев механизма овладения детьми грамматическим строем,

развитие понимания грамматических форм, формирование грамматических обобщений, их абстрагирование и перенос на

новые области действительности.

Третье направление связано с выявлением педагогических условий формирования механизма грамматического

структурирования в сфере синтаксиса и словообразования [3, с. 77].

Анализу подвергалась речь племянника Никиты от года до пяти лет. В период голофраз ребенок использует

некоторое число слов, обозначающих действия. В основном это аморфные слова из языка нянь: тпруа, бай-бай, бо-бо, бах,

топ-топ и т.п. К глаголам они имеют лишь косвенное отношение, тем более что употребляются в большинстве случаев как

обозначение целых, не членимых на фрагменты ситуаций.

В период начальных двусловных предложений, к полутора годам, уже можно сказать об употреблении детьми

глаголов, которые можно считать скорее протоглаголами, т.к. они не обладают еще глагольными категориями и системой

словоизменения, свойственными глаголам в нормативном языке. И, тем не менее, внешне они выглядят как знакомые

глагольные формы, раз они содержат, кроме основы, еще и словоизменительные аффиксы. Но не нужно считать их

настоящими словоформами, скорее, их можно назвать «замороженные» формы, которые находятся в языковом сознании

ребенка, что-то не разделимое на фрагменты. Все это можно разделить две стадии употребления «замороженных» форм: на

начальной стадии ребенок не сопоставляет форму с каким-нибудь морфологическим значением, она будет как представитель

слова в целом. Так, двухлетний Никита произнес «паль», когда что-то падало, а также когда что-то могло упасть, например,

при виде пляжного зонта, качающегося на ветру. Действие еще не произошло, но есть вероятность, что произойдет.

На второй стадии ребенок уже в состоянии ощутить значение словоформы как таковой. Тот же мальчик начинает

использовать эту форму, только когда действие уже произошло, а не о том, что это предположительно произойдет. Теперь

можно сказать, что он уже осознает общую грамматическую семантику формы, хотя из-за отсутствия аналогичных форм

других глаголов и других форм того же глагола не членит эту форму, не ощущает границы между основой и

формообразовательными аффиксами [1, с. 45].

Когда ребенок употребляет в свой речи многословные предложения, появляются и морфологические оппозиции, т.е.

ряды противопоставленных форм. В течение короткого времени ребенок овладевает наиболее общими правилами склонения

существительных и спряжения глаголов. То, что оба эти важных процесса осуществляются практически одновременно,

свидетельствует о том, что в языковом сознании осуществляется важный поворот от бесфлексийной грамматики к

флексийной.

Первые глаголы, отмеченные еще в период голофраз, служат для обозначения требований: дай, дать, ди (иди) или ди

(уйди) и некоторых других [1, с. 38].

В отличие от существительных, которые, как правило, появляются сначала в форме именительного падежа,

выступающей в качестве исходной, начальной, как бы репрезентирующей слово в целом, глагол не имеет такой единой

исходной формы. Некоторые глаголы появляются в императиве, некоторые – в инфинитиве, затем возникают формы

прошедшего времени единственного числа (у одних детей, например, у Жени Гвоздева – женского рода, у других –

мужского, причем и то и другое безотносительно к роду существительного), а также третьего лица единственного числа

настоящего времени [3, с. 114].

К двум годам в лексиконе Никиты насчитывалось до 50-ти глагольных словоформ. Соотношение их было

следующим: 18 императивных форм, например: иди, писи (пиши), гани (гони); 12 инфинитивных, например: дать, пать

(спать), писать, копать (покупать), цитаць (читать); 15 форм прошедшего времени (все появились почти одновременно):

папаля (пропала), гуляла, литала, кусела (укусила), села (шела, т.е. шла) и др.; 4 формы настоящего времени: кипит, сидит,

би-сиць (бежит), лисить (лежит).

На этом этапе словарного запаса ребенка формируются первые глагольные категории. Разрозненные факты еще не

являются свидетельством наличия в языковом сознании ребенка глагольной парадигмы как таковой. Самое важное, что в

период от года до двух лет в речи ребенка уже появляются словообразовательные гнезда, или, как отмечает А.Н. Гвоздев,

пучки форм одного глагола: полосе- полосила, клади-кладит (кладет), т.е. словоформы, имеющие общую основу и

различающиеся словоизменительными аффиксами. Это уже начало некоторого осознания парадигматики русского глагола

[3, с. 54].

Американский психолингвист М. Томазелло, исследовавший освоение глаголов его дочерью Трэвис в возрасте от

года до двух лет, пришел к выводу, что каждый из глаголов включается в систему словоизменения по-своему и в

определенный момент, что формирование парадигмы осуществляется «островным» способом, т.е. складываются парадигмы

отдельных глаголов, в то время как остальные продолжают функционировать вне парадигм, затем «островки» постепенно

соединяются в «материки», формируется парадигма как таковая – в отрыве от ее конкретной лексической репрезентации [1,

с. 89].

Примерно в это же время возникают первые формообразования. К их числу можно отнести слово сёла - шёла, которое

образовано ребенком самостоятельно по аналогии с шёл. Появления новых преобразований, основанных на аналогиях,

говорят о формировании механизма глагольного словоизменения.

Кажется удивительным, что в речи двухлетнего ребенка можно услышать правильно употребленные глагольные

формы, которые принадлежат к так называемому архаическому спряжению и составляют островок абсолютной

нерегулярности в современном языке. Это глаголы дать (с его префиксальными и постфиксальными производными) и есть

(тоже с производными). Они характеризуются не только необычным соотношением основ, но и уникальностью флексий: дай,

159

ест и т.п. Между тем, в речи двухлетних зафиксировано большое число случаев их правильного употребления: ем, дам, ест и

т. п.

Но это свидетельствует только о том, что не все формы будут производимой, конструируемой заново, значительное

число форм, особенно в начальный период усвоения языка, может запомниться в языковом сознании и воспроизводиться

целиком. Дети говорят: писаю вместо пишу или едю вместо ем: «Кашку едю и на Катенъку глядю, – первое в жизни

стихотворение, сочиненное мальчиком двух с половиной лет. Наверно, форма глядю (в этом случае является инновацией

вследствие отсутствия чередования согласных) стала образцом, по которому сконструирована форма едю. Через некоторое

время происходит возвращение к автоматическому воспроизводству усвоенной формы, когда ребенок уже знаком с

некоторыми сложностями, существующими в данной области [7, с. 11].

В речевой деятельности ребенка одинаково часто встречаются как случаи, когда ему приходится, опираясь на

открытую основу, образовывать закрытую и наоборот. При этом он ориентируется на систему правил, двигаясь постепенно в

сторону все большей и большей, конкретизируя тх. Если выстроенная им основа не совпадает с существующей во взрослом

языке, возникает формообразовательная инновация.

Развитие различных компонентов речевой способности и усвоение системы языка не происходит абсолютно

симметрично: активизируется то одна структура, то другая. В момент спокойного накопления ребенком

противопоставленных форм (морфологическая сторона языка), активизируется его лексический запас. 1. Богуславская Н.Е. Детская речь и пути ее совершенствования. Свердловск: Изд-во Свердл. гос. пед. ин-та, 1989. 210 с.

2. Ветрова В.В. Ребенок учится говорить. М.: Знание, 1988. 95 с.

3. Гвоздев А.Н. Формирование у ребенка грамматического строя русского языка. М., 1949. 220 с.

4. Гвоздев А.Н. Вопросы изучения детской речи / АПН РСФСР. М., 1961. 115 с.

5. Леонтьев А.А. Исследование детской речи. М., 2003. 364 с.

6. Пупынин Ю.А. Усвоение системы русских глагольных форм (ранние этапы) // Вопросы языкознания. 1996. № 3. C. 84-95. 7. Цейтлин С.Н. Детская речь: инновации формообразования и словообразования (на материале совр. рус. яз.): дис. д-ра. филол. наук. Л.: РГПУ им. А.И.

Герцена, 1989. 128 с.

УДК 81-23

Е.Л. Телицына

Югорский государственный университет, аспирантка

ЭМОЦИОНАЛЬНОСТЬ, ОЦЕНОЧНОСТЬ И ЭКСПРЕССИВНОСТЬ

КАК ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ

Данная статья посвящена разграничению таких понятий как эмоциональность, оценочность и экспрессивность. Рассматриваются экспрессивные оттенки эмоционально-оценочной лексики.

Ключевые слова: Эмоциональность, оценочность, экспрессивность, оценка, коннотативное значение слова, денотативное значение

слова.

E.L. Telitsyna

Ugra state university, graduate student

EMOTIONALITY, EXPRESSIVITY AND EVALUATION AS A LINGUISTIC CATEGORY

This article is devoted to the distinction between concepts such as emotionality, evaluativity and expressivity. Shades of meaning of evaluative vocabulary are also considered in the article.

Key words: emotionality, evaluativity, expressivity, estimation, connotative meaning of a word, denotative meaning of a word.

Многие слова в языке не только содержат понятия, но и выражают отношение к ним говорящего, т.е.

оценочность. Так, например, белая ромашка может быть белоснежной, белёхонькой, белёсенькой, лилейной,

молочной. Такие слова эмоционально окрашены: положительная оценка отличает их от стилистически

нейтрального определения белый. Посредством эмоциональной окраски слова могут выражать и

отрицательную оценку называемого понятия: белобрысая, белесая. По этой причине эмоциональную лексику в

науке называют еще и оценочной, или эмоционально-оценочной [42].

Но очевидно, что понятия эмоциональности и оценочности нельзя считать тождественными, хотя они

тесно связаны между собой. Не все эмоциональные слова содержат оценки; есть ᅟслова, в которых оценка

составляет основу их смысловой структуры, но они не относятся к эмоциональной лексике: хороший, плохой,

радость, гнев, любить, страдать. Таковыми являются и междометия.

В современной науке с ее тенденцией к исследованиям междисциплинарного характера внимание

ученых все более концентрируется на том, как язык, объект познания, связан с его носителем – субъектом

познания, т. е. с человеком. Такой взгляд на язык, связанный с обращением к антропоцентрической и

дискурсивно-прагматической парадигмам, развивается в работах отечественных и зарубежных лингвистов:

Н.Д. Арутюновой (1988, 1999), А.Вежбицкойᅟ (1990, 1996, 1999), Е.С. Кубряковой (2001, 2004),

Ю.С. Степанова (2004), I. Breserthon (1986), Ch. Fillmor (1976, 1982) и др.ᅟ

Современная лингвистика вновь обращается к учению Вильгельма фон Гумбольдта, полагавшего, что

язык необходимо изучать в тесной связи с человеком, познающим окружающий мир. Возможность выражения

160

мнения говорящего в оценочном высказывании характеризует оценку как «суперсубъективную» категорию

мышления и языка. Многообразные функции оценки – воздействующая, дидактическая, эмотивная,

когнитивная, – определяют важность оценочных суждений в формировании способностей личности выразить

свой духовный мир, определив объекты окружающей действительности (предметы, лица, процессы, события,

факты) по нормативной шкале ценностей, сформировать свою «часть» картины мира, придать определенную

модальность изображаемому (не случайно английские психологи называют оценку одним из наиболее

регулярно осуществляющихся коммуникативных побудителей) [13, с. 342]. Изучение всех проявлений оценки в

сфере языкового сознания позволит представить особую, ценностную картину мира, которая реконструируется

в виде взаимосвязанных оценочных суждений, соотносимых с юридическими, религиозными, моральными

кодексами, содержит также систему моральных ценностей, этических норм, поведенческих правил. В

ценностной картине мира наиболее ярко отражаются специфические черты национального менталитета и

ценностные ориентиры общества. «Язык, являясь важнейшим средством общения, выражает всевозможные

оценки» [13, с. 344].ᅟ

Сопоставление русской системы ценностей с аналогичными единицами других языков позволяет

наиболее ярко представить материал русского языка, поскольку «каждая культура формирует свою уникальную

систему ценностей, приоритетов, моделей поведения» [28, с. 11]. По мнению Н.Д. Арутюновой, специфика

языкового выражения ценностного отношения к миру обусловлена социально-историческими и

национальными факторами [3, с. 8].ᅟ

Изучение категории субъективной оценки было предпринято в трудах по философии, в частности

аксиологии (Аристотель, 2007; Т. Гоббс, 1989; И.Кант, 1979; Спиноза, 1999); логике (A.A. Ивин, 2009;

М.М. Розенталь, 1971); психологии (Ю.М. Забродин, 2002; A.A. Понукалин, 2000) и собственно лингвистики в

рамках различных лингвистических подходов (В.В. Виноградов 1963; Н.Д. Арутюнова 1988, 1999; Е.М. Вольф,

1985; Ж.П. Соколовская 1999; A.A. Шахматов, 1978; С.Г. Шейдаева, 2008 и др.). Оценочная лексика

английского языка рассматривалась в монографии М.С. Ретунской (2005).

В рамках лексикологического подхода к изучению оценочности представляют интерес труды В.Г. Гака

(1977); А. Вежбицкой (1990, 1996, 1999);ᅟ В.И. Шаховского (1997, 2009); Л.П. Дроновой (2006);

синтаксического и семантико-синтаксического – A.A. Зализняк (2010), М.В. Малинович и Ю.М. Малинович

(2012), Я.В. Олзоевой (2005); с точки зрения словообразования категорию оценки рассматривают С.Г.

Шейдаева (1997), Т.П.Трошкина (2003), в гендерном аспекте – А.Н. Махмутова (2006).ᅟ

В.В. Колесов считает, что отличительной особенностью эмоционально-оценочной лексики является то,

что эмоциональная окраска «накладывается» на лексическое значение слова, но не сводится к нему:

денотативное значение слова осложняется коннотативным [19, с.34].

В свете этой концепции вполне осуществимо лингвистическое осмысление лексических способов

репрезентации категории субъективной оценки на материале русских говоров.ᅟ

С.В. Бромлей и Л.Н. Булатова в своем труде «Очерки морфологии русских говоров» (1972) в составе

эмоциональной лексики выделяют три группы.

1. Однозначные слова с ярким оценочным (коннотативным) значением. Заключенная в них оценка столь

ярко и определенно выражена, что слово просто невозможно употребить в другом значении. К ним относятся

слова-характеристики (хапуга, пустозвон, подкаблучник, разгильдяй и др.), а также слова, содержащие оценку

фактов, действий, явлений или признаков, дающие однозначную характеристику (восхитительный,

предначертание, непревзойденный, надувательство, очаровательный, безответственный, допотопный,

воодушевить, осрамить и др.). Такие слова, как правило, однозначны, т.к. выразительная эмоциональность

препятствует развитию у них переносных значений.

2. Многозначные слова, нейтральные в основном значении, но получающие качественно-эмоциональный

оттенок при переносном употреблении в качестве метафоры. Так, о человеке определенного характера можно

сказать (шляпа, тряпка, тюфяк, дуб, слон, медведь, змея, орел, ворона, петух, попугай); в переносном значении

используются и глаголы (пилить, шипеть, петь, грызть, копать, зевать, моргать). В этом случае слово,

первоначально нейтральное, становится эмоционально-оценочным исключительно из-за соответствующего

контекста (пилить мужа, проморгать автобус, напеть начальству).

3. Слова с суффиксами субъективной оценки, передающие различные оттенки чувств. Они могут

транслировать как положительную оценку (близехонько, дружочек, сыночек, дочурка, бабуля, солнышко,

травушка, аккуратненько), так и отрицательную (бородища, детина, казенщина, кулачище). Оценочный

результат здесь обусловлен не столько первичным значением слова, а самим словообразованием: одному и

тому же слову можно дать как позитивную, так и негативную оценку (стол, столик, столище). Их оценочные

значения обусловлены не номинативными свойствами, а словообразованием, так как эмоциональную

окрашенность подобным формам придают аффиксы [5, с. 67].

Эмоциональность речи нередко передается особо выразительной экспрессивной лексикой. По этой

причине по отношению к эмоционально-оценочной лексике применяют понятие экспрессивная.

Экспрессивность (экспрессия) (лат. expressio) – значит выразительность, сила проявления чувств и

переживаний. В русском языке немало слов, у которых к их номинативному значению добавляется элемент

экспрессии. Например, вместо слова хороший, приходя в восторг от чего-либо, мы говорим прекрасный,

замечательный, восхитительный, чудесный; можно сказать не люблю, но нетрудно найти и более сильные,

161

колоритные слова ненавижу, презираю, питаю отвращение. Во всех этих случаях семантическая структура

слова осложняется коннотативностью [35, с. 68].ᅟ

Слова с эмоциональной окраской могут в языке включать разнообразные оттенки, с учетом которых

формируются следующие группы слов: торжественные – глашатай, свершения, незабвенный; риторические –

соратник, чаяния, возвестить; поэтические – лазурный, незримый, немолчный, воспевать; шутливые –

благоверный, новоиспеченный; иронические – соблаговолить, донжуан, хваленый; фамильярные –

недурственный, смазливый, мыкаться, шушукаться.

Экспрессивные оттенки разграничивают слова неодобрительные – манерный, претенциозный,

честолюбивый, педант; пренебрежительные – малевать, крохоборство; презрительные – наушничать,

подхалим; уничижительные – юбчонка, хлюпик; вульгарные – хапуга, фартовый; бранные – хам, дурак [43,

сс. 83, 112, 136,165, 189].

Эта окраска, как правило, устойчива, поскольку возникает в результате того, что само значение слова

содержит элемент оценки: название предмета или явления, действия, признака осложняется оценочностью,

отношением говорящего к называемому явлению (губошлеп, разгильдяй, пустомеля). Оценочность может

достигаться при помощи суффиксов (бабуля, солнышко, цветочек). Существуют лексические единицы, заᅟ

которыми оценочность закрепилась по традиции: вития, вещать (говорить, провозглашать), взывать

(обращаться) и т. д. Все эти оттенки экспрессивной окраски слов получают отражение в стилистических

пометах к ним в толковых словарях.

Учеными доказано, что экспрессия слова нередко наслаивается на его эмоционально-оценочное

значение, причем у одних слов преобладает экспрессия, у других – эмоциональность [34]. По этой причине

часто разграничить эмоциональную и экспрессивную окраску не представляется возможным, и тогда говорят

об эмоционально-экспрессивной лексике (экспрессивно-оценочной) [35, с. 87]. Слова, близкие по характеру

экспрессивности, классифицируют на следующие группы:ᅟ

1) лексику, выражающую положительную оценку называемых понятийᅟ (высокие, ласкательные,

отчасти – шутливые);

2) лексику, выражающую отрицательную оценку называемых понятий (иронические, неодобрительные,

бранные, презрительные, вульгарные).ᅟ

На эмоционально-экспрессивную окраску слова влияет его значение. Так, резко отрицательную оценку

получили такие слова, как фашизм, сталинизм, репрессии. Положительная оценка закрепилась за словами

прогрессивный, миролюбивый, антивоенный. Даже различные значения одного и того же слова могут заметно

расходиться в стилистической окраске: в одном значении слово выступает как торжественное, высокое:

Постой, царевич. Наконец, я слышу речь не мальчика, но мужа (П.), в другом – как ироническое, насмешливое:

Б. Полевой доказал, что почтенный редактор пользуется славою ученого мужа (П.) [34, с. 88].

Развитию экспрессивных оттенков в семантике слова способствует и его метафоризация. Так,

стилистически нейтральные слова, употребленные как метафоры, получают яркую экспрессию. Окончательно

проявляет экспрессивную окраску слов контекст: в нем нейтральные в стилистическом отношении единицы

могут становиться эмоционально окрашенными, высокие – презрительными, ласковые – ироническими и даже

бранное слово (подлец, дуреха) может прозвучать одобрительно.ᅟ

Более новые работы о коннотации, гораздо глубже анализируют вопросы способов выполнения

текстообразующей функции, роли экспрессивной окраски текстовых регистров [1, 24, 32, 33].

Таким образом, эмоционально-оценочная лексика употребляется в художественной и разговорной речи в

связи с созданием эмоциональности, в публицистическом стиле – для выражения авторской позиции и

привлечения читателя. Такая лексика отражает эмоционально выраженную прагматику языка, т. е. отношение

говорящего к действительности, содержанию или адресату сообщения. ᅟ

1. Апресян Ю.Д. Исследования по семантике и лексикографии. М.: Языки славянских культур, 2009. 568 с.

2. Аристотель. Риторика (пер. О.П. Цыбенко). Поэтика. Изд. 2, переработанное. М.: Лабиринт, 2007. 256 с. 3. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. М.: Наука, 1988. 339 с.

4. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1999. 896 с.

5. Бромлей С.В.; Булатова, Л.Н. Очерки морфологии русских говоров. М.: Наука, 1972. 447с. 6. Вежбицкая А. Сравнение – градация – метафора. Теория метафоры. Москва, 1990.

7. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996. С. 231-291.

8. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М.: Языки русской культуры, 1999. 632 с.

9. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963.

10. Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. М., 1985. 195 с.

11. Гак В.Г. Сопоставительная лексикология. М.: «Международные отношения», 1977. 220 с. 12. Гоббс Т. Сочинения. Т. 1-2. М., 1989. 322 с.

13. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию М., 2000. 398 с.

14. Дронова Л.П. Становление и эволюция модально-оценочной лексики русского языка: этнолингвистический аспект. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2006. 256 с. 15. Забродин Ю. М. Психология личности и управление человеческими ресурсами. М.: Финстатинформ, 2002. 312 с.

16. Зализняк А.А. Из заметок о любительской лингвистике. М.: Русскій Миръ, 2010. 240 с.

17. Ивин A.A. Логика. Оникс, Мир и Образование, Харвест, 2009. 336 с. 18. Кант Иммануил. Проблемы теоретической философии. Тбилиси, 1979. 178 с.

19. Колесов П.В. Ораторское искусство: Говори свободно! Областников. М., 2006. 134 с.

20. Кубрякова Е.С. О тексте и критериях его определения. Структура и семантика. Т. 1. М., 2001. С. 67-78. 21. Малинович М.В.; Малинович, Ю.М Универсальные смыслы и категории в языке: классические традиции. Современность. Перспективы. Вестник

Иркутского государственного лингвистического университет. № 2 (18), 2012. С. 162-170.

http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=4014661

162

22. Махмутова А.Н. Компонентное выражение концептов мужественность/женственность: вопросы гендерной симметрии и асимметрии в языке. III

Международные Бодуэновские чтения: И.А. Бодуэн де Куртенэ и современные проблемы теоретического и прикладного языкознания (Казань, 23-25

мая 2006 г.): труды и материалы: в 2 т. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 2006. Т. 2. С. 209-211. 23. Олзоева Я.В. Инфинитивно-подлежащные предложения в системе предложений с семантикой оценки действия в современном русском языке.

Московский гос. обл. университет, 2005. 109 с.

24. Пиотровская Л.А. «Язык описания эмоций» и «язык выражения эмоций»: новое решение старой проблемы. Язык и эмоции: номинативные и коммуникативные аспекты: Сборник научных трудов к юбилею В.И. Шаховского. Волгоград: Волгоград. науч. изд-во, 2009. С. 74-85.

25. Понукалин А.А. О возможных путях эволюции общества / Эволюция человека и общества. Научные проблемы. Саратов: СГТУ, 2000. С. 9-14.

26. Ретунская М.С. Основы английской лексикологии: Курс лекций. Н. Новгород: Нижегородский гос. лингвинст-т, 2005. 180 с. 27. Розенталь М.М. История марксистской диалектики. От возникновения марксизма до ленинского этапа. М., 1971. 178 с.

28. Садохин А.П. Культурология: теория и история культуры. 2005 с.

29. Соколовская Ж.П. «Картина мира» в значениях слов: «семантические фантазии» или «катехизис семантики». Симферополь: РИО Таврического экологического института, 1999. 232 с.

30. Спиноза Б. Сочинения. В 2-х томах. Т. 2. Вступительная статья К.А. Сергеева. Изд. 2-е. СПб.: Наука, 1999. 629 с.

31. Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры: 3-е изд. М.: Академический проект, 2004. С. 151-165. 32. Трипольская Т.А. Эмотивно-оценочная лексика в свете антропоцентрических исследований. Сибирский филологический журнал. 2003. N 3-4. С. 187-197.

33. Трошкина Т.П. Словообразовательные средства создания оценочности в языке СМИ. II Международные Бодуэновские чтения: Казанская

лингвистическая школа: традиции и современность (Казань, 11-13 декабря 2003 г.): Труды и материалы: В 2 т. Под общ. ред. К.Р. Галиуллина, Г.А.Николаева. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 2003. Т. 1. С.102-104.

34. Федосюк М.Д.; Лодаженская, Т.А.;. Михайлова, О.А.; Николина, Н.А. Русский язык. М.: Наука, 2001. 145 с.

35. Черных П.Я. Сибирские говоры. Иркутск: Иркутское книжное издательство, 1973. 95 с. 36. Шахматов А.А. Русский язык, его особенности. Вопрос об образовании наречий. Очерк основных моментов развития литературного языка М., 1978. 320 с.

37. Шаховский В.И. Что такое лингвистика эмоций. Волгоград: ВГПУ, 1997. 100 с.

38. Шейдаева С.Г. История изучения русских социолектов филологами Удмуртского государственного университета. Русская речь в Удмуртии:

Межвуз. сб. статей. Выпуск 2. Ижевск, 2008. С. 36-39.

39. Breserthon I. Leaning to talk about emotions: A functionalist perspective. Child. Devel. 1986. V. 57. № 3. P. 529-548.

40. Ch. Fillmor. Frame semantics and the nature of language». In Annals of the New York Academy of Sciences: Conference on the Origin and Development of Language and Speech. Volume 280, 1976. Pp . 20-32.

41. Ch., Fillmor. Frame semantics. In Linguistics in the Morning Calm. Seoul, Hanshin Publishing Co, 1982. Pp. 111–137.

42. Эмоционально-экспрессивная окраска слов // URL:http://litmasters.ru/pisatelskoe-masterstvo/emocionalno-ekspressivnaya-okraska-slov.html (датаᅟ обр. – 24.01.16).

43. Словарь просторечий русских говоров Среднего Приобья ред. О.И. Блинова. Томск, 1977. 410 с.

163

Раздел V. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЮРИДИЧЕСКИХ И СОЦИАЛЬНО-

ЭКОНОМИЧЕСКИХ НАУК

УДК 316.334.2(571.12)

А.И. Бакшеева



студентка

ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫЙ ИМИДЖ Г. ТОБОЛЬСКА

(ПО ДАННЫМ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ОПРОСА)

В статье рассматриваются вопросы стратегии формирования историко-культурного имиджа г. Тобольска. Анализируются

компоненты имиджа города, специфика процессов, влияющих на имидж города. Ключевые слова: имидж города, Тобольск.

I.A. Baksheevа

The Tobolsk pedagogical institute. D. I. Mendeleev (branch)

Tyumen state University in Tobolsk,

student

HISTORICAL AND CULTURAL IMAGE OF THE CITY OF TOBOLSK (ACCORDING TO A

SOCIOLOGICAL POLL) The article deals with the strategy of formation of historical and cultural image of the city of Tobolsk. Analyzes

the components of the city's image, the specific processes that affect the city 's image .

Key words: image city, Tobolsk.

Имидж города – один из наиболее значимых объектов современных исследований. Под имиджем

понимают «исторически сложившийся образ города, обусловленный национальными, социальными,

культурологическими факторами, который проявляется в сопутствующих коммуникативных атрибутах» [1].

В связи с развитием Тобольска как туристического центра, формирование положительного имиджа

нашего города имеет особую актуальность. Главной целью исследования, проводимого с января по февраль

2016 г., стало выявление мнения жителей Тобольска о городе, а также факторах, влияющих на его репутацию.

В качестве метода исследования выбрано анкетирование. Анкета состоит из 20-ти вопросов. Первые

четыре вопроса отражают общие сведения о респонденте: пол, возраст, срок проживания в городе, сфера

деятельности. В опросе участвовало 150 человек по случайной выборке, в том числе 64 % женщин и 36 %

мужчин. Данный факт объясняется тем, что женщины активнее принимают участие в опросах, касающихся

жизни общества. Возраст опрошенных соответствует следующим возрастным категориям: от 16 до 25 лет, от 26

до 35 лет, от 36 до 45 лет, от 46 до 55 лет и старше. Самая многочисленная возрастная группа – население от 16

до 25 лет: в состав этой группы вошло 67 человек, или 45 % от общего числа опрошенных. Самая

малочисленная – возрастная группа старше 55 лет, в ней насчитывается 12 человек (8 % от общего числа

опрошенных). Сфера деятельности респондентов представлена следующими группами: учащиеся (31 %),

служащие (23 %), безработные (18 %), рабочие (13 %), предприниматели (9 %), занятые в научной сфере (6 %).

Вопросы основной части анкеты выявляют основные характеристики города и возможные направления

формирования имиджа г. Тобольска.

На вопрос «Кто, по вашему мнению, из ниже перечисленных влияет на имидж города больше всего?»

респондентам предлагалось выбрать один вариант ответа. Подавляющее большинство выбрали ответ

«администрация города», что составило 36 % от общего числа опрошенных. Другие популярные варианты –

«жители города» – 15 %; «СМИ» – 10 %; «бизнес» – 9 %; «работники сферы культуры и искусств» – 9 %;

«архитекторы» – 8 %; «гражданское общество» – 8 %; «городская элита» – 5 %.

По мнению жителей, деятельность руководства города в формировании положительного имиджа города

является вполне эффективной. В ходе обработки ответов на вопрос «Насколько эффективна деятельность

руководства города в формировании положительного имиджа города?», выявлено, что 17 % опрошенных

считают, что деятельность руководства «эффективна»; 41 % – «скорее эффективна»; 33 % – «скорее

неэффективна» и 9 % –«неэффективна».

Респондентам предлагалось оценить по степени значимости процессы, влияющие на имидж Тобольска,

где 5 – большое влияние, 1 – малозначительное влияние. Было выявлено 7 основных факторов, оказывающих

благоприятное влияние на формирование имиджа города в целом (см. табл. 1).

Исследование выявило, что наиболее значимое влияние на имидж города оказывают «развитие туризма»,

«действия руководства города», «работа СМИ», а самое малозначительное влияние – «проведение крупных

спортивных и социально-культурных мероприятий».

164

Таблица 1

Оценка респондентами управленческих процессов, оказывающих влияние на формирование

благоприятного имиджа Тобольска

Факторы 1 2 3 4 5

1) Действия губернатора, мэра города

и руководства города в целом

5 13 19 20 43

2) Социально-экономическая

ситуация в городе

5 9 27 48 11

3) Развитие инфраструктуры 3 12 21 49 15

4) Развитие научных достижений и

открытий

8 13 42 19 18

5) Развитие туризма 3 8 16 45 28

6) Проведение крупных спортивных и

социально-культурных мероприятий

5 12 34 34 15

7) Информационная работа с

федеральными СМИ

6 8 24 43 19

Большинство опрошенных считают, что Тобольску подходит статус центрального города Сибири,

выбирая в качестве главной характеристики города образное название «Тобольск – жемчужина Сибири».

Общеизвестно, что данный образ с XVI в. закрепился в сознании сибиряков, поскольку Тобольск выступал как

главный административный, политический и духовный центр Сибири. Далее иерархия образов–метафор города

выстраивается в последовательность: богоспасаемый град Тобольск; город, ангелу подобный; врата Азии; отец

городов сибирских; торговый, культурно-оздоровительный, промышленный центр.

Рис. 1. Метафоры и определения, характеризующие город Тобольск

Анализ ответов на вопрос «Какие самые значительные события произошли в Тобольске с момента его

создания?» показал, что 39 % связывают Тобольск со ссылкой, 24 % главным историческим событием

называют строительство Кремля. Менее популярны были другие ответы: 9 % – «строительство

нефтехимических заводов», 7 % – «прохождение Великого шелкового пути». Примечательно, что 21 % от

общего числа респондентов не смогли ответить на данный вопрос.

Чувство гордости у жителей города вызывает ряд событий местной истории, среди которых по

убыванию значимости называют: ссылку декабристов, поход Ермака, научные открытия Д.И.Менделеева,

строительство Тобольского кремля, пребывание в городе династии Романовых.

Анализ ответов анкеты показал, что респонденты ассоциируют город Тобольск с именем

Д.И. Менделеева – 58 % от общего числа опрошенных, Ермака – 11 %; П.П. Ершова – 10%; С.У. Ремезова –

8 %; А.А. Алябьева – 5 %; В.Г. Перова – 3%; А.Г. Абдулова – 1 %. Не смогли ответить на вопрос о культурных

героях города 4 % респондентов.

В общественном сознании наиболее популярны тобольские легенды о Ермаке, Сузге, приведениях в

Кремле, пребывании царской семьи, Абалакском монастыре, кремлевской лестнице. 28 % респондентов не

знаю ответа на вопрос.

165

Главной достопримечательностью города Тобольска подавляющее большинство респондентов считают

Тобольский кремль, что составило 83 % от общего числа опрошенных. Кроме того, были представлены и

другие ответы: «могилы декабристов» – 5 %, «памятники Ермаку, С.У. Ремезову, Д.И. Менделееву» – 4 %,

«места, свидетельствующие о пребывании в Тобольске Романовых» – 3 %, «православные храмы» – 2 %,

«Абалакский монастырь» – 1 %.

Подавляющее большинство жителей считают «сердцем» Тобольска основной визуальный символ города

– Тобольский кремль. Так ответили 87 % опрошенных от общего числа респондентов. Так же в ответах были

представлены другие варианты: «река Иртыш» – 7 %; «жители Тобольска» – 5 %; «ТРЦ Жемчужина Сибири» –

1 %.

Далее респондентам предлагалось перечислить популярные тобольские бренды. Анализ данного вопроса

показал, что самым популярным брендом является «ТРЦ Жемчужина Сибири» – 25 % от общего числа

опрошенных, так же респонденты выделили «тобольские молочные продукты» – 20 %; «косторезные изделия»

– 18 %; «тобольские ковры» – 10 %. Значительная часть респондентов затруднилась ответить на данный вопрос

(40 %).

По мнению анкетируемых, главными достоинствами города являются «история Тобольска» – 30 %

ответов опрошенных; «тобольский кремль» – 24 %; «архитектурная красота города» – 13 %; «расположение

города» – 11 %; «река Иртыш» – 10 %; «шаговая доступность» – 3 %; так же 9 % не смогли ответить на данный

вопрос.

К главным недостаткам Тобольска жители относят плохую работу управляющей компании – 31 %,

отсутствие парков – 25 %, плохое освящение улиц – 21 %, отсутствие работы – 11 %, грязь – 7 %; отсутствие

мест для проведения свободного времени и отдыха – 4 %. Остальные не нашли недостатков в городе (1 %).

На следующий вопрос – «Что, на Ваш взгляд, может сделать имидж города более привлекательным для

жителей?», – подавляющее большинство ответили «создание парков для отдыха», что составило 36 %. Также

были представлены следующие ответы: «проведение культурно–развлекательных мероприятий» – 29 %;

«строительство развлекательных центров для детей» – 11 %; «строительство аквапарка» – 4 %; «развитие

туризма» – 3 %; «снижение цен на товары и услуги» – 7 %; и 10 % не смогли ответить на данный вопрос.

Интересно, что 91 % опрошенных затруднились ответить на вопрос «Чем жители города Тобольска

отличаются от жителей других городов?», а 9 % респондентов ответили «ничем». Следовательно, можно

предположить, что тоболяки чувствуют некоторое затруднение с определением собственной региональной

идентичности. При всех позитивных оценках города, на вопрос о смене места жительства 64 % опрошенных

высказались, что хотели бы поменять место жительства, 33 % – не хотели бы; 2 % – затруднились ответить; 1 %

отметили, что «уже поздно».

По мнению местного населения, для того, чтобы сделать Тобольск привлекательным, необходимо

устранить коммунальные проблемы, решить вопросы трудоустройства, организовать досуг жителей.

Для городской культурной имиджевой стратегии необходимо исследование составляющих образа

города. От этого зависит его инвестиционная привлекательность, конкурентоспособность среди других

городов. Проведенное исследование выявило, история Тобольска является базой для создания различных

образных представлений о городе и обладает значительным потенциалом для проектирования его имиджа.

Благодаря развитию туризма, работе администрации и СМИ в сознании тоболяков закрепились следующие

исторические образы: «Тобольск – жемчужина Сибири», «Тобольск – тюрьма», «Тобольск – родина

Д.И. Менделеева», «Тобольск – город, не убивший царя». Сегодня репрезентация этих образов успешно

осуществляется в туристской индустрии. Однако для формирования стратегии развития имиджа города

целесообразно также более активно использовать составляющие образа города, связанные с современной

историей Тобольска.

1. Спирченко М.А. Образ, имидж и брэнд туристского города. // URL: http://book.uraic.ru/ (дата обр. – 10.02.16).

УДК 34

А.В. Горяева

Алтайский государственный университет,


ОТВЕТСТВЕННОСТЬ В ОБЛАСТИ ОБЕСПЕЧЕНИЯ СОХРАННОСТИ

АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

Проблема обеспечения сохранности является актуальной на данный момент. Известно немало случаев нарушений нормативно-

правовых актов в области хранения документов, работы с ними. Нарушения, как правило, связаны уничтожением, кражей, потерей, порчей,

не соблюдением условий хранения. Нормативно-правовые акты Российской Федерации устанавливают требования к условиям хранения,

сроки хранения. Ключевые слова: обеспечение сохранности, ответственность.

166

A.V. Goryaeva

Altai state university, student

RESPONSIBLE IN ENSURING THE SAFETY OF ARCHIVAL DOCUMENTS

The issue of preservation is relevant at the moment. There are many cases of violations of legal acts in the field of storage of documents,

work with them. Disorders, usually associated with destruction, theft, loss, damage, compliance with storage conditions. Normative legal acts of the

Russian Federation establishes requirements to the storage conditions, the shelf life. Key words: preservation, responsibility.

На сегодняшний день действует огромное количество негосударственных организаций. В широкий круг

их деятельности, помимо экономической, юридической и иной, входит обеспечение сохранности документов.

Согласно статье 17 Федерального закона «Об архивном деле в РФ» все юридические лица должны исполнять

специально разработанные правила хранения, комплектования, учета и использования документов независимо

от формы собственности.

В современной судебной практике известно немало случаев нарушений нормативно-правовых актов в

области хранения документов, работы с ними. Нарушения, как правило, связаны с уничтожением, кражей,

потерей, порчей, несоблюдением условий хранения. Законодательство Российской Федерации устанавливает

требования к условиям хранения, сроки хранения. Несоблюдение данных норм ведет к ответственности,

которая может стать реальной проблемой для предприятия. Ответственность может быть уголовной,

административной, гражданской, все будет зависеть от степени причиненного вреда.

Проблема обеспечения сохранности является актуальной на данный момент. Она заключается в том, что

многие юридические лица безответственно относятся к документам, их хранению. Как правило, у многих

организаций в приоритете экономическая деятельность. Архивные документы остаются без должного

внимания.

Важнейшим документов, предусматривающим ответственность, является Федеральный закон «Об

архивном деле». Согласно статье 27 № 125-ФЗ «Об архивном деле в Российской Федерации» за нарушение

правил хранения и уничтожения документов предусматривается гражданско-правовая, административная и

уголовная ответственность. Ответственность может быть возложена на юридических и должностных лиц, в

частности, руководителя организации или главного бухгалтера, а также других граждан, виновных в нарушении

законодательства в данной области [4].

Гражданским кодексом Российской Федерации предусмотрена ответственность за нарушения хранения

документов. Гражданско-правовая ответственность за нарушение архивного законодательства носит

компенсационный характер. Чаще всего наказание будет в виде штрафа, материальное взыскание в виде

возмещения штрафа. В случае серьезных нарушений может быть предусмотрена серьезная ответственность.

Так, например, согласно статье 240, в случаях, когда собственник культурных ценностей, отнесенных к особо

ценным и охраняемым государством, бесхозяйственно содержит эти ценности, что грозит утратой ими своего

значения, такие ценности по решению суда могут быть изъяты у собственника путем выкупа государством или

продажи с публичных торгов [1].

Административное наказание связано с наложением штрафов. За нарушение должностными лицами

правил хранения, комплектования и учета архивных документов налагает штраф в размере 300-500 рублей [2,

ст. 13.20]. За грубое нарушение правил ведения и представления бухгалтерской отчетности – штраф составляет

2000-3000 рублей [2, ст. 15.11]. Умышленные уничтожение или порча документа, удостоверяющего личность

гражданина (паспорта) либо небрежное хранение документа, удостоверяющего личность гражданина

(паспорта), повлекшее утрату документа, удостоверяющего личность гражданина (паспорта), влечет

предупреждение или наложение административного штрафа в размере от 100 до 300 рублей [2, ст. 19.16].

При совершении организацией двух или более правонарушений штрафные санкции взыскиваются за

каждое правонарушение в отдельности. При этом следует учитывать, что уплата штрафа не освобождает

предприятие от обязанности устранить нарушение.

Наряду с административной, за данные нарушения также предусмотрена налоговая ответственность. В

Налоговом кодексе Российской Федерации установлены большие санкции к организациям-нарушителям. Так, в

случае утраты, которая повлекла занижение налоговой базы, организация должна будет заплатить штраф в 20 %

от суммы неуплаченного налога, но не менее 40 тысяч рублей [3, ст. 120].

Уголовная ответственность может быть наложена за уничтожение, повреждение официальных

документов, а также за непредставление их налоговой службе. В зависимости от тяжести нарушения виновное

лицо может быть наказано штрафом, исправительными или принудительными работами или лишением

свободы. Согласно статье 325 Уголовного кодекса Российской Федерации похищение, уничтожение,

повреждение или сокрытие официальных документов, штампов или печатей, совершенные из корыстной или

иной личной заинтересованности, наказываются штрафом в размере от 200 до 500 минимальных размеров

оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от 2 до 5 месяцев, либо

исправительными работами на срок до 2 лет, либо арестом на срок до 4 месяцев, либо лишением свободы на

срок до 1 года [5, ст. 325].

Следует отметить, указанные санкции не налагаются, если документы утеряны вследствие чрезвычайных

ситуаций (кража, пожар, затопление и др.). Но в данных случаях необходимо предъявить доказательства.

167

Такими доказательствами могут быть справка из полиции о возбуждении уголовного дела по факту кражи

документов с их описью, справка от пожарных и т.д. Но следует иметь в виду, если документы хранились в

помещении, в котором не были установлены средства пожарной безопасности, то это не будет чрезвычайной

ситуацией, форс-мажором, это будет нарушением условий хранения. Аналогичная ситуация будет с кражей.

Таким образом, настоящее законодательство предусматривает ответственность за нарушение в области

хранения документов, работы с ними. Но размер штрафа является небольшим. Судебная практика показывает,

что штрафы порой составляют 300 рублей и организации проще заплатить штраф, чем оборудовать архив.

Предусмотренные наказания порой не меняют ситуации, организации продолжают недобросовестно относиться

архивным документам. Поэтому выходом из данной ситуации являются изменения в законодательстве.

1. Гражданский кодекс Российской Федерации (Часть первая): Федеральный закон от 30.11.1994 №51-ФЗ (в ред. от 06.04.2015) // Собрание законодательства РФ. 1994. 5 дек.

2. Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях: Федеральный закон от 30.12.2011 №195-ФЗ (в ред.02.05.2015) //

Парламентская газета. 2002. 5 янв. 3. Налоговый Кодекс Российской Федерации (Часть первая): Федеральный закон от 05.08.2000 №117 –ФЗ (в ред.02.05.2015) // Собрание

законодательства РФ. 2000. 15 дек.

4. Об архивном деле: Федеральный закон от 22 октября 2004 г. N 125-ФЗ (в ред.04.10.2014) // Парламентская газета. 2004. 27 окт. 5. Уголовный кодекс Российской Федерации: Федеральный закон от 13.06.1996 №63-ФЗ (в ред. 30.03.2015) // Собрание законодательства РФ. 1996. 17 июня.

УДК 332.81

Н.В. Гущина, О.С. Кудинова



СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ

ЖИЛИЩНО-КОММУНАЛЬНОГО ХОЗЯЙСТВА

В статье рассмотрены актуальные вопросы функционирования жилищно-коммунального хозяйства малого города. Авторы

акцентируют внимание на необходимости повышения качества услуг ЖКХ и обслуживания на фоне увеличения их стоимости. На основе

анализа данных социологического опроса выявлены наиболее значимые для потребителей направления улучшения состояния сферы ЖКХ. Ключевые слова: жилищно-коммунальное хозяйство, качество услуг, обслуживание потребителей, капитальный ремонт.

N.V. Gushchina, O.S. Kudinova

The Tobolsk pedagogical institute named D.I. Mendeleev (branch)


SOCIO-ECONOMIC ASPECTS OF FUNCTIONING OF HOUSING AND COMMUNAL SERVICES

The article considers topical issues of functioning of housing and communal services of the small city. The authors emphasize the need to

improve the quality of housing services and maintenance in the background increase their value. Based on the analysis of the data of a sociological

survey identified the most significant for consumers is the direction of the improvement of the housing sector. Key words: housing and communal services, quality of services, customer service, repaire.

Сфера жилищно-коммунального хозяйства долгое время остается одной из проблемных в социально-

экономическом плане. По-прежнему остро для многих, особенно молодых семей, стоит вопрос обеспеченности

жильем. Но главным является организация и качество обслуживания объектов жилья, а также объектов

социально-культурного и бытового назначения. Условия жизни людей во многом зависят от рационального и

эффективного функционирования сферы жилищно-коммунального хозяйства. Содержание многоквартирного

дома, своевременное проведение ремонтных и профилактических работ по устранению мелких неисправностей,

обеспечение чистоты придомовой территории и парадных – это достаточно существенные затраты, которые

несут все собственники жилья сообща. Выполнением такого рода работ занимаются управляющие компании,

заключающие договоры с ремонтными и обеспечивающими предприятиями города.

Таким образом, «жилищные услуги – это услуги, которые оказывает предприятие (исполнитель) по

поддержанию и восстановлению надлежащего технического и санитарно-гигиенического состояния здания,

сооружений, оборудования, коммуникаций и объектов коммунального назначения. В многоквартирных домах

жилищно-коммунальные услуги предоставляются товариществами собственников жилья (жилищно-

строительными кооперативами) или управляющими компаниями, при непосредственном управлении возможен

вариант представлениями ЖКУ самими жильцами»[2].

В нашем городе на сегодняшний день насчитывается более 20-ти ЖКХ и ТСЖ. Информация о них

находится в открытом доступе на официальном сайте администрации города Тобольска [1].

Жителям предоставляются все услуги, предусматриваемые работой ЖКХ. Для того чтобы понять,

удовлетворены ли жители города предоставляемыми услугами в городе проводятся различные мероприятия,

например, собрание собственников жилья. Все интересующие вопросы жители могут задать по телефону или

письменному обращению в управляющую организацию.

Для того, чтобы выяснить степень удовлетворенности жителей города услугами ЖКХ, нами было

проведено исследование. Оно было направлено на выявление проблем в оказании услуг ЖКХ путем опроса,

168

анкетирования. Данные опроса позволяют определить, насколько жители нашего города удовлетворены

работой ЖКХ.

Анализ полученных данных позволил выявить достаточно низкий уровень удовлетворенности горожан

работой служб жилищно-коммунального хозяйства. Так, например, 40 % принявших участие в опросе

респондентов отметили, что неудовлетворенны качеством услуг ЖКХ, считают качество «хорошим» – 10 %

опрошенных. Одна треть участников опроса получают услуги ЖКХ своевременно, две трети (66,6 %) –

несвоевременно. Наиболее проблемными респонденты считают состояние крыши и подъездов в их домах (по

26,7 % ответов за каждый из указанных вариантов). Придомовая территория и подвал также требуют

благоустройства (примерно по 13,3 %). При ответе на вопрос о необходимости улучшения услуг ЖКХ в каком-

либо из указанных направлений, респондентами были отмечены: проведение капитального ремонта (33,3 %),

осуществление текущей уборки и санитарно-эпидемиологической обработки мест общего пользования (23,3 %).

По результатам исследования было выявлено, что две трети респондентов регулярно обращаются с

жалобами на качество и своевременность получаемых ими услуг ЖКХ. Оценка респондентами ответов на свои

запросы и жалобы показала, что 23,3 % обращающихся с жалобами, вынуждены были делать несколько раз,

чтобы получить ответ на свой запрос, 20 % заявителей считают полученный ответ «отпиской», полностью

удовлетворены работой служб ЖКХ по жалобе – 16,6 %, не получили ответа и получили несоответствующий

запросу ответ – по 3,3 % респондентов. Культура общения и время ожидания своей очереди остаются самыми

неприятными моментами в процессе взаимодействия исполнителей и потребителей услуг ЖКХ, по мнению

большинства участников опроса.

На наш взгляд, при сохранении текущей ситуации, уровень недовольства потребителей качеством,

ассортиментом, своевременностью услуг и обслуживания в сфере жилищно-коммунального хозяйства будет

расти. Это связано с ежегодным повышением оплаты за предоставляемые услуги и их части. На фоне общей

экономической нестабильности снижению социальной напряженности могло бы способствовать повышение

качества услуг ЖКХ, повышение социальной активности населения – создание товариществ собственников

жилья с функциями контроля и управления многоквартирным домом.

1. Сайт Администрации города Тобольска // URL: http://www.admtobolsk.ru/jhkh/ (дата обр. – 20.12.15) 2. Жилищно-коммунальные услуги // URL: https://ru.wikipedia.org (дата обр. – 19.12.15)

УДК 34

Т.Л. Замалутдинова



ИСТОРИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ЮВЕНАЛЬНОЙ ЮСТИЦИИ

На основе исторических данных автор проводит исследование с целью выявления истоков и предпосылок возникновения института ювенальной юстиции в мире. Анализирует созданные в разных зарубежных странах процессуальные механизмы оказания правовой

помощи несовершеннолетним гражданам, совершившим преступление. В статье выдвигаются предположения о возрождении ювенальной

юстиции в рамках российского законодательства с учетом как собственного, так и иностранного исторического опыта. Ключевые слова: ювенальная юстиция, защита детей, несовершеннолетние, преступность, уголовная ответственность, суд

T.L. Zamalutdinova

The Tyumen state university

THE HISTORY OF JUVENILE JUSTICE

Based on historical data the author carries out research to identify the origins and background of the juvenile justice institution in the world.

Analyses created in different foreign countries, procedure mechanisms for providing legal aid to minors who have committed a crime. The article has

been suggested about revival Juvenile Justice within the framework of Russian legislation, taking into account both their own and foreign historical experience.

Keywords: juvenile justice, child protection, minors, crime, criminal responsibility, the court.

В настоящее время юристы, практические работники органов внутренних дел, политические деятели и

даже граждане, не имеющие юридического образования, знают о появлении в Российской Федерации нового

института по осуществлению правосудия в отношении несовершеннолетних граждан. А, именно, речь идёт об

институте ювенальной юстиции, который призван защитить интересы несовершеннолетних и максимально

снизить количество совершаемых ими преступлений. Конечно, это не все цели, которые поставлены перед

ювенальной юстицией в России. Но для того, чтобы понять, как именно она будет существовать в рамках

нашего законодательства и практики, необходимо, безусловно, обратиться к истокам этого процессуального

явления. Ведь знание предмета даёт в руки ключ к раскрытию сущности и содержания самого явления.

Поэтому в своей научной статье я хочу уделить внимание истории возникновения ювенальной юстиции в

зарубежных странах. Её исторический опыт и нормативно-правовая база на протяжении длительного времени

сложно формировались за рубежом.

https://ru.wikipedia.org/

169

Как подтверждают древние памятники законодательства, изученные учёными разных стран, на

протяжении нескольких эпох положение несовершеннолетних перед законом и судом было абсолютно

бесправным. От античного мира и вплоть до XIX века ответственность за преступления несовершеннолетних

ничем не отличалась от уголовной ответственности, которую несли взрослые, причем особенности психики

никак не учитывались при назначении наказания детям. А всё потому, что на тот момент отсутствовало

правовое и социальное понятие детства. Поэтому несовершеннолетние и приравнивались к взрослым

преступникам.

Но обозначенный нами временной промежуток, на мой взгляд, слишком широк. Римлянами

предпринимались попытки оградить несовершеннолетних от жестокой кары. Защита этой категории граждан

возникла в Риме не в уголовном, а в гражданском праве. Поэтому некоторые учёные, в том числе и А.М. Рабец,

полагают, что защиты детей в суде не было [6, с. 355]. Действительно в уголовном судопроизводстве, как это

ни странно, не было. Но ярким примером является принцип «Прощения наказания», который был закреплён в

основе Римского права в Законе XII таблиц. Он подразумевал освобождение от ответственности главным

образом несовершеннолетних, поэтому его иногда переводят как «Прощение, оправданное

несовершеннолетием». Более того, в указанном выше законе содержалось выражение, из которого становилось

ясно, какие преступления являлись умышленными, а какие нет. И применительно к этому указывалось, что

несовершеннолетний, признанный психически незрелым, нёс наказание в уменьшенном размере. Нельзя не

признать, что эти положения явились зародышем формирования института ювенальной юстиции, но содержали

далеко не исчерпывающие и достаточные для правовой защиты детей основания [4, с. 28].

Более жестокими по отношению к несовершеннолетним были средневековые правовые акты, которые

игнорировали детство как особое состояние человеческой личности. Морис и Энрика Вейяр-Цибульские,

исследовав эту эпоху, отмечают, что нередки были случаи применения смертной казни даже к детям младшего

возраста. Семилетних содержали в тюрьмах вместе со взрослыми преступниками, а также к ним допускались

пытки. Дальнейшее развитие уголовного правосудия всё больше отклонялось от принципа «Прощения

наказания» и погрязло в мрачной эпохе средневековья [1, с. 541].

Во второй половине XIII в. выдающийся английский юрист П. Кинг провёл исследование и определил,

что правовая незащищённость в Англии детей младших возрастов, находящихся в тюрьмах, является

абсолютной. Он выявил, что большую часть из них составляли мальчики самого младшего возраста, а также

девочки с 10 до 13 лет. И, конечно, все они содержались в одном помещении вместе со взрослыми

заключёнными [5, с. 3].

Вплоть до середины XIX в. дети не имели никакой правовой защиты. Даже в такой прогрессивной стране

как США в это время действовали законы, которые устанавливали равную для всех лиц уголовную

ответственность в рамках единой судебной процедуры.

Конечно, всё это было неверно, жестоко и несправедливо. И наконец, возникло новое течение в

социологии и психологии, завладевшее умами учёных в Америке и Европе, что и послужило одной из

предпосылок возникновения правового интереса к защите детей, а в последующем к формированию

специального ювенального законодательства и зарождению института ювенальной юстиции. Они коренным

образом изменили не только представление о несовершеннолетнем возрасте, но и цели, задачи уголовного

права и процесса в отношении несовершеннолетних. В начале 1880-х годов возникла «Современная школа

уголовно-правовых наук», которая положила начало изменениям в уголовном процессе и праве. По мнению ее

представителей, являлось необходимым введение принципа индивидуализации мер воздействия в зависимости

от особенностей личности преступника и его восприимчивости к воспитанию.

Следующей предпосылкой распространения идей защиты детей при осуществлении уголовного

судопроизводства явились изменения конца XIX – начала XX вв. Эти изменения произошли сначала в

экономической, затем в политической сферах жизни ряда европейских стран и США. Этот период

характеризуется большим количеством бездомных подростков и детей, высоким уровнем детской

преступности. Система борьбы с преступностью перестала действовать, прежние методы борьбы с

несовершеннолетними не способствовали перевоспитанию детей, а их совместное содержание в тюрьмах со

взрослыми закаляло их и позволяло обмениваться преступным опытом молниеносно. Цивилизация сделала

огромный шаг вперед по пути формирования и развития в качестве спасительного средства ювенальной

юстиции. В 1824 г. в Нью-Йорке впервые был учрежден детский реформаторий для того, чтобы уберечь их от

совместного содержания в тюрьмах со взрослыми [7, с. 54]. Уже в 1831 г. в штате Иллинойс начал действовать

закон, в соответствии с которым наказание несовершеннолетних за определенные виды преступлений должно

было отличаться от наказания взрослым.

Один из первых ювенальных судов был создан в Чикаго в 1899 г. Как пишет Л.М. Васинцева,

неформальный контакт судьи с несовершеннолетним стал важной частью процедуры, так как было необходимо

добиться включения ребенка в реабилитационный процесс [1, с. 541]. Более того, воспитательные учреждения в

период действия первых ювенальных судов находились под патронажем благотворительных организаций.

Таким образом, успехи судов были обусловлены следующими факторами: личным характером работы судьи с

несовершеннолетним преступником и участием в такой работе по реабилитации последнего многочисленных

общественных организаций. Реабилитационная работа была способом личностного участия представителей

граждан и организаций в поиске выхода из сложной ситуации в жизни ребенка. Эта деятельность включала в

себя: неформальный контакт судьи и ребёнка, попечительский надзор, работу с его родственниками

170

(родителями). При этом ювенальная юстиция включала в себя огромный спектр значимых подростковых

ситуаций: бездомность, прогулы в школах, нарушение режима школьного учреждения, конфликты в семье

ребёнка, преступления и правонарушения. Как итог, в первый период деятельности ювенальных судов в США

начали проводить работу с теми детьми, которые выделялись своей негативной социализацией. К сожалению,

позже и мотивы личного участия и неформальной заботы о подростках были утрачены под давлением

общественности, которая яро требовала покончить с несовершеннолетней преступностью. Поэтому в

большинстве штатов США, начиная с 1980-х гг., постепенно была ликвидирована значительная часть системы

ювенальных судов.

По примеру США в начале XX в. в таких европейских странах, как: Англия, Канада, Бельгия, Франция,

Греция, Нидерланды, Россия, Польша, Египет, Япония, Швейцария и в некоторых других – также были созданы

подобные суды. Стоит проанализировать зарубежный опыт организации ювенальных судов, и тогда можно

заметить, что в тех странах, где они существуют, часто установлен низкий возрастной ценз уголовной

ответственности. Так в Шотландии – 8 лет, а в Северной Ирландии, Англии – 10 лет. При всём этом к

несовершеннолетним преступникам применяются суровые меры уголовной ответственности и даже

пожизненное лишение свободы [1, с. 542].

В Шотландии вообще сложилась особая система ювенальной юстиции, которая носит больше

административный характер. Там существуют особые комиссии, которые проводят «слушание по делам детей».

Коллегия состоит из представителей общественности, которые прошли специальную подготовку. После того,

как будут проведены беседы с ребёнком, его родителями, педагогами, работниками социальной сферы,

принимается решение о мерах воздействия. И это решение может быть обжаловано в суд.

В Германии, Австрии, Испании, Португалии, кантонах немецкой Швейцарии функции ранее

существующих опекунских судов были соединены с функциями судов по делам несовершеннолетних.

Некоторые же страны пошли по пути создания специализированных составов судей по делам

несовершеннолетних. Так произошло в Ирландии, Италии, Греции и Японии.

Что касается развития института ювенальной юстиции в России, то, по мнению отечественных учёных,

российская модель, во многом вобравшая опыт Чикагского суда, была крайне удачной. Как отмечает

А.М. Рабец, до 70 % несовершеннолетних правонарушителей «детские суды» отправляли не в тюрьмы, а под

надзор попечителей, наблюдавших за их поведением, тогда как суд рассматривался как орган социального

попечения о несовершеннолетних [6, с. 360]. В России первый автономный суд по делам несовершеннолетних

был учреждён в Санкт-Петербурге 22 января 1910 г. Такая практика получила широкое распространение и уже

к 1917 г. такие же суды были образованы в Москве, Киеве, Харькове, Риге, Томске, Одессе и Саратове.

Интересен вопрос о том, кто осуществлял функции судьи в этих судах. Этим занимался специальный мировой

судья, которых разрешал дела о преступлениях несовершеннолетних и взрослых подстрекателей подростков. К

юрисдикции «детского суда» не относились вопросы опекунского или гражданского производства.

В 1913 г. к компетенции суда были отнесены дела о беспризорных несовершеннолетних в возрасте до 17

лет. В то время уголовная ответственность в отношении несовершеннолетних применялась лишь к лицам,

достигшим 10-летнего возраста, кроме того, предусматривался особый режим уголовной ответственности

лицам, совершим преступления «без разумения» в возрасте от 10 до 17 лет. Те же, кто совершал преступления

«с разумением», отправлялись в исправительные заведения для несовершеннолетних или подлежали

заключению на срок, который определял суд, но не более, чем до 18-летнего возраста, в особые помещения,

устроенные для них при тюрьме или доме для арестованных по приговорам мировых судей.

П.И. Люблинский обобщил свои исследования феномена преступности несовершеннолетних до и после

создания в России ювенальной юстиции и сделал выводы об исторической ценности тогда еще новой судебной

юрисдикции [3, с. 3]. На мой взгляд, его выводы актуальны и важны для юристов даже в XXI в.

А) Главное значение создания судов по делам несовершеннолетних состоит в том, что они получают

функцию изучения несовершеннолетних правонарушителей и причин их правонарушения.

Б) Не менее важно было влияние вновь созданной ювенальной юстиции на уголовную политику

государства в отношении несовершеннолетних. Хотя в законах и были отдельные охранительные нормы в

отношении детей и подростков, все же в целом уголовная политика применительно к «ранней преступности»

несовершеннолетних была карательной и осуществлялась с помощью наказания. Смягчение её произошло

именно под флагом ювенальной юстиции.

В) Деятельность судов для несовершеннолетних во всех странах представила специалистам полную и

регулярную судебную статистику, которая свидетельствовала в пользу новых судов, подтверждая их

эффективность [2, с. 16].

Несмотря на такой, казалось бы, положительный эффект в деятельности ювенальных судов в российской

действительности XX в., ювенальная юстиция прекратила своё существование по декрету Совнаркома РСФСР

от 14 января 1918 г. «О комиссиях для несовершеннолетних», где была заменена иной системой, которая

являлась, по мнению ее создателей, более гуманной и приспособленной для пробации с детьми. Вся система,

которая строилась почти десятилетие, была в корне изменена. С судебной формы рассмотрения дела в

отношении несовершеннолетнего перешли на комиссионную, в составе комиссии обязательно был врач и

представители трёх ведомств: общественного призрения, юстиции и просвещения. Они либо освобождали

несовершеннолетних, либо направляли их в так называемые «убежища» наркомата, в зависимости от тяжести

содеянного. Заседания комиссий были публичными, разрешалось присутствовать даже прессе. Но специалисты

171

неюридического профиля, которые были членами таких комиссий, нередко принимали незаконные решения.

После такого опыта, в 1920-е гг. Россия снова вступила на путь возрождения модели ювенальной юстиции. А

именно в УПК РСФСР (в редакции от 1923 г.) была сформулирована такая модель, которая включала в себя

правила подсудности дел о несовершеннолетних, требования, предъявляемые народным заседателям,

председательствующим в судах с участием несовершеннолетних, сроки рассмотрения дел. Крайне странно, что

в последующих нормативных актах данная модель должного развития не получила. и правосудие было

переориентировано из восстановительного в карательное.

Возрождение идей ювенальной юстиции приходится в России на 1990-е гг., в связи с изменениями в

политической, социальной, экономической и культурной жизни страны. Правовой курс Российской Федерации,

к счастью, не изменился, и сейчас большое внимание уделяется разработке федеральных и авторских проектов

законов в области ювенальной юстиции, формированию почвы для последующей их практической апробации.

1. Васинцева Л.М. Исторический путь ювенальной юстиции // Вестник МГТУ. 2006. Т. 9. № 4. С. 541-543.

2. Галкин А. Возвращение ювенальной юстиции в Россию // Российская юстиция. 2002. № 7. С. 15-17.

3. Люблинский П.И. Суды для несовершеннолетних в Америке как воспитательные и социальные центры. М., 1911.

4. Мельникова Э.Б. Ювенальная юстиция: Проблемы уголовного права, уголовного процесса и криминологии: Учеб. пос. М.: Дело, 2001. С. 28-29.

5. Пиджаков А.Ю. Исторические корни ювенальной юстиции. // Вопросы ювенальной юстиции. 2006. № 1(6). С. 3.

6. Рабец А.М. Ювенальное право Российской Федерации. М.: Юрайт, 2012.

7. Чашин А.Н. Ювенальная юстиция. М.: Дело и Сервис, 2014.

УДК 316.334.3

Р.М. Камалетдинова


Тюменский государственный университет в Тобольске,

студент

ОБЗОР ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА И ЛИТЕРАТУРЫ ПО ПРОБЛЕМЕ ИССЛЕДОВАНИЙ

ПРАВОНАРУШЕНИЙ В ОТНОШЕНИИ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ

В статье представлен краткий обзор нормативно-правовых документов, отражающих права детей и регулирующих взаимоотношения между детьми и их законными представителями. Автор анализирует научную литературу по проблеме исследования и

определяет приоритетные области исследования правонарушений в стране, а также рассматривает меры, проводимые государством в целях

профилактике правонарушений. Ключевые слова: правонарушения, несовершеннолетние, дети-сироты, нормативные документы.

R.M. Kamaletdinova



student

REVIEW OF LEGISLATION AND LITERATURE ON THE PROBLEM OF RESEARCH

OF OFFENSES AGAINST MINORS

This paper presents an overview of legal documents that reflect the rights of children and regulate the relationship between children and their

legal representatives. The author analyzes the scientific literature on the research problem and determine the priority areas for investigation of offenses in the country, and considers measures undertaken by the State for the purpose of crime prevention.

Key words: crime, minors, orphans, regulations.

Дети – это наше будущее, о котором взрослые должны заботиться, учитывая их права. В отчете органов

прокуратуры субъектов Российской Федерации за 2015 г. зафиксированы нарушения прав несовершеннолетних

различного характера. В 2015 г. органами прокуратуры Мурманской области в части соблюдения прав

несовершеннолетних выявлено 5 599 нарушений закона. Более 18 тыс. нарушений прав несовершеннолетних

выявили в Подмосковье. По данным прокуратуры Новосибирской области 10 657 нарушений – несоблюдение

прав и интересов несовершеннолетних. Статистические данные Тюменского региона также не утишающие, о

чем свидетельствует состоявшееся в конце 2015 г. в Тюмени собрание родителей на тему «Актуальные вопросы

защиты прав и интересов семьи и детей в Тюменской области». Проблема, которую рассматривали

собравшиеся, была посвящена «изъятию детей» из семьи и внедрением ювенальных технологий

(«использования ремня в воспитательных целях») в сфере образования и социальной защиты населения как в

России, так и в Тюменской области, а также вопросы. Результатом данного собрания стало принятие резолюции

о внесении поправок в ФЗ № 442 «Об основах социального обслуживания граждан в РФ», против проекта

федерального закона «О предупреждении и профилактике семейно-бытового насилия», против введения

ювенальной юстиции [4, c. 6].

Учитывая данную статистку и активность общественности в регионе, можно сделать вывод, что тема

«прав несовершеннолетних» на сегодняшний день является одной из значимых и актуальных.

Согласно нормативным документам, несовершеннолетним является «человек, не достигший

восемнадцатилетнего возраста» [3, c. 3]. Права несовершеннолетних защищены многими нормативными

172

документами международного, государственного и регионального уровня. К международным правовым актам

следует отнести такие наиболее распространенные, как Декларация прав ребенка (1959 г.), Минимальные

стандартные правила ООН, касающиеся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (1985 г.,

или Пекинские правила), Конвенция ООН о правах ребенка (1989 г.), Всемирная декларация об обеспечении

выживания, защиты и развития детей (1990 г.), и др. В нормативных документах обращается внимание на

личную свободу ребенка, на признание его полноценным гражданином своего государства, а также на то, что

«Государство обязано сделать так, чтобы ни один ребенок не был подвергнут пыткам или другим жестоким,

бесчеловечным или унижающим достоинство видам обращения или наказания; ни один ребенок не был лишен

свободы незаконным или произвольным образом; каждый лишенный свободы ребенок имел право на

незамедлительный доступ к правовой и другой соответствующей помощи» [3, c. 29].

Начиная с 1993 г. на территории Российской Федерации принято более 200 нормативных правовых

актов, затрагивающих все сферы жизнедеятельности семьи и детей и нацеленных на усиление мер их

социальной защиты, включая федеральные законы, указы Президента РФ, постановления Правительства РФ и

др. [3, c. 6] Особенно важное значение имеет принятие следующих нормативно-правовых актов: Конституция

РФ, Семейный кодекс РФ, Гражданский кодекс РФ, Уголовный кодекс РФ, Федеральный закон от 24 июля

1998 г. N 124-ФЗ «Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации», Федеральный закон от 24

июня 1999 г. N 120-ФЗ «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений

несовершеннолетних», Федеральный закон от 21 декабря 1996 г. N 159-ФЗ «О дополнительных гарантиях по

социальной поддержке детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей», Федеральный закон от

24.04.2008 N 48-ФЗ «Об опеке и попечительстве» и др.

Семейный кодекс РФ разделяет права несовершеннолетних детей на два вида: личные неимущественные

и имущественные права [4, с. 15]. К личным неимущественным правам несовершеннолетних детей относятся:

право жить и воспитываться в семье (ст. 54 СК РФ); право на общение с родителями и другими родственниками

(ст. 55 СК РФ); право на защиту (ст. 56 СК РФ); право выражать свое мнение (ст. 57 СК РФ); право на имя,

отчество и фамилию (ст. 58 СК РФ).

Семейный кодекс РФ не только наделяет ребенка соответствующими правами, но и предусматривает

гарантии их осуществления. Одной из таких гарантий является закрепление в статье 56 СК РФ права ребенка на

защиту своих прав и законных интересов.

Статья 56 СК РФ устанавливает, что непосредственная защита прав и законных интересов ребенка

должна осуществляться родителями или лицами, их заменяющими (то есть усыновителями, опекунами,

попечителями, приемными родителями), а в прямо предусмотренных СК РФ случаях – органами опеки и

попечительства, прокурором и судом. Если ребенок, оставшийся без попечения родителей, находится в

воспитательном учреждении или в учреждении социальной защиты, то защита его прав и интересов возлагается

на администрацию этих учреждений согласно статье 147 СК РФ.

Ребенок независимо от возраста вправе самостоятельно принимать некоторые меры в случае нарушения

его законных прав и интересов. Например, при злоупотреблениях со стороны родителей, а также при

невыполнении или ненадлежащем выполнении родителями обязанностей по воспитанию, образованию ребенка.

В таких ситуациях ребенку предоставлено право обратиться в орган опеки и попечительства, а по достижении

четырнадцати лет – в суд. Родители могут быть привлечены к административной или уголовной

ответственности. Ребенок может быть незамедлительно отобран у родителей органом опеки и попечительства

при непосредственной угрозе жизни ребенка или его здоровью (ст. 77 СК РФ), а сами родители – лишены или

ограничены в родительских правах в судебном порядке (ст.ст. 69, 73 СК РФ).

Вместе с действующими федеральными законами, принимаются специальные акты, защищающие права

детей. В частности, Указом Президента РФ от 1 июня 2012 года № 761 была принята Национальная стратегия

действия в интересах детей на 2012–2017 гг. В этом документе представлен подробный анализ ситуации о

положении детей в стране и указы задачи, которые необходимо незамедлительно решать. Главная задача

Стратегии – определить основные направления и задачи государственной политики в отношении детей и

ключевые механизмы ее реализации, основанные на общепринятых международных стандартах. В последнее

время защита детства и обеспечения его защиты стало приоритетным направлением работы правительства.

Проблемы детства и пути решения нашли свое отражение в Концепции долгосрочного социально-

экономического развития РФ на период до 2020 г., Концепции демографической политики России до 2025 г.

Изучая литературу по теме исследования, можно выделить две большие группы работ, рассматривающих

проблему «прав несовершеннолетних». Во-первых, работы рассматривающие проблемы нарушения прав детей

в семье, родителями или близкими людьми: Л.Н. Гришина «Семейное насилие над детьми как нарушение прав

ребенка». Во-вторых, работы, посвященные правам детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей

(Г.В. Вяткина «Об имени, родине и международном усыновлении», Т.Н. Матюшева «Эволюция статуса детей-

сирот и детей, оставшихся без попечения родителей»).

В рамках этих двух групп можно выделить несколько теоретических аспектов исследования проблемы

нарушения прав в отношении несовершеннолетних. Во-первых, проблему регулирования имущественных

споров с участием детей (А.А. Незнамова «Практика разрешения имущественных споров, связанных с

нарушением прав детей», С.А. Смольникова «Проблемы обеспечения жильем детей-сирот и детей, оставшихся

без попечения родителей» и др.).

173

Во-вторых, проблемы нарушение прав детей в социально-культурной сфере и пути их решения

(Н.В. Гайсак «Права на образование детей с нарушением развития и социальной адаптации», В.И. Кожарская

«Создания системы укрепления», В.А. Великанова «Особенности прав ребенка в медицине»). В этой группе

исследователи рассматривают проблемы связанные с нарушением прав детей в системе воспитания,

образования, медицинского обслуживания, т.е. те проблемы, которые являются необходимыми для

полноценного развития личности ребенка как гражданина общества.

В настоящее время на территории РФ проводятся мероприятия, направленные на защиту и охрану прав

несовершеннолетних. В частности, Указом Президента РФ от 1 июня 2012 г. №761 была принята Национальная

стратегия действий в интересах детей на 2012–2017 гг. В этом документе представлен подробный анализ

ситуации о положении детей в стране и указаны задачи, требующие своего незамедлительного решения.

Обеспечение благополучного и защищенного детства нашло свое отражение в Концепции долгосрочного

социального-экономического развития в период до 2020 г., Концепции демографической политики РФ на

период до 2025 г., Программы по профилактике рецидивной преступности и правонарушений

несовершеннолетних в Тюменской области «Подросток и закон» на 2013–2015 г. Целью, которой является

профилактика правонарушений и преступлений среди несовершеннолетних, в том числе повторных,

социализация и адаптация несовершеннолетних, совершивших преступления, правонарушения.

Среди действующих мер, направленных на защиту несовершеннолетних в РФ: комендантский час;

инклюзивное образование; возрастное ограничение на алкогольные, табачные изделия, в кинотеатрах, кафе,

программах TV и др.

Необходимо дальнейшее исследование прав несовершеннолетних. Для решения проблем защиты прав

детей необходимы: реализация воспитательной функции государства, повышение уровня жизни населения,

повышение правовой культуры граждан, принятие новых законов, система мер по их реализации, создание

системы мониторинга процесса правового воспитания, привлечение к этому широкой общественности.

1. Заряев А.В., Малков В.Д. Ювенальное право. М.: Юстицинформ, 2005. 320 с.

2. Конвенция о правах ребенка (одобрена Генеральной Ассамблеей ООН 20 ноября 1989 г.). Ратифицирована Постановлением ВС СССР 13 июня 1990 г. № 1559-1 // СПС Консультант Плюс // URL:http://www.consultant.ru/ (дата обр. – 23.12.15)

3. Певцова Е.А. Международно-правовые и юридические аспекты защиты прав детей // Вестник международного юридического института, 2015. № 2. С. 100–114.

4. Пост-релиз Общегородского Собрания Родителей Тюмени, 7 сентября 2015 г. // URL: http://www.garant.ru/hotlaw/federal/ (дата обр. – 17.02.16.) 5. Семейный кодекс Российской Федерации от 29.12.1995 N 223–ФЗ (ред. от 30.12.2015) //

URL:http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?base=LAW;n=154792;req=doc (дата обр. – 23.01.16.)

УДК: 343.163.

Т.П. Кленская



ПРОЦЕССУАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ И ТАКТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ

ПОДДЕРЖАНИЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО ОБВИНЕНИЯ

В данной статье рассмотрены проблемы использования тактических приемов и криминалистических рекомендаций в деятельности

прокуроров при поддержании государственного обвинения. Проанализированы доводы о возможности использования ими методик расследования уголовных дел и сделан вывод о том, что деятельность прокурора при поддержании государственного обвинения гораздо

шире деятельности, которую описывают такие методики. Ввиду этого сделан вывод о необходимости разработки специальных тактических

приемов, рекомендаций и методик для поддержания государственного обвинения. Ключевые слова: Прокурор, тактические приемы, методика поддержания государственного обвинения, судебное следствие,

криминалистические рекомендации.

T.P. Klenskaya

Tyumen state university, undergraduate

THE PROCEDURAL AND TACTICAL ISSUES THE SUPPORT OF THE STATE PROSECUTION

This article describes the problems of uses tactics and forensic advice for prosecutors, while maintaining the state prosecution. We analyzed

the arguments about the possibility of use criminal cases investigation methods by them and concluded that the work of the public prosecutor, while

maintaining the state charges, are much wider than methods describe by these techniques. In conclusion we explained the need for develop special

tactics, guidelines and procedures for maintenance of public prosecution.

Key words: prosecutor, tactics techniques, the technique of maintaining public prosecution, judicial investigation, forensics recommendations.

Изменения, внесенные в УПК РФ в 2007 и 2010 гг., породили дискуссию по вопросу функций и задач,

осуществляемых прокурором в российском уголовном процессе. Основным направлением изменений стала

досудебная стадия, в то время как стадия рассмотрения уголовного дела судом не претерпела существенных

изменений. В связи с этим авторами делается вывод о смещении направления деятельности прокурора в

сторону судебного следствия. Поддержание государственного обвинения прокурором в настоящее время

регулируется нормами УПК РФ, однако некоторые аспекты не имеют нормативно-правовой регламентации.

Речь идет о методиках поддержания государственного обвинения как о системе теоретических положений и

http://www.consultant.ru/

http://www.garant.ru/hotlaw/federal/

http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?base=LAW;n=154792;req=doc

174

рекомендаций, использование которых направлено на повышение уровня плодотворности работы прокурора в

стадиях подготовки и рассмотрения уголовного дела судом первой инстанции, разрешение типичных

проблемных вопросов, возникающих в деятельности прокурора на данных стадиях процесса.

Уголовно-процессуальное право и криминалистика, являясь науками криминального цикла, неразрывно

связаны друг с другом, призваны изучать признаки преступления. Доказывание же является основной частью

уголовного процесса, направленной на изобличение лица виновного в совершении преступления и вместе с тем

изучается криминалистикой в свете определения направления и создания возможностей осуществления

деятельности по доказыванию вины. Деятельность прокурора на стадии судебного следствия направлена на

осуществление уголовного преследования лица, виновного в совершении преступления. Таким образом,

прокурор, выполняя роль государственного обвинителя, руководствуется уголовно-процессуальным и

криминалистическим подходами к доказыванию.

Выделение Следственного Комитета РФ из органов прокуратуры в качестве органа осуществляющего

предварительное следствие по уголовным делам и сужение полномочий прокуроров на досудебной стадии

привело к снижению уровня практической подготовки прокуроров, снижению уровня криминалистических

познаний. Такая ситуация затрудняет надлежащее осуществление прокурорского надзора на досудебной стадии

уголовного процесса за органами осуществляющими предварительное расследование, своевременное

выявление недостатков расследования, обеспечение их устранения, что в дальнейшем влечет возникновение

затруднений в рассмотрении уголовных дел судом.

Изучая данный вопрос, многие авторы предлагают руководствоваться государственным обвинителям

методикой расследования преступлений. Однако такой подход не возможен по ряду причин. В. Исаенко и

Г. Белова указывают: «Методика предварительного расследования включает в себя выдвижение и проверку

версий, собирание, проверку и оценку доказательств в условиях, когда не всегда известно лицо, в отношении

которого ведется уголовное судопроизводство. В суде ее основное содержание – представление доказательств и

их исследование (причем в последнем принимает участие несравнимо более широкий круг участников

процесса), участие в исследовании доказательств, представленных стороной защиты» [1]. Под методикой

поддержания государственного обвинения в суде необходимо понимать систему обоснованных и выявленных

практикой рекомендаций, использование которых позволит оптимизировать осуществление прокурором

возложенных на него задач на стадии рассмотрения уголовного дела в суде, исключить ошибки, в результате

которых уголовное дело возвращается прокурору. Применение подобных методик призвано обеспечить

планомерное и последовательное осуществление прокурором, возложенных на него функций.

Использование прокурором в своей деятельности методик расследования преступлений допустимо и

закономерно на стадии утверждения обвинительного заключения, при изучении материалов уголовного дела с

целью установления полноты расследования, допустимости и достаточности собранных доказательств и иных

обстоятельств, составляющих предмет доказывания. Кроме того, необходимо отметить, что для надлежащего

выполнения функции по поддержанию государственного обвинения прокурор должен не только изучить

обстоятельства совершенного деяния, но и осуществлять надзор за органами предварительного расследования.

Так О. Коршунова отмечает: «Возможности государственного обвинителя по исследованию события

преступления существенно отличаются от возможностей следователя или дознавателя. Следователь или лицо,

производящее дознание, прежде всего, изучает объективную реальность – событие конкретного преступления

или серии взаимосвязанных преступлений. Прокурор, осуществляющий надзор за законностью расследования,

и государственный обвинитель в пределах своей компетенции, а также исходя из целей и задач своей

деятельности, должны познать не только само событие преступления как явление объективной реальности, но и

основные характеристики процесса познания следователя (дознавателя), а также полученные ими результаты и

сделанные ими выводы. В противном случае невозможно определить, насколько правильно и всесторонне

исследовано событие преступления на досудебных стадиях уголовного судопроизводства, насколько адекватно

отражены результаты этого познания в материалах уголовного дела» [2, с. 30].

Также В. Исаенко и Г. Белова описывают практику проведения в Академии Генеральной прокуратуры

РФ деловых игр, «в процессе которых обучающиеся не только проявляют свои знания, умения и навыки в

отведенных им ролях, но с большим желанием оказывают помощь другим слушателям, активно обсуждают

варианты решений, проявляют элементы сотрудничества, делового соперничества, заинтересованности в

результатах качественного завершения этого учебного мероприятия» [1]. При этом перед проведением таких

игр формируется учебное уголовное дело, доказывание по которому должно иметь особенности, которые

заставят участников искать решение непростых ситуаций, возникающих в процессе рассмотрения уголовного

дела в судебном заседании.

Непосредственному проведению таких деловых игр предшествует тренинг слушателей по следующим

вопросам: 1) вступительное заявление государственного обвинителя; 2) допрос подсудимого прокурором;

3) допрос прокурором потерпевшего и свидетелей обвинения; 4) представление прокурором суду заключений

экспертов и вещественных доказательств; 5) участие прокурора в судебных прениях. Проведение тренингов и

деловых игр основывается на методических рекомендациях, разработанных в стенах Академии Генеральной

прокуратуры РФ.

В. Исаенко и Г. Белова отмечают, что значимость проведения таких мероприятий состоит в том, что

позволяет практическим работникам прокуратуры по-новому взглянуть на проблемы правоприменения.

175

Участники, которые задействованы в деловой игре в качестве слушателей, могут со стороны оценить умения

коллег, свои знания, умения, навыки и подчерпнуть для себя полезную информацию.

Нередко прокуроры в ходе поддержания государственного обвинения сталкиваются с психологическими

проблемами и барьерами на своем пути. Проведение подобных учебных мероприятий призвано помочь

участникам таких тренингов преодолеть трудности общения.

Вышесказанное подтверждает необходимость криминалистической разработки рекомендаций для

прокуроров, осуществляющих государственное обвинение.

Б.А. Тугутов отмечает необходимость разработки таких рекомендаций и предлагает выделить в них три

раздела. Первый раздел должен включать в себя общие рекомендации, касающиеся участия прокурора в

судебном следствии в качестве государственного обвинителя. «Сюда входят: а) планирование участия

прокурора в исследовании доказательств в суде; б) методика представления суду доказательств, собранных

предварительным следствием; в) методика и тактика исследования доказательств в типовых, наиболее сложных

следственных ситуациях (восполнение в суде пробелов предварительного следствия; устранение существенных

противоречий между различными доказательствами; исследование доказательств, изменившихся в судебном

разбирательстве по сравнению с предварительным следствием)» [3]. Второй раздел должен содержать

рекомендации по поддержанию государственного обвинения по отдельным категориям дел. Выделение этого

раздела обуславливается существенными особенностями судебного следствия по некоторым преступлениям,

ввиду которых помещение их в раздел с общими рекомендациями не возможно. К таким делам Б.А. Тугутов

относит, например, уголовные дела о преступлениях против половой неприкосновенности несовершеннолетних

и малолетних лиц. В третью группу рекомендаций автор предлагает поместить рекомендации о тактике

проведения отдельных процессуальных действий при проведении судебного следствия. Необходимость

выделения этой группы рекомендаций объясняется тем, что проведение отдельных процессуальных действий

направленных на исследование достоверности доказательств, полученных в ходе досудебного расследования,

затрудняется в условиях сильного противостояния со стороной защиты. В таких ситуациях применение

методик расследования преступлений практически не возможно.

Необходимо подчеркнуть, что применение прокурором, поддерживающим государственное обвинение,

методик поддержания государственного обвинения не противоречит сути правосудия и судебного следствия.

Разработка и использование подобных методик призваны обеспечить процессуальную экономию, исключить

вынесение оправдательных приговоров из-за ошибок государственного обвинителя на стадии рассмотрения

уголовного дела судом. Прокурор при этом не обязан строго следовать данным методикам. Они выступают

лишь в качестве отправной точки, призваны обогатить знания и опыт прокурора, помочь принять решение на

основе обобщенного, научно осмысленного опыта.

Таким образом, деятельность прокурора, получившего уголовное дело с обвинительным заключением,

носит многоаспектный характер. В первую очередь прокурор должен проверить данное уголовное дело в

уголовно-процессуальном аспекте, то есть соответствия проведенных следственных мероприятий нормам УПК

РФ, а собранные по делу доказательства с точки зрения допустимости, достоверности и достаточности. Кроме

того, прокурор может в ходе этой деятельности опираться на криминалистические методики расследования

уголовных дел, что поможет ему выявить недостатки проведенного расследования. Также видится

необходимой разработка методик по конкретным видам преступлений, с выявлением наиболее частых и

типичных ошибок предварительного расследования. Соперничество сторон в стадии рассмотрении уголовного

дела судом и отсутствие тактических приемов государственного обвинения может повлечь возникновение у

суда сомнений относительно обоснованности предъявляемого обвинения. Поэтому криминалистическая

составляющая в деятельности прокурора должна проявляться как на досудебной стадии уголовного процесса,

так и в стадии рассмотрения уголовного дела судом.

Усовершенствование методики поддержания государственного обвинения, разработка новых

рекомендаций и тактических приемов направлены на укрепление принципа состязательности в современном

уголовном процессе, повышение профессионального уровня прокуроров, выступающих в суде на стороне

обвинения.

1. Исаенко В., Белова Г. Методика поддержания государственного обвинения // Доступ из справочно-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 24.01.16).

2. Руководство для государственных обвинителей: криминалистический аспект деятельности / под ред. О.Н. Коршуновой. СПб.: «Юридический центр

Пресс», 2003.

3. Тугутов Б.А. Криминалистические аспекты поддержания государственного обвинения // Доступ из справочно-правовой системы

«КонсультантПлюс» (дата обр. –: 24.01.16).

176

УДК 3.34.340

И.А. Турбало



студент

К ВОПРОСУ ОБ УЧРЕЖДЕНИИ ПЕРВОГО ДЕТСКОГО СУДА В РОССИИ

В статье дается описание организации первого детского суда в Санкт-Петербурге. Рассмотрены результаты его работы в 1910 г. В статье также содержатся статистические данные о несовершеннолетних, дела которых были в производстве в этом суде.

Ключевые слова: первый детский суд, П.И. Люблинский, Н.А. Окунев, Санкт-Петербургское Юридическое Общество.

I.A. Turbalo



ON THE ESTABLISHMENT OF THE FIRST CHILDREN'S COURT IN RUSSIA

The article gives a brief description of the organization of the first children's court in St. Petersburg . We consider the results of his work in

1910 . The article also contains statistical data on minors whose cases were in production in this court.

Key words: first children's court, PI Lublinskiy, NA Okunev, St. Petersburg Law Society.

Вопрос об организации детских судов в России был поднят в 1904 г. членом Санкт-Петербургского

Общества Патроната, профессором кафедры уголовного права Павлом Исааковичем Люблинским [4, с. 75].

Профессор публикует ряд статей о зарубежной практике учреждения детских судов в «Журнале Министерства

Юстиции». С 1908 г. П.И. Люблинский выступает с докладами о них в Санкт-Петербургском Юридическом

Обществе и на съезде представителей исправительных заведений в Москве, где была высказана идея

учреждения особых судов для несовершеннолетних, которые приближались бы к типу опекунских учреждений,

преследующих цель воспитать и исправить подростков, совершивших преступления [2, с. 110].

Уже с 1 октября 1908 г. при Обществе Патроната была избрана комиссия по вопросу введения в

судебную систему детских судов. В ее состав вошли П.И. Люблинский, И.Я. Фойницкий, Санкт-Петербургский

мировой судья Н.А. Окунев и А.М. Белямин. Итогом работы Комиссии стало заключение о возможности

внедрения специализированных судов.

Основным источником, регулирующим положение несовершеннолетних, должен был стать закон от

2 июня 1897 г. «Об ответственности малолетних и несовершеннолетних».

С 1 ноября 1909 г. началось слушание дел о несовершеннолетних отдельно от других в камере

Н.А. Окунева. А Детский суд был открыт 21 января 1910 г. в Санкт-Петербурге [2, с. 78] . Первым детским

судьей был назначен Н.А. Окунев, изучавший опыт организации специализированных судов для

несовершеннолетних в Америке и Англии.

В структуру суда кроме единоличного мирового судьи входили попечители и врачи. Попечители

разделялись на «платных» и «бесплатных». Врачи, в том числе психиатры, принимали участие на

еженедельных совещаниях попечителей.

Первое рассмотрение дела в детском суде состоялось 22 января, на следующий день после его открытия.

Заседания были закрытыми и проходили при участии единоличного мирового судьи и нескольких попечителей.

В зале не было ни скамей, ни перегородок. После допроса подсудимого, а также после вынесения решения, он

выводился через отдельные двери.

Суд имел возможность при доказанности вины малолетнего отложить окончательное вынесение решения

по делу на несколько месяцев. На этот период к виновному назначался попечитель. Если малолетний в течение

всего срока вел себя хорошо, то суд на новом заседании выносил решение об отдаче виновного под

ответственный надзор.

В обратном случае, судья был уполномочен вынести решение о помещении малолетнего в приют для

подследственных, причем до истечения срока попечительства и без участия подсудимого.

Для несовершеннолетнего нахождение в приюте для подследственных заканчивалось одним из трех

вариантов:

- последующее помещение его в исправительные колонии, приюты;

- подсудимого могли отпустить на попечение, при соблюдении условия хорошего поведения и

обеспечения подсудимого работой законными представителями;

- при достижении мальчиками 15 лет их отправляли в тюрьму на срок не более чем 6 месяцев.

Также согласно законодательству начала XX в. несовершеннолетние не могли ночевать в полицейском

участке. После сбора всех необходимых сведений ребенок передавался законным представителям или в приют

для подследственных [4, с. 80].

За первый год существования детского суда в Санкт-Петербурге обнаружились недостатки,

выражающиеся в необходимости учреждения заведений для устройства беспризорных детей; увеличения

количества исправительных колоний, дабы не помещать детей в тюрьмы; организации таких квартир, куда

могли бы доставлять детей вместо полицейских участков.

177

Следует отметить, что внедрение в судебную систему детских судов повлекло изменения и в вопросе об

организации приютов для несовершеннолетних. Например, 1 января 1910 г. был введен в действие

воспитательно-исправительный приют для мальчиков на 25 человек. Расширен с 30 до 60 человек

воспитательно-исправительный приют для девочек. Санкт-Петербургским Обществом Патроната организовано

общежитие для мальчиков на 10 человек. Мужским Тюремным Комитетом открыт приют на 100 человек для

мальчиков 14-17 лет. Комиссией при Градоначальнике по вопросу борьбы с нищенством детей поднят вопрос

об устройстве воспитательно-исправительных приютов для нищенствующих детей [4, с. 87].

По словам председателя Гродненского окружного суда Михаила Антоновича Горановского,

«нищенствующие дети – это сироты, брошенные на произвол чёрствым людским эгоизмом, дети разврата и

босяцкой среды, посылаемые самими родителями на нищенский промысел» [1, с. 199].

27 марта 1911 г. Н.А. Окунев выступил с докладом о результатах деятельности детского суда на

заседании Санкт-Петербургского Общества Патроната. Из него следует, что за 1910 г. на рассмотрении суда

было 5 437 дел, из них 532 дела с предыдущего года было передано сюда со всех мировых участков.

Малолетних привлекалось 4 196 чел.: 3 869 мальчиков и 327 девочек. Число дел не соответствовало числу

подсудимых, так как многие привлекались несколько раз.

Подробные сведения собирались попечителями о детях, уличенных в краже, мошенничестве и растрате.

Всего за 1910 г. было 1 500 дел, которые приходились на 1 150 детей, из них 117 девочек. Из этого количества

детей 240 судились от 2 до 7 раз. Подсудимых в возрасте 16 лет насчитывалось 365 человек, 15-летних – 294,

14-летних – 219, 13-летних – 125, 12-летних – 73, 11-летних – 38, 10-летних – 41.

На момент совершения преступлений училось всего 5 % детей, 35 % были ремесленники, 12 % заняты в

торговле, 48 % не имели занятий или занимались нищенством, а девочки еще и проституцией. Сверх того, в

59 % случаев было отмечено плохое влияние товарищей [3].

Интересными представляются примеры проявления детской преступности, приведенные

П.И. Люблинским. Рассмотрим некоторые из них:

«Обвиняемая, девочка 15 лет, живет при матери и отчиме. Условия невыносимые. Отчим пристает с

грязными предложениями, так что раз она шла даже топиться, но спасли. Мать говорит про отчима: "Первый

муж мне был от Бога, а, второй, должно быть, от дьявола". Обвинение возбуждено за кражу двух рублей, по

жалобе потерпевшего. Обвиняемая утверждает, что эти деньги были ей даны самим потерпевшим, который

встретил ее на Невском и сжалился над ее бедственным состоянием; но, когда она отказалась пойти за ним, то

он заявил полицейскому, что эти деньги она у него украла. Потерпевший подал письменное заявление о

прекращении дела. Судья отдает обвиняемую под присмотр матери и попечительницы. Через некоторое время

от члена общества защиты детей от жестокого обращения к судье поступает заявление о жестоком обращении

матери с обвиняемой. На суде выясняется, что жестокого обращения нет, а мать, понимая очень узко свои

обязанности ответственного присмотра, почти не выпускает дочь из дома и часто бранит за упущения, но, как

замечает сама обвиняемая, "бранит за дело". Судья хочет взять девочку от матери, но последняя заявляет, что

нашла для дочери жениха. До свадьбы обвиняемая поручается надзору попечительницы. По выходу замуж дело

прекращено».

«Крестьянский мальчик 14 лет. Рассказывает свой проступок следующим образом: «Был я в бане.

Выхожу, вижу – украли мою одежду, оставив мне какую-то рвань. Зло меня взяло. Встретив первого мальчика

на улице, я сорвал с него шапку. Тут же меня задержал городовой». Отдан под присмотр попечительницы. Она

дала ему 35 коп. на пищу. Через несколько дней является в камеру сам с небольшим лотком. Купил на эти

деньги мелкого товару и теперь "разжился". Определен приказчиком к торговцу» [3].

Приведенные примеры дают лишь некоторые представления о наиболее типичных преступлениях и

причинах их совершения.

Из отчетов попечителей можно сделать вывод о факторах, влияющих на уровень преступности среди

несовершеннолетних. Значимым фактором следует назвать семейное влияние: наличие неродного родителя,

крайняя нужда в семье, желание освободится от неработающего ребенка, желание заставить детей слушаться.

Так, из 1 155 подсудимых 60 % детей находились в плохих экономических условиях; 97 % детей принадлежали

к крестьянскому и мещанскому сословиям; у 209 детей оба родителя – «пьяницы»; у 29 детей один из

родителей был психически ненормальным; у 3 детей родители были сифилитики; у 11 – страдали хронической

болезнью.

Круглых сирот было 64, в 326-ти случаях дети воспитывались матерью-одиночкой, в 84-х случаях –

отцом-одиночкой, 150 детей деревенских и 440 детей жили совершенно самостоятельно [3, с. 91].

Другим фактором преступлений послужило влияние товарищеской среды и уличной литературы. Из

читающих детей почти 70 % читали «Пинкертона» и «Ник Картера». Эта литература, являясь доступной по

цене и распространению, губит подростков [3, с. 112]. К политике интерес проявляется редко, из газет читали

«Петербургский листок».

Итак, учреждение в России первого детского суда и его функционирование в первый год организации

позитивно повлияло на правовое положение несовершеннолетних. Появилась возможность не просто

наказывать детей, но и влиять на их поведение, взаимоотношения с законными представителями, тем самым

наставляя их на путь перевоспитания. Рассматривались дела разнообразного характера: о совершенных

преступлениях, о бродяжничестве, об отсутствии занятости и т.д.

178

Изменения в судебной системе повлекли за собой и структурные изменения в уголовно-исполнительной

и системе социальных учреждений. Открываются специализированные приюты не только при тюрьмах, но и по

инициативе правозащитных организаций. Они получают новое развитие, эти общества активно привлекаются и

в патронатную деятельность, и в ответственно-надзорную.

Позже практика учреждения детских судов была перенята Москвой и другими крупными городами, и

прекращена в 1917 г.

1. Горановский М. Нищенствующие дети как питомник преступления // Журнал Министерства Юстиции. 1904. №1. С. 199-201.

2. Люблинский П.И. Суды по делам несовершеннолетних в России // Журнал Министерства Юстиции. 1910. № 6. С. 73-112. 3. Окунев Н.А. Об итогах деятельности Петербургского детского суда // Тюремный вестник.1911. № 4. С. 89-114.

4. Тарасова Е.Л. Детский суд заграницей и в России. М., 1912. 92 с.

УДК:34:336.743

А.А. Юрлов

Нижнетагильский государственный социально-педагогический институт

(филиал) РГППУ, студент

ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ ПРАВОВОЙ РЕГЛАМЕНТАЦИИ КРИПТОВАЛЮТ

В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

В настоящей статье речь идёт о криптовалютах и в том числе о наиболее известной среди них – о Биткойне. Мы приводим

определение криптовалюты, выявляем её отличия от традиционных валют, а также положительные и отрицательные моменты при использовании данного типа валюты. Также, нами изучены правовое положение Биткойна в России в настоящий момент и возможный

вектор изменений данного положения в обозримом будущем.

Ключевые слова: криптовалюта, Биткойн, экономика

A.A. Yurlov


PROBLEMS CRYPTOCURRENCY LEGAL STATUS IN RUSSIA

In this article we are talking about cryptocurrency and including the most famous among them - about Bitcoin. We give the definition about cryptocurrency, identify differences from traditional currencies, as well as positive and negative aspects of using this type of currency. Also, we have

studied the legal status of Bitcoin in Russia at the moment and the potential vector of changes of position in the foreseeable future.

Keywords: cryptocurrency, Bitcoin, economy.

Современный мир характеризуется интенсивным техническим развитием, особенно в том, что касается

информационных технологий. Благодаря техническому прогрессу стремительно появляются новые

общественные отношения, а, следовательно, возникает и потребность в нормативно-правовой базе для этих

отношений. Но всё чаще складывается ситуация, в которой законодатели не успевают за стремительно

появляющимися технологиями. Отсюда, возникают и пробелы в законодательстве в вопросах регулирования

тех или иных общественных отношений. Ярким примером таких общественных отношений являются

отношения, возникающие по поводу использования криптовалют.

«Криптовалюта» (cryptocurrency англ.) – это основанная на математических принципах

децентрализованная конвертируемая валюта, которая защищена с помощью криптографических методов [7]. В

первую очередь, криптовалюта является надёжной и быстрой системой денежных переводов и платежей,

основанная на самых современных технологических достижениях. В контексте данной статьи будет

рассмотрен, в частности, Bitcoin (далее – биткойн), являющийся одной из самых распространённых в мире

криптовалют. Система биткойна начиналась в 2008 г. Разрабатывал её Сатоси Накамото (Satoshi Nakamoto) –

таинственная личность, работавшая под псевдонимом. До сих пор не известно, является ли он отдельным

человеком или группой разработчиков.

С точки зрения экономики, биткойн является цифровым товаром с ограниченным предложением.

Система биткойнов устроена таким образом, что в его системе может существовать максимум

21 000 000 единиц. Каждая из этих единиц в отдельности и называется «биткойн». График эмиссии данной

валюты заранее известен, так как определён программно. После того, как будет выпущен последний биткойн –

их количество станет неизменным. Несмотря на довольно небольшое количество, одного биткойна вполне

может хватать для ежедневных расчётов. Так, один биткойн может делиться на 100 000 000 частей, каждая из

которых называется «сатоши», в честь создателя системы. Так же используют понятия «миллибиткойн»

(mBTC, одна тысячная) и «микробиткойн» (uBTC, одна миллионная).

Биткойн значительно отличается от традиционных, так называемых фиатных денег, и имеет следующие

особенности:

1. Доступность и децентрализованность. Сеть Bitсoin представляет из себя сочетание распределённой

базы данных blockchain и сочетание всех клиентских программ (кошельков). Blockchain является открытым

реестром всех операций, происходящих в системе, и получить доступ к нему можно только с помощью своего

179

кошелька. Таким образом, система одновременно является открытой, но неподконтрольной ни одному

государству, организации или лицу.

2. Прозрачность расчётов. В системе можно отследить историю любого платежа. Она никогда не будет

удалена из базы данных.

3. Анонимность расчётов. Номер счёта не связан с персональными данными владельца и для его

открытия не требуется никаких документов.

4. Возможность выбора степени участия. У пользователя есть возможность либо отслеживать все

транзакции, происходящие в системе, либо просто оплачивать мелкие покупки.

5. Отсутствие контроля над сетью. Blockchain – сеть равнозначных узлов, не имеющая

контролирующего центра, который мог бы заблокировать или отменить платёж или заморозить какой-либо

счёт.

6. Награда за поддержку сети. Новые биткойны поступают в обращение в виде награды для тех, кто

осуществляет вычислительные операции, обеспечивающие передачу транзакций. Вычисления получили

название «майнинга»(mining – англ.).

7. Усиленная защита. С каждым новым блоком в blockchain система усложняется, уменьшая

возможность взлома [2].

И. Тихонов отмечает как положительные, так и отрицательные стороны использования криптовалюты.

Среди положительных названы следующие:

1. Незначительный размер либо полное отсутствие комиссии при транзакциях.

2. Новые возможности в области микроплатежей. Например, становится технически возможным

послать адресату 0,00001 рубля, что открывает недоступные ранее возможности в самых различных сферах.

Например, в сфере монетизации цифрового контента.

3. С применением криптовалют очень удобно собирать и отправлять пожертвования, а также

организовывать благотворительные фонды.

4. Криптовалюта выступает очень удобной заменой анонимных денег.

5. Транзакции, проводимые с применением криптовалют, прозрачны.

6. Сокращение издержек на инфраструктуру, пересылку и хранение валюты.

7. Это гибкая модифицируемая технология, применяющаяся не только в финансовой области.

Отрицательные аспекты в использовании Bitcoin:

1. Криптовалюта открывает новые возможности и инструменты для функционирования черных рынков.

2. Новые возможности и инструменты для уклонения от налогов благодаря децентрализованности

системы.

3. Появляется потенциальная возможность совершать преступниками анонимные транзакции.

4. Новые схемы отмывания денег.

5. Невозможность заморозки счетов, ввиду отсутствия контроля над системой третьими лицами, в том

числе и государством.

6. Невозможность остановки или отмены транзакций.

7. В связи с ограниченностью монет, все деньги через какое-то время станут «грязными».

8. Высокие риски волатильности, превращающие Bitcoin в крайне неустойчивый с экономической точки

зрения актив [3].

Сегодня Биткойн представляет современную цифровую валюту. Многие магазины по всему миру

принимают Bitcoin в качестве одного из вариантов оплаты. Удобство и простота этой валюты привлекает к себе

всё больше людей из развивающихся стран.

Однако, отношение государств к Биткойнам очень разное. Ситуация варьируется от явного поощрения

до прямых запретов и ограничений. Поощряется Bitcoin в таких странах как Германия, Нидерланды, Австралия,

Новая Зеландия и Сингапур. Серьёзные ограничения по отношению к криптовалютам встречаются в

следующих странах: Россия, Китай, Индонезия, Украина. Под прямым запретом Bitcoin находится в Эквадоре и

Боливии. Также необходимо отметить, что многие страны выбрали позицию «наблюдения с осторожным

оптимизмом»: Великобритания и большинство стран Евросоюза, Швейцария, США, Канада, страны Юго-

Восточной Азии и Япония. Глядя на приведённый список стран, можно сделать вывод, что, в целом,

положительное отношение к Биткойну характерно для развитых стран, а в развивающихся странах имеют место

быть некоторые ограничения в данной сфере. Тем не менее, в настоящий момент финансовое законодательство

в большинстве стран адаптируется для регулирования отношений, связанных с криптовалютами. И далее мы

подробнее рассмотрим позицию законодательства Российской Федерации по отношению к данному вопросу.

Работа с криптовалютой в России на данный момент встречает вполне реальные преграды. Несмотря на

то, что в настоящий момент в Российской Федерации не существует документа, который однозначно определял

бы правовой статус криптовалют, в целом, и Биткойна, в частности.

27 января 2014 г. пресс-служба Центрального банка Российской Федерации сделала официальное

заявление по поводу криптовалют [1]. Приведём некоторые выдержки из данного заявления.

Согласно статье 27 Федерального закона «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)»

выпуск на территории Российской Федерации денежных суррогатов запрещается. Позиция Банка России

такова: Биткойн должен быть приравнен к денежным суррогатам. Напомним, что денежные суррогаты –

денежные знаки, не предусмотренные законодательством и вводимые отдельными лицами самовольно.

180

Банк России предупреждает, что предоставление российскими юридическими лицами услуг по обмену

«виртуальных валют» на рубли и иностранную валюту, а также на товары (работы, услуги) будет

рассматриваться как потенциальная вовлеченность в осуществление сомнительных операций в соответствии с

законодательством о противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и

финансированию терроризма.

Необходимо отметить, что данное заявление не имеет юридической силы. Но, тем не менее, оно

предельно ясно выражает позицию Банка России относительно Биткойна и позиция эта – негативная.

Объяснить такое отношение главного финансового регулятора страны к криптовалюте может ряд

законодательных инициатив последних лет, а именно:

Поправки в Федеральный закон от 27.06.2011 «О национальной платёжной системе» [4]. Вносимые

поправки запрещают перевод средств с помощью электронных систем между не идентифицированными

пользователями.

Федеральный закон от 5 мая 2014 года «О внесении изменений в Федеральный закон «Об информации,

информационных технологиях и о защите информации» и отдельные законодательные акты Российской

Федерации по вопросам упорядочения обмена информацией с использованием информационно-

телекоммуникационных сетей» [5]. Данный закон обязывает авторов Интернет-ресурсов (блогов, сайтов и пр.) с

аудиторией «свыше 3000 пользователей в сутки» регистрироваться в Роскомнадзоре и накладывает ряд

ограничений на содержимое этих ресурсов.

Федеральный закон от 17.12.2013 «О внесении изменений в Федеральный закон «О национальной

платёжной системе» и Федеральный закон «О противодействии легализации (отмыванию) доходов,

полученных преступным путём, и финансированию терроризма» [6]. Данным закон шестикратно увеличивает

максимальную денежную сумму, которую физические лица могут хранить в интернет-кошельках. Но относится

это только к идентифицированным пользователям.

Все приведённые законы имеют одну общую черту – содержание каждого из них направлено на

деанонимизацию пользователей электронных платежей или Интернета. А одна из приведённых нами ранее

отличительных особенностей криптовалют – полная анонимность и независимость от каких-либо структур или

государств. Данное противоречие между позицией законодателя и особенностью криптовалюты порождает

большинство споров относительно её правового положения.

Таким образом, нами было сформировано представление о правовом положении криптовалюты в России

в настоящий момент. Отношение законодателей к Биткойну можно оценить как умеренно негативное, так как

операции с криптовалютой, а также её добыча на территории Российской Федерации в настоящий момент

встречают множество барьеров. В этом контексте мы рассмотрим, какие изменения могут произойти в

законодательстве Российской Федерации в отношении криптовалют в ближайшее время.

В настоящий момент, на рассмотрении в Государственной Думе находится проект Кодекса об

административных правонарушениях, одна из норм которого способна несколько «облегчить» положение

криптовалюты на территории Российской Федерации. Статья 30.38 данного проекта ужесточает наказание для

лиц, осуществляющих эмиссию денежных суррогатов на территории Российской Федерации. Однако в п. 2

данной статьи оговаривается следующее:

Под денежными суррогатами подразумевается «выпускаемые на территории Российской Федерации

объекты имущественных прав, в том числе в электронном виде, предназначенные для использования в качестве

средства платежа и (или) обмена и непосредственно не предусмотренные в качестве официального средства

платежа законодательством РФ».

Таким образом, криптовалюты, «добытые» не на территории Российской Федерации, не признаются

денежными суррогатами. Проблема состоит в том, что до сих пор нет механизма, который смог бы определить,

где именно был «добыт» тот или иной Биткойн, а значит, это фактически выводит Биткойны из-под

определения «денежный суррогат». А данную норму, которая позволяет не приравнивать криптовалюту к

денежным суррогатам, можно расценивать как некое послабление в вопросе регулирования их оборота. Однако

по сей день документов, которые бы юридически закрепляли легальность использования криптовалюты в

Российской Федерации, не существует даже в виде официальных проектов.

Мы убеждены, что негативный подход со стороны государства к вопросу положения криптовалют может

обернутся большими потерями для страны в будущем. Криптовалюта является характерным отражением

современного информационного века – это, в первую очередь, очень сложный с технической точки зрения

универсальный механизм. Тот факт, что в Российской Федерации институт криптовалют не встречает

поддержки на уровне власти, мы рискуем столкнуться с тем, что Россия окажется в ситуации «догоняющего»

по отношению к другим развитым странам, в которых Bitcoin полностью легален. Это связано с тем, что в этих

странах уже начала создаваться теоретическая, методическая и правовая база работы с криптовалютой,

присутствует судебная практика по данному вопросу, в то время как в России данная область, в данный

момент, изучена очень слабо.

Подводя итог, можно сказать, что в обозримом будущем Bitcoin и другие криптовалюты, несомненно,

получат более широкое распространение во всём мире. Это связано с интенсивным развитием информационных

технологий и товарно-денежных отношений. А значит, непременно будет изменяться и позиция некоторых

стран по данному вопросу. Необходимо помнить, что криптовалюты, в целом, и Bitcoin, в частности, – это,

прежде всего, инструмент, который может быть использован как для осуществления незаконной деятельности,

181

так и во благо (например, для финансирования благотворительных фондов и старт-апов). И главная задача

государства – адекватно реагировать на вызовы, которая предъявляет стремительно развивающаяся реальность

и максимально использовать возможности для развития.

1. Заявление пресс-службы Банка России «Об использовании при совершении сделок «виртуальных валют», в частности, Биткойн» //URL: http://cbr.ru/ (дата обр. – 15.01.16).

2. Лемеш К. И. О рисках отсутствия законодательного регулирования оборота криптовалют в России // Проблемы современной экономики. 2016. № 23.

3. Тихонов И. Будущее криптовалюты в России // URL: http://bits.media/ (дата обр. – 14.01.16). 4. Федеральный закон РФ от 27.06.2011 г. № 161-ФЗ (ред. от 29.12.2014) «О национальной платежной системе» (с изм. и доп., вступ. в силу с 01.03.2015)

// URL: http://www.consultant.ru/. (дата обр. – 15.01.16).

5. Федеральный закон РФ от 05.04. 2014 г. № 97-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» и отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам упорядочения обмена информацией с использованием

информационно-телекоммуникационных сетей» // URL: http://www.consultant.ru/. (дата обр. – 15.01.16).

6. Федеральный закон РФ от 17.12. 2013 г. № 403-ФЗ (ред. от 05.05.2014) «О внесении изменений в Федеральный закон «О национальной платёжной системе» и Федеральный закон «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путём, и финансированию терроризма» // URL:

http://www.consultant.ru/. (дата обр. –: 15.01.16).

7. Что такое Bitcoin и криптовалюты? // URL: http://bits.media/ (дата обр. – 14.01.16).

182

Диалог культур и цивилизаций

Материалы XVII Всероссийской

научно-практической конференции молодых исследователей

Главный редактор: А.И. Татарникова

Лицензия на издательскую деятельность

ЛР №040287 от июля 1997 года

Отпечатано с оригинал-макета. Подписано в печать 03. 03. 2016.

Формат 210 х 297 1/8. Усл. печ. л. 26,6. Тираж 100 экз. Заказ № 108

Печать, брошюровка и переплет в редакционно-издательском отделе

Тобольского педагогического института им. Д.И. Менделеева (филиал)


626150, г. Тобольск, ул. Знаменского, 58.

( e b Z) L x f g k d h ] h . h [ h e v k d”иалог культур и... · В...

Documents

Transcript of ( e b Z) L x f g k d h ] h . h [ h e v k d”иалог культур и... · В...